– А при чем здесь билеты?
– Так денег бешеных стоят, поэтому ты узнай, успели их обратно сдать или пропали денежки?
Копейкина попыталась скрыть улыбку.
– Ба, ты ваще, не въезжаешь, какие билеты – это кино!
– В кино все как в жизни! – стояла на своем Ангелина.
– Хорошо, я узнаю.
– Эх, хорошо сидим, жаль, шампанское закончилось.
– Вам бы, Павел Николаевич, только и пить, постесняйтесь людей, а еще строите из себя умного.
– Строю, не строю, а до вас, мама, мне далеко: ковер… билеты… это вы у нас в семье самая умная.
– Риточка, я не поняла, он опять издевается?
Марго промолчала.
– Кат, а можно мне завтра поехать с тобой? – У Луизы горели глаза.
– Я не знаю, пустят ли тебя…
– Что значит – поехать, а в институт кто пойдет?
– Я не иду на первую пару.
– С какой стати?
– У нас культурология.
– И что дальше?
– Да ну, даже говорить не хочется. Там препод – полный дебил, я ваще не врубаюсь, как его допускают учить студентов? Ну, даун стопроцентный. Прикиньте, вызывает меня к доске и спрашивает – кто такой Гомер?
– Ну?
– Я ему отвечаю: Гомер – это придурок один, по телику каждый день его показывают. А он в крик: «Как вы смеете, да вы знаете…» Ну, не урод?
– Круто! – оживился Артем. – Вы что, в институте про Симпсонов проходите?
– Да я сама в шоке, вроде серьезный предмет, а спрашивает всякую муть, он бы еще про Бивиса и Бадхеда спросил.
– Луизка, ты так и ляпнула – про Гомера?
– Да, а че?
– Он не про того Гомера спрашивал, – Марго смотрела на дочь, не понимая, в кого та пошла «умом».
– Не въезжаю, че, еще один мультик начался?
– Луиза, поздравляю, – засмеялся Павел, – ты вся в бабушку… два сапога пара!
– Павел Николаевич, закройте свою буржуазную хлеборезку, – Ангелина Дормидонтовна встала и вышла из кухни.
– Ничего себе бабка выдала!
Марго начала убирать со стола.
В десять часов Катарину разморило, с трудом добравшись до кровати, она уронила голову на подушку и мгновенно погрузилась в забытье. Из объятий сладкого сна ее вывел тихий голос Луизы.
– Кат… Кат, ты уже спишь?
– А… что… Луиза, в чем дело?
– Ты спала?
– А ты как думаешь?
– Извини, я что, собственно, пришла, хотела спросить… правда, что Круглов… голубой?
Копейкина так и застыла.
– Луиз, ты лаком для ногтей надышалась?
– Но ведь в газетах пишут, и женат он ни разу не был.
Катарина вспомнила утреннюю сцену в гримерке, невольной свидетельницей которой она стала. Судя по тому, как страстно Круглов целовал Татьяну, его сексуальная ориентация была в полном порядке.
– Я тут недавно читала в одной газете…
Из ванной послышался голос Ангелины Дормидонтовны:
– «Артиллеристы, Сталин дал приказ…»
– Что с ней?!
– Обычное дело, – Луиза махнула рукой, – бабка всегда, когда моется, поет подобные песни, если честно, уже заколебала, хоть на стенку лезь.
– «Артиллеристы!..» – неслось из ванной.
– Это еще цветочки, ты посмотрела бы, как она ночью вскакивает каждый час с криками: «За Родину, за Сталина, за мою корову Зорьку, оторвем фашистам бошки».
– И долго она обычно моется?
– Ну… минут сорок – час.
– И всегда поет?
– Точняк.
Катарина зевнула.
– Луиза, я хочу спать, завтра поговорим.
– Так как насчет Круглова?
– Не говори ерунду!
– Но газеты…
– Ты больше верь газетам, лучше книги хорошие почитай.
Фыркнув, Луиза покинула спальню.
