— «Как положено у людей. Соблюдая все горские обычаи». Я по-честному признался: без Меседу мне жизни нет, а накопления… откуда же у вчерашнего солдата! А он как захохочет! Говорит: «От любви еще никто не умирал! Проживешь и ты без Меседу лет сто, как минимум!.. Верите, отец, его смех, как ножом по сердцу! Мать узнала — плачет… У нас даже своего дома нет, снимаем комнату в поселке «Добрая надежда», и улица, как на смех, знаете как называется? Счастливая!..
— Зачем «на смех» — очень символичные названия. Мать работает?
— В столовой. Судомойкой.
— Что за столовая?
— Девятая, рабочая. Ее недавно построили.
— Знаю, приходилось бывать. Хорошо готовят и посуду до скрипа моют…
6Кичи-Калайчи примолк — то ли грусть заразительна, а может, Тавтух расстроил. Но недолго старик сидел нахохлившись. Вскинул худой подбородок, яростно затянулся — из трубки искорка взлетела. Хлопнул парня по коленке:
— Хочешь, помогу тебе?
— Как? Чем?
— В женитьбе. — Это было сказано решительно.
— Бусрав-Саид упрямый человек, я сам узнал. Да и вы не отрицаете. Переубедить его невозможно.
— Я и не собираюсь бритого называть бородатым. Пока не спрашивай, что к чему, поверь: и свадьба будет, и приглашенные.
— А калым?
— Как положено у людей!
— Откуда взять две тысячи? Украсть?
— Воровать есть смысл, сынок, начиная с семидесяти пяти тысяч, а из-за таких мелких сумм и руки марать незачем! — беззаботно усмехается Кичи-Калайчи, выколачивая трубку. — Доверься мне.
— Извините, почтенный. Я давно уже не верю сказкам. Пусть классика, но ведь я не Аладдин, да и вы не добрый джинн из волшебной лампы! Спасибо за сочувствие и беседу, — Хасан смотрит на циферблат своих дешевых часов, — пора на смену.
— Ты каменщиком работаешь?
— Работал. Сдал минимум, крановщиком назначили.
— Поздравляю. Всякого тебе успеха! Хорошая профессия. Чем выше — и заработок повыше. А ты все-таки подумай…
— Да какой вам расчет, отец, на чужого тратиться?
— Ты прав. Наполовину. Материальной выгоды — никакой. А моральный стимул? — спрашивает старик, для пущей убедительности взмахнув рукой.
— Одно без другого пока не живет. Спасибо на добром слове! Может, улыбнется нам с Меседу счастье, а может… Только не нужно нам ничего. Да и вам к чему эта затея? Прощайте.
— А ты все-таки запомни мой адрес: улица Родниковая, дом тридцать. Почему-то мне думается, если станет тебе невмоготу — встретимся.
— Еще раз спасибо. Я доволен знакомством, а большего — не надо ни мне, ни вам!
Хасан почтительно пожал обеими руками сухонькую ладонь Кичи-Калайчи и широко зашагал к забору, за которым поднимались кирпичные стены нового здания. Шел и думал о своем новом знакомом. С чудинкой старик! А ведь сумел скинуть камни. Не может быть, чтоб не было у старика никакого расчета.
У молодости глаза зоркие.
Был у Кичи-Калайчи, конечно же, был свой умысел. И не только влюбленному крановщику решил помочь старик, загоревшись озорной идеей. Не все в деталях он еще продумал, не все варианты, как говорят экономисты, «просчитал», но в успехе был уверен. И укрепила эту веру, как ни странно, бесплодная, несмотря на шум и гам, перепалка, свидетелем и в какой-то мере участником которой был сам Кичи-Калайчи. Дело в том, что… а куда это мы с вами, уважаемый читатель, опять торопимся? Если Кичи-Калайчи спешит — это понятно: даже самая долгая жизнь — не бесконечна.
Глава вторая О том, что вопрос любви — дело не только самих влюбленных, о чем свидетельствует и заседание одной из постоянно действующих комиссий по молодежи при райисполкоме
1Осень.
Пора сбора спелых плодов и премий за высокие достижения в летней страде. Осень — и пора свадеб.
В широко распахнутых глазах девушек отражается ясный осенний мир, приветливый и вместе с тем грустный, ожидающий каких-то перемен. Порой шалый ветер дерзко срывает еще не пожелтевшие листья и кружит их в огненном танце над клумбами роз; порой задумчиво притихает природа, лаская взгляд яркими, до рези в глазах, красками южных садов, гор и морской шири. Чистый воздух обманчиво приближает к нам самое дальнее, притихший лес располагает к раздумьям. А разве милая застенчивость смуглых невест Юждага не украшает, как припев, эту осеннюю песнь природы? В нем и грусть, и неудержимая радость, и ожидание чего-то неиспытанного и вместе с тем неизбежного в бесконечной жизни.
