— Ничего не понимаю! Какой ящик? — спросил папа.
— Огромный. Он стоит у меня в комнате.
Папа направился к бабушкиной каморке, мама, бабушка и дети — за ним.
Бабушка не ошиблась: у неё в каморке действительно стояло что-то похожее на огромный ящик, а в нём мирно жевала сено настоящая живая корова. Время от времени она негромко мычала.
— Корова! — воскликнула бабушка. — Настоящая, живая! Ах ты, моя милая, как же ты сюда попала? Напугали мы тебя, бедненькую?..
— У неё на шее записка, — сказала Мона.
Папа подошёл к корове, погладил её по спине и снял записку. На листке с одной стороны большими буквами было написано: «Большой семье маленький подарок от Антона», а с другой стороны маленькими буквами было написано: «Дорогие папа, мама, бабушка и восемь детей! Все девятнадцать лет, что я жил в Америке, я мечтал о том, как вернусь домой на Рождество и подарю отцу с матерью корову, которую им всегда очень хотелось иметь. Вернувшись в Норвегию, я купил корову и попросил, чтобы её доставили сюда на Рождество. Но оказалось, что мои родители теперь живут в городе и не могут держать корову. А вы так хорошо меня встретили, что я подумал — пусть эта корова останется вам».
— Хотела бы я знать, доил ли кто её сегодня вечером? — спросила бабушка.
Она быстро нашла маленькую скамеечку, ведро, открыла одну стенку ящика, в котором стояла корова, и вошла к ней.
— Роза, моя Розочка, — говорила бабушка и гладила корову по спине и по бокам. — Ты соскучилась? Ты стояла и ждала нас?
— Боже мой, куда же мы её денем? — словно очнулась вдруг мама.
— Я тоже об этом думаю, — сказал папа. — Если бы теперь была весна, мы бы с Хенриком живо соорудили ей какой-нибудь хлев. Но зимой… Зимой строить трудно. Да и денег у нас не осталось. Всё, что было, мы истратили на праздники.
— Значит, вы считаете, что мы не сможем держать корову? — спросила бабушка дрогнувшим голосом.
— Нет, нет, нет! — испугался папа. — Не волнуйся! Уж если нам подарили эту корову, мы сделаем всё, чтобы ей у нас было хорошо. Просто нам до весны придётся держать её в доме.
— Конечно, пусть стоит здесь, а я смогу спать на скамье в кухне, — предложила бабушка.
— Не говори глупостей! — отозвался папа. — В твоей комнате она не останется. Смотрите на меня все и отвечайте! Какой комнатой в нашем доме мы пользуемся меньше всего?
— Гостиной! — закричала Милли. — Правда, папа? Мы почти никогда в ней не бываем, потому что на кухне гораздо уютнее!
Мама вздохнула: они действительно почти никогда не пользовались гостиной, но мама ею очень гордилась и каждый день тщательно вытирала в ней пыль.
Папа сразу понял, о чём подумала мама.
— Весной, когда хлев будет готов, я вычищу и отремонтирую гостиную. И ты украсишь её, как тебе захочется. Сейчас мы с Мартином отнесём туда этот ящик, а бабушка отведёт пока корову на кухню. Беги в сарай, Мадс, принеси мне пилу. Как ты её назвала, бабушка, Розой, кажется?
— Да, да. Пусть её зовут Розой, — попросила бабушка.
— Очень хорошо, — сказал папа.
Папа и Мартин унесли ящик в гостиную, а бабушка увела Розу на кухню. Там её увидела Самоварная Труба и подняла страшный шум. Она лаяла, бегала и прыгала вокруг Розы. Бабушка прикрикнула на неё, но Самоварная Труба не унималась. Тогда Роза нагнула голову и фыркнула, как настоящий бык.
Самоварная Труба метнулась стрелой под стол. Она сразу поняла, что с этой коровой шутки плохи.
Роза стояла посреди кухни, ища глазами исчезнувшую Самоварную Трубу. Но вместо неё она увидела много незнакомых интересных предметов. Она высунула длинный язык и лизнула кусок мыла, который лежал на лавке. Потом подняла голову и принялась жевать бахрому от абажура.
— Розина спальня готова! Ведите её сюда! — крикнул папа.
Бабушка отвела Розу в гостиную. Такого прекрасного хлева Роза не видела никогда в жизни. На стенах висели картины, а окна были украшены белыми занавесками.
— Завтра утром детям придётся сходить к Ларсу и спросить, не продаст ли он нам немного сена. А я в городе куплю комбинированных кормов. Голодной ты у нас не будешь, не бойся, — сказал папа Розе.
