О роли техники в обществе Мэмфорд имел серьезные расхождения с Марксом. Он считал, что нельзя понять действительную роль техники, рассматривая человека как «животное, делающее орудия». Древний человек обладал единственным орудием – своим телом, управляемым мозгом, умом. Его умственная энергия превосходила его потребности, и орудийная техника была частью биотехники мозга. Истоки этой «добавочной умственной энергии» Мэмфорд видит не только в труде, но и в других составляющих коллективного существования и общения, в таких, как игровая, эстетическая и религиозная стороны жизни человека, прочие нетрудовые формы, детерминированные опытом добывания средств к существованию. Историю европейской цивилизации он делит на три основных этапа. Первый этап (с 1000 по 1750 г.) характеризуется культивированием так называемой интуитивной техники, связанной с применением силы падающей воды, ветра и использованием природных материалов: дерева, камня и т.д., которые не разрушали природу, а были с ней в гармонии. Второй этап (ХVIII – ХIХ вв.) основан на палеотехнике (т.е. ископаемой технике); это эмпирическая техника угля и железа. Данный этап характеризовался отходом от природы и попыткой господства человека над природой. Мэмфорд называет этот период «рудниковой цивилизацией». Третий этап (с конца ХIХ в. по настоящее время) – это завершающая фаза функционирования и развития западной цивилизации, в пределах которой происходит на строго научной основе восстановление нарушенной в предыдущей фазе гармонии техники и природы. Анализу этого периода Мэмфорд посвятил книги «Миф машины» (1969, 1970), «Человек как интерпретатор» (1950) и другие произведения. Дистанцируясь от ставших популярными определений типа «homo faber», он отстаивает понятие «homo sapiens», так как сущность человека, по его мнению, заключается в мышлении, а основой человечности является дух – разум. Человек главным образом интерпретатор. Это его качество человека обнаруживается в самотворчестве: человек проецирует сам себя и сам себя создает.
Примечателен подход Мэмфорда к истории развития техники. Он выделяет два ее главных типа: биотехнику и монотехнику. Биотехника – это тип техники, который ориентирован на удовлетворение жизненных запросов и естественных потребностей и устремлений человека. Монотехника ориентируется главным образом на экономическую экспансию, материальное насыщение и военное производство. Ее цель – укрепление системы личной власти, и поэтому она носит авторитарный характер. Она враждебна не только природе, но и человеку. Ее авторитарный статус восходит в своих истоках к раннему периоду существования человеческой цивилизации, когда впервые была изобретена «мегамашина» – машина социальной организации нового типа, способная повысить человеческий потенциал и вызвать изменения во всех аспектах существования.
Человеческая машина с самого начала своего существования объединила в себе два фактора: 1) негативный, принудительный и разрушительный; 2) позитивный, жизнетворный, конструктивный. Оба эти фактора действовали во взаимной связке. Понятие машины, идущее от Франца Рело (1829–1905), означает комбинации «строго специализированных способных к сопротивлению частей, функционирующих под человеческим контролем, для использования энергии и выполнения работы». В этой связи Мэмфорд пишет: «Великая трудовая машина оставалась истинной машиной во всех отношениях, тем более что ее компоненты, хотя и сотворенные из человеческой плоти, нервов и мускулов, были сведены к чисто механическим элементам и жестко стандартизованы для выполнения ограниченных задач».