Натянув одеяло до подбородка, Катка закрыла глаза. Надо ж такое придумать: Круглов – голубой! СМИ в своем репертуаре. Ката лишний раз убедилась, как нелегко живется актерам: любой норовит обвалять в грязи, найти темные пятна в биографии, оклеветать, вытащить наружу старое белье. Очевидно, от процесса создания вранья некоторые получают ни с чем не сравнимое удовольствие.
Взять ту же Серебрякову: только ленивый не очернил Лилиану. Пресса в подробностях расписывает ее порочную жизнь и несносный характер, а на поверку актриса оказалась обычной женщиной, которой абсолютно не подходит ярлык «сука», навешенный на нее журналистами.
Благодаря бесцеремонному приходу Луизки сон улетучился. Таращась в потолок, Катка с грустью констатировала, что с завтрашнего дня у нее начнется другая жизнь. Она непременно должна выяснить – почему, а главное, кто отправил на тот свет Танюшу Карпову? Первый шаг сделан: находясь при Лилиане, Копейкина сможет ближе познакомиться с людьми, среди которых долго вращалась ее, уже покойная, подруга.
Глава 4
В шесть утра Катка была на ногах. Соорудив бутербродик, она с наслаждением потягивала чай с мятой, когда в кухню зашел хмурый Пашка.
– Доброе утро, – буркнул мужчина.
– Привет, кофе будешь?
– Плесни.
– Как спалось на новом месте?
– Не спрашивай, ночью глаз не сомкнул.
– Что так?
– А по-твоему, на полу выспаться можно? В конце концов, я не йог, мы больше привыкли на мягком посапывать.
– С какой стати ты спал на полу, у вас же замечательная кровать.
– Правильно, она была замечательной, пока в три часа не притопала Луизка.
– К вам?
– Естественно.
– Зачем?
– Все эта старая коммунистка… опять выкрикивала во сне лозунги, плюс ко всему запустила в Луизу подушкой, а та не нашла ничего лучшего, как прийти к нам. Они с Риткой расположились на кровати, а папа, естественно, на полу. Ой… елки-палки, все кости болят. – Павел отхлебнул кофе.
Минут через пять к ним присоединилась Ангелина Дормидонтовна.
– Доброе утро, Каточка… и вам, Павел Николаевич, неплохого дня.
– Мне пора на работу, – Щавелев прошел мимо тещи, отвесив ей поклон.
– Ну что за клоун, – пробурчала старуха, – паясничает постоянно, житья нам с ним нет. У всех мужья как мужья, а этот… за какие такие грехи моей дочуре подобный экземпляр достался?
– Ангелина Дормидонтовна, зря вы придираетесь, Павел – хороший человек, вам надо постараться найти с ним общий язык.
– Да уж, хороший… а как его найдешь, язык-то этот, если зятек при каждой возможности старается меня поддеть? Месяц назад иду спокойненько из магазина, никого не трогаю, настроение замечательное, даже ругаться не хочется. Вижу, Пашка вываливается из подъезда. Я его интеллигентно спрашиваю: «Скажите, Павел Николаевич, мой сериал еще не начался»? А он в ответ: «Уже полчаса как идет, идите скорее, сегодня последняя серия, они там все умерли». Катка, ты не представляешь, как я бежала по лестнице, лошадь с ипподрома по сравнению со мной – дряхлая, полупарализованная черепаха! На третьем этаже Анну Ефимовну с ног сбила, царствие ей небесное, бабулька умерла неделю назад от инфаркта. Прибегла, значит, домой, метнулась к телевизору – а сериал и не думал начинаться! Обманул, негодяй!
Меньше всего Катке хотелось выслушивать «истории» Ангелины. Допив чай, она засобиралась на съемки.
– Каточка, подожди, у меня к тебе просьба, – залебезила любительница сериалов, – ты же увидишь Лилианочку Серебрякову?
– Да.
– Катуш, возьми мою фотографию, пусть она ее подпишет. И скажи: я с детства ее обожаю. С десяти лет бегала на ее фильмы…
– Ангелина Дормидонтовна, когда вам было десять лет, Серебрякова еще не родилась.
