Социум космонавтки, исходя из молитвенных психотехник, отсутствию изображений любых родственников кроме пророка, нежеланию с кем-то встретиться или просто связаться по телефону на родной планете, по месту, которое отводилось молитвенному залу – по всем признакам относился именно к последнему типу. Атлантида действовал, примерно зная, как должна себя вести и чувствовать воспитанница замкнутого культа – и, вроде бы, не промахнулся. Вот только целоваться аборигентки таких мест уметь никак не могли… Или это инстинкт?
Лиенна Тоус извернулась, оказавшись к нему спиной и закинув руки на голову. Она никак не могла насытиться новым ощущением, позволяя историку обманывать ее снова и снова. Платон ничего не имел против – если забыть про то, что его собственный орган тоже напоминал о себе изо всех сил, а вступить в дело никак не мог. Заставить повиноваться себе собственную плоть оказалось куда труднее, чем чужую, а потому позволив девушке еще раз пройти через водоворот ощущений, Рассольников сослался на сильную усталость и сбежал к себе в каюту.
– Как ты себя чувствуешь? – уже очень давно Атлантида не просыпался от прикосновения женских рук. – Я подумала, что ты остался без ужина и не пришел к завтраку. Может, тебе хочется поесть?
Сержант Лиенна Тоус, капитан спасателя номер сто семь, присела на постель к демону, попавшему к ней на борт из внешнего, грешного мира, держа на коленях поднос с овощным салатом и горячей кашей.
– Я сама пришла к тебе в каюту. Это не опасно? – в голосе прозвучала нотка скрытой надежды
– Сегодня – нет, – разочаровал ее Платон и попросил: – Поставь поднос на пол.
Как только девушка освободилась от груза, он опрокинул ее к себе и принялся покрывать лицо и шею поцелуями, не забывая расстегивать комбинезон.
– Что ты делаешь? Зачем? – помогла она снять рукава с запястий.
Атлантида не отвечал. Оставив на ней только лифчик и трусики, он стал ласкать обнаженное тело, и вскоре космонавтка забыла о своих вопросах. Придя в уже знакомое состояние предвкушения, она пыталась повернуться к нему спиной, принять привычную позу – но Платон этого ей не позволял. Продолжая ласки, он снял с нее лифчик, прильнул губами к незнавший постороннего взгляда девичьей груди. Лиенна, желая скорее перейти к самому чувственному моменту, позволяла ему все. Атлантида снял с нее трусики, стал целовать бедра, розовые следы на коже от швов, ее ноги. Космонавтка опять потеряла рассудок – и теперь только тело реагировало на близость мужчины беспорядочными движениями, иногда резкими, иногда мягкими, но всегда направленными навстречу. Время от времени девушка полностью обмякала, неуверенно трогала его волосы руками, но он продолжал и продолжал свои ласки, стремясь довести ее до того пика, после которого уже невозможно вернуться назад.
– Все, все, я больше не могу, – наконец взмолилась девушка, в голосе которой томление мешалось с мольбой. – Пожалуйста… Сейчас больше не надо…
Только после этого Платон оставил ее отдыхать и вытянулся рядом.
– Как же хорошо рядом с тобой, – провела Лиенна ладонью по его телу. – Мне тоже хочется сделать тебе что-нибудь приятное. Очень хочется. Только я не знаю, как.
– Никак не нужно, – покачал головой Атлантида. – Самое приятное, что только случалось в моей жизни, это узнать о твоем существовании. Просто живи, просто будь рядом. Больше мне не нужно ничего.
– Но я правда хочу, – попыталась настоять Лиенна. – Я ведь понимаю, ты ничего не берешь взамен. Только делаешь меня счастливой. И мне… Мне очень хорошо. Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.
– Ну, в настоящий момент мне просто не помешало бы поесть, – усмехнулся Рассольников, поднял с пола поднос и поставил между собой и космонавткой. – Будешь?
Она покачала головой и откинулась на стенку, внимательно вглядываясь в археолога.
– Значит, вот ты какой, демон… – неожиданно произнесла она.
– Если бы ты только знала, сколько самых разных существ, событий, катастроф, природных явлений, людей и животных получали подобный титул, – усмехнулся Рассольников, – ты, наверное, попыталась бы придумать для меня другое наименование.
– И ты пришел за моей душой…
– А ты не отдавай, – пожал плечами Атлантида.
– Ты разрешаешь мне это? – удивилась космонавтка.
– Конечно, – кивнул Платон. – Не отдавай. Не отдавай мне ничего: ни мыслей, ни желаний, ни доброты, ни ласки, ни энергии.
