– Вот-вот, – сказала неслышно подошедшая Мария Антоновна (и как это под ней галька не хрустнула?). – Поэтому и нам стоит поспешить.
– Да вы хоть объясните нам, что тут вообще происходит? – замахал руками Нича.
– Вам это знать ни к чему, – отрезала бабушка. – Во всяком случае, пока. Но вы можете пригодиться. Именно поэтому мне бы хотелось, чтобы вы пошли со мной.
– Пригодиться?.. – закипел Нича. – Ничо так! Для чего пригодиться? Для размножения? Или для подкормки «червей»?
– Не говорите ерунду, молодой человек, – поморщилась старушка. – Ваша помощь может понадобиться исключительно для вашего же блага. Впрочем, решайте сами. Я доберусь и без вас.
Соня с Ничей переглянулись.
– Надо идти, – тихо сказал Нича. – Поверь мне. Я чувствую, надо. Даже если она врет.
Мария Антоновна не отреагировала на его слова, хотя все прекрасно слышала. А Соня сказала:
– Верю. Пошли.
Старушка направилась к катеру. Соня пошагала за ней, а Нича вдруг крикнул:
– Постойте! Дайте я хоть переоденусь наконец-то!
Он собрал в охапку свою разбросанную по гальке одежду и побежал к кустам за железнодорожную насыпь.
7
Геннадий Николаевич обернулся, пытаясь разглядеть в полумраке, куда можно сесть.
– Да вот же, сзади тебя кресло, – сказал Ненахов.
Действительно, свободное кресло стояло с ним рядом. Но Бессонов мог бы поклясться, что секунду назад там было пусто. Впрочем, и тревожный сумрак в комнате, и сумрачная тревога на сердце вполне могли застить как глаза, так и сознание.
Геннадий Николаевич сел и перевел взгляд на Студента. Точнее… на пустое кресло, где тот только что сидел. Бессонов вскочил и завертел головой.
– Сядь, – устало вздохнул Ненахов и занял пустующее место. – Он ушел.
– Никуда он не мог уйти! – продолжал озираться Бессонов. – Он бы со мной столкнулся.
– Он еще и не то может, – снова вздохнул бывший полковник.
– Да кто он такой вообще? Можешь ты мне объяснить?!
– А ты можешь наконец сесть?! Я тебе как раз все объяснить и собрался.
– Я думал, что этот… Студент мне что-то рассказать хотел… – пробормотал Геннадий Николаевич и все-таки опустился в кресло.
– Может, еще и расскажет. Если захочет. Он, я думаю, посчитал, что будет лучше, если в курс дел тебя введу я. Мне ты быстрее поверишь. Если в это вообще можно поверить… – Последнюю фразу Ненахов произнес очень тихо. А потом тряхнул головой и подмигнул: – Но, мне кажется, ты сможешь. Ты уже созрел для этого.
– Для чего? – не смог удержаться Бессонов.
– Для правды. – Ненахов встал, подошел к окну и раздвинул шторы.
От хлынувшего в комнату света Геннадий Николаевич зажмурился. А когда открыл глаза, друг опять сидел напротив. На низеньком столике между креслами стояли бутылка коньяка, две широкие рюмки, тарелка с порезанным лимоном и лежала уже распечатанная и разломанная на дольки шоколадка. За те несколько секунд, что глаза Бессонова были зажмурены, Ненахов, да и никто другой, не успел бы все это сварганить. Разве что таинственно исчезнувший Студент.
Бывший полковник слегка растянул губы и прищурился. Разумеется, ему было понятно изумление друга. Но пояснять он ничего не стал. Сказал только:
– Давай-ка сначала выпьем. Мне будет проще рассказывать, а ты легче все это воспримешь.
– Короче говоря, без бутылки в этом не разобраться, – хмыкнул Геннадий Николаевич.
– Пожалуй, да, – кивнул Ненахов, разливая коньяк. Потом взял рюмку снизу в ладонь, как «полагается», чтобы согреть напиток.