Все типы современной машины представляют собой трудосберегающие устройства. Предполагается, что они выполняют максимальный объем работы при минимальных затратах человеческих усилий. В древние времена вопрос об экономии труда не стоял, и, как пишет Мэмфорд, в древности машины можно было бы назвать трудоиспользующими устройствами. Для нормального функционирования «человеческой машины» были необходимы два средства: надежная организация знаний (естественных и сверхестественных) и развитая система отдачи, исполнения и проверки исполнения приказов. Первое воплощалось в жречестве, без активной помощи которого институт монархии не мог бы существовать; второе – в бюрократии. Обе организации были иерархическими, на вершине иерархии стояли первосвященник и царь. Без их объединенных усилий институт власти не мог эффективно функционировать. (Кстати, это условие остается истинным и сегодня.) Следовательно, первое из указанных двух средств – знание, как естественное, так и сверхестественное, – должно было оставаться в руках жреческой элиты, т.е. быть жреческой монополией или жреческой собственностью. Только при таком условии, а стало быть, и при жестком тотальном контроле над информацией и ее дозированием для широких слоев населения можно было обеспечить слаженность работы мегамашины и сберечь ее от разрушения. В противном случае, т.е. при разглашении «тайн храма» и обнаружении «закрытой информации», «мегамашина» непременно приходит в упадок и в конечном счете разрушается и гибнет. В этой связи Мэмфорд обращает внимание на то обстоятельство, что язык высшей математики в лице компьютеризации восстановил сегодня и секретность, и монополию знаний с последующим воскрешением тоталитарного контроля над ними. Мемфорд указывает и еще на одну черту «мегамашины»: слияние монополии власти с монополией личности. Автор мечтает о разрушении подобной «мегамашины» во всех ее институциональных формах. От этого, по его мнению, зависит, будет ли техника функционировать «на службе человеческого развития» и станет ли мир биотехники более открытым человеку.
11.3. Философия техники Х. Ортеги-и-Гассета: техника как производство избыточного
Философские воззрения испанского, публициста, общественного деятеля и философа Хосе Ортеги-и-Гассета (1883–1955) сложились под влиянием концепций марбургской школы. Решающую роль в этом сыграли идеи Германа Когена (1842–1918), Пауля Наторпа (1854–1924), Эрнста Кассирера (1874–1945), Николая Гартмана (1882–1950). Целью марбургской школы был анализ философских категорий, концепций этического социализма. Ортега-и-Гассет увлекался тезисом о самополагании познающего субъекта в процессе развития культуры. Положительно относился к теории переживания духовного опыта как вслушивания в жизнь (М. Хайдеггер), был озабочен проблемой разобщенности творцов культуры и ее «потребителей», негативными результатами культуры, проявляющимися в виде социальной дезориентации в системе «массового общества». Его перу принадлежит книга «Размышления о технике» (1933).
Рассматривая жизнь как «потребность потребностей» Ортега-и-Гассет выступал в защиту автономности личности в ее отношении к собственной судьбе как репертуару жизненного действия. В этом своеобразном списке находятся как естественные, органические, биологические потребности, так и действия, удовлетворяющие эти потребности. По сути, в этом ассортименте и для животных, и для человека все едино. Разница, однако, состоит в том, что человек предпринимает определенные действия – он сам производит то, чего нет в природе. В этом состоит его репертуар. Но это не самое главное его действие: освободившись от дефицита витальных потребностей, человек имеет возможность расширить круг своих потребностей, т.е. расширить репертуар. Из этого свойства человеческой натуры автор делает вывод о противоречивости человеческих потребностей. Репертуар потребностей человека не совпадает с меню витальных потребностей. Это наличное его желание действовать по второму (расширенному) репертуару и составляет то, что называется деятельностью по преобразованию природы. С целью удовлетворения своих потребностей, в угоду им человек навязывает природе свои желания, если она еще не готова послужить им. В этом услужении Ортега-и-Гассет наблюдает, как сама природа преобразуется. Она предъявляет человеку требования в виде естественных нужд. Человек на них отвечает тем, что навязывает ей изменения, преобразовывает ее с помощью техники. Осуществляя это преобразовывание, техника поддерживает человеческое желание. И эта связь, соединяющая природу с человеком и наоборот, есть некий посредник – сверхприрода, надстроенная над «первой» природой.
