– Нет. Мы проехали один этаж, и вошел старик с пакетом в руке, – дрожащим голосом пояснила женщина. – Понимаете, я не мать, а няня. И очень испугалась. Мужчина был на маньяка похож – черная куртка, капюшон на голове, седая борода здоровенная, усы, очки… А ну как он Леночку схватит и убежит? Вдруг он педофил? Вид у этого типа был ужасно неприятный. Я прижала девочку к себе, стою, трясусь. Сил у меня немного, а дед выглядел крепким.
– Значит, усы-бороду вы хорошо рассмотрели? – уточнила я.
– Да, – кивнула няня, – за ними лица видно не было. И знаете, судя по седине, человек он совсем пожилой, но одет по-молодежному, куртка на нем от «Варкин».
– Какая? – не поняла я.
– Фирма «Стен Варкин», – растолковала женщина. – У моего сына такая же. Они сейчас среди студентов и тех, кому лет двадцать пять – двадцать девять очень популярны. Но стоят дорого. Солидная одежда для молодежи. Мой Леня в банке работает, недавно туда устроился. Никак не мог хорошую службу найти. Пройдет собеседование, ему говорят: «Мы вам позвоним». И тишина. Потом ему один человек подсказал: менеджер по персоналу в первую очередь оценивает внешний вид. Надо приходить в дорогом костюме, в рубашке с галстуком. Обязательно куртка «Стен Варкин». Чтобы понятно было – соискатель не нищий. Купила я ему все, и вы не поверите, его сразу приняли на работу.
– Куртка «Стен Варкин»… – задумчиво повторила я.
– Но этому деду она не помогла приятным стать, – передернулась няня. – Страхолюдина. Вылитый маньяк. И молчал, голову опустил. Ужас, как я перепугалась. Вот вчера я в лифте тоже с мужчиной ехала, так рядом с ним прямо будто солнышко засияло – поздоровался, мне комплимент сказал, комбинезончик на ребенке похвалил. Вот с таким человеком в одном лифте приятно прокатиться.
Я встала.
– Очень вам благодарна. Но вот что хочу сказать. Конечно, угрюмый старик с буйной седой растительностью на лице не самый приятный компаньон для поездки в лифте, но меня бы больше встревожил говорливый парень, осыпающий комплиментами незнакомую женщину. Многие социопаты, которые чаще всего и становятся серийными убийцами, милейшие в общении люди. Они хорошо воспитаны, не забудут поздороваться, улыбнуться… Вы будете с удовольствием общаться с таким человеком, не зная, что на его совести несколько убитых женщин, которых он заманил в укромное место, используя свое обаяние.
Няня ойкнула.
– Не хотела вас пугать, – вздохнула я, – просто имейте в виду: настораживать должна не только угрюмость и необщительность, но и излишняя приветливость. И желание сделать для вас, совершенно незнакомого человека, нечто приятное.
В моем кармане затрясся мобильный. Я взяла трубку.
– Алло!
Мне никто не ответил. Звонок опять поступил с неопределяемого номера. Может, попросить техотдел выяснить, кто мне названивает и молчит? Вообще говоря, я обязана сообщать о подобных проделках. Но ведь меня беспокоят не по рабочему, а по личному мобильному. И все же сегодня расскажу об этой странности Ивану. Один звонок можно счесть случайностью, но когда их несколько, это подозрительно. Мне это уже не нравится.
Я села в машину, сунула трубку в держатель, включила мотор, и вдруг с заднего сиденья раздался тихий голос:
– Отлично, Таняша! Сто раз тебе говорил, не садись в тачку, предварительно не проверив, нет ли кого в салоне.
Я изо всех сих постаралась не вздрогнуть и не вскрикнуть. Заглушила двигатель и оглянулась.
– Здравствуй, Гри. Или лучше звать тебя Виктор Юрьевич Ростов?
– Узнала… – удовлетворенно ответил Гри.
