— Имя Стивен Блекуэлл ничего вам не говорит?
— Кто это? Не хотите ли вы сказать, что он — отец ребенка. — Голос Сусанны зазвенел от напряжения. — Так нам что-то известно о…
— Нет, нет, — перебила ее Кармен. — Это имя всплыло само по себе, и я просто хотела проверить, нет ли между ними связи.
Сусанна снова на какое-то время замолчала.
— И все эти имена всплыли в связи с историей, происходящей в ваших местах? — спросила она наконец.
Кармен слегка смутилась, но нашла в себе силы снова рассмеяться.
— Да, похоже, что дело оборачивается именно так. — Ей нравилась Сусанна Кабрио. Она бы хотела рассказать си часть из того, что знала сама, но это было бы ошибкой. Да и что, собственно, могла бы она сообщить? «Я таю, где сейчас находится ваш племянник, однако весьма возможно, что он впутался в какую-то уголовщину, которую я сейчас раскапываю»?
— Ну так вот, — сказала Сусанна. — Я никогда не слышала о человеке по имени Стивен Блекуэлл. Однако я нахожу вполне вероятным, что в свое время Бетти упоминала при мне имя отца ребенка, но я пропустила это мимо ушей. — Подумав, она продолжала. — Несколько лет назад я сама предпринимала поиски Бетти. Иногда мне становилось так тоскливо без нее, а временами я ужасно злилась. Она попросту вычеркнула меня из своей жизни.
— Вы не могли бы рассказать о своих поисках? Что нам удалось выяснить?
— Слишком немного, — тяжко вздохнув, отвечала Сусанна. — Я узнала, что после того, как ее выгнали из дому, она остановилась в доме одной женщины, которая жила в Нью-Йорке. Я поговорила с ней. Бетти готовила и убирала в доме за предоставленные ей кров и пищу. Однако, когда родился ребенок, эта женщина потребовала, чтобы Бетти нашла себе другое пристанище. Ее вовсе не устраивало присутствие в доме грудного младенца. Она не уверена, куда именно направилась Бетти, но она полагала, что это мог быть какой-нибудь приют для сбившихся с пути молодых особ. Что-то вроде этого. На этом мои поиски кончились, поскольку мне слишком претило связываться с подобными заведениями, да к тому же я попросту не имела ни малейшего понятия, с чего начать.
— Но вас не могла не заинтересовать судьба ребенка.
— Ох, конечно, вы правы. Сама я так и не вышла замуж и не рожала детей, и теперь я то и дело вспоминаю об этом малыше, и… Я лишь надеюсь, что у Бетти была возможность позаботиться о ней.
— У нее была дочка? — Кармен уронила на стол карандаш.
— О, — засмеялась Сусанна. — Это все мое воображение. Я не знаю, кто у нее родился, и та женщина, у которой она работала, не смогла вспомнить.
— Как вы полагаете, я могла бы побеседовать с этой женщиной?
— Боюсь, что нет. Она, должно быть, уже умерла несколько лет назад. Она была уже в весьма преклонном возрасте, еще когда Бетти жила у нее.
— Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь еще? — спросила Кармен, опустив глаза на свои кривые каракули в блокноте.
— Больше ничего не приходит на ум, — рассмеялась Сусанна. — Ваш звонок был для меня таким неожиданным и даже таинственным.
— Я догадываюсь, — сказала Кармен. — Я ценю то, с какой искренностью вы со мной говорили.
— Мне было так приятно хоть с кем-то поговорить об Элизабет. — Сусанна снова умолкла в нерешительности. — Сейчас ей пятьдесят один год, и я надеюсь, что она все еще привлекательна. О, пожалуйста, пожалуйста, дайте мне знать, если вам посчастливится разыскать ее.
— Непременно, — пообещала Кармен совершенно искренне. — Вы узнаете об этом первой.
ГЛАВА 16
— Рада вас видеть, — с улыбкой приветствовала Криса Тина, одна из сиделок в доме ребенка, когда перед ее рабочим столом появился нынешний мэр Долины Розы. — Дастин изрядно успел повоевать со всеми на этой неделе.
— Да? — Крис радостно улыбнулся, словно услышал комплимент. Дастин всегда вызывал у них поток жалоб — он был весьма требовательным ребенком, несмотря на темноту и беззвучие мира, в котором обитал. Но Криса всегда радовали рассказы об упрямой непримиримости его сына. Ему импонировало то, что Дастин оказался борцом, что он не позволил сломить себя навалившемуся на него несчастью.
— И что же он натворил? — спросил Крис, присаживаясь на край стола.
Тина закрыла историю болезни, в которой до этого что-то писала, и поставила ее на крутящуюся полку.
