— Садись прямо на пол, я принесла старый плащ, — раздался женский голос совсем рядом, только руку протянуть.
— Эрмедия? Ты здесь?
— Я же обещала тебе вино.
Они сели рядом, так близко, что молодой человек чувствовал боком тепло женского тела, но лица своей новой знакомой не смог разглядеть — освещением служили лишь звезды, заглядывающие в бойницы, а их сил явно не хватало.
— Пей. Как тебя зовут, гладиатор?
— Ви… Беторикс.
— Беторикс? Так ты галл? — Гостья произнесла что-то на незнакомом певучем языке и вдруг отстранилась. — Нет, ты не галл. Ты ведь меня сейчас не понял?
— Нет, не понял, — честно признался узник.
— Хотя… — Эрмедия рассмеялась. — Говорят, что и Каррит Фракиец на самом деле никакой не фракиец, и Гельветский Вепрь — никакой не гельвет. Они простые римские рабы, а красивые варварские имена себе берут просто ради успеха у публики. Ну что же, Беторикс очень хорошо звучит.
— А ты соображаешь, — машинально откликнулся Виталий, мысленно усмехаясь: что было бы, если бы в двадцать первом веке каждого Алексея, Николая или носителя иного греческого имени для проверки заставляли говорить по-гречески!
— Пей, Беторикс! Ну, как вино?
— Замечательно! — На этот раз Виталий отнюдь не покривил душой, поскольку после целого дня на ногах кислое вино показалось ему великолепным.
— Так я и знала, что гладиаторы пьют неразбавленное! Дай-ка я тоже попробую… Ты не думай, я не пьяница!
— Я не думаю.
— Мне просто любопытно — и как такое можно пить?
— И как?
— Ну… — Судя по голосу, девчонка погрузилась в новые ощущения. — Непривычно, однако что-то в этом есть. Да, тебя ведь не покормили? Я принесла козий сыр, и хлеб, и жареное мясо. Ешь.
А вот это было кстати! Оголодавший за время пути Виталий накинулся на пищу, словно терзающий добычу тигр, разве что не урчал.
— Ешь, ешь, — приговаривала довольная Эрмедия. — Мужчина должен есть, тем более гладиатор. Тот мальчик, Квинт Юний, сказал, что ты будешь выступать в Нарбо. Я, может, приеду на тебя посмотреть.
— Приезжай.
— А вино хорошо идет! Вот уж не думала никогда, что буду пить неразбавленное. Только голова закружилась. Так и должно быть, да? Я, пожалуй, прилягу. — И Виталий ощутил, как ему на колени опускается голова молодой женщины. — Погладь меня по волосам, хорошо?
— А ты меня не боишься? — Виталий с удовольствием исполнил просьбу гостьи. — Вдруг я захвачу тебя в заложницы и потребую воли?
— Ха! Гладиатор потребует воли! — пьяновато расхохоталась Эрмедия. — И что ты будешь с ней делать? Куда денешься? Что ты умеешь, кроме как махать мечом? Может, ты юрист? Арматор? Агроном? Или сочиняешь драмы? Ведь нет?
— Нет.
— Вот видишь! И зачем тебе воля? Я знаю, вы, знаменитые гладиаторы, привыкли жить на широкую ногу, в роскоши, в окружении красивейших женщин, гетер и даже благородных матрон. О, мне про них такое рассказывали, такое… Погладь мне шейку… так… так… Ниже, ниже… Подожди.
Чувствуя охватывающее его волнение, молодой человек погладил женские плечи, дотянулся и между лопатками, но там остановился, опасаясь разорвать платье.
— Ну? Что ж ты замер? Мешает туника? Так сними ее, чего же ты ждешь? Все гладиаторы такие робкие?
Ну уж если женщина просит…
Виталий ухватил за подол, осторожно потянул длинную тунику вверх, потом наклонился, прикоснулся к обнаженному женскому телу, упругому, с ямочками на пояснице, с быстро твердеющей грудью… О как приятно было ласкать ее в темноте!