– Поставь двойку тем, кто готовил тебя к работе под прикрытием, – продолжила я, усмехнувшись. – Над твоим лицом хорошо потрудились, родная мать мимо пройдет. Но большой палец правой руки не тронули, а на нем искривленная ногтевая фаланга, тонкий шрам и родинка на первом суставе. С этим тоже следовало что-то сделать. Ну и глаза. На чужом лице твои.
Гри крякнул.
– Умные люди предлагали мне ампутировать палец, вроде как я в аварию попал и потерял его. Будь это мизинец, я не сомневался бы ни минуты, хотя, конечно, не очень приятно без него остаться. Но без большого-то вообще никуда! Я же лишусь возможности пользоваться правой рукой, ничего взять ею не смогу.
– Неужели не могли хотя бы родинку убрать? – поморщилась я.
– Это и сделали, – пояснил Гри. – А за семь дней до нашей встречи в загсе она внезапно заново выросла, за одну ночь прямо. Я пошел к доктору, попросил удалить. Врач взял анализ, приказал явиться через две недели. И мы отправились заявление подавать. Я тебя сразу узнал.
– А я тебя нет. Пока палец не увидела, ничего не заподозрила, – призналась я.
– Знаю, что ты меня искала, – продолжал Гри, – не поверила в мою смерть.
– Что-то мне подсказывало: ты жив, – кивнула я.
– Жив, – согласился Гри.
– Да я уж поняла… – протянула я. – Как дела?
– Хорошо. А у тебя?
– Отлично!
– Вышла замуж за Ивана Никифоровича? – уточнил Гри.
Глупо спрашивать, откуда он узнал правду.
– Точно. Мы расписались, но объявлять о своем семейном статусе пока не спешим.
– Правильно, – одобрил Гри.
– И мы так решили.
– Живешь в квартире мужа?
– Да.
– Со свекровью?
– Она чудесная женщина.
– Рад за тебя.
– Сама за себя рада.
– Мне приятно, что у тебя все хорошо.
– Спасибо. Ты тоже женился? Или просто подачей заявления обошлось?
– Поставили штамп.
– Поздравляю.
– Ну… особенно не с чем.
– Наверное, твоя жена уже родила.
– Да.
– Кого?
– Мальчика.
– Здорово. Как его назвали?
– Юра. В честь моего отца.
– Но твое настоящее отчество другое.
– Да я уж и забыл, какое оно.
– До сих пор под прикрытием? – задала я вопрос, который не следовало озвучивать.
– Без комментариев, – усмехнулся Гри.
Я решила сменить тему беседы.
– Зачем я тебе понадобилась?
– Сообразил, что ты узнала во мне мужа.
– Мой супруг Иван Никифорович.
– Если докапываться до сути, то нет. Ведь наш с тобой брак официально не расторгнут.
– Неверно, – возразила я. – Нашего союза словно и не было, все записи о нем уничтожены. И мой Гри мертв. Мне сообщили о твоей кончине. Все. Конец.
– Но я жив.
– Нет, мертв, – вздохнула я. – Таня Сергеева никогда не была знакома с Виктором Юрьевичем Ростовым, который сидит в ее машине.
– Запомнила, – улыбнулся собеседник.
– Это профессиональное, – кивнула я. – Необходимая информация сама прячется в особом уголке мозга.
– Ты сильно изменилась.
– Ты тоже, – не осталась я в долгу.
Повисла пауза.
– По-прежнему дружишь с Димоном? – спросил Гри.
– И с Лапулей, – дополнила я. – А как Марта?
– Не знаю.
– Я думала, вы вместе.
– Были.
– А теперь нет?
– Нет. Как тебе живется с Иваном?
– А тебе с Григорьевой Маргаритой Яковлевной? Она из наших?
– Без комментариев.
– Вот и поговорили, – пробормотала я. – С какой целью ты залез в мою машину?
Гри быстро заговорил:
– Тань, я понимаю, у тебя сохранилось ко мне чувство. То, что мы столкнулись в загсе, это случайность, которую невозможно было предвидеть.
