Теперь все должно получиться.
Ведь «Книга Перемен» меня еще никогда не обманывала.
Впрочем, интуиция тоже.
— Больше никого не ждем? — выглянул из-за стеклянной загородки бесстрастный шофер.
— Никого, все в сборе, — подтвердила я, усаживаясь в кожаное кресло. — Как мышки? Ловятся?
— Помаленьку. Сейчас не до того, — озабоченно ответил Степаныч, аккуратно выруливая со двора.
Головной офис концерна «Виктория» располагался в довольно безлюдном месте.
Небольшой двухэтажный дом, давно намекающий своим видом на необходимость ремонта, осыпавшаяся штукатурка, ржавая водосточная труба…
Все это как-то не вязалось с бьющей в глаза роскошью просторных офисов «Виктории», расположенных в центре города.
Но типовая табличка с яркой клубничиной на эмблеме не оставляла сомнений, что мы приехали именно туда, куда следовало.
Щербатые камни крыльца вели в тесный коридор, а оттуда по деревянным ступенькам я взобралась на второй этаж вместе с обеими посланницами.
Прорва еще могла как-то передвигать ногами, а Дракула явно выпала в осадок.
В небольшом зале тускло горел свет.
Я смогла различить в потемках Заварыкину, Бурякову и еще одну даму, склонившихся над глубоким креслом.
— Вика, не переживай ты так, — утешала Заварыкину Роза Борисовна, — вот увидишь, все обойдется.
— Я чуть сама не упала в обморок, когда это увидела, — дрожащим голосом отвечала ей Виктория Борисовна.
На меня дамы не обращали никакого внимания.
Я сбросила тела Прорвы и Дракулы на диван и прошла в середину зала, громко топая каблуками.
— Ваши девочки, — кивнула я на бесчувственные тела бандиток.
— Хорошо-хорошо, — отозвалась Виктория Борисовна. — Я сейчас кликну Степаныча, чтобы он их отнес куда-нибудь на пустырь.
— Да нет, — внесла я ясность, — они живые.
— Это все равно, — рассеянно ответила Заварыкина. — Если живые, можно и в холле пока положить. Степаныч! Быстро ко мне!
Шофер, коротавший время в передней за чтением «Плейбоя», мигом взлетел по лестнице.
— Убери, пожалуйста, — указала Заварыкина на тела, складированные на диванчике, и снова согнулась над глубоким креслом.
Степаныч сгреб в охапку обеих девиц и, кряхтя, стал спускаться по лестнице.
— Подождите, пожалуйста, — попросила меня Виктория Борисовна, звеня перевившимися ожерельями. — У нас тут несчастье.
— Что-то серьезное? — подошла я поближе.
— Куда уж серьезней, — печально отозвалась Бурякова.
Из кресла раздался жалобный кошачий мяв.
Все сразу оживились и заговорили разом:
— Ох, слава Богу, ожила!
— Ты гляди-кось, какая нежная, не то что человек!
— Вон и глазки приоткрыла!
Виктория Борисовна повернула ко мне свое мгновенно просиявшее лицо с крупными каплями пота на слое пудры и извиняющимся тоном проговорила:
— Решила кошечку выкупать, первый раз в жизни, а она — бац, и в обморок!
— Страху-то натерпелись, — поддакнула ей Роза Захаровна. — Думали — конец!
— Кошки — народ живучий, — задумчиво проговорила третья дама и внимательно посмотрела на меня.
Ей было на вид лет шестьдесят — шестьдесят пять.
Небольшого роста, с грубыми чертами лица, она напоминала уборщицу или нянечку.
— Верно, Дуся, — сказала Роза Захаровна. — Но это — особая кошечка.
Я поняла, что передо мной сама Ева Браун, могущественный представитель уголовного мира, в быту — Евдокия Гончарова.
Вот уж не думала, что судьба сведет нас так скоро!
— А что же в ней такого особенного? — удивленно спросила Гончарова.
— Она у нас еще девочка, — застенчиво проговорила Заварыкина, любовно почесывая персиянку за ушком. — Вроде и хорошо, но иногда мы тоскуем.
— Может, ее карандашом оттрахать? — предложила Роза Захаровна.
Бурякова пошарила на столе и протянула Заварыкиной желтенький «Кохинор».
— Я сейчас сама тебя карандашом оттрахаю! — пригрозила работнику городской администрации госпожа Заварыкина. — Ишь, чего удумала!
Этот сумасшедший дом начал мне надоедать.
Я повернулась и сделала вид, что хочу уйти.
— Куда же вы, Танечка, — раздался мне в спину голос Гончаровой — Евы Браун. — Нет-нет, не уходите. Мы вам подарочек приготовили.