– И что случится?
– Ничего. Я улечу с этой планеты, а ты останешься здесь. Больше мы никогда не увидимся, и никакой опасности для твоего покоя больше не возникнет. Никогда.
– Значит, не отдавать?
– Не отдавай, – Атлантида опустил поднос на пол, подтянул девушку к себе и начал целовать ее шею. – Не отдавай. Не отдавай ничего. Только бери.
Платон уже много месяцев не прикасался к женскому телу, но в этот раз воздержание давалось ему относительно легко. Ведь он целовал девушку, ласкал ее, доводил до исступления и снова отпускал. Он не обладал ею физически, но духовно – в полной мере. А Лиенна Тоус, впервые познавшая плотское чувство, никак не могла насытиться, и их наслаждение друг другом длилось почти весь день, до самого глубокого вечера, с небольшими перерывами для еды.
– Вот, пожалуй, и все, – откинулся Атлантида на подушку, когда часы показали одиннадцать часов вечера. – Скоро полночь. Срок моей клятвы истекает. Тебе пора уходить.
– Уже, – девушка, словно не веря, повернулась к экрану. – Да, день кончается. А ты не можешь продлить своей клятвы?
Платон молча покачал головой.
– И ты ничего не попросишь взамен? Я хочу что-нибудь сделать для тебя, милый.
Рассольников опять отрицательно покачал головой.
– Совсем-совсем ничего? Сделай мне еще немного приятного, позволь ответить хоть чем-нибудь взамен на те часы, что мне подарил.
– Мы так не договаривались, – напомнил Атлантида. – Мы договаривались, что будут два дня, которые предназначены только для тебя. Значит, пусть они остаются твоими. Скоро полночь. И все может измениться. Тебе пора.
Лиенна задумалась, глядя на счетчик времени, но когда до истечения суток осталось десять минут, все-таки выбралась из постели и стала одеваться. Одеваться нарочито медленно, словно надеясь – ее остановят, не дадут уйти. Или все образуется само собой, полночь проскочит и принимать решение больше не потребуется. Без трех минут двенадцать она все еще застегивала пуговицы. Без одной минуты стала тщательно разглаживать невидимые складки. Счет пошел на секунды. Космонавтка жалобно взглянула на Атлантиду, но тут он уже ничем не мог ей помочь. Принимать решения девушка должна сама. Цифры весело перескакивали, сменяя одна другую. Тридцать, сорок, пятьдесят. Пятьдесят один, два, три, четыре, пять, шесть…
За три секунды до полуночи она метнулась к двери и выскочила в коридор.
Атлантида молча сполз на постель и с головой натянул на себя легкое космическое одеяло. Послышался скрип. Рассольников радостно отшвырнул одеяло прочь – но каюта оказалась пуста. Он встал, заглянул в душевую кабинку. Потом – в коридор. Но девушка ушла. Ушла полностью, не оставив за собой ни запахов, ни звуков, ни полупрозрачного эфемерного призрака. Ушла. Он остался один.
Завтрак прошел спокойно. Совершенно спокойно. Сержант и археолог сидели напротив друг друга за уставленным вегетарианскими блюдами столом, по очереди накладывали себе на тарелки рис, обильно сдобренный тапакула-чатни[37], салаты, фруктовый паштет, полупрозрачное дрожащее желе. Рассольников только теперь понял, насколько оголодал за последние два дня и старательно наверстывал упущенное. Девушка ела намного меньше, да и выглядела уставшей. Атлантида понимал почему: все утро он слышал музыку из молитвенного зала. К тому же, перед едой девушка не предложила совершить ритуальное камлание – значит, успела наобщаться с божествами и их пророком в полной мере.
Платон откушал первым. Встал, вежливо поклонился:
– Спасибо, все было очень вкусно, – и ушел к себе. Сел на постель, развернул экран браслета и погрузился в работу, пытаясь забыть события последних дней.
На обед сержант Тоус не явилась. Атлантида быстро перекусил и пошел на поиски. Учитывая размеры маленького спасателя, времени на это понадобилось неожиданно много: девушки не обнаружилось ни в рубке, ни в своей каюте. Археолог прошелся по длинным коридорам к диагносту, к дезактивационным и дезинфекционным камерам, заглянул в реакторные и моторные отсеки, пока не догадался сунуть нос с тихий молитвенный зал. Лиенна сидела посередине, лицом к портрету пророка, обняв руками колени и уткнув в них подбородок.
– Я вам не помешаю, сержант?
– В чем дело, спасенный? – даже не шелохнулась она. – У вас есть претензии к обслуживанию или ходатайства?