– На таких случайностях агенты и горят, – уколола я того, кто когда-то был моим мужем.
– Я никому не сообщил о нашей встрече.
– Я тоже.
– Нехорошо иметь секреты от законного мужа, – подколол меня Гри.
– Ты прав, – согласилась я. – Сегодня же исправлюсь, доложу Ивану за ужином о нашем с тобой разговоре.
– Не делай этого.
– Да? Зачем тогда ты укоряешь меня в обмане мужа?
– Это была шутка.
– Она не удалась.
– Мы, кажется, начинаем ссориться.
– Нет. Все хорошо. Говори, зачем пришел.
– Просьба есть.
– Выкладывай.
– Не ищи меня.
– Давно перестала это делать, – вздохнула я. Хотела спокойно улыбнуться, и тут в мою душу острыми когтями впилась горькая обида, которая не дала продолжить беседу в прежнем тоне, якобы равнодушном. – Как ты мог? Определенно знал заранее, что будешь работать под прикрытием, готовился…
– Таня…
– Ничего мне не сказал!
– Танюша…
– До такой степени не доверял?
– Погоди…
Я стукнула Гри кулаком в лоб.
– Сам заткнись! Несколько лет я рыдала по ночам, зная, что вместе нам больше никогда не жить. Но мне было так страшно за тебя! Все думала: вдруг Гри на самом деле погиб? Почему ты ни разу не дал мне знать, что жив?
– Это было невозможно. У нас бы рухнула вся операция.
– А так чуть я не рухнула!
– Выглядишь прекрасно.
Я не обратила внимания на дежурный комплимент.
– Выкладывай свою просьбу. Предупреждаю, если она связана с работой, я мигом поставлю в известность Ивана.
– С одной стороны – да, а с другой – нет. Пожалуйста, не ищи меня. Похорони Гри.
– Давно похоронила, могила травой заросла.
– Не звони мне.
– И не собиралась.
– Не приезжай домой к Ростовым.
– Не приезжай домой к Ростовым.
Я взяла бутылку минералки и отвернула пробку.
– Мне было обидно, что ты ни разу не дал о себе знать, но я уже давно не испытываю этого чувства. Но я удивлена. Гри, ты считаешь меня дурой?
– Конечно, нет.
– Истеричкой, способной заявиться к Маргарите и закатить скандал?
– Нет, нет.
– Думаешь, я полная идиотка плюс эгоистка, которая из-за собственных эмоций может загубить работу многих людей?
– Танюша…
– Гри, прости, я больше не люблю тебя, – продолжила я, – у нас были прекрасные отношения, но им пришел конец. Давай на этом расстанемся.
– Потому я и пришел, хотел сказать то же самое, – кивнул мой «покойный» муж. – Я не доложил никому о нашей встрече. Не надо это нам.
– Не надо, – эхом отозвалась я. – К тому же я давно похоронила Гри.
– Неплохой вроде парень был, – вздохнул мой собеседник, – да судьба у него дурацкая. Ну, я пошел…
– Пусть у тебя все будет хорошо, – сказала я. – Если понадоблюсь, можешь обращаться за помощью.
– Аналогично, – кивнул Гри. – Улица Кузнецова, дом семь. Это почта. Абонентский ящик двенадцать, код – «Таня» плюс номер телефона квартиры, где мы когда-то жили. Помнишь его?
– Не думаю, что когда-нибудь забуду, – заверила я.
– В случае необходимости позвони на почту, – продолжал Гри, – позови Кирилла, скажи ему номер ящика, код и передай сообщение. Получу его мгновенно.
– Если понадоблюсь, просто сбрось на ватсап моего рабочего телефона сообщение: «Купальник привезли, ваш размер есть», – сказала я. – Но это только в случае крайней необходимости.
– Считаешь меня дураком? – прищурился Гри.