— Вчера он выдернул свою питательную трубку.
— Вы имеете в виду, он сделал это руками? — Глаза Криса изумленно расширились.
— О нет. — Видно было, что Тине больно лишний раз напоминать ему об этом. — Вы же знаете, что он никогда не сможет владеть руками, ведь правда, Крис?
Он кивнул.
— Он так крутился на своем сиденье, что в конце концов трубка выскочила.
— Ага. А что еще?
— Плач. — Голос Тины приобрел назидательные интонации, стоило ей вернуться к перечислению грехов Дастина. Она собрала свои темные волосы в конский хвост на затылке, скрепив их резинкой, которую сняла с запястья. — Вы же знаете, какую форму иногда это принимает. Во вторник и среду мы уже и не надеялись, что он когда-нибудь кончит.
Этот плач Крис ненавидел больше всего на свете. Никто не мог докопаться до его причины, а сам Дастин не давал никаких намеков на источник своего раздражения. Несколько раз, когда Дастин плакал во время его визитов, Крис безуспешно предпринимал все возможное, чтобы только прекратить эти душераздирающие рыдания. Он менял своему сыну пеленки, пытался поудобнее устроить его питательную трубку, сажал его в инвалидное кресло-каталку и спускался с ним в обширные холлы, где часами катал его, пел ему песни — а Дастин все продолжал плакать. Крис часто начинал плакать и сам, не в силах совладать с отчаянием и болью при виде своего сына, снедаемого столь непереносимой мукой. А ведь Дастин был не единственным из здешних детей, способным плакать сутки напролет. И Крис питал тем более глубокое уважение к Тине и остальным неутомимым женщинам — и нескольким мужчинам, — избравшим для себя работу с этими малышами. Их не в чем было упрекнуть.
Он нашел Дастина в его комнате, скрючившегося на кроватке лицом к окну, из которого открывался прекрасный вид на Долину Миссии, — вид, который ему никогда не суждено было увидеть. Комната была полна солнечного света, игравшего на выкрашенных в желтый цвет стенах и складках занавесок с узором из воздушных шаров. Здесь чувствовался уют. Крис хотел, чтобы обитель его сына выглядела как можно более по-домашнему, не вызывая постоянного ощущения казенного места. Хотя самому Дастину не было дано узнать, в чем тут разница, Крис считал это важным для себя самого.
— Привет, Дасти, — сказал он, кладя руку Дастину на спину. Маленький мальчик подпрыгнул, тут же возбудившись, и Крис сел рядом с ним, — это папа. — Он прижался губами к теплой, удивительно нежной коже на виске и почувствовал ее чистоту и приятный запах детских волос. Да, уход за его сыном был превосходным.
Дастин заворчал и попытался вывернуться, и Крис осторожно приподнял его, не выпуская из рук. Тогда Дастин стал вертеть головой, да так резко, что Крису пришлось положить ему на лоб ладонь, чтобы тот не ушибся об его подбородок.
Крис уселся на каталку без подлокотников, которую когда-то покупал для Кармен во время ее первой беременности, и предоставил своему сыну возможность устроиться поудобнее у себя на руках. Все это время он не переставая беседовал с ребенком. Тот не мог услышать его в обычном понимании этого слова, однако Крис не сомневался, что каким-то непонятным путем Дастин все же улавливает их. Доктора объясняли ему, что он очень чутко реагирует на вибрации вашей грудной клетки, горла. Возможно, даже воздуха.
— Как дела у моего мальчика? — спросил Крис, тихонько качая его.
Он никогда не позволял себе загадывать на будущее, как ему удастся вот так же удержать на руках Дастина, когда он подрастет. Если только ему суждено будет подрасти. Его сердце внушало опасения, и Крис не разрешал провести доскональное обследование, которое выявило бы степень поражения. Эти тесты только лишний раз подтвердили бы уязвимость Дастина, но никак не продлили бы ему жизнь. Временами Крису даже хотелось, чтобы его сын не выглядел столь привлекательно. Тем труднее было ему смириться с мыслью о его неизбежном уходе — ведь если бы не слепые глаза, его можно было бы назвать красивым мальчиком. Он был довольно рослым для своего возраста, а неподвижные конечности поражали правильностью и изяществом сложения. Шевелюра была густая и очень темная, черты лица правильные.
Сможет ли Крис вот так же поднимать его, как сейчас, качать на руках, петь ему песни, когда сыну исполнится лет пятнадцать?