– Ходатайство, сержант, – громко сообщил археолог. – Я беспокоюсь о своем товарище. От него нет сообщений уже третий день. Не могли бы вы навести справки о состоянии его здоровья, и о том, когда мы сможем увидеться?
Платон откушал первым. Встал, вежливо поклонился:
– Спасибо, все было очень вкусно, – и ушел к себе. Сел на постель, развернул экран браслета и погрузился в работу, пытаясь забыть события последних дней.
На обед сержант Тоус не явилась. Атлантида быстро перекусил и пошел на поиски. Учитывая размеры маленького спасателя, времени на это понадобилось неожиданно много: девушки не обнаружилось ни в рубке, ни в своей каюте. Археолог прошелся по длинным коридорам к диагносту, к дезактивационным и дезинфекционным камерам, заглянул в реакторные и моторные отсеки, пока не догадался сунуть нос с тихий молитвенный зал. Лиенна сидела посередине, лицом к портрету пророка, обняв руками колени и уткнув в них подбородок.
– Я вам не помешаю, сержант?
– В чем дело, спасенный? – даже не шелохнулась она. – У вас есть претензии к обслуживанию или ходатайства?
– Ходатайство, сержант, – громко сообщил археолог. – Я беспокоюсь о своем товарище. От него нет сообщений уже третий день. Не могли бы вы навести справки о состоянии его здоровья, и о том, когда мы сможем увидеться?
– Я подам запрос, – слегка кивнула девушка. – У вас все?
– Все, – Атлантида попытался со всей силы хлопнуть люком, но мягкие уплотнители корректно погасили удар.
Историк опять развернул экран браслета, но разнопланетные династии, кланы и эпохи упорно не желали лезть в голову. Вот, кстати, на Утарде разумные существа, оказывается, четырехполые. Какие же там должны любовные страсти и эмоции кипеть! Жаль, только-только в бронзовый век вползают. Ни искусства, ни устных преданий толком развить не успели.
Послышался стук, в каюте появилась капитан Тоус:
– Ваш друг ответил на сообщение лично. Он просил передать, что вернется или завтра вечером, или послезавтра днем. И еще просил передать, что его ботинки стоили двести семнадцать оболов.
– Неужели получилось? – восхитился Атлантида. – Вот молодец!
– Не знаю, – Лиенна пожала плечами.
– Что-нибудь еще? – не сразу понял ее Платон.
– Разве ты не видишь, демон? – у девушки задрожали губы. – Я пришла.
Пожалуй, никогда в жизни Атлантида не вел себя столь нежно и терпеливо. Ведь он одновременно мог и никуда не спешить – Вайт обещал вернуться не раньше, чем через сутки; и не имел ни одного лишнего часа – по возвращении толстяка они почти наверняка сразу улетят. На чудесную девушку с планеты Бурахани ему отводился всего лишь один день. Но и никогда в жизни у него не имелось столь отзывчивой партнерши – Лиенна с минуты на минуту ожидала своего последнего, смертного часа, уже смирилась с ним и лишь торопилась впитать те последние мгновения счастья, которые мог дать ей явившийся издалека демон.
Платон еще раз провел ее по пути, который она одолела за последние два дня, лаская девушку и губами, и руками, и языком, и лишь потом, уже почти обессиленную уложил на подушку и сильным, почти жестоким толчком вошел внутрь. Она слегка вскрикнула, но не оттолкнула его, а только сильнее обняла, царапая спину ногтями, и теперь настала очередь Атлантиды терять рассудок, забывать реальность, терять контроль над своим телом, рвущимся куда-то ввысь, словно в девичьем теле есть свои Эвересты[38]. Потом внутри него словно взорвалась бомба, унесшая последние остатки сил, и Платон обмяк, лежа рядом с Лиенной и не забывая удерживать ее рядом закинутой на талию рукой.
– Ты ничего не сделал, – тихо произнесла космонавтка, когда немного пришла в себя.
– Чего? – совершенно забыл про свои страшилки Атлантида.
– Ты не стал забирать у меня энергию.
– Почему ты так решила? Я забрал очень много твоей энергии.
– Но я ничего не чувствую… – Лиенна запнулась и поправилась: – почти ничего.
– Так и должно быть. Я взял твою энергию, ты взяла мою. Ты и не должна ничего чувствовать. Просто ты стала немного мной, а я – немного тобой.
– Я не брала твоей энергии! – испугалась девушка, попытавшись вскочить.