– Один-один, – улыбнулась я. – Нет, просто предупреждаю: обращаться ко мне можно лишь в случае настоящей беды. Постараюсь помочь.
Гри открыл дверь машины, поставил ногу на асфальт и обернулся:
– Все могло быть иначе.
– Возможно, – согласилась я. – Но хорошо, что получилось так. Будь мы обычными гражданами, живущими по расписанию: работа-дом-работа – суббота-воскресенье-работа-дом-работа-отпуск, мы давно бы поругались и разбежались врагами.
Гри захлопнул дверцу. Я уставилась в лобовое стекло. Никого не увидела и глянула в зеркало заднего вида. Двор был пуст, мой «покойный» муж бесследно исчез. Я нажала на педаль газа.
Все могло быть иначе. Возможно, Гри и Таня могли жить счастливо, копя деньги на отдых и радуясь покупке нового телевизора. У нас бы были друзья, появилась бы дачка… Этакие современные старосветские помещики Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович. Но мы – не они. Зачем думать о том, чего нет, чего не случилось? У меня другая жизнь. Да, мне немного жаль своей любви и связанных с ней надежд и чаяний. Но прощай, Гри. Иногда надо просто перевернуть страницу. И нужно смириться. Смирение – лекарство от всех душевных невзгод.
Я выехала на проспект и влилась в поток машин.
Глава 23
– Смотрите, какой у меня необыкновенный гипс! – весело произнесла Рина, когда мы с Иваном вошли в палату.
Гипс и правда был необыкновенный – на одной ноге розовый, на другой голубой.
– Очень гламурно, – усмехнулся Иван. – А почему на правой ноге написано «левая»?
– Где? – удивилась Ирина Леонидовна.
– У самой щиколотки, – подсказала я. – А на левой, вернее, на лангетке, слово «правая».
– Мне не видно, – расстроилась Рина и нажала на кнопку в стене.
Через секунду в палату вошла медсестра.
– Оля, почему у меня правая нога левая, а левая правая? – поинтересовалась свекровь.
Девушка вскинула брови.
– Да? Вроде все нормально. Правая справа, левая слева. А когда вы к нам поступили, как было?
Иван издал сдавленный смешок. Я стиснула губы, велев себе мысленно: смеяться нельзя, сдержись, Танюша.
– Так, как сейчас, – совершенно серьезно ответила Рина. – Думаете, мне ноги поменяли? Левую переставили направо, а правую налево?
Иван закашлялся, я же изо всех сил пыталась сохранить серьезное выражение лица.
– Ну что вы, медицина пока не способна делать подобное, – улыбнулась Ольга. – Да и какой смысл в такой операции? Больной же потом ходить не сможет. У вас обычные переломы, ничего особенного.
– Если врач что-то написал, значит, это нужная информация, – уперлась Рина.
– Не волнуйтесь, – защебетала медсестра, – сейчас Виктора Аркадьевича позову.
Девушка вышла в коридор, но не прикрыла плотно дверь в палату, поэтому мы слышали ее разговор по телефону с лечащим врачом Рины.
– Виктор Аркадьевич, это Маленкова. Подойдите в шестую. Нет, она выписывается, но хочет узнать, почему у нее правая нога левая, а левая правая. Ой… хи-хи… да знаю я, что вы ей конечности не меняли, но у нее справа левая, а слева правая. Выглядят обычно, как у всех: справа правая, слева левая. А на гипсе наоборот значится… Да вы что, я вообще не употребляю! Как вы про меня могли такое подумать? Разве я рентгенолог Матвей Сергеевич, который втихую целый день квасит, а потом печень у больного в грудном отделе ищет и кричит: «Все сюда! Посмотрите на аномалию – человек без печени живет». Я не пью, бухает тот, кто больной справа левую ногу сделал, а слева правую. Да уж придите, пожалуйста.
Я прикрыла рот рукой. Ирина Леонидовна сидела в кресле с невозмутимым выражением лица. Через несколько минут в палате возник полный лысый мужчина и с порога забасил:
– Покидаете нас, Ирина Леонидовна?