— Тогда вручайте его побыстрее, — предложила я. — У меня еще есть дела.
— Какие же у вас дела? — притворно удивилась Ева Браун.
Она вынула из кармана портсигар и, сплющив конец папиросы, закурила чадящую «беломорину».
— Убийцу, что ли, искать? — продолжала она свой неспешный монолог. — Так его уже нашли.
— Вы отлично знаете, что моя клиентка… — начала я нудное объяснение.
— А при чем тут ваша клиентка? — снова изобразила удивление Гончарова. — Лиличка чиста как мадонна. Верно я говорю, Вика?
— Конечно, Дуся, — с готовностью откликнулась Заварыкина. — Лиличку я в люди вывела и в беде не брошу.
— Западло за чужое говно зону топтать, — добавила Роза Захаровна.
— Золотые слова! — воскликнула Гончарова. — Так вот, Танечка, видя ваше усердие, мы решили, что с вами нет смысла играть в прятки да жмурки. Лучше начистоту. Верно ведь?
— Откуда у вас такая дурацкая привычка переспрашивать? — ответила я вопросом на вопрос.
Меня очень сердило происходящее в этой комнате.
Все мои планы шли насмарку.
Эта банда, выражаясь их языком, явно собиралась кого-то сдать.
И не стоило сомневаться в том, что этот человек — не более чем приманка для дураков.
За дурака, вернее, дуру они меня явно не считали.
Следовательно, этот спектакль имел еще один подтекст — меня ставили перед фактом новой конъюнктуры.
И уж эти девочки позаботятся о том, чтобы то, что они успели напридумывать, было принято окружающими на веру.
— Что у вас там? — раздраженно спросила я. — Нельзя ли перейти прямо к сути?
— Уже переходим. Вика, объясни Танечке, как обстоят дела. Я думаю, ей будет интересно.
Гончарова отошла в сторону и раскурила потухшую папироску.
Заварыкина откашлялась, сложила руки на груди «замком», словно собралась петь оперную арию, и поведала мне следующее:
— Видите ли, Таня, ваша бурная деятельность настолько растревожила нашу тихую мирную жизнь, что я сочла своим долгом помочь вам.
— Особенно после моего послания, — не упустила я случая вставить шпильку.
— Конечно, — глубоко вздохнула Заварыкина. — Все мы иногда ошибаемся. И вас я явно недооценила.
Видя, что я вот-вот взовьюсь, Виктория Борисовна тут же пояснила:
— Нет-нет, недооценила не в смысле денег, поймите меня правильно. В общем, мы решили назвать вам имя убийцы. Люди мы, как вы сами понимаете, достаточно информированные, и для нас не составляет секрета оборотная сторона происходящих событий.
— Короче, — жестко потребовала я.
— Так вот, — заторопилась Заварыкина. — Как вы знаете, мой сынуля одно время лечился у психиатра. Вы слышали фамилию доктора Викентьевой?
«От вашей снохи», — чуть было не ляпнула я, но вовремя одернула себя за язык.
— Раньше эта специалистка применяла весьма рискованные способы лечения. Гипноз, нетрадиционные лекарства, психотерапия, в ее собственном понимании, и так далее. Вам понятно?
— Более чем. Но что-то я не припоминаю целительницы с такой фамилией.
— В том-то и дело, — улыбнулась Заварыкина. — В прежние времена Викентьева предпочитала называться Эвертой.
— Что?! — искренне удивилась я. — Та самая шарлатанка в цветастом бухарском халате?
— Совершенно верно, — подтвердила Заварыкина.
Вот это номер!
Я едва не расхохоталась!
Какая, однако, блестящая карьера.
Лет десять назад в городе появилась некая прорицательница под именем Эверта.
Тогда, в перестроечные годы, вся эта бесовщина была в новинку.
Люди делали огромные деньги практически из ничего.
Кто-то молчал пять минут по радио, якобы воздействуя на слушателей через радиоволны.
Кто-то мерно качался на эстраде под заунывную музыку, повторяя в микрофон бессмысленные слова.
Каждый выдрючивался как хотел, потому что по тем временам спрос еще превышал предложение.
Могу с уверенностью сказать, что из всех шарлатанов, перебывавших в нашем городе, Эверта была самой бездарной и самой опасной.
После ее сеансов люди с не очень уравновешенной психикой попадали прямиком в лечебницы.
Впрочем, люди с легкими отклонениями могут получить обострение и попасть прямиком в лечебницу после чего угодно.
Например, после знакомства с очередным посланием Президента Федеральному собранию.
Но количество пациентов, отправленных в психушки прямо с сеансов Эверты, перевалило за сотню.
Тогда ее деятельность прикрыли.