А Бессонов лишь фыркнул, глядя на это, церемонно приподнял рюмку и разом опрокинул в рот. Забросил следом кружок лимона, поморщился, отправил туда же кусочек шоколада. Помолчал, наслаждаясь эффектом, дождался, пока друг выпьет свою порцию, и сказал:
– Ну, давай, не тяни. Я готов. Только скажи мне сразу, кто такой этот Студент?
– Так я с него и хотел начать, – скривившись после лимона, ответил Ненахов. – Потому что он-то и есть виновник всего.
– Из-за него исчез Коля? – подался к другу Бессонов.
– Нет. Я сказал «всего» в прямом смысле. Всего нашего мира. Во всяком случае, Земли и окрестностей, потому что все остальное – это так, антураж. Ну, «виновник» тут, конечно, не очень подходит. Скорее, Создатель. А если еще точнее…
– Стоп! – поднял руки Геннадий Николаевич. – Наливай!..
Ему стало страшно. Даже не столько от того, что он сейчас услышал и услышит еще. Ему стало страшно, потому что он верил Ненахову. В это нельзя, невозможно было поверить, а он все равно верил. Может, оттого, что предшествующие события подготовили его к этому, а возможно, и потому, что и сам уже размышлял о чем-то подобном. Реалистичные объяснения случившемуся закончились, принцип бритвы Оккама больше не действовал. Разуму ничего не оставалось, как сдаться.
Геннадий Николаевич снова проглотил коньяк залпом. Закусывать на сей раз не стал, повернулся к Ненахову и стал нетерпеливо ждать, пока тот расправится с лимоном.
– Готов? – внимательно посмотрел на него друг. Бессонов кивнул. Тогда бывший полковник откинулся в кресле, прикрыл глаза и продолжил: – Так вот, Гена, этот Студент, можно сказать, твой коллега. Программист.
Геннадий Николаевич дернулся, разинул было рот, но друг, почувствовав это, открыл глаза и не дал себя перебить.
– Да-да, – сказал он. – Это самое верное приближение. Хотя, по правде говоря, у человечества еще нет таких понятий, чтобы объяснить все точно и правильно. Даже не объяснить, а только лишь описать, перевести, так сказать, на людской язык. На любой – русский, английский, китайский. Поэтому будь готов к тому, что моя попытка объяснить суть происходящего подобна тому… Даже не знаю, с чем сравнить. Да и вряд ли такое сравнение есть. Но вот все же представь, как если бы житель горного села впервые попал в Москву и посмотрел в Большом театре балет, а вернувшись домой, станцевал бы его перед односельчанами в одиночку. А потом его внук-шестиклассник написал бы на основании увиденного либретто, которое затем перевели бы на японский в виде танка и хокку вперемешку. Затем композитор Страны восходящего солнца, вдохновленный этой поэзией, написал бы музыку, под которую сплясал бы русский ансамбль песни и пляски… Так вот, лаконичное описание этих танцевальных па по отношению к первоисточнику – ты помнишь, это был профессиональный балет? – и стало бы подобием того, что я хочу тебе рассказать, в сравнении с действительностью.
– Может, хватит трепаться? – нахмурился Геннадий Николаевич. – Балерун-говорун… Ты ближе к делу давай. Разберусь как-нибудь.
– Я просто хочу предупредить тебя, что все мои объяснения будут так или иначе условными. Истинная суть вещей гораздо сложнее кажущейся.
– Ладно тебе! Хватит меня недоумком считать, – начал откровенно злиться Бессонов. – Если ты понимаешь, наверное, и я не намного глупее.
– Нет, ты не понял, – печально помотал головой бывший полковник. – Я не умнее тебя. Просто я… не человек.
Геннадий Николаевич дернулся так, что едва не свалился с кресла. Он почувствовал, как во рту вмиг пересохло, а горло будто сдавило железным ошейником. Хотелось вскочить и бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но ноги стали ватными и повиноваться ему не желали. Глаза стало затягивать мутной пеленой. В ушах зазвенело.