— Он никогда не поймет разницы между вами и кем-то другим, — убеждала его одна из врачей, по всей вероятности, стараясь смягчить его участь и не считая обязательными еженедельные визиты. Однако Дастин понимал. Когда его сыну исполнилось два года, даже эта сердобольная женщина была вынуждена признать, что Дастин явно чувствует себя лучше при появлении Криса. И лишь однажды одна из сиделок проболталась, что иногда после его ухода Дастин начинает плакать.
— Он никогда не поймет разницы между вами и кем-то другим, — убеждала его одна из врачей, по всей вероятности, стараясь смягчить его участь и не считая обязательными еженедельные визиты. Однако Дастин понимал. Когда его сыну исполнилось два года, даже эта сердобольная женщина была вынуждена признать, что Дастин явно чувствует себя лучше при появлении Криса. И лишь однажды одна из сиделок проболталась, что иногда после его ухода Дастин начинает плакать.
Рука Дастина дернулась так, что большой палец попал ему в рот, и малыш принялся жадно его сосать. Глаза его были широко раскрыты, и белки в них отливали мутным серебристым блеском, словно поверхность старинного зеркала. Где-то в глубине его горла зародилось низкое воркование, которое когда-то давно Крис стал считать признаком удовольствия. Он прикрыл глаза и, тихонько покачиваясь, прижался подбородком к нежно пахнувшей макушке, а потом запел:
Почему звезда горит?
Почему листва шуршит?
Солнце светит в вышине?
Потому ты дорог мне.
Когда незатейливая песенка кончилась, Дастин выпустил палец изо рта и принялся дико извиваться у Криса на коленях, невнятно мыча:
— Н-на! Н-на! Н-на! У! У! Крис снова запел.
Иногда он намеренно замолкал, только чтобы увидеть, что Дастин реагирует на это и почувствовать некое установившееся между ним и сыном взаимопонимание.
— Ты знаешь, чем занимается сейчас твоя мама, Дасти? — спросил он, когда очередная песня кончилась. — Она готовит репортаж, правда-правда.
И он вспомнил выступление Кармен во вчерашнем выпуске «Новостей». Она сообщила гражданам, что Джефф Кабрио отказался давать о себе какие-нибудь сведения для прессы — Кармен умела произнести это «без комментариев» так, что слова воспринимались как главная новость дня, — но что мэр Крис Гарретт отмечает «несомненный прогресс» в работе по проекту создания дождя. Никто не имеет ни малейшего представления о том, что сие означает, но это не имеет значения. Располагая минимумом информации, Кармен в своей обычной неподражаемой манере создавала атмосферу загадочности вокруг Джеффа. Она живописала долгие часы, проводимые им взаперти на складе, и его привычку посылать за продуктами, чтобы поменьше встречаться с другими людьми, и то, как он поздно возвращается в свой коттедж и покидает его еще засветло.
— А в сегодняшней газете было объявлено, — сказал Крис своему сыну, — что «Новости после девяти» немного подняли свой рейтинг благодаря «Репортажам из северных районов», которые готовит твоя мама. Как тебе это нравится?
Дастин замер у него на руках. Он почти спал.
— А позавчера я покрасил твою старую комнату. Головка Дастина бессильно привалилась к его груди.
Крис потихоньку поднялся и уложил сына обратно в постель.
— У! У! У! — Дастин мгновенно ожил. И тут начался его плач, а вместе с ним и ноющая боль в сердце у Криса. Он снова положил руку на спину малышу.
— Дастин, не надо так. Пожалуйста, не надо.
— Я побуду с ним.
Крис обернулся и обнаружил, что в дверях стоит Тина. Он снова взглянул на сына, чьи узенькие плечи обвисли от горестных рыданий.
— Я не в силах переносить это.
Тина кивнула. Она оттеснила Криса назад и принялась оправлять постель Дастина с таким видом, словно в данный момент на свете не было ничего важнее этого и Крис здесь только мешает. Он прекрасно знал, что все это — игра. Игра, которая должна облегчить ему уход отсюда, освободить от чувства вины. Как будто на свете существовало что-то, способное освободить Криса от вины перед Дастином.
Выходя из своей машины на стоянке в Шугабуше, куда он попал к трем часам дня, Крис столкнулся с Кармен, которая собиралась куда-то ехать. Он не сомневался, что она знает, откуда он возвращается, ведь ей было известно про его еженедельные визиты в дом ребенка.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
— Как долго тебе приходится ехать домой? — спросила она, глядя в сторону и сощурив глаза от слепившего солнца.
— Часа полтора.
— А, — ее ответ прозвучал совершенно равнодушно. Не сказав больше ни слова, она открыла дверцу своей машины и скользнула внутрь, на водительское место. Однако перед тем, как вставить ключи в замок зажигания, она откинула с лица непослушную прядь пышных волос, и в ее широко открытых огромных глазах Крис безошибочно заметил влажный блеск.
