Рамон постарался учесть все возможные проблемы, которые могли возникнуть в ходе этого свидания. Наиболее вероятной была ситуация, при которой Красной Розе могла бы прийти в голову безумная мысль сбежать с ребенком или же попытаться освободить его.
На этот случай были приняты соответствующие меры. Гасиенда была расположена вдали от населенных пунктов. Она принадлежала члену испанской компании, который в данный момент находился со всей семьей в Нью-Йорке. Для обеспечения операции Рамон привлек группу сотрудников КГБ.
На ключевых позициях как в самой гасиенде, так и вокруг нее были размещены двенадцать охранников. Все они вооружены. Оружие доставлено в Мадрид в дипломатическом багаже вместе с рациями и наркотиками, которые могли пригодиться, если бы с Красной Розой при виде сына случилась нежелательная истерика.
Он не случайно выбрал для этой встречи именно Испанию. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Красная Роза узнала, где держат Николаса. Рамону были прекрасно известны могущество и влияние семьи Кортни. Если бы Красная Роза обратилась за помощью к отцу и они знали бы, где находится ребенок, то могли бы нанять боевиков или же воспользоваться услугами южноафриканских спецслужб для организации его похищения.
Значит, ее следовало убедить, что Николас постоянно находится здесь, в Испании.
Разумеется, в этом была своя логика. Николас родился в этой стране. Она знала, что Рамон испанец. В последний раз она видела мальчика опять-таки в Испании. У нее не было никаких оснований полагать, что его перевезли в другую страну, тем более через Атлантический океан.
Они прилетели рейсом «Аэрофлота» из Гаваны в Лондон и пересели в аэропорту Хитроу на самолет компании «Ибериэн Эруэйз». После свидания Адра с ребенком вернется тем же путем на Кубу в сопровождении двух телохранителей из КГБ, а Рамон полетит на юг, в Эфиопию.
Рамон стоял у окна в колокольне гасиенды. Через опущенные жалюзи он видел перед собой красную черепичную крышу, местами поросшую за прошедшее столетие мхом и лишайником. Здание было выстроено в традиционном местном стиле. Толстые оштукатуренные стены окружили внутренний дворик. В центре газона, покрывавшего почти весь дворик, находился бассейн. На каждом его углу росло по декоративной финиковой пальме. Из-под их длинных тонких ветвей свисали большие гроздья зреющих желтых плодов.
С этого места в башенке Рамон мог держать под наблюдением не только внутренний двор, но и поля и виноградники, окружавшие гасиенду. В то же время сам он был надежно укрыт за деревянными жалюзи. В узких проходах между виноградниками, за невысокими стенами, были укрыты несколько машин с его людьми. По команде, переданной им по рации, они должны были в случае необходимости перекрыть все подъездные пути. Вокруг усадьбы и у окон, выходивших на двор, Рамон разместил восьмерых охранников. Один из них был вооружен снайперской винтовкой, а еще один духовым ружьем, но он в глубине души не верил, что они понадобятся.
Если учесть расходы на авиабилеты и задействованный персонал, вся эта операция влетела им в копеечку. Правда, ему удалось привлечь охранников и машины из советского посольства в Мадриде, а владелец гасиенды не взял с них никакой платы. И все же Рамон в который раз ощутил тошнотворный спазм в животе при мысли о скупости финансового отдела и о всем том времени, что ему приходится каждый раз затрачивать на заполнение бесчисленных платежных ведомостей, при этом еще и убеждая чиновников в необходимости каждой расходной статьи.
Как вообще какой-то бухгалтер может судить о том, что необходимо для проведения боевых операций? Каких результатов он смог бы достичь, если бы не эта постоянная мелочная опека? Во сколько можно оценить целую страну, вовлеченную им в социалистический лагерь?
Тихое потрескивание в рации прервало эти невеселые размышления.
— Да? — по-русски произнес он в микрофон.
— Докладывает пост номер три. Вижу машину.
Это был пост, расположенный в дальнем конце проселочной дороги к югу от усадьбы.
Рамон подошел к башенному окну, смотрящему на юг. Он увидел бледно-желтое облако пыли над виноградниками, поднятое приближающейся машиной.
— Отлично. — Он вернулся на прежнее место и кивнул связистке, откомандированной в его распоряжение из посольства. Она сидела у электронного устройства, связанного с микрофоном, который был установлен внизу во дворе. Каждое слово или звук, произнесенные во дворе, записывались на пленку, а вся встреча будет заснята на видеокассету.
Разумеется, в каждой комнате гасиенды, где могла оказаться Красная Роза, включая ванную и туалет, были установлены подслушивающие устройства и скрытые видеокамеры. Все это оборудование Рамон также позаимствовал в мадридском посольстве. Магнитофонные записи ее голоса и свежие фотографии станут маленьким приятным дополнением к основной цели операции.