Животному его собственная природа предзадана. Оно существо нетехническое – именно из-за отсутствия в нем активного начала. Человек же благодаря природному техническому дару творит недостающее, создает новые обстоятельства, приспосабливая природу к своим нуждам. Человек и техника сливаются. Технические действия предназначены для того, чтобы, во-первых, что-то изобрести, во-вторых, обеспечить условия, в-третьих, создать новые возможности. Задача техники – совершать усилия ради сбережения усилий. По мнению автора, именно тогда у человека возникает проблема, как распорядиться освободившимся временем после преодоления им той животной жизни. Благодаря технике человеческая жизнь выходит за рамки природы, человек ослабляет свою зависимость от природы. Но перед ним возникает новая проблема: как жить дальше!? На этот вопрос Ортега-и-Гассет отвечает так. Реальность состоит в том, что мир одновременно и предоставляет человеку удобства, и чинит ему препятствия. Именно в таком мире пребывает человек; его существование окружено и удобствами, и трудностями. Именно это придает человеческому бытию онтологический смысл. Человеку предначертано быть существом «сверхъестественным» и одновременно естественным – онтологический кентавр!
Таким образом, человеческое «Я» – это непрерывное стремление реализовать определенный проект, программу существования, включающую то, чего еще нет, а также то, что мы должны для себя создать. Обстоятельства даны человеку как «сырье» и механизм. Человек-техник пытается обнаружить в мире скрытое устройство, потребное для его жизни. Для автора жизненная программа имеет не техническое, т.е. дотехническое происхождение. Ее корни уходят вглубь, в эпоху дотехнического изобретения. Следовательно, вероятность технократии является крайне низкой: человек-техник по определению не может управлять, быть высшей инстанцией, его роль второстепенна. Техника предполагает наличие, с одной стороны, существа, у которого есть желание, но еще нет проекта, замысла, программы, а с другой стороны, наличие связи между развитием техники и способом бытия человека. В этом контексте Ортега-де-Гассет рассматривает индийского бодхисатву, испанского идальго и английского джентльмена образца 1950-х гг. Бодхисатва сводит свои материальные потребности к минимуму и к технике безразличен. Активен только английский джентльмен, который стремится жить в подлинном мире максимально насыщенной жизнью. В описании автора джентльмен уверен в себе, честен, ему свойственны чувство справедливости, искренность, самообладание, ясное понимание своих прав и прав других, а также и своих обязанностей по отношению к другим. Подобный анализ был нужен для того, чтобы определить периодизацию истории техники, где существенны взаимоотношения человека к человеку и человека к технике. Автор выделяет три значительных этапа в историческом развитии техники:
1) техника случая — это исторически первая форма существования техники, присущая первобытному обществу и характерная для доисторического человека. Она отличается простотой и скудостью исполнения и крайней ограниченностью технических действий (об этом писали Л. Нуаре, и др.);
2) техника ремесла – это техника Древней Греции, доимператорского Рима, европейского Средневековья. В этот период существенно расширяется набор технических действий, усвоение которых требует специальной выучки, а занятие технической деятельностью становится профессией и передается по наследству;
3) техника человека-техника – это машинная техника с техническими устройствами, которая берет свое начало со второй половины XVIII в., когда был изобретен механический ткацкий станок Эдмунда Картрайта (1743).
Машина существенно меняет отношения между человеком и орудием. «Работает» машина, а человек ее обслуживает. Он придаток машины. Побочным явлением этого процесса становятся «кризис желаний», бездуховность. Ортега-и-Гассет свое учение называет рационализмом, хотя он близок к экзистенциализму.
Тема 12. Технологический детерминизм и технофобия
12.1. Понятие детерминизма
Детерминизм (от лат. determino – определяю) – это учение о связи и взаимообусловленности явлений действительности. Он рассматривает вопросы о законах природы, о взаимодействии природы и общества, о движущих силах общественного развития, влиянии общества и отдельных его подсистем на искусство, науку, мораль, на формирование и деятельность человеческих индивидов. Центральной проблемой детерминизма является вопрос о существовании и действии законов. Признание законов, по существу, означает возможность научного познания природы и общества, возможностей науки, научно-ориентированной адаптации человека к различным процессам. Отрицание законов, напротив, стимулирует взгляд на природу и общество как на полностью неуправляемые и непредсказуемые процессы. Применительно к социуму такой взгляд часто возникал из попыток выявить специфику социальных процессов по сравнению с природными, подчеркнуть значение деятельности людей, индивидуального творчества для социальной истории. Эта тенденция не преодолена полностью, хотя упрощение общественных законов стимулируется не механикой, а преимущественно биологией.