— Давайте пока никому не говорить, что у нас есть корова, а то как-то неудобно, что мы держим её в доме, — попросила Марен. — Нас в школе засмеют.
— Да, лучше не говорить, — поддержал её Мартин. — А то нас задразнят.
— Можно я скажу только Уле-Александру? Он никому не проболтается! — попросил Мадс.
— Ему, конечно, можно, ведь он приходит к нам почти каждый день, — разрешил папа.
А Роза задумчиво жевала сено и разглядывала портрет папиного дедушки, который висел прямо перед ней.
Бабушка сияла. Неужели это правда, что у неё на старости лет вдруг появилась своя собственная корова? Ведь всю жизнь она ходила за чужими коровами. В эту ночь она просыпалась несколько раз, на цыпочках выбегала и проверяла, стоит ли там Роза.
Папа лечит детей
Ни одной корове на свете не жилось так хорошо, как Розе.
На окнах в гостиной висели занавески и стояли горшки с цветами. Время от времени кто-нибудь из детей приходил в гостиную, убирал в стойле и сыпал в него сухие опилки. Ведь Роза не умела, как Самоварная Труба, проситься на улицу.
Дети по очереди помогали бабушке. По утрам после уборки они становились в кружок и смотрели, как бабушка доит Розу.
— Смотрите, смотрите, — говорила им бабушка, — так и научитесь доить. Если человек не умеет доить, то немногого стоит.
Бабушка пятьдесят лет ходила за коровами, поэтому она знала, что говорит.
Потом дети отправлялись в школу. Но с некоторых пор они перестали любить школу. Если бы Роза стояла в обычном хлеву, как все другие коровы, они бы с радостью рассказали о ней своим школьным товарищам. Но ведь Роза стояла в комнате с занавесками и цветочными горшками. А кроме того, от детей стало пахнуть хлевом.
Мадсу было лучше всех: он учился в одном классе с Уле-Александром, а Уле-Александр уже знал про Розу.
Если кто-нибудь в классе начинал подозрительно принюхиваться, Уле-Александр сразу же говорил о том, что мокрые шерстяные носки почему-то пахнут хлевом.
А мокрых шерстяных носков и варежек в классе было очень много. После каждой перемены мальчики сушили их на батарее.
— Шерсть от овец, она и пахнет овцами, — говорил Уле-Александр.
И все переставали удивляться, почему в классе вдруг запахло хлевом.
Да, Мадсу было легко, а вот Марен и Марте было гораздо хуже.
Марен в этом году начала учиться в гимназии, и, когда девочки в её классе презрительно морщили носы и заговаривали о коровнике, бедная Марен просто не знала, куда ей деваться. Некоторые девочки приходили в класс надушенные, и вот однажды Марен взяла мамины духи и вылила на себя чуть не полфлакона. Но всё равно девочки сидели сморщив нос, и даже учительница сказала:
— Чем это у нас пахнет в классе?
А Марте было ещё труднее, потому что она очень легко краснела. Когда одна из девочек сказала, что в их классе пахнет хлевом, Марта стала красная как помидор. Хорошо, что у Марты была добрая учительница, которая тут же выручила её:
— Это очень приятный запах. Должна признаться, что здесь, в Тириллтопене, мне его не хватает. Ведь, наверно, многие из вас даже не знают, как выглядит настоящий хлев?
Марта покраснела ещё больше: она подумала, что учительница и не подозревает, как выглядит тот хлев, в котором стоит их Роза.
Скорей бы уж наступила весна и папа с Хенриком построили бы для Розы настоящий хлев! Но до весны было ещё так далеко…
Однажды утром мама очень испугалась: заболели все дети, кроме Мортена.
— Ничего не понимаю, — сказала мама, — у Марен болит голова, у Мартина — горло, у Марты — плечо, у Мадса — колено, у Моны — голень, у Милли — ступня, а у Мины — мизинец на ноге.
— Бедные дети, — вздохнула бабушка.
Она тоже замечала, что в последние дни дети были не такие весёлые, как обычно.
— Разве дети не идут сегодня в школу? — спросил за завтраком папа.
— Нет, все, кроме Мортена, больны, а он ведь ещё не ходит в школу, — ответила мама.
— Чудеса! — сказал папа. — Позови их сюда, я посмотрю, что с ними.
— Но ведь они больны! — воскликнула мама.
— Неужели они даже с лестницы не в состоянии спуститься?
Папа надел мамин белый фартук, нацепил на нос бабушкины очки, на шею повесил толстый шнурок с прищепкой для белья, который должен был изображать докторскую трубку. В одну руку он взял деревянную ложку, а в другую алюминиевую воронку, через которую мама разливала по бутылкам ягодный сок. Дети выстроились перед папой в очередь.