Осень.
Считанные дни остались до хмурых туч с обложными дождями, до грозно воющих в горах зимних ветров. В эту пору особенно не хочется менять ясный, солнечный полдень на тесный от многолюдья кабинет райисполкома, стены которого украшают выгоревшие за лето плакаты. Но сегодня здесь собрались, чтобы обсудить самые злободневные вопросы постоянно действующей комиссии по делам молодежи.
Среди уважаемых людей района сидит и Кичи-Калайчи. Пришел он со своим замыслом, но хранит его пока в секрете. Надо же послушать, что скажут люди сведущие. Очередной оратор настолько углубился в историю проблемы калыма, что неизвестно, хватит ли еще времени. Откуда только она свалилась теперь на наши головы, когда жить стали богаче и светлее.
Калым известен с древних времен… Вернее будет сказать, породили его правила, которые установил, может быть, сам пророк Магомет, сказав приблизительно так: «Брак без выкупа является незаконным захватом чужой собственности, и не может быть выкупа дешевле десяти дирхемов». Так сказал.
Правоверные — самые легковерные исполнители. И стала женщина товаром.
Да, как ни горько, а надо признать: отцы установили горский стандарт цен на собственных дочерей-невест, торговые сделки совершали, выгоду получали от продажи детей!..
— Регламент исчерпан! Кто следующий? И — поближе к современности!
— …Вот тогда я спросила девушку: по какому вопросу плачешь? — волнуясь, начала инструктор райкома комсомола. — А что она ответила, знаете? «Я, — сказала, — к тебе, Шуайнат, пришла не как к инструктору, к человеку пришла!»
— А ты что сказала?
— Просто обняла ее, воды дала. Девичью обиду выслушала. Все горе, оказывается, из-за него…
— Фамилию называй, должность! Конкретно говори!
— Калым ему будет фамилия! — гневно крикнула Шуайнат.
— Калым должности не имеет. Так мы до ночи будем в духоте сидеть! — Председательствующий с тоской смотрит на пустые бутылки из-под знаменитой «Махачкалы», по сведениям знатоков, не уступающей «Боржоми».
— Уважаемые люди! — подает голос Кичи-Калайчи. — Зачем такой шум?! Давайте пустой грохот оставим барабанам!
Голос старшего заставил умолкнуть присутствующих, и они с любопытством глянули в сторону Кичи-Калайчи.
— Мы слушаем тебя, почтенный Кичи… — с готовностью выслушать мудрое предложение почтенного человека известный в городке адвокат Дибир Махмудович встает со своего места и подсаживается к нему с записной книжкой.
— Предлагаю объявить год бойкота невест! — не скрывая лукавой улыбки, объявляет садовник.
Люди недоумевают, переглядываются, пожимая плечами, мол, что говорит этот старик.
— Ты, как всегда, шутишь?
— Нет, говорю, как всегда, серьезно.
— Это как? Забастовку? А любовь куда? За окошко?
— Э-эх! Кабы старость могла, а юность умела!
— Уважаемые, не кажется вам, мы научились говорить одно, а делать другое… Калым — страшнее эпидемии гриппа!
— Ну, хватил…
— За один взмах дерева не срубишь. Наш завзагсом отмалчивается, а мог бы опытом поделиться!..
— Про меня и так известно! И почему свадьба расстроилась, и на какую стройку Сибири мой сын уехал. А вот ты, у окна сидишь, покуриваешь, расскажи, как сына женил. Ведь по обычаю?
Сидящий у окна щелчком отбрасывает папиросу в палисадник:
— И не думаю скрывать. Да, женил старшего. А младший из армии придет — тоже сыграем свадьбу, как положено… Я разве не отец своим детям? Или они инкубаторные?
Ведущий протокол подмигнул Кичи-Калайчи:
— А что? Он прав. А на будущее надо учесть: дочерей заводить! Ишь, нарожали сыновей, а теперь не знают, куда их? Вот я сегодня шел на заседание, вижу у ворот кондитерской фабрики объявление: «Требуется десять рабочих: трое в начинку, трое — в обвертку, четверо — на лотки». Почитайте объявления, кто только не требуется! А вот насчет женихов что-то не попадалось. Непрестижная профессия… Уцененный товар!
— С отцов невест надо построже спрашивать! И почаще участковых на свадьбы приглашать, пусть возьмут на заметку особо щедрых дарителей! — предложила Шуайнат.
— …А комсомольский актив на пенсию перевести? Досрочно?
— У актива хватает забот производственных! Каждый второй работает и учится. Нельзя же так: кто везет, на того и наваливай!..