— Ах, ах… гладиатор… — Повернувшись, Эрмедия обхватила пленника за шею, пылко целуя в губы…
А вот уже дернула гашник, на котором держатся браки… Виталий не возражал.
Их тела сплелись, сливаясь в единое целое в порыве внезапно вспыхнувшей страсти, и сладостные стоны устремились под своды темницы, через бойницы улетая к звездам.
— Какой ты пылкий! — прошептала женщина. — Я так и знала. Я давно хотела… с гладиатором… И вот, наконец…
— Всегда к вашим услугам, любезнейшая матрона.
— Да уж, и мы тут не хуже, чем всякие там столичные матроны! Мы же не виноваты, что живем в такой глуши!
Бедняжка! Случайный секс с заезжим «гладиатором» был для нее единственной возможностью прикоснуться к «шикарной столичной жизни» и развлечениям тамошней знати. И я, дескать, тоже, как они… Артист на гастролях в провинции, блин!
— Эрмедия, ты славная девушка. И такая страстная.
— Ты тоже страстный, мой гладиатор! Ах какие у тебя сильные руки! Обними меня еще… крепче…
— Не боишься, что задушу?
— О, дядюшка будет этому только рад. Все будут рады… Погладь меня по животику… так… так… Нравится?
— Еще бы! Так ты редко бываешь в городе?
— Да, мой гладиатор. Пожалуй, пару раз в год.
— А какой город тут ближе?
— Конечно Нарбо!
— А еще какие города есть в округе?
— Поблизости больше ничего, а вообще есть Каркасо, Толоза, Немаус, Массилия… До Массилии добираются по морю. Там греки.
— А всякие вещи откуда вам привозят?
— Из Нарбо или усадеб.
Снаружи в дверь постучали, очень корректно и вежливо.
— Сейчас, сейчас! — крикнула Эрмедия и принялась поспешно одеваться, в темноте не в силах так сразу разобрать, где у туники верх, а где низ. — Уже иду…
— Слуги? — ухмыльнулся молодой человек.
— Они. Я им сказала, чтобы дали знак, а то еще увлечемся до утра…
— А могли бы?
— Почему же нет? — Поцеловав «гладиатора» на прощание, гостья едва оторвалась от его губ и с видимым сожалением прошептала: — Увы, мне пора. Я обязательно приеду в Нарбо, слышишь? Беторикс… Ты под этим именем будешь выступать?
— Наверное.
— Я запомню. Прощай.
— До свидания.
Снова скрипнула дверь, отворилась, впустив в темную камеру серые промозглые проблески близкого рассвета. Узник успел разглядеть маячивших снаружи слуг — человек пять, с копьями. Не прорвешься при всем желании.
И все же надо что-то придумать! Надежд на то, что этот бред когда-нибудь кончится сам собой, уже не осталось. То есть если он и дальше будет плыть по течению, то вскоре окажется на арене цирка, где его будут убивать по-настоящему. А не как он привык — получил неточеным клином, прилег на правый бок, аккуратно прикрывшись сверху щитом, чтобы не затоптали, через три минуты встал живее всех живых. Правда, иногда оказывается, что ушибленная рука продолжает болеть, что у тебя там перелом и вон та «скорая помощь» у края поля ждет именно тебя — ну так что же, неприятно, но дело житейское. Как говорится, реконструкция — это дорого и больно, кто боится переломов и рассечений, тому не к нам. Но прежние баталии теперь не без оснований казались Виталию детскими забавами. Здесь коли ляжешь, то навсегда…
Постоялый двор тем временем начал просыпаться: звонко прокукарекал петух, замычали где-то коровы, заблеяли овцы и козы. Послышались голоса, потом дверь снова распахнулась.
— Выходи! — На пороге, ухмыляясь, стоял Юний. — Имей в виду, времени у нас мало. Если надо оправиться, то поспеши.
— Ничего, — скупо бросил узник. — Успею.
— Ну как, понравилась женщина? — посторонившись, вкрадчиво осведомился велит.