— Так, Марен, у тебя, значит, болит голова? — спросил папа и осторожно постучал по её лбу деревянной ложкой.
— Да, — хихикнула Марен, которой стало нестерпимо смешно при виде такого доктора.
— Мартин, покажи горло! Ведь у тебя горло болит, я не ошибся? Мать, принеси мне твою серебряную ложечку, которую тебе подарили в день совершеннолетия.
Мартин открыл рот, и папа через воронку заглянул ему в горло.
— Горло совершенно чистое. Ты болен притворством! Марта, покажи своё плечо.
Марта подошла к папе. Папа сначала покрутил ей одну руку, потом другую. Марта смотрела на него открыв рот.
— Ты заразилась притворством от Мартина, — определил папа её болезнь.
Потом папа как бы случайно уронил под стол шарик и попросил Мадса достать его. Мадс быстро опустился на четвереньки и достал шарик.
— А у кого это болело колено? — спросил папа.
Мадс испугался — он совсем забыл о своём колене, но было уже поздно.
Папа занялся Моной. Он дал ей в руки скакалку и попросил её попрыгать, но хитрая Мона помнила, что у неё болит голень, и прыгать отказалась.
— Смотрите, мышь! — вдруг крикнул папа.
Тут уж Мона не выдержала и прыгнула на стул, забыв про свою голень.
У Милли болела ступня, а у Мины — мизинец на ноге, но, когда папа потрогал их за голые пятки, они так захохотали, что долго не могли остановиться.
— Понятно, — сказал папа, — а теперь расскажите, в чём дело.
Дети переглянулись, и Мартин ответил за всех:
— Просто от нас пахнет хлевом. И все в школе это замечают. Если ребята в Тириллтопене узнают, что мы держим корову в комнате, они будут каждый день приходить сюда и глазеть на неё и засмеют нас.
— Да, — сказал папа, — плохо дело. Я уж думал об этом. У нас весь дом пропах хлевом.
— Ну что ж, поставим Розу на зиму к Ларсу, — вздохнула бабушка, — другого выхода нет.
— Это тоже не выход, — сказал папа. — Нет уж, придётся нам с Хенриком построить для Розы хлев, хотя сейчас зима и работы у нас с ним в городе по горло.
— Отец Уле-Александра сказал, что поможет тебе, если потребуется, и дедушка тоже, — сообщил Мадс.
— Тогда сегодня вечером мы обсудим, что́ нам необходимо для постройки хлева, — объявил папа и уехал на работу.
Вечером в домике в лесу собралось много серьёзных людей: дедушка и бабушка Уле-Александра, сам Уле-Александр и его отец, Хенрик, папа, мама, бабушка и все восемь детей. Это был комитет по строительству хлева. Члены комитета пили кофе и обсуждали постройку хлева для Розы.
И вот работа закипела. Работали каждый день после обеда. Сначала с того места, где должен был стоять хлев, счистили весь снег. Потом начали долбить в земле ямы. Это была тяжёлая работа, и продвигалась она медленно.
И хотя Роза всё ещё стояла в гостиной, детям стало легче ходить в школу. Ведь уже недалёк был тот день, когда они смогут рассказать про Розу.
Грузовик трудится для Розы
Грузовик не особенно радовался появлению Розы. Все были теперь заняты ею и на него не обращали почти никакого внимания. Все только и говорили об этой глупой корове, которая стояла в комнате с белыми занавесками и цветочными горшками.
Но грузовик знал, что это ненадолго. Так они все первое время носились с Самоварной Трубой! А потом она просто стала членом семьи.
Теперь появилась эта корова… Сколько из-за неё было возни! Все куда-то бегали, приходили незнакомые люди, папа уходил в лес, а грузовик стоял во дворе, забытый всеми… От обиды у него даже мотор начал работать с перебоями. Папа должен понять, что нельзя так обращаться с лучшим другом. И папа понял это.
— Сегодня хлевом я заниматься не буду, мне надо заняться грузовиком, — объявил папа.
Он разобрал мотор, почистил его, смазал и ласково поговорил с ним, а когда снова собрал его, грузовик оказался в полном порядке. Мотор работал ровно и весело; уже давно его голос не был таким добрым и довольным.
Но если бы грузовик знал, что его ждёт, он бы, конечно, не позволил, чтобы его привели в порядок так быстро. Теперь же ему не оставалось ничего другого, как покорно выехать со двора.
Всё началось с того, что комитет по строительству хлева поехал к Ларсу. Грузовик решил, что члены комитета хотят покататься для собственного удовольствия.