– Пора домой, Виктор Аркадьевич, – сказала Рина.
– Как самочувствие? – продолжал врач.
– Прекрасное, – заверила пациентка, – и настроение такое же.
– Счастлив это слышать, – обрадовался доктор. – Но мне тут сказали, что у вас правая нога левая, а левая правая.
– Именно так, – кивнула Ирина Леонидовна.
Виктор Аркадьевич посадил на нос очки, висевшие на цепочке на уровне груди, немного помолчал, потом констатировал:
– Смею вас заверить, ваши ноги на положенном месте. А руки вас не беспокоят?
– Нет, – ответила Рина.
– Очень хорошо! – восхитился врач. – Значит, проблема не столь глобальна. Дам вам телефон отличного специалиста, он служит в институте Сербского.
– Известное место… – не выдержала я и вступила в беседу. – Доктор, Ирина Леонидовна не сумасшедшая, просто у нее на гипсе надписи. Вот тут, видите?
– «Правая», – прочитал вслух Виктор Аркадьевич. – И что?
– А нога какая? – продолжала я.
– Левая, – ожидаемо ответил эскулап.
– И? – протянула Рина. – Почему так? А на правой ноге у меня что?
– «Левая», – озвучил написанное врач. – Ольга!
– Слушаю вас, – мгновенно отозвалась медсестра.
– Почему ты мне не сказала, что речь идет о надписях на гипсе? – рассердился эскулап.
– Объяснила в деталях, – возразила девушка. – Прямо так и доложила: у больной правая нога слева, а левая справа.
Иван издал стон и быстро скрылся в санузле.
– Нет, правая нога у нее справа, – затеял глупый спор хирург, – а левая слева.
– Вы разве не видите? – заморгала Оля. – Вот же, четко указано на правой – «левая»!
– Это не нога, а надпись.
– Но она же на конечности.
– На лангетке.
– А гипс где? На ноге! – потеряла самообладание Ольга.
Я решила взять ситуацию в свои руки:
– Господа! Не стоит выяснять, где право-лево, лучше объясните, почему возникли странные заметки на лангетках Ирины Леонидовны. Для чего они? Ей нужно носить правую туфлю на левой ступне?
– Зачем? – опешила Оля.
– Понятия не имею, кто это накорябал, – признался хирург. – Но точно не я.
– Ваши-то каракули вообще разобрать невозможно, – вздохнула Ольга. – Мне недавно даже провизор в аптеке сказала: «У всех врачей жуткий почерк, но я его понимать научилась. А ваш доктор просто победитель забега – даже я не могу разобрать, чего он вам навыписывал». Здесь на гипсе аккуратненькие буковки, значит, наверняка их Вера Рогачева вывела. Только она так красиво пишет.
– Зови красотку сюда, – распорядился врач. И начал извиняться: – Средний медперсонал у нас старательный, аккуратный, знающий, но не всегда сообразительный. Мне-то как проблему доложили: «У больной правая нога левая и наоборот». Конечно, я всполошился, подумав, как Ирина Леонидовна сможет ходить? И что оказалось? Ольга просто не умеет грамотно излагать свои мысли.
Иван вышел из санузла и сел около матери на стул.
Я молча слушала, как Виктор Аркадьевич корит Ольгу за неумение внятно объяснить суть проблемы. А про себя думала: конечно, медсестра не Цицерон, но и хирург хорош – начал нам объяснять, что Рине не переставляли ноги.
В палату, переваливаясь, вошла очень полная девушка.
– Вера, это вы написали? – строго спросил Виктор Аркадьевич.
– Где? – поинтересовалась толстуха.
– На ноге, – уточнил врач.
– На какой? – не поняла Вера.
– На правой, – терпеливо объяснил доктор.
Медсестра нагнулась и посмотрела на брюки хирурга.
– Ничего не вижу, но помню: на ваших штанинах я надписей не оставляла.