Особую методологическую трудность представляет трактовка законов, выводимых из взаимодействия человеческих отношений. Так, К. Маркс полагал, что ручная мельница является отражением модели общества с сюзереном во главе, паровая машина соответствует обществу промышленного капитализма (хотя эти аналогии не имеют продолжения, что свидетельствует об ограниченности подобной детерминации). Согласно концепции технологического детерминизма вырисовывается иная картина. Такой детерминизм придает технике и технической деятельности абсолютный статус в качестве основания функционирования и развития общества. Как философская установка он возводит технику в ранг главной причины, обусловливающей все аспекты общественной и культурной жизни, начиная с экономики, политики и кончая искусством и философией.
В философии техники различают две основные формы технологического детерминизма: технологический эвдемонизм (от греч. eudaimonia – блаженство) и технологический алармизм. Первое направление элиминирует («удаляет») все негативные последствия технической деятельности человека и поэтому в техническом прогрессе видит одни только позитивные моменты: боготворит технику, абсолютизирует ее значение как источника благосостояния. Второе направление проявляет скептическое отношения к техническим инновациям: для него «все плохо»; все сулит бедствие и разрушение духовности человека, отчуждение от его собственной сущности и т.д. Оба этих направления имеют своих последователей и апологетов, и в каждом из них существуют зерна истины.
12.2. Теория технократического преобразования общества
Американский экономист норвежского происхождения Торстейн Веблен (1857–1929) известен как основоположник и теоретик институционализма, сторонник технократического преобразования общества с учетом влияния культурных традиций социальных институтов. Понятие институционализма (от лат. institutio – наставление) восходит к институциям – учебникам римских юристов, дающих системный обзор действующих правовых норм. В ХIХ в. институции существовали как комплекс различных объединений граждан (семья, партии, профсоюзы и т.п.), борющихся за возведение традиций, обычаев в ранг закона, закрепление их в виде учреждений. Анализируя природу этого социального явления, Веблен приходит к выводу об отставании взглядов людей от изменений в области технологий и производства.
В своей теории «праздного класса» (Leisure class) Веблен анализирует антагонистичность производительного труда и демонстративного потребления в современном обществе, рассматриваемого им как институционально закрепленное «извращение» инстинкта изобретательства, присущего людям. Историю он представляет как результат борьбы предпринимателей в сфере обращения с предпринимателями в сфере производства, из которых наиболее реакционными являются первые. Бизнес рождает частную собственность, национализм, религиозное невежество, поэтому Веблен призывает к установлению в обществе диктатуры во главе с технической интеллигенцией. По мнению Веблена, капитализм резко противопоставляет бизнес и индустрию друг другу. Ему не нравится мотив бизнеса, основанный на принципе «купли-продажи». В книге «Теория праздного класса» (1899) он пишет: «Обычаи мира бизнеса сложились под направляющим и избирательным действием законов хищничества и паразитизма». Высший класс капиталистического общества, по-существу, является «паразитическим» классом. Автор выступает против фактора собственности, который позволяет «паразитическому» слою купаться в роскоши, не принимая участия в создании материальных благ. Этому классу Веблен предъявляет следующие обвинения: во-первых, владение средствами производства; во-вторых, неучастие в процессе производства; в-третьих, праздный образ жизни; в-четвертых, паразитизм и стяжательство; в-пятых, демонстративное потребление и расточительство. Для преодоления подобного социального «паразитизма» Веблен и предлагает технократическую революцию и установление власти научно-технической интеллигенции (технократии), не допуская, однако, к власти рабочий класс, у которого, по мнению Веблена, имеются свои противопоказания. Он предлагает собственный сценарий этой технократической революции. По его мнению, мощная забастовка инженеров приведет к параличу старого порядка и вынудит «праздный класс» добровольно отказаться от своей монополии на власть в пользу научно-технической интеллигенции. В «техноструктуре», куда входят инженеры, ученые, менеджеры, акционеры, автор видел движущую силу такой технократической революции, целью которой является изъятие собственности от собственника и передача ее в руки технократии.