— А вы слышали о шкале расценок тракториста Бийбалы? — спросил секретарь, видя, что Шуайнат вот-вот взорвется до крика. — Нет, послушайте, какую систему разработал…
— Это у кого пять дочерей?
— Он самый. Я лично был свидетелем: сидит Бийбала на своем широком балконе, а сосед забор красит. Бийбала говорит: «Последнюю уборку за трактором отсидел. Пора на покой. Жену тоже с работы сниму: скоро наша младшая, пятая дочь, техникум закончит. Им же цены нет сегодня! Прикинь, сосед, моя старшая, Асият, имеет диплом врача — рентгенолога. Красный диплом, с отличием! Кто придет свататься — самый высокий калым должен готовить! А как же! Шесть с половиной лет учил, кормил, одевал!.. Скажешь, государство учило, да еще стипендию платило? Пусть по-твоему. Но государству Асият долг отработает как врач. А мне — как дочь!
Саният, вторая моя, педагог, на хорошем счету. За нее никак нельзя меньше трех тысяч взять. Зейнаб — на третьем курсе Тимирязевской академии учится — готовь жених калым! Хадижа автодорожный техникум окончила. А какая девочка — красивая, стеснительная, как такую уступить за полцены?! И младшая, Лейла, вот-вот портнихой станет! Уже сейчас от заказов отбоя нет. А что будет, когда закройщицей поступит в республиканское ателье?.. Вот, сосед, смотрю я на своих красавиц и думаю, устарела старая поговорка: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Дочерей, пять штук дочерей заимей — и тебе обеспечена счастливая старость!»
Именно так и сказал, я своими ушами слышал, — закруглился секретарь, поскольку председатель уже давно постукивал шариковой ручкой по бутылкам из-под минеральной воды.
2Председатель собрания раскрыл пухлую папку и обратился к членам комиссии:
— Чтоб картина была ясна, хочу прочесть несколько заявлений молодых людей, особо пострадавших от таких… калымщиков, как «бездетный» Бийбала. Кстати, молодежь, может, и не знает, в старину у горцев считался бездетным тот мужчина, в чьей семье рождались девочки, пусть двое, трое, хоть десять дочерей!
Под Дербентом — все видели небось! — возле древнего мавзолея стоит дерево; на нем не то что листьев — веток не увидишь, так густо его обвешали жертвенными тряпочками. И не древние старики, а наши современники космического века молят всевышнего, чтобы он даровал им сына… Джерси, кримплен, шелк-ацетат, вот какой текстиль вешают! Да, живуч этот обычай и вряд ли на днях исчезнет. Вы, конечно, можете подловить меня на противоречии: то желает людям, чтобы заводили дочерей, то вспоминает, как горцы от веку мечтали иметь одних сыновей…
А что поделаешь, если весь шариат состоит из одних противоречий, каждый адат противоречит здравому смыслу и отрицает всякую логику? Каждый толковал адат и шариат, как хотелось или в зависимости от настроения. Помните смешную песенку о том, как в горной речке, утром рано, утонули два барана? Так вот, каждый толкователь готов был сбросить с кручи инакомыслящего. Бывало, скидывали. И сами спрыгивали. Такая диалектика!
Из множества заявлений, распиравших папку, шесть просьб особенно заинтересовали Кичи-Калайчи, и он даже попросил у председателя разрешения сделать выписки из этих документов.
Вот что записал Кичи-Калайчи.
Заявление первое:
«Уважаемая редакция!
Убедительно прошу вмешаться в настоящее дело и переубедить зловредных родителей моей любимой девушки. Ее имя — Заира, она дочь Ислама Карагаджиева — этого изверга, который не согласен отдать за меня свое дитя, а только продать! Ищет покупателя побогаче! Но разве десять трудолюбивых пальцев на моих мозолистых руках — не главное богатство?
На сегодняшний день этот ископаемый родитель растоптал толстыми подошвами мою любовь, засватал дочь за человека ей чужого только потому, что тот согласился представить калым!
Это же несправедливо, нечестно!
Жду ответа до востребования потому, что живу в новом поселке, нашу улицу еще никак не назвали и письмо может затеряться.
Камал-Паша Гафуров».
Заявление второе:
«Дорогой товарищ депутат!
Поищите среди наших справедливых законов такой, чтоб он не дал пустить под откос наше личное счастье! Я ее люблю больше, чем Тахир свою Зухру и Отелло свою Дездемону, хотя мою будущую жену зовут Баканай, а меня — Айдамир. Отец прячет ее в сундуке под замком, а ключ от него один — калым. Но какой! Ах, как поет моя Баканай! Завтра исполнится два месяца, как не слышу ее голоса.