– Эй, эй!.. – услышал он не отключившимся краем сознания. Затем голова вдруг стала мотаться из стороны в сторону. Оказывается, Ненахов стоял уже рядом и шлепал его ладонями по щекам. Звон в ушах понемногу стихал, и сквозь рассеивающийся туман Геннадий Николаевич сумел разглядеть, как друг, расплескивая по столику коньяк, спешно наполняет рюмку. Бессонов протянул руку, но она так тряслась, что пришлось просто открыть рот пошире, и Ненахов тут же влил туда «лекарство».
Отпустило быстро. Вспоминать, чем был вызван этот обморок, не хотелось. Но ничего иного не оставалось. Разве что вскакивать на вновь ставшие послушными ноги и брать их, как говорится, в руки. Но это бы все равно не решило никаких проблем. Стало бы еще хуже, ведь то, что он уже успел услышать, не дало бы ему покоя никогда. И уж тем более это не помогло бы в поисках сына. Поэтому Бессонов сжался, скрипнул зубами, мотнул головой и выдавил:
– Продолжай.
– Ты точно готов?
– Продолжай же ты, не мучай меня! Только… – Геннадий Николаевич напрягся еще больше. – Только ответь сначала: я-то хоть человек?..
Ненахов неожиданно выругался, чем окончательно привел Бессонова в чувство – матерился друг исключительно редко.
– Да пойми ты! – затряс кулаками бывший полковник. Или кто он там был на самом деле? – Я же тебе говорю: все условно! Все не так, как ты думаешь! Ничего этого, – развел он руками, – на самом деле не существует. И в то же время все это есть. И ты тоже есть. И я. Только все это вместе с нами программа, которую и написал наш Студент. Но если ты – программный продукт, развивающийся самостоятельно, не прописанный жестко кодом, то я – всего лишь блок этой программы… Тоже имеющий некоторые степени свободы, но человеком меня назвать уже нельзя.
– Постой… – Бессонов больше не чувствовал дурноты, но мозг продолжал упрямиться и не хотел адекватно переваривать информацию. – Так это что получается? Выходит, «Матрица» – не фантастика? Хард-рок натуральный…
– Да при чем тут «Матрица»? Это же совсем разные вещи! Там люди реальные, но в их сознание запустили программу вымышленного мира. А на самом деле, программа – это все: и мир, и сами люди. По сути, вам все равно: реальны вы в реальном мире или виртуальны в виртуальном. Это же с вашей стороны никак не определить. Тем более никакой реальности, в вашем понимании, не существует вовсе. А мир Студента – не просто на нее не похож, а отличается настолько, что для этого у вас не существует понятий. Я же говорил… Скорее всего это было заложено в программу специально.
– Но тогда – какая разница?
– Никакой. Я это и говорю. И ты бы ничего никогда не узнал и не заподозрил… Да что – ты, самые великие ученые не узнали бы и не заподозрили никогда!.. И не узнают, я надеюсь. А ты вот – узнал. Сам, наверное, догадываешься, из-за чего тебе была предоставлена такая честь. – Ненахов усмехнулся, но тут же спрятал улыбку.
– Из-за Ничи… – прошептал Бессонов.
– Да. То есть не конкретно из-за Николая, а из-за того, что стало причиной исчезновения его и прочих людей.
– И ты знаешь эту причину?.. – подался вперед Геннадий Николаевич.
– Знаю. Только давай я тебе все же в общих словах обрисую картину мироустройства. Или, если тебе удобней, структуру программы.
– Но мне нужно… – дернулся Бессонов.
– Тебе нужно слушать и не перебивать, – повысил голос Ненахов. – Чтобы пришить хвост, нужна по крайней мере задница. А ее тоже к чему-то надо крепить. Так что давай я начну с начала. Хорошо?