— А ты откуда знаешь? — Виталий оглянулся.
— Это я ее к тебе прислал. Она так мечтала переспать с гладиатором, прямо с детства. Дюжину сестерциев отвалила, — похвастал довольный юноша. — Четыре — до и целых восемь — после, отдала без звука. Видать, не обманул ты ее ожиданий! Молодец!
Юний расхохотался и, приподняв подол туники, стал шумно мочиться прямо посреди двора. Вот ведь свинья! Но Виталий почти не обратил внимания, потрясенный только что услышанным. Его, оказывается, продали на ночь! И он честно отработал деньги, хозяин доволен… И кто он после этого? Гладиатор, как и было сказано. Биться на потеху толпе и спать с женщинами за их деньги — тут явления одного порядка. Господи! Куда я попал?!
Глава 6 Ноябрь-декабрь 53 года до P. X. Нарбо-Марциус. Господин Ну
Вопрос «куда я попал?» вскоре вновь приобрел актуальность, причем в прямом географическом смысле. Там, где Виталий по привычке еще себя числил, не могло быть никакого моря, потому что не могло быть никогда! Однако здесь оно есть — вон, синеет у самых ног. И вода теплая-теплая. Средиземное море натуральное, ласковое и пронзительно голубое. Южная зона тайги тут явно ни при чем.
А потом появился город… Мощеные улицы — чем дальше от центра, тем все более узкие; театр привычного любому классического облика, храм Юпитера и Юноны, белоснежные портики и колонны, желтая, с аркадами, базилика Меркурия, служившая тут товарной биржей, торговый порт, наполненный множеством парусных и гребных судов.
Виталий почти не удивился, за время пути привыкнув и почти смирившись с мыслью, что теперь его окружает самая настоящая античная древность. Ни ролевики с реконструкторами, ни чудаковатые богатеи, ни киношники, ни черт лысый не смогли бы построить в двадцать первом веке такой город — с многотысячным населением, с домами и храмами, портом, судами, рынком, пальмами на берегу. Выходит, это действительно произошло. Лучше не спрашивать как, все равно ответа нет. А есть Нарбонская Галлия, римская провинция первого века до нашей эры. И дальше закрывать глаза на эту реальность было решительно невозможно.
Виталий почти не удивился, за время пути привыкнув и почти смирившись с мыслью, что теперь его окружает самая настоящая античная древность. Ни ролевики с реконструкторами, ни чудаковатые богатеи, ни киношники, ни черт лысый не смогли бы построить в двадцать первом веке такой город — с многотысячным населением, с домами и храмами, портом, судами, рынком, пальмами на берегу. Выходит, это действительно произошло. Лучше не спрашивать как, все равно ответа нет. А есть Нарбонская Галлия, римская провинция первого века до нашей эры. И дальше закрывать глаза на эту реальность было решительно невозможно.
— Ну что, помылись? — Тессарий Луций с ухмылкой взглянул на дорвавшихся до морской водички пленных. Женщины и девушки при этом удостоились особого, более пристального и циничного взгляда. — Мойтесь, мойтесь. Красивей будете — больше за вас дадут. Попадете в хороший дом здесь в городе — что еще нужно для счастья?
Итак, Нарбо-Марциус, Нарбонна, столица римской провинции Нарбонская Галлия. Легионы Цезаря и его помощника Тита Лабиена возвращаются на зимние квартиры — кто в Нарбонну, кто в Цизальпийскую Галлию — по сути, тот же великий Рим. Им — и Цезарю, и Лабиену — кажется, что галлы усмирены. Насколько помнил Замятин, случилось это в конце пятьдесят третьего года до нашей эры. Вот блин, влип-то!
— Все, закончили! — прокричал тессарий и, обернувшись к легионерам, махнул рукой. — Сворачиваемся, уходим!
Чудесный денек выдался, несмотря на то что на дворе, по словам Юния, стоял ноябрь, а это служило еще одним дополнительным подтверждением: в наших широтах в ноябре снег идет, с голыми ногами не побегаешь.