ГЛАВА 17
Она стояла на коленях в саду возле клумбы с розами, и колени ее были погружены в пепел. Крис наблюдал за нею с края постели в своей спальне, где его разбудил свежий холодок несмелого раннего утра. Ее загорелая кожа, коричневая рубашка и шорты совершенно терялись среди пыльной бурой земли и выгоревшей растительности Шугабуша, и лишь темное пятно пышной шевелюры контрастировало с неяркими красками сада.
Лучи солнца играли на ее руках и ярко-красных розах с белыми кончиками лепестков, которые всегда были ее любимицами. Она стояла на коленях возле одного из розовых кустов с длинными стройными стеблями в самом центре сада. Те кусты, что были подальше от нее, выглядели иссохшими и умирающими, те же, что были поближе к центру, по-прежнему цеплялись за жизнь и даже сохранили кое-где зеленые листья.
Возле нее стояло большое ведро, настолько неотличимое по цвету от земли, что Крис не заметил его, пока Кармен не взяла ею в руки. Она вылила немного воды на землю вокруг розового куста. Наверняка это была вода из ее лимита. Кармен нарушала правила, урывая эти ничтожные капли ради цветов в своем саду.
Рукава ее рубашки были закатаны, она не подозревала, что за нею кто-то может следить в этот час. Хотя с такого расстояния Крис все равно бы не разглядел шрамы на запястьях Внезапно перед его внутренним взором, словно наяву, вновь возникла картина из прошлого извилистые потеки крови на стенах и на полу в ванной комнате, которую она когда-то выкрасила в снежно-белый цвет, и острейший скальпель, которым она отворила себе вены. Он прижал к ее рукам белые махровые полотенца, прижал с такой силой, что у него судорогой свело руки, и услышал, как все ближе воет сирена «скорой помощи». Ее увезли в больницу, а он остался наедине со своим горем Содрогаясь от плача, он сетовал о том, как быстро, буквально в течение нескольких ударов сердца, столь желанный ими обоими брак из счастливого превратился в никому не нужный.
Кармен выпрямилась, потом наклонилась, чтобы понюхать аромат единственного раскрывшегося цветка, выпрямилась снова. Она повела глазами вокруг себя, в очередной раз прощаясь со всем, что потеряла, и лицо ее резко помрачнело, а плечи поникли. Казалось, ей стоило огромных усилий поднять пустое ведро с земли.
— Не сдавайся, Кармен, — едва слышно прошептал он.
Он следил за ней, пока она не скрылась в доме. Тогда он достал лейку, наполнил ее своей отработанной водой из испачканного землей бака, который нашел у себя на кухне. А когда Кармен отправилась на работу, вышел в сад и вылил всю воду на ее ярко-красный куст.
ГЛАВА 18
Он был дома. Сумерки еще не наступили, а он уже вернулся, старательно топая по ступенькам крыльца, чтобы хоть немного отряхнуть пепел с ботинок, прежде чем войти в коттедж. Миа могла видеть его, сидя на диване в гостиной и поглощая свой обед из вареных овощей. Она не говорила с ним ни разу с той ночи, когда отдала ему котенка. Он изрядно напугал ее тогда тем, как легко смог заглянуть в ее душу, тем, что знал о ней чуть ли не больше, чем знала она сама.
Она как раз убирала в холодильник оставшиеся от обеда овощи, когда он постучался в ее коттедж. Прежде чем Миа успела выйти ему навстречу, он уже открывал дверь.
— Я могу войти? — спросил Джефф.
— Конечно. — Миа вытирала руки о посудное полотенце, глядя, как он вносит в ее дом нечто похожее на широкую вертящуюся табуретку с желтым сиденьем.
— Что это? — удивилась она.
— Я сделал это для вас, — отвечал он, — чтобы хоть немного поберечь вашу спину.
Он установил табуретку на пластик, покрывавший пол в гостиной, и улыбнулся, видя ее смущение. Придвинув к своему сооружению один из кухонных стульев, он подтолкнул ее поближе.
— Присядьте, — пригласил он. — Я хочу убедиться, что верно рассчитал вас.
Она уселась на стул, а он ухватился за край желтого круглого сиденья и крутанул его, словно это была прялка из сказки про ленивую Сусанну.
— Вы можете поставить сюда свою работу, и вам не придется сидеть на полу.
— Это замечательно, — польщенная, сказала она. — Спасибо вам.
— Он будет достаточно устойчив?
Она наклонилась, попробовав руками деревянный диск, и утвердительно кивнула.