Он увидел машину только тогда, когда она свернула с дороги и въехала в ворота усадьбы. Это была синяя «кортина» с дипломатическими номерами; она притормозила у самой двери гасиенды.
Первой из нее вышла Изабелла Кортни в сопровождении охранницы из посольства, встречавшей ее в аэропорту. Изабелла на минуту задержалась на мощной подъездной аллее и посмотрела вверх, на закрытые окна башенки, словно почувствовав на себе его взгляд. Рамон взял в руки бинокль и навел его на ее запрокинутое лицо.
С тех пор как он видел ее в последний раз, с ней произошла разительная перемена. За эти годы от глупой взбалмошной девчонки почти ничего не осталось. Теперь перед ним была зрелая женщина. Во всем ее облике, в том, как она держалась, сквозили самообладание и решимость. Черты ее лица, казалось, стали тверже и резче. Она похудела, и даже слишком. Под глазами отчетливо виднелись темные круги. Даже на таком расстоянии он мог различить горькие складки в уголках ее рта, заострившийся подбородок, выдающиеся скулы — первые еле заметные следы жизненных забот и тяжких раздумий. В ней появилось нечто трагическое, жертвенное, и ему это нравилось. Она утратила прежнюю юную прелесть, но при этом стала значительно привлекательнее и интереснее как женщина, по крайней мере, для него.
Совершенно неожиданно ему пришла в голову мысль, что она мать Николаса, и в следующее мгновение он ощутил прилив жалости к ней. Подобное предательство со стороны его собственных чувств разозлило его, и он тут же подавил в себе эту жалость. Никогда прежде он не испытывал столь недостойных, размягчающих душу и ослабляющих волю эмоций к кому бы то ни было: ни во время допросов в подвалах Лубянки, ни наблюдая за пытками в конголезских джунглях. Его гнев обратился на себя, а затем и на нее. Она была виновата в этой его минутной слабости. Впрочем, он быстро овладел собой, спрятав гнев внутри себя подобно тому, как прячут в ладонях горящую спичку в холодную ветреную ночь.
Изабелле показалось, что она заметила какое-то неясное движение за опущенными жалюзи окна в высокой башенке, но, скорее всего, это была лишь игра ее воображения.
Сопровождавшая женщина дотронулась до ее руки и сказала по-английски с едва заметным акцентом:
— Не задерживайтесь. Проходите в дом. Изабелла перевела взгляд с колокольни на парадную дверь из резкого тикового дерева, и та в ту же секунду распахнулась. На пороге стояла еще одна женщина. Изабелла застегнула пиджак своего серого делового костюма, будто он мог защитить ее, как кольчуга. Затем она расправила плечи и решительно шагнула через порог.
Внутри было мрачно и зябко. На плиточном полу, устланном потрепанными темного цвета ковриками, стояла темная тяжелая мебель. Двери из черного дуба, обитого железом. Зарешеченные окна закрыты ставнями. Во всем доме царила мрачная, угрожающая тишина, заставившая ее остановиться в нерешительности в прихожей.
— Проходите! — Встретившая их женщина провела ее в маленькую переднюю комнату рядом с главным холлом. Охранница последовала за ними, неся чемодан и большой сверток — все, что привезла с собой Изабелла. Войдя в комнату, она поставила вещи на массивный дубовый стол и заперла за собою дверь.
— Ключи. — Она протянула руку; Изабелла пошарила в сумочке и передала ей ключи от чемодана.
Обе женщины начали методично осматривать содержимое чемодана. Было ясно, что в этом деле они не новички. Они разворачивали каждый предмет одежды и ощупывали швы и подкладки. Они открывали каждый флакон, каждую баночку с косметикой и проверяли содержавшиеся в них кремы и мази, используя для этой цели вязальную спицу. Они тщательно осмотрели электробритву, которой Изабелла удаляла волосы с подмышек, и вытащили из нее батарейки. Они исследовали каблуки ее запасной пары туфель и подкладку самого чемодана. Покончив с ним, они сосредоточили свое внимание на бумажном свертке. Там был подарок, который она привезла для Николаса. Одна из них потянулась за ее сумочкой, и Изабелла отдала ее. Они столь же тщательно обыскали и сумочку.
— Пожалуйста, разденьтесь. — Изабелла пожала плечами и стала раздеваться. Они брали в руки каждую снятую ею вещь и придирчиво изучали ее. Они .вынули подплечники из ее пиджака и прощупали ее лифчик.
Когда она осталась совершенно голой, одна из женщин приказала:
— Поднимите руки.