Геннадий Николаевич махнул рукой и потянулся было за бутылкой, но остановил ладонь на полпути, нахмурился и сказал:
– Только убери-ка ты это все. Мозги и так уже пыльным мешком пристукнутые.
– Может, кофе? – спросил бывший полковник.
Не успел Бессонов кивнуть, как бутылку со стаканом уже сменили кофейник и чашки. А к лимону с шоколадкой добавились вазочка с печеньем и сахарница.
Ненахов разлил кофе по чашкам и принялся рассказывать:
– Итак, предположим, что Студент – это на самом деле студент и выполняет некий дипломный проект. Разумеется, все это очень условно…
– Слушай, может, хватить напоминать, что меня нашли в капусте? – в сердцах воскликнул Геннадий Николаевич и вместо обычных двух бросил в чашку три куска сахара.
– В какой капусте? – часто-часто заморгал Ненахов.
– Да в обычной, белокочанной. Я и так уже понял, что мне три годика, и папа с мамой не могут найти слов, чтобы объяснить про яйцеклетку, сперматозоиды и далее по списку. Короче говоря, прекращай о своих условностях. Говори нормально, я уже внес насчет них поправку.
– Ну и замечательно! – Ненахов тоже положил в кофе сахар, размешал его ложечкой и сделал пару осторожных глотков. – Значит, наш Студент делает проект. Цель проекта – ваш мир. Точнее – Земля, поскольку все остальное, насколько я понимаю, тоже чистая ус… Короче, ты понял. Так вот, эта модель многоуровневая. Главный блок – это сам Студент. Причем он же и программист… Ну, тут немного не стыкуется с принятой нами схемой этих самых, на букву «у», но пусть это будет еще одной «у».
– «У» тоже не надо, – поморщился Бессонов. – Давай как получается, безо всех оговорок, а то мы так до утра не закончим.
– Хорошо. Дальше идут блоки верхнего уровня, так называемые координаторы. Они создают общее описание мира, задают основные константы, физические законы и так далее. Они же собирают информацию от координаторов более низкого уровня – их уже намного больше, – передают ее наверх, главному блоку, а полученные от него данные распространяют вниз. То есть выполняют еще роль неких приемопередатчиков или ретрансляторов. То же происходит на всех низших уровнях. Чем ниже, тем координаторов больше. И отвечают они за все более «узкие» участки. Например, координатор более высокого уровня создает атмосферу в целом, а на более низком уровне управляют давлением, облачностью, осадками и так далее. Наверху «лепят» земную кору; ниже делают рельеф; еще ниже – водоемы и леса в целом, их расположение, общий состав; еще ниже – отдельные деревья, всякие там заливы и бухточки в морях-океанах и так далее. То же самое и по людям, которые, как я уже говорил, не подвластны программе, а только заложены как конечный продукт в ее алгоритм. Они не управляются сверху, но чтобы программные блоки могли принимать эту конечную информацию, среди людей тоже есть ретрансляторы. Они же – аккумуляторы. Как и обычные люди, они сверху не управляются, но собирают информацию от людей и передают координаторам самого нижнего уровня. Причем делают это неосознанно, во сне. В принципе ретрансляторами и даже обычными людьми можно управлять, но это очень серьезное нарушение условий проекта, за что диплом могут попросту зарубить.
– А кто-то за этим следит? – выдохнул Бессонов.
– А как же! Существуют специальные инспекторы, тоже программные блоки, только созданные и внедренные в программу не Студентом, а Экзаменатором, выдавшим задание и принимающим работу. Тот самый парень с плеером, что отобрал у нас пулю, как раз один из них.
– И ты тоже?..
– Ну, что ты! Я – всего лишь координатор. Не самого низшего, но и далеко не высокого уровня. В моем ведении – наш город.
– Ни хрена себе! – присвистнул Геннадий Николаевич, отставив пустую чашку. – И ты еще ломался, выделывался, что ничего не знаешь и не можешь!