– Да? – старуха подняла брови. – Значит, это была не она, но фотку все равно возьми.
Сунув снимок в сумку, Ката выбежала за порог.
На съемочной площадке, несмотря на ранний час, вовсю кипела работа.
«Интересно, они вообще домой по вечерам уезжают?»
Катарина пошла в сторону гримерок.
– Эй, Катерина… постой!
«Ну сколько раз повторять: меня зовут Катарина».
Ручкину было глубоко наплевать на имя Копейкиной, сегодня режиссер, как обычно, находился на взводе. То и дело протирая платком вспотевшее лицо, он подлетел к Катке.
– Приехала, молодец. Ценю пунктуальных людей, только тебя снимать больше не будем.
– Почему?
– Изменился сценарий, теперь в нем нет места служанке, мать их так и растак, сколько времени потратили, и все впустую!
– Что же мне делать?
Константин Вольдемарович глубоко затянулся вонючей сигаретой.
– Можешь ехать домой.
– Но ведь…
Режиссер уже на всех парах бежал к Марине, на ходу осыпая женщину ругательствами за то, что ему не принесли какой-то жгут.
– Ну вот, госпожа Копейкина, ваша актерская карьера закончилась, не успев начаться, – пробормотала Катка, направляясь в гримерку Лилианы.
У самой двери она услышала за спиной голоса двух вчерашних девиц. Черноволосая ехидно шипела:
– Смотри, смотри, опять к Серебряковой идет, я же говорила, это ее знакомая. Ее и в сериал взяли по блату!
– Ты права, без блата такую снимать нельзя, ни рожи, ни кожи.
– А руки, ты видела ее руки?
– Как грабли!
– Согласна.
Катарина застыла на месте.
«Это у меня ни рожи, ни кожи? Это у меня руки как грабли? Ах вы, маленькие актрисульки, да если вы хотите знать…» Мысли заглушило противное хихиканье блондинки. Девица, толкая в бок подругу, кивала в сторону.
– Гляди, а вон и наш мальчик чапает, раз-два, раз-два!
Ката повернула голову: мальчиком оказался мужчина лет тридцати. Высокий светловолосый атлет выглядел очень сексуально в обтягивающих светло-синих джинсах и белой футболке.
– Что-то он как-то сегодня странно шагает, – продолжала смеяться блондинка.
– Наверное, слишком устал, – заржала брюнетка.
Копейкина пожала плечами и постучала.
– Кого, черт возьми, принесло?
– Лилиана Всеволодовна, это Катарина, вы вчера…
– Заходи.
Лилиана сидела в кресле перед зеркалом, Идея Карповна колдовала над лицом актрисы.
– Доброе утро.
Старушка кивнула.
– Ничего доброго в нем не вижу, – прошипела Серебрякова.
– Представляете, Ручкин сказал – я больше не нужна.
– Подумаешь, большая новость, ты все равно не актриса. Вот у меня действительно проблемы, из-за смерти Карповой я лишилась такого текста! Опять будут менять сценарий…
– А как теперь сложится судьба Тани… я имею в виду ее героиню?
– Как обычно – положат в кому, потом отправят к праотцам, а через месяц о ней забудут. Ну почему она вздумала умереть сейчас? У нас с ней были такие потрясные сцены!
Идея Карповна скривилась, но промолчала, Катка тоже решила не лезть на рожон. Похоже, сегодня Лилиана явно не в духе.
– Говорили мне умные люди, – продолжала негодовать актриса, – не загорай, проводи меньше времени на солнце! Так нет, я никого не слушала, отмахивалась, считала их россказни бредом. В двадцать пять действительно подобные заявления выглядели смешно, я при любой возможности подставляла лицо солнцу… а теперь приходится за это расплачиваться.
– Лилиана Всеволодовна, – подала голос Идея, – вы преувеличиваете, у вас очень хорошая кожа, для вашего… – гримерша осеклась.