Правда, ходили упорные слухи, что Эверту взял под свое покровительство какой-то высокопоставленный чиновник, благоволивший к экстрасенсам, и даже выделил ей отдельный офис в солидной клинике.
Правда, ходили упорные слухи, что Эверту взял под свое покровительство какой-то высокопоставленный чиновник, благоволивший к экстрасенсам, и даже выделил ей отдельный офис в солидной клинике.
Таким образом, Эверта теперь могла лечить людей, ставших ее жертвами, по второму разу.
— …И мой сынок имел глупость в один прекрасный день попасть на прием к этой особе. С тех пор он пьет горстями транквилизаторы вперемешку с допингом, — с печалью в голосе поведала мне Заварыкина. — Да что там говорить, вы сами его видели…
— Так у вас зуб на Викентьеву! — догадалась я. — И вы хотите поднести мне ее на блюдечке с голубой каемочкой в качестве убийцы? Ничего умнее вам не пришло в голову?
— Танечка, вы не дослушали, — подала голос Ева Браун.
Она стояла в темном углу зала, и из полумрака периодически высвечивался красный огонек ее папиросы.
— В общем, Викентьева приторговывала наркотиками. Лев с Ольгой узнали об этом и решили ее шантажировать. За что и поплатились жизнью, — включилась в общий хор Роза Захаровна.
— Очень правдоподобно, — издевательски заметила я.
— Хоть вы и не любите меня, Таня, — нет-нет, не оправдывайтесь, я знаю, что это так…
— Я и не собиралась оправдываться…
— Хоть вы и не любите меня, мой долг, как честного человека и государственного служащего…
— Роза Захаровна, вас заносит, — усмехнулась я.
Бурякова не выдержала моей иронии и, пожав губы, застыла в маске оскорбленного достоинства.
Заварыкина оглянулась на Еву Браун и, получив «добро» в виде легкого кивка, решилась продолжить:
— В последнее время у Викентьевой немного съехала крыша — не исключено, что она сама принимала наркотики. Я не могла оставить ее на произвол судьбы. Хотя, честно говоря, за сына я очень на нее сердита. Но, когда Викентьева несколько месяцев назад обратилась ко мне с просьбой о денежном вспомоществовании, я не отказала ей в небольшом пособии, которое аккуратно выплачивалось. И вот теперь выясняется, что на ее руках — кровь двоих человек. И я больше не намерена…
— Я тоже больше не намерена выслушивать ваши легенды, — оборвала я слишком связный рассказ Заварыкиной. — Адрес Викентьевой.
Похоже, Виктория Борисовна даже слегка обрадовалась.
— Черняховского, три, — быстро сказала она. — Второй этаж, комната четыре. Это пустующая коммуналка.
Я окинула взглядом присутствующих.
На лице Виктории Борисовны читалось нескрываемое торжество.
Роза Захаровна продолжала воплощать собой уязвленное самолюбие.
И только огонек папиросы Евы Браун зловеще мерцал в тусклом свете настольной лампы.
— Я все равно докопаюсь до истины, — пообещала я и, резко повернувшись, быстро спутилась в холл.
— Удачных раскопок, дитя мое! — послышался сверху веселый голос Евы Браун.
— …Миша, тут затевается какое-то странное дело, — говорила я в телефонную трубку. — Мне только что сдали убийцу Ильина и Ольги.
— И кто же твой благодетель?
— Целых три: Заварыкина, Бурякова и небезызвестная тебе Ева Браун.
— Ого! — только и мог вымолвить Миша. — Твои действия?
— Мне очень не хочется идти одной по указанному адресу. Дело явно нечистое, и мне хотелось бы иметь надежное подкрепление.
— Хорошо, — быстро отозвался Кленов. — Считай, что мы уже выехали.
Однако я добралась до улицы Черняховского раньше опербригады.
Дом номер три представлял собой полуразвалившуюся хибару, еле держащуюся на подпирающих его подгнивших деревянных столбах.
Резкий порыв ветра взметнул кучу мусора возле жестяного бака.
Мимо моей головы прошелестели в полете десятки мелких листов бумаги, исписанных крупными каракулями.
Я поймала один из них на лету и поднесла к глазам.
«…и прошу прекратить мое существование, так как вы есть президент всея Америки, товарищ Клинтон…» — гласили корявые буквы.
Холодок страха перед чужим безумием пронзил меня в этом заброшенном дворе на краю города.
Я подошла поближе к баку и заглянула внутрь.
Он был весь полон исписанными вдоль и поперек листочками в косую линию — такие обычно дают первоклашкам для прописей.
Запустив руку в бак, я вытянула наугад несколько страниц.
Их содержание мало чем отличалось от листка, услужливо поднесенного мне ветром.