– Ничего я не выделывался! – вспыхнул полковник-координатор. – Я на самом деле почти ничего не могу, а если что-то вдруг сделаю по-своему, то это, опять же, скажется на оценке Студента. Так что рамки мои чрезвычайно жесткие и донельзя узкие. А знать я тогда и правда ничего не знал. Сначала. А когда узнал, не имел права тебе сообщать. Не человеческого, заметь, права.
– Но ты ведь мог бы… – перешел на шепот Бессонов, – …не все передавать на следующий уровень. Или не мог?
– Не мог. Даже если бы не сделал это сознательно, то во сне – ну, у нас это не вполне сон, но близко, – вся информация ушла бы от меня наверх помимо моей воли. А меня бы потом сразу деинтегрировали. Но ты не забывай, что есть еще наш инспектор. А от него ничего не утаишь. Мы только нашли пулю – а он уже тут, помнишь?
– Помню, – кивнул Геннадий Николаевич. – И все же что произошло с Ничей? Программный сбой?
– Вирус, – сухо бросил Ненахов и вновь забулькал кофейником. – Там, – ткнул он в потолок пальцем, – тоже есть конкуренция. Творческие, так сказать, соперники помаленьку гадят друг другу. Не исключаю, что и наш Студент этим грешит. Но в данном случае вирус запустили в его программу. Довольно сложный и хитрый вирус. Раньше такого не было. Хотя обычных вирусов всегда хватало. Самые кровавые войны, эпидемии, великие катаклизмы – в основном их происки. Но даже в самом трудном случае с ними удавалось справляться обычными антивирусными средствами. Штатными. Ну, вроде антивирусников, что ты и сам пользуешься. Смысл тот же. А на сей раз… На этот раз противник оказался серьезным. Программист очень высокого уровня. Не ниже, чем у Студента, а то и… В общем, написанный им вирус снял с Земли слепок. Но не полную копию – это было бы чрезвычайно трудоемко и не могло бы пройти незамеченным. Он сделал как бы точечную сетку. То есть, грубо говоря, на сферу, равную по площади земной, он скопировал семьдесят небольших участков, равномерно расположенных на поверхности Земли. Сама по себе эта акция для нас безопасна. Но и для Соперника – давай так его и будем звать – бесполезна. Разумеется, идеально точно вычислить его задумку Студент не может, но догадки у него есть. Даже не просто догадки, а некие логические, математические и прочие – не нашего ума – построения, с большой вероятностью раскрывающие идею Соперника. Она заключается в том, что Соперник хочет основательно изгадить эту псевдокопию, заразить ее максимально, желательно по всей сфере, а потом разом вернуть на место. Тогда Земле – конец, никакие антивирусники с этим глобальным хаосом не справятся. Диплом не будет защищен, а материал утилизируют…
Бессонов судорожно сглотнул. Замахал рукой – погоди, дескать, – налил себе полчашки почти остывшего кофе и, даже не подсластив, влил в себя двумя большими глотками. Поморщился от горечи; схватил ломтик шоколада; не разжевав, проглотил, а потом воскликнул:
– Постой, но как же так? Если он скопировал и наш город со всеми нами, а намекаешь ты явно на это, то почему Нича и Соня… ну, та девушка, Зоина дочь… оказались там в виде оригиналов, а не копий?
– Я ничего не говорил про наши копии, – подчеркнул голосом слово «наши» Ненахов. – Дело в том, что скопировать людей нельзя. То есть сами тела – пожалуйста, в этом-то ничего особо сложного нет, а вот то, что называется душой… Дело в том, что у всего живого, конечного продукта программы, и впрямь есть душа. Это главное достижение Студента. Благодаря ей все живое – за исключением растений и простейших животных, которые вполне обходятся без нее, – и может существовать и развиваться независимо от программного кода. В Библии все записано правильно, сначала Студент создал тварей и тренировался на них… То есть в начале вообще было Слово, то есть – программный код. Потом – Земля, ее ландшафт, водоемы – и далее по списку, в конце которого был человек…