— Пошли, пошли, быстрее! — поторапливал тессарий, самолично подталкивая отстающих, поднимавшихся по узкой тропинке в город.
Красивое, черт побери, местечко эта Нарбонна! Конечно, не Рим, а так, маленький провинциальный городишко, но посмотреть есть на что — тот же амфитеатр, акведук, термы. В другие бы времена… нет, о временах не будем, не надо о больном! — при более благоприятных условиях Виталий, наверное, с ума бы сошел от радости, что здесь оказался. Если бы, скажем, прибыл сюда по своей воле да с возможностью в любой момент вернуться — этаким темпоральным туристом. Какой реконструктор не мечтает увидеть своими глазами, как все было на самом деле, сравнить историческую действительность с нашими домыслами? Домечтался…
А сложившаяся ситуация, увы, особой радости не способствовала. Итак, он, аспирант Замятин, вдруг переместился на две с лишним тысячи лет назад в прошлое. Тут даже про Иисуса Христа еще никто не знает, он только через пятьдесят три года на свет появится!
Как ни странно, но теперь, когда ситуация прояснилась окончательно, Виталий не впал в шок или панику, а скорее наоборот, успокоился. Ничего нет хуже, чем неизвестность, и от нее он наконец избавился. Исчезло ощущение, что кто-то здесь сошел с ума — либо он сам, либо все поголовно окружающие, — кончились чертовы загадки, всему появилось четкое и вполне логичное объяснение. Если на дворе пятьдесят третий год до нашей эры, то все здесь и должно быть, как есть. Портики, храмы, повозки, люди в туниках и тогах. На то она и эпоха Цезаря.
Ах, ну до чего ж красиво вокруг! Прямо невероятно. А люди, эти во множестве заполонившие улицы прохожие! Вот бородатый старик в длинном греческом хитоне и плаще-гиматии, рядом мальчик лет десяти в короткой тунике и сандалиях. Кто они? Дед и внук? Или, что более вероятно, раб-педагог и его юный господин, наследник знатной фамилии. А вот, чеканя шаг, прошли легионеры — пластинчатые доспехи, шлемы с красными перьями, вишневые туники, короткие мечи. Пронеслись подростки, громко крича, — разносчики? Мелкие торговцы? Или просто украли что-нибудь? Ох какой запах… уммм! Слюнки текут! Толстая улыбчивая тетка торгует рыбой, сама ее тут же и жарит на жаровне, щедро посыпая приправами. Чуть дальше цирюльник выставил кресло под старый платан и теперь бреет благообразного господина, а рядом терпеливо ждут дюжие молодцы — клиенты или, скорее, рабы, судя по скудной одежонке. Сейчас, в эпоху галльских войн, рабы резко подешевели — больно уж их много наловили, кто угодно может себе позволить. Конечно, красивую девственницу или искусного ювелира и теперь даром не отдадут, но какой-нибудь туповатый подросток, годный в домашние слуги, или пастухи кому хочешь по карману.
Впереди за углом вдруг возник рынок, ударил по глазам сутолокой и мельтешением людей, ворвался в уши многоголосой речью, божбой и руганью, закричал, заскандалил:
— Да разве ж это вино? Что ты мне предлагаешь, жалкий и жадный массилиец? Это же какие-то кислые выжимки!
— Согласен, вино чуть-чуть кисловато. Но что вы хотите за такую цену, мой господин?
— Господин военный, это вы куда девчонок ведете? Если хотите продавать, я дам хорошую цену!
— Отстань!
— Нет, клянусь Меркурием, лучшей цены вам никто не даст во всем Нарбо! За девственниц — по полсотне сестерциев, ага? И столько же за этого кудрявого мальчика.
— Отстань, говорю! Это не только мой трофей.
— Ах вон оно что! А кто выставит дев на продажу?
— Не знаю. Центурион, может, вообще себе заберет.