– Ты этого просто не заметила, – Платон поймал ее за руку. – Постой, я хочу рассказать тебе одну вещь. Понимаешь, очень, очень давно, создавая человека, Бог вдохнул в него жизнь. Ведь совершить такое не способен никто, кроме Господа, правда? Но он не мог постоянно ходить за людьми по свету, даруя жизнь новым и новым рождающимся детям. И Бог оставил в нас искорку, частицу самого себя, своей души. Каждый раз, когда люди соединяются, чтобы создать новую жизнь, частица просыпается в них, заполняет их души, чтобы наградить Божественными способностями. И только в этот миг человек способен ощутить, что такое Бог, какова его душа, каковы его чувства, какова его любовь. Собственно, в этом и есть суть христианства. Мы должны любить друг друга так, как Он любит нас. Мы соединяемся, чтобы осознать Его чувства, становимся перед его ликом единым существом. Потом опять распадаемся. И часть меня остается с тобой, а часть тебя – со мной. Скажи, Лиенна, ты почувствовала в себе душу Господа?
– Наверное… – сглотнула девушка. – Извини, я не знала, что это так важно.
– К чему извиняться? – улыбнулся Платон. – Ведь это дар принадлежит нам от рождения, дар, оставленный Богом своим любимым детям, дар, пришедший с того мига, когда первый из людей появился во вселенной. И мы можем вызывать его из глубин души снова и снова, каждый раз становясь немножечко Им…
Он притянул девушку к себе, прильнул к ее губам, прижал к себе прохладное тело. Теперь до самой смерти ни один проповедник не сможет убедить космонавтку в том, что он знает Бога лучше ее. Лиенна не только ответила на поцелуй, но и принялась покрывать касаниями горячих губ его тело, спускаясь все ниже и ниже. Привыкший играть, Атлантида неожиданно сам превратился в игрушку для юной женщины.
– Теперь ты можешь называть сестрой Лиенной, – тихо разрешила она.
– Нет, теперь я буду называть тебя просто Лиен, – не согласился Платон и, перехватывая инициативу, опрокинул ее на спину. Космонавтка расслабилась, вскинув руки над головой, зажмурившись и прикусив губу. Она ждала приобщения к новой вере.
И был вечер, и была ночь, и настало утро… И все они прошли без сна.
– Наверное, мне не нужно задавать этот вопрос, – потупила взгляд сержант, – но я хочу услышать ответ именно от тебя.
Теперь за завтраком они сидели не друг против друга, а рядом, соприкасаясь во время еды локтями.
– Скажи, почему учителя всегда говорили нам, что обнаженное тело богопротивно, а продлевать род – это тяжелая и неприятная, но угодная Богу обязанность? Почетная ноша, которую он накладывает на избранных своих?
– Человеком, который каждый день ощущает в себе Бога, Лиен, очень трудно управлять от Его имени. Гораздо удобнее держать нас в неведении.
– Но ведь так происходит со всеми… Со всеми… – она вскинула на Платона влажные глаза. – Я должна, я обязана рассказать, объяснить… Остановить эту ложь!
– Нет, – на этот раз Атлантида ответил достаточно жестко. – Ни в коем случае!
– Ты хочешь оставить всю мою землю во лжи? В обмане? – вскочила Лиенна.
– Господь наш Иисус завещал нам любовь, – куда более спокойно пояснил Рассольников. – Только любовь. Любовь и истину невозможно остановить, она сама придет в самые дальние уголки. Если ты начнешь проповедовать ее, местная власть сразу заткнет тебе рот, и ты сама это хорошо понимаешь. А Господь никогда и никого не благословлял на муки. Муки он принял на себя. Нам он завещал любовь.
– Значит… – сержант восприняла отпор с большим трудом. – Значит, ничего не делать?
– Нести в себе истину – очень тяжелый труд, – величественно кивнул Атлантида. – Возьми моего друга. Он узнал даже не истину – всего лишь маленький секрет. Знала бы ты, сколько нам пришлось из-за этого намучиться!
– Но…
– Ничего, – остановил ее Платон. – Ты ничего не станешь делать. Я не хочу, чтобы чудесные карие глазки подернулись пеленой смертной муки, даже если это сократит власть ваших пророков на несколько минут. Поклянись мне, немедленно!
– А учитель Алозий говорил, что ради истины и веры не страшно пойти на костер!
– Не страшно посылать на костер других. А ты теперь – часть меня. Поэтому мы пойдем не на костер, а ко мне в каюту…
– Нет, – неожиданно воспротивилась Лиенна Тоус. – К тебе мы больше не пойдем. Пойдем ко мне, а то меня в любой момент вызвать могут.