– Для моего возраста, ты это хотела сказать?
– Я…
– Давай, еще ты испорти мне настроение!
– Вы не так поняли.
– Я все прекрасно поняла, – Серебрякова жестом показала Копейкиной на сценарий. – Нужно пробежаться по тексту, в голове вообще пусто.
Ката взяла папку и устроилась на стуле. Внезапно ее взгляд остановился на трельяже, а если точнее, на болванке с натянутым на нее белокурым париком. Ката покосилась на Лилиану. На голове актрисы были туго заплетены восемь косичек. Казалось, что глаза Серебряковой вот-вот вылезут из орбит.
«Интересно, зачем им так туго заплетать, если она все равно наденет парик?»
Идея Карповна тем временем рисовала Серебряковой второй глаз. Когда с макияжем было покончено, Лилиана взяла увеличительное зеркало.
– Ужасно!!!
– Что вас не устраивает? – Идея Карповна осталась вполне довольна своей работой.
– Глаза… глаза усталые и выдают возраст.
– Но, Лилиана…
– Идея Карповна, наклейте мне вторую пару ресниц.
– Я считаю…
– Тебе платят не для того, чтобы ты считала, – актриса потянулась к пачке сигарет. – А ты что таращишься? Открывай папку.
Катарина подавала Лилиане реплики, изредка бросая быстрые взгляды на звезду, а Серебрякова, куря сигареты одну за другой, не могла сосредоточиться ни на чем другом, кроме своей внешности.
Идея Карповна водрузила на голову актрисы парик.
– Он меня старит!
– Нет.
– Старит!
– Вы преувеличиваете.
– Некоторые люди за деньги готовы лизать задницы кому угодно, но никогда не услышишь от них ни слова правды. – Она повернулась к Катарине: – Скажи, только честно, парик мне идет?
Копейкина вжала голову в плечи: по ее мнению, прическа не только не шла, она просто уродовала Лилиану. Интересно, неужели она сама этого не замечает?
– Что молчишь?
– Я думаю…
– Ну?
– Слишком большой начес, – неуверенно проговорила Катка, – а в общем и целом неплохо.
Лилиана сорвала парик и швырнула его в угол.
– Не выйду! Пусть хоть на части режут, я не выйду из гримерки!!!
– Лилиана Всеволодовна, успокойтесь.
– Не надо меня успокаивать, к дьяволу спокойствие, и прекратите наконец трясти перед моими глазами пуховкой!
Идея Карповна загадочно улыбнулась.
– Я, конечно, не хочу разносить сплетен, но мне стало известно кое-что про Стальмакову.
Лилиана потянулась за очередной сигаретой.
– И что же? – в глазах запрыгали веселые искорки. Как и любая женщина, Лилиана обожала сплетни, а если сплетня касалась ее вечной соперницы, удовольствие утраивалось.
– Не уверена, правда ли это…
– Говори!
– Костюмерша сказала, что у Стальмаковой… отвратительный целлюлит, живот покрыт апельсиновой коркой.
Серебрякова молодела на глазах: обнажив белоснежные зубы в очаровательной улыбке, Лилиана сладко пропела:
– Идея Карповна, дорогая, простите меня, я была несколько груба с вами.
– Ничего страшного.
– Катариночка, лапочка, будь другом, подними мой парик, мне срочно нужно выйти.
Натянув парик, Серебрякова прошлась по губам блеском и выпорхнула из гримерки.
Идея Карповна опустилась в кресло звезды.
– И так почти каждый день.
– Что? – не поняла Катка.
– Да вот эти ее причуды, то одно не так, то другое не эдак. А с париком она мучает меня почти год, словно это я его выбирала. Не нравится, купи новый, так нет – будет нервы выматывать.
– А зачем вы сказали про Стальмакову?
– Видела, как на нее подействовало, теперь она до конца дня в приподнятом настроении останется.
– Но раскрывать чужие тайны, тем более настолько интимные…
– Брось, какие тайны, у Нателлы тело как у двадцатипятилетней девушки, целлюлитом даже и не пахнет.