Она подчинилась, и тут, к ее ужасу, женщина надела на правую руку резиновую хирургическую перчатку и обмакнула два пальца в баночку с вазелином.
— Повернитесь, — приказала она.
— Нет. — Изабелла покачала головой.
— Вы хотите увидеть мальчика? — сурово спросила женщина, держа наготове два резиновых пальца, жирных и блестящих от вазелина. — Повернитесь.
Изабелла содрогнулась, по ее рукам и спине пробежали мурашки.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она. — Клянусь вам, я ничего не прячу. Это абсолютно ни к чему.
— Повернитесь. — Голос женщины звучал все так же бесстрастно. Изабелла медленно повернулась к ней спиной.
— Нагнитесь, — сказала женщина. — Положите руки перед собой на стол.
Она наклонилась вперед и изо всех сил вцепилась в край стола.
— Раздвиньте ноги.
Изабелла вдруг поняла, что ее преднамеренно подвергают унижению. Несомненно, все это было частью общей процедуры ее обработки. Она старалась не думать о происходящем, но невольно охнула, почувствовав, как пальцы женщины проникают в нее, и сделала попытку освободиться.
— Стойте спокойно.
Она закусила губу и закрыла глаза. Осмотр был добросовестным и неторопливым.
— Хорошо. — Наконец женщина отошла от нее. — Можете одеваться.
Изабелла почувствовала, что по ее щекам текут слёзы. Она достала из кармана пиджака «клинекс» и вытерла их. Это были слезы ярости.
— Подождите здесь. — Женщина стянула перчатку и выбросила ее в мусорную корзину.
Они вышли из комнаты и заперли за собой дверь.
Изабелла быстро оделась и села на скамью. Руки ее дрожали. Она стиснула их в кулаки и засунула в карманы пиджака.
Ей пришлось дожидаться почти целый час.
* * *
Рамон внимательно наблюдал сцену обыска и физического осмотра на маленьком экране видеокамеры.
Камера была специально установлена с таким расчетом, чтобы он мог отчетливо видеть лицо Изабеллы на протяжении всей процедуры. То, что он в нем увидел, немало его обеспокоило. До этой минуты у него еще сохранялась слабая надежда полностью подавить ее сопротивление. Вместо этого он видел холодную ярость в ее глазах, упрямо сжатые губы, гордо поднятую голову. Он наклонился поближе к экрану, чтобы лучше ее рассмотреть. Была ли это жажда мести или ярость отчаяния? В данный момент он не мог этого знать наверняка.
Внезапно Изабелла подняла глаза, и взгляд ее упал прямо на объектив скрытой камеры. Она сразу поняла, что это такое, и он увидел, как она быстро овладела собой. Словно вуаль опустилась на эти сверкающие темно-синие глаза, и выражение ее лица стало бесстрастным и отрешенным.
Рамон выпрямился. Он тяжело вздохнул. Как он и подозревал все это время, существует предел, до которого этот объект можно контролировать. И он чувствовал, что предел этот близок. Она была на грани бунта. Пора было менять тактику. Ну что ж, отлично; он это предвидел. Перемена тактики часто шла на пользу; она сбивала объект с толку, дезориентировала его. Рамон всегда отличался гибкостью и нестандартностью решений.
Он отвернулся от экрана и негромко распорядился:
— Приведите ребенка.
Из соседней комнаты вошла Адра, ведя за руку Николаса.
Рамон осмотрел мальчика так же внимательно, как он только что разглядывал его мать. Утром Адра вымыла ему голову. Его блестящие непослушные кудряшки свисали ему на лоб. Она одела его в простенькую рубашку с короткими рукавами и короткие хлопчатобумажные штанишки. Его тонкие руки и ноги были покрыты ровным загаром, губки очаровательно розовели, а темные брови изящно изгибались над огромными серьезными глазами. Одним словом, такой ребенок сведет с ума любую мать.
— Ты хорошо помнишь, что я тебе говорил, Николас?
— Да, отец.
— Ты познакомишься с одной очень доброй дамой. Она тебя очень любит. Она привезла тебе подарок. Ты будешь хорошо себя вести и называть ее «мамой».
— Она хочет увезти меня от Адры?
— Нет, Николас. Она приехала, только чтобы поговорить с тобой и вручить тебе подарок. Скоро она уедет. Так ты будешь хорошо себя с ней вести? Если да, то Адра разрешит тебе посмотреть сегодня вечером мультфильм про дятла Вуди. Тебе нравится этот мультфильм?
— Да, отец. — Николас радостно улыбнулся в предвкушении грядущего праздника.
— Ну что ж, а теперь иди.