Разнились только адресаты — София Ротару, Святая Тереза, Кашпировский, почему-то Тургенев…
Рядом с баком висела полустершаяся табличка.
Это был график вывоза мусора. Очень любопытный документ.
Издалека послышался мерзкий вой милицейской сирены.
Через минуту во двор влетели два автомобиля, из которых высыпали люди в пятнистых куртках.
Кленов же был одет в обычный пиджак с очень дорогим галстуком в полосочку, а-ля гангстер.
— Ну что тут? Спокойно?
— Слишком спокойно, — ответила я. — Это на втором этаже. И дом почти необитаем.
Старая рассохшаяся лестница скрипела под нашими ногами так, словно давала честное слово обязательно рухнуть.
Но в последний момент дерево сжалилось над нами, и мы достигли второго этажа целыми и невредимыми.
— Здесь, — кивнула я на дверь.
Кленов достал пистолет и, примерившись, шибанул по двери ногой и запрыгнул в комнату, поводя при этом пистолетом в разные стороны.
Прыжок нельзя было счесть удачным, поскольку Мишка сразу же получил удар в лоб и отлетел в центр комнаты, выставив вперед свой «макаров».
Стрелять, однако, было не в кого.
Прямо над дверью, мерно покачиваясь из стороны в сторону, на согнувшемся под тяжестью толстом гвозде висела женщина, задетая телом впрыгнувшего в комнату Мишки Кленова.
— Черт знает что, — пробормотал он, поднимаясь с пола и потирая ушибленный лоб. — Меня еще никогда не били ногами мертвецы.
— С почином, — мрачно пошутила я. — А это, выходит по всему, доктор Викентьева.
На маленьком столе лежала записка.
Почерк был точь-в-точь похож на тот, который я изучала возле мусорного бака.
Записка гласила:
«Смерть Льва и Ольги — на моей совести. Не буду больше жить и убивать. Доктор Викентьева».
— Вот все и разрешилось, — подошел ко мне Миша Кленов.
— Сомневаюсь.
— Вечно ты сомневаешься.
— Это лучше, чем идти на поводу.
— На поводу у фактов?
— Факты? — удивилась я. — Вот именно, факты. Вопрос первый: где револьвер, из которого были убиты Лев Ильин и Ольга?
— Где-нибудь… — пожал плечами Мишка. — Викентьева могла его выбросить, например.
— Вопрос второй. Ты уже осматривал мусорный бак?
— Нет еще? А что? — насторожился Кленов.
— А то, что Викентьева в последнее время испытывала острый нервный кризис и весь месяц писала покаянные записки. По всем адресам. В ООН, Клинтону, Ельцину и папе римскому. Помойный бак напротив переполнен черновиками ее писанины. А график вывоза мусора — раз в неделю.
— Дальше, — раздраженно сказал Кленов. — Я вижу, у тебя целый воз вопросов.
— Вопрос третий, — неумолимо продолжала я. — Кто оплачивал содержание Викентьевой?
— Откуда я знаю?
— А я знаю. Концерн «Виктория».
— Ну и что?
— Кто платит, тот, как известно, и заказывает. И не только музыку. Иногда и убийства. Психически больной женщине, да еще одержимой манией вины перед всем миром, ничего не стоило внушить, что она виновна в этих убийствах. Хватит или продолжать?
— Только побыстрее, пожалуйста, — нетерпеливо попросил Мишка. — Я понимаю, что в твоих подозрениях, может, и есть здравое зерно, но ты должна понять, что у нас существует план раскрываемости преступлений.
— Тогда самый последний вопрос: ты действительно веришь, что Викентьева — убийца?
— Мое дело — не верить, а учитывать доказательства и делать выводы, — разгорячился Мишка. — А ты специально все запутывала, лишь бы выгородить свою клиентку. Но теперь-то, теперь-то что ты трепыхаешься?
— Потому что, если Голубеву выпустят, то дело приблизится к развязке, — устало ответила я. — Лилия Игнатьевна — главный персонаж в этой истории. Не Заварыкина, не Лев, не Ольга. Госпожа Голубева — вот объект преступления.
Глава 11 МАСКА СОРВАНА
Мы сидели в уютной квартире Лилии Игнатьевны и пили из высоких фужеров полусладкое шампанское.
Пузыри весело метались по вертикали бокала, звучала приятная легкая музыка, — словом, Лилия Голубева праздновала свое освобождение.
— Просто не верится, что все закончилось, — говорила она, оглядывая комнату будто бы в первый раз.
— Мне знакомо это ощущение. После миновавшей тебя катастрофы самые привычные и надоевшие вещи кажутся невероятным подарком судьбы.
— Как вы правы, Танечка! А давайте я вам что-нибудь подарю!
— Что вы! Мне вполне хватит гонорара, который я уже получила.