– А зачем же вы соврали?
– Чтобы поднять Лилиане настроение. Я, признаться, сама Стальмакову терпеть не могу, мегера жуткая, тем самым убиваю двух зайцев сразу.
Ката молча смотрела на Идею.
– Поработаешь здесь с мое, еще не такой стервой станешь, – засмеялась гримерша.
– Не боитесь? Могут возникнуть проблемы, я уверена, что Лилиана направилась к Нателле.
– Без сомнений, ну и что?
– Так ведь вам влетит.
– Серебрякова прекрасно знает, что никакого целлюлита у Нателлы нет, она поверила мне, заведомо зная, что это ложь.
– Не понимаю…
– Актеры, как дети, видят только то, что хотят увидеть. Лилиана хотела услышать какую-нибудь гадость про Стальмакову, она ее услышала… и поверила.
– Бред!
– Согласна, а кто сказал, что здесь все здоровые? Практически у каждого с психикой проблемы, взять хотя бы Ручкина, целыми днями орет как ошалелый.
Копейкина промолчала.
Последовал тяжелый трудовой день. Катарина присутствовала на съемочной площадке, когда снимали сцены с Серебряковой, а в перерывах они вместе пробегались по тексту в гримерке актрисы. Катка даже начала входить во вкус: целый день находишься при звезде, которая, хоть иногда и позволяет себе грубое обращение с окружающими, но, по сути, все же не такая уж и стерва.
В час дня объявили перерыв, Лилиана попросила принести чашку холодного кофе и оставить ее в одиночестве. Катарина подошла к Идее Карповне: лучшего момента для разговора, чем получасовой перерыв в этой суматохе, не найти. Идея налила две чашки чая и достала упаковку шоколадных вафель.
– Все хочу у вас поинтересоваться, в каких отношениях вы были с Татьяной? – осторожно начала Копейкина.
– С Танюшей? Как тебе сказать… в нормальных, да и какие у нас могли быть отношения, я гример, она актриса. Конечно, иногда Карпову заносило, могла немного «позвездить», но в целом человеком она была неплохим. Если сравнивать ее с Серебряковой или Нателлой, Карпова – сущий ангел во плоти. А почему ты интересуешься?
– Мне не дает покоя мысль: кто мог отравить Таньку?
– Да ты же ничего не знаешь.
– О чем?
– По всей видимости, Таню никто травить не собирался. Вчера милиция обнаружила в ее сумочке пакетик с цианистым калием.
– Как?!
– Да, да, представляешь, лежал себе на дне, и, мне кажется, они склоняются к мысли, что Карпова покончила жизнь самоубийством.
– Это невероятно! Смешно и глупо, я не верю!
– Вероятно, невероятно, а яд нашли у нее, она могла сама подсыпать в кофе цианид.
– Вы верите в это?
– Звучит абсурдно, но, согласись, такое могло иметь место.
– Таня не сумасшедшая, чтобы травить себя!
– Мы же не знаем, почему она так поступила, вот у меня соседка, узнав о своей неизлечимой болезни, наглоталась снотворного.
– Таня была здорова.
– Откуда тебе знать?
– Мы подруги, а потом… если на долю секунды предположить, что она действительно хотела свести счеты с жизнью, не кажется ли вам странным, что она выбрала слишком экстравагантный способ? Намного проще отравиться дома, а не при таком скоплении народа.
– Актриса!
– Что?
– Она – актриса, у них другая психология! Обычный человек выпивает снотворное и ложится спать, а актеры все и всегда делают напоказ, им нужно находиться в центре внимания. Понимаешь, от этого они кайфуют.
Катарина мотала головой. Танюха покончила жизнь самоубийством – нет, нет, и еще сто раз нет! Она прекрасно знала Карпову, знала, как та любила жизнь, и никакие бытовые проблемы не могли бы довести Татьяну до самоубийства. Даже если бы, как предположила Идея Карповна, Таня была неизлечимо больна, она не совершила бы подобной глупости.