Рамон вернулся к окну и посмотрел сквозь жалюзи вниз на внутренний дворик. Как раз в этот момент одна из сотрудниц КГБ вывела Изабеллу из дома на яркий солнечный свет. Она указала ей на скамейку возле плавательного бассейна, и он услышал ее голос, усиленный микрофоном, который сориентировала на нее связистка: «Пожалуйста, подождите здесь. Ребенок сейчас к вам выйдет».
Женщина удалилась, и Изабелла направилась к скамейке. Она села, достала из сумочки темные очки и надела их. Теперь, когда ее глаза были спрятаны за темными стеклами, она могла незаметно осмотреть то, что ее окружало.
Рамон нажал переговорную кнопку своей рации.
— Всем постам, говорит номер первый. Полная готовность. Контакт начинается.
С этой минуты на Изабеллу, помимо электронного оборудования, ведущего наблюдение, были нацелены 7, 62-миллиметровая снайперская винтовка Драгунова и духовое ружье. Духовое ружье, которое стреляло ампулами с тентанилом, каждая могла полностью парализовать человека на две минуты. На этот случай под рукой у Рамона имелись два флакона с налорфином в качестве противоядия. Даже в самой экстремальной ситуации он не хотел бы рисковать жизнью такого потенциального бесценного агента, как Красная Роза.
Внезапно Изабелла вскочила на ноги и замерла, уставившись в дальний конец двора. Рамон посмотрел вниз. Прямо под башенкой появились Адра и Николас. Он мог видеть только их макушки.
Невероятным усилием воли Изабелла удержалась от того, чтобы броситься навстречу сыну и заключить его в свои объятия. Интуиция подсказала ей, что подобный порыв смутит ребенка и выведет его из равновесия. Он был в таком возрасте, когда мальчики терпеть не могут, чтобы с ними обращались как с маленькими. Изабелла прекрасно знала все эти тонкости, так как до дыр зачитала знаменитую книгу доктора Спока.
Она медленно сняла солнечные очки, по-прежнему не двигаясь с места. Николас, вцепившись в руку Адры, с огромным интересом разглядывал ее.
Перед этой встречей Изабелла полагала, что внутренне готова увидеть своего сына наяву, ибо последняя фотография, присланная ей, была сделана всего два месяца назад.
Никакое фото не могло передать этот загар, эту нежную кожу, эти кудряшки — и, конечно, глаза. О, эти глаза!
— Боже, — прошептала она. — Он такой красивый. Он лучше всех на свете! Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы он долго не задерживался на месте!
Они обогнули бассейн и подошли к ней.
— Буэнос диас, сеньорита Белла, — тихо сказала Адра по-испански. — Николас очень любит купаться. Для вас и Николаса на случай, если вы захотите поплавать вместе с ним, приготовлены купальные костюмы. Они в этой кабинке. — Она указала на занавешенную дверь душевой. — Вы можете там переодеться.
Затем она посмотрела на Николаса.
— Поздоровайся со своей матерью, — мягко велела она ему и отпустила его руку. После чего повернулась и быстро зашагала прочь, оставив их вдвоем во дворе.
Все это время Николас ни разу не улыбнулся, не отрывая глаз от лица Изабеллы. Теперь он послушно шагнул к ней и протянул правую руку.
— Здравствуй, мама, меня зовут Николас Мачадо, я очень рад с тобой познакомиться.
Изабелле безумно захотелось упасть на колени и изо всех сил прижать его к своей груди. Слово «мама» острым ножом пронзило ей сердце. Вместо этого она взяла его руку и осторожно ее пожала.
— Ты очень приятный молодой человек, Николас. Я слышала, что ты добился больших успехов в детском саду.
— Да, — согласился Николас. — А на следующий год я стану юным пионером.
— Это будет замечательно, — кивнула Изабелла. — А кто такие юные пионеры, Николас?
— Ну, это все знают. — Ее невежество явно его позабавило. — Это сыновья и дочери революции.
— Прекрасно. — Изабелла быстро переменила тему. — Я привезла тебе подарок.
— Спасибо, мама. — Глаза Николаса невольно обратились к свертку.
Изабелла села на скамейку и вручила ему подарок; Николас, присев перед ней на корточки, аккуратно развернул его. Некоторое время он молча смотрел на него.
— Ну что, тебе нравится? — с замиранием сердца спросила Изабелла.
— Это футбольный мяч, — объявил Николас.
— Ну да. И как он тебе?
— Это лучший подарок, который я получал за всю свою жизнь.
Он взглянул на нее снизу вверх, и по его глазам она поняла, что, несмотря на эти заученные формальные слова, он говорит совершенно искренне. «Вымуштрованный, сдержанный маленький старик, — подумала она. — Какие пережитые ужасы и кошмары сделали его таким?»