— А этот мускулистый раб сколько стоит? — забежав вперед, надоедливый прилипала перекупщик, вертлявый смуглолицый субъект, явственно приценивался к Виталию.
— Отойди, — угрюмо усмехнулся пленник. — Не то сейчас по башке огрею.
— И правильно сделаешь, парень. — Оглянувшись, Луций одобрительно кивнул. — Шляются тут всякие по базарам, сбивают цены. Уф… Слава Юпитеру, уже почти пришли.
Обогнув рыночную площадь по самому краю, отряд свернул влево и оказался на неширокой улочке, застроенной уютными двух- и трехэтажными особнячками, на первых этажах которых располагались многочисленные мастерские, пекарни и лавки. Улочка гордо именовалась на римский манер — виа Тибуртина, однако местный народец вместо «виа» произносил «вья». Двустворчатые двери одного из домов тут же распахнулись — видать, привратник уже все глаза проглядел в ожидании.
— Прибыли? — Сухой и длинный старик, управитель господина центуриона Марка Сульпиция Прокул а, нервно потер руки. — А тут вашего парня уже кое-кто дожидается прямо с утра.
— Кто дожидается? — удивился сержант. — Какого парня?
— Да вон его. — Старик с некоторым высокомерием кивнул на велита. — Эй, Юний, к тебе твой дружок ланиста пришел. Не стыдно же позорить визитом таких знакомых столь уважаемый дом! Приглашал бы его куда-нибудь… в более подобающее ему место!
— Вовсе не я его сюда пригласил, — ухмыльнулся юноша. — А наш господин, центурион Марк Сульпиций. Зря ты разорался, Варгин.
— Я? Разорался? — Управитель удивленно моргнул. — А наш Квинт Юний в походах набрался наглости! Раньше он держался куда скромнее и не смел перечить старшим!
— Еще бы, он же теперь воин непобедимого легиона, а не прихлебатель клиент. — Тессарий гулко захохотал. — Так что правильно Юний обнаглел, так и положено настоящему легионеру! Так где, говоришь, ланиста?
— Проходите за мной в сад. Ах нет… Сперва рабов — в эргастул. Не всех… ланиста там кого-то упоминал.
— Вот этого. — Юний осторожно взял Виталия за локоть. — Я уже про него Валерию говорил.
— Валерию, ах да… — Старик сделал вид, что только сейчас вспомнил имя ланисты. — Ну что же, проходите.
— Коморий, Марцеллин, Тит! — обернувшись, Луций махнул рукой. — Идите за нами, вы же были свидетелями пари.
— Да мы все были!
Войдя в дом, легионеры и пленник миновали просторный вестибюль с бассейном и дырой в крыше — атриум, после чего свернули направо, где располагался ларарий с изображениями домашних богов-покровителей, а через него вышли в сад, начинавшийся сразу за домом. В саду, на узкой скамеечке под раскидистым вязом, сидел сероглазый и светловолосый молодой человек в нескольких туниках, надетых одна на другую. Это был самый последний провинциальный шик — немногие еще так одевались. А в придачу позолоченные кальцеи, ногти, покрытые перламутровым лаком, серебряное ожерелье. Он бы производил приятное впечатление, если бы не кричащие цвета наряда: верхняя туника была пунцовой, из-под нее торчала ядовито-желтая, а из-под нее выглядывала самая нижняя и самая длинная — ярко-синяя. Попугай да и только.
Завидев легионеров, молодой человек тут же вскочил.
— Ну, дружище Юний, и где же твой обещанный гладиатор?
— Да вот он! — Велит широко улыбнулся и кивнул на Виталия. — Зовут Беторикс.
— Беторикс? А что, звучит неплохо. Для арены подойдет. Еще бы к этому звучному имени содержание не хуже. Что он умеет?
— Цветочные гирлянды, блин, плести! — Юний издевательски хлопнул себя по коленкам. — Драться он умеет, дружище мой Валерий, драться, как и все гладиаторы.
— В таверне по пьяни кулаками махать все мастера, но для арены этого мало.