Но всё оказалось гораздо хуже.
Сперва весь комитет вошёл в дом, и Анна угостила всех кофе.
— Скажи, Ларс, как нам построить хлев для Розы? — начал папа.
— Ну, хлев можно строить по-разному, — сказал Ларс.
— Надо зацементировать пол, потом застелить его досками… — вмешалась бабушка.
— Правильно, — поддержал её Ларс. — Сначала цементируют пол, потом настилают доски так, чтобы между цементом и досками была прослойка воздуха. Тогда в хлеву будет всегда тепло. И ещё надо решить, как будет убираться навоз. Через подпол или через люк в стене? — Я понимаю, что всё это очень важно, — сказал папа. — Но меня интересует самый хлев. Из чего его надо строить, как ты думаешь, бабушка?
— Из чего? Из брёвен, конечно!
— Вот именно, из сухих брёвен, — сказал папа.
— Можно, конечно, весь хлев сделать из цемента, но это очень дорого, да и цемент зимой долго сохнет, — сказал дедушка Уле-Александра.
Ларс молча наблюдал за ними. Потом он пригласил всех совершить небольшую прогулку.
— Только нам придётся идти по глубокому снегу, — предупредил он.
Всем было интересно узнать, куда же ведёт их Ларс и что он такое придумал… Они поднялись на высокий холм и увидели на другом склоне холма маленький домик с покосившейся крышей. Казалось, что шапка на доме съехала набекрень.
— Это наш старый хлев, — сказал Ларс. — Мы уже несколько лет им не пользуемся. Если хотите, я вам его продам. Стоит он недорого, а деньги отдадите по частям. В нынешние времена люди не понимают, что такое хорошие брёвна, поэтому мне бы хотелось, чтобы этот хлев достался вам.
Бабушка очень обрадовалась, и Ларс объяснил, что хлев нужно будет разобрать по бревну и собрать на новом месте. А вот крышу придётся заменить — старая уже никуда не годится.
— Чудесно! — радовалась бабушка. — И тебе не жаль такого хорошего хлева?
— Нет, мне он не нужен, и я всё равно собирался сносить его. А теперь вы это сделаете за меня, — засмеялся Ларс.
Папа сразу же влез на хлев и начал разбирать крышу; бабушка Уле-Александра любовалась толстыми сухими брёвнами.
— Мы пронумеруем все брёвна, и тогда собрать их будет сущий пустяк, — сказал Ларс.
Папе непременно хотелось тут же снять и увезти с собой несколько брёвен. Но они оказались такие тяжелые, что общими силами с трудом удалось дотащить до грузовика одно-единственное бревно.
— Я здесь завтра расчищу дорогу снежным плугом, тогда всё пойдёт как по маслу, — пообещал Ларс.
Грузовик не сразу понял, в чём дело, когда увидел процессию, тащившую большое бревно. Последний раз он возил брёвна несколько лет тому назад. Тогда-то у него и покосился кузов. Ну как ему могло прийти в голову, что папа снова повезёт на нём брёвна?
Наверное, папа сразу догадался, о чём думал грузовик, потому что он сказал ему:
— Не бойся, дружище, одно бревно — не такая уж большая тяжесть.
Но на другой день груз оказался гораздо тяжелее. Грузовик осел под тяжёлыми брёвнами. Кое-как он доехал до дому, но, когда брёвна сняли, папа увидел, что кузов покосился ещё больше. И ему стало жаль свой старый грузовик.
— Дружище ты мой верный, — ласково сказал папа, — я и не думал, что тебе будет так тяжело… Придётся придумать что-нибудь другое.
Папа попросил у Ларса большие сани-волокуши для перевозки брёвен. Грузовик медленно ехал домой и тянул за собой нагруженные сани. Ему было гораздо легче. Но теперь грузовику казалось, что он очень похож на обыкновенную крестьянскую лошадь.
«Если бы эта глупая корова хоть понимала, что мне приходится переживать ради неё», — думал грузовик.
— Смотри, какие тяжёлые брёвна, — сказала мама бабушке, когда последнее бревно уже было доставлено на место. — Здесь столько работы, что, по-моему, хлев будет готов ещё не скоро.
— Конечно, за один день его не построишь, — согласилась бабушка.
— Ты думаешь? — спросил папа и хитро посмотрел на неё.
Папа ведёт себя загадочно
В тот день, когда было решено собирать хлев, папа удивил всех. Сразу после обеда он поднялся и сказал:
— Ну, идём посмотрим, не сможем ли мы сложить хлев до наступления ночи.