Все дни и ночи чувствую: она страдает. Ведь совсем еще девчушка, в июне только школу кончила — не смеет ослушаться отца, который красным семафором встал на нашем пути!
Если не поможете — хоть не осуждайте меня сурово, как похитителя!
С уважением. Машинист тепловоза Айдамир».
Заявление третье:
«Уважаемая комиссия по делам молодежи! Я — винодел.
И потому со всей ответственностью присоединяюсь к лозунгу «Пьянству — бой!». Противно смотреть, как люди превращают свадьбы в массовую попойку. За три дня проходят три стадии: первый день пьют с воздержанием — это когда гости возвращаются домой, держась за стены и штакетники. Второй день пьют с расстановкой: двое под руки ведут, третий ноги переставляет «нагруженному» по самое горлышко! А уж на третий напиваются до полного расположения — кто во дворе, под кустами, у родника, а кто и прямо под свадебным столом!
Как честный человек заявляю: такой свадьбы не хочу!
На днях получил однокомнатную квартиру. Лоджия смотрит и на море и на горы. Что еще надо современному человеку для семейного счастья? Родятся дети — получу двухкомнатную.
Заранее благодарный Бадави».
Заявление четвертое:
«Дорогая «Юность»!
Работаю на земснаряде, рою плотину. Приезжайте, посмотрите, как мы, переворачивая землю, украшаем и исправляем саму природу! Раньше здесь шуршали сухой жестью кусты полыни, а этой весной их омыла иода, поднялись невиданные здесь травы, выбросили первые почки саженцы абрикосов… Только ничего меня не радует, ни премии, ни красота ожившей земли. Кто сам не любил, тому не понять мои мучения. Ведь я люблю ее больше, чем сестер, больше, чем брата младшего! Жить без нее не могу. А родители не хотят отдать ее без калыма. Мутят воду, грозят выдать за другого. Если так — за себя не ручаюсь, потому что мне такого не снести.
Посоветуйте, как быть, чтоб прослыть умным и остаться храбрым? В этом смысле я имею в виду дочь директора нашего колхозного рынка — Серминаз.
Единственная надежда на тебя, радиопередача «Юность»! У директора рынка приемник гремит на весь базар, если ты обнародуешь в программе передач «Для вас, родители» его заскорузлые намерения — дрогнет, уступит. Больше мне обращаться не к кому. Думал попросить знакомого начальника милиции, но он на стажировке.
Готовый всех вас пригласить на свадьбу
Хайдарбек с пульпровода».
Заявление пятое:
«Уважаемый товарищ прокурор!
Убедительно прошу рассмотреть мое заявление и принять меры, чтобы родители Фариды перестали торговать ее чувствами.
Работаю в лаборатории токсичности полимерных материалов. Я знаю, почему ее отец «химичит» с нашей свадьбой — ждет, не даст ли другой жених калым больше, чем собрал я.
Я люблю Фариду, пусть она не выговаривает половины из сорока пяти букв арбукского диалекта и еще слегка припадает на левую ногу. Я и сам прихрамываю на правую, но это никак не отразится на нашем благосостоянии. Мой заработок — 200 р. Есть свой сад.
Отец Фариды — каменщик жилмассива, как работник пользуется почетом, о нем даже в газете писали.
Жду помощи.
Исмаил, сын Исрапила, ныне живу в поселке «Химик», проспект Менделеева, д. 7».
Заявление шестое:
«В республиканское Управление культуры.
Не удивляйтесь, что я обращаюсь к вам, возможно, не по адресу, но мне подруги говорили, что здесь работают исключительно отзывчивые люди.
Я — младшая дочь в семье бетонщика стройкомбината Вагаба Сурхаева. Мать моя — штукатур.
Я своих родителей очень уважаю и люблю, а меня они обидели. Дело в том, что я окончила культпросвет-школу, работаю сейчас в клубе на полставке — библиотекарем. У нас молодежь очень любит книги, но самый читающий — арматурщик Сулейман. С осени прошлого года, когда мы познакомились, он прочел столько книг, что я три раза обновляла его абонемент. Это — без газет и журналов, которые в зале. Сначала мы оба любили одни и те же книги, а потом полюбили друг друга и решили пожениться. На днях Сулейман заслал к моим родителям сватов, а мой отец заявил: «Чтоб «подарок» был и все, как у людей положено». Мать мою уговорить всегда можно, а вот каким способом отца перевоспитать? Если уж совсем нельзя без калыма, то, может быть, хоть согласится в рассрочку? Пожалуйста, пристыдите отца, сделайте доброе дело. Тем более что мы с Сулейманом договорились в наш медовый месяц поехать по всей главной улице России — Волге, от Астрахани и до истоков великой реки за озером Селигер. Я еще нигде, кроме нашего поселка, не была.