Для противника не имело значения, попадусь я ему живым или мертвым. Джип таранил «Ладу» бампером с таким самозабвением, что ее багажник и задние крылья превратились в скомканные жестянки еще до того, как мы миновали первый балашихинский микрорайон. И если бы не усердное виляние, в какое я пустился сразу после того, как съехал с шоссе, наша «Каприфоль» давно бы впечаталась в дерево или фонарный столб.
Но больше всего я опасался находящегося во внедорожнике вооруженного человека. Если мне не почудилось и у него действительно был «шторм», он пробьет «Ладу» навылет, будто бумажную. Стрелок поостережется высовываться в боковое окно – на таких крутых маневрах наши автомобили могли в любой миг зацепить бортами препятствие. В крыше салона «Тигра» имелся люк, весьма удобный для ведения огня на ходу. Враг не мог появиться оттуда незаметно, и я старался как можно чаще поглядывать назад, дабы не проморгать этот ответственный момент.
Аня кричала от ужаса, а жена, прижав ее к себе, пыталась связаться по коммуникатору с Пожарским. Безуспешно. Дозвониться до его резиденции ночью по известным Лизе номерам не получалось. А даже и удалось бы, чем бы нам там помогли? В лучшем случае перенаправили бы наш вызов в службу спасения. В худшем – сочли бы его глупым розыгрышем и вообще не стали бы с нами разговаривать.
Наученный горьким опытом водитель «Тигра» больше не желал обходить нас справа или слева и подставляться под мои пули. Попробовав поймать маячивший сзади внедорожник на прицел, я в итоге оставил это занятие. Оно лишь отвлекало меня от ведения автомобиля, что при такой скорости и безостановочном маневрировании было вдвойне опасно. Чертыхнувшись, я уже хотел отложить револьвер, но тут мне на помощь неожиданно пришла Лиза. Глядя на мои суетливые действия, она догадалась, что я намеревался предпринять.
– Дай сюда свою пушку! – решительно потребовала она, отвлекшись от попыток успокоить дочь. – Отсюда тоже можно стрелять!
– А ты уверена, что удержишь эту штуку? – усомнился я, хотя мне в голову уже приходила мысль о том, чтобы попросить жену расстрелять в преследователей оставшиеся в револьверном барабане патроны.
– Не бойся, удержу, – заверила меня Лиза. – Тоже мне наука: целиться и жать пальцем на курок!
– Ладно, попробуй, – не стал противиться я и передал ей «кольт», подумав при этом, насколько неуместен мой скептицизм. Это на мои почти иссякшие силы не было никакой надежды, и это мне не стоило бы доверять сейчас ни оружие, ни автомобиль. К сожалению, из нас двоих лишь я умел управлять машиной, и жена при всем желании не смогла бы заменить меня в водительском кресле.
Высадив револьверной рукояткой растрескавшееся заднее стекло, Лиза наказала кричащей Ане вновь закрыть уши, после чего развернулась, уперлась локтями в спинку сиденья и, взяв «кольт» обеими руками, навела его на приближающийся для очередного тарана джип.
Несмотря на внушительный вес и габариты револьвера, нажатие на его спусковой крючок не требовало слишком большого усилия и не стало для Лизы невыполнимой задачей. Как, впрочем, и сама стрельба, хотя тут жене уже пришлось поднапрячься. Пять произведенных ею подряд выстрелов громыхнули в салоне так, что у меня окончательно заложило уши и закружилась голова. Мне даже почудилось, что с каждой выпущенной нами пулей «Лада» делает рывок и набирает дополнительное ускорение, будто сзади у нее включается на секунду маленькая турбина. Прямо удивительно, как от такого грохота у «Каприфоли» не повылетали оставшиеся стекла.
Чудо не произошло, и Лизе не удалось преподать мне урок снайперского мастерства. Когда отгремел последний выстрел, я бросил мимолетный взгляд назад и с досадой отметил, что «Тигр» по-прежнему уверенно движется следом за нами, а за его простреленным тремя пулями лобовым стеклом виднеются два силуэта. Еще одну пулю жена всадила внедорожнику в капот, а оставшаяся, судя по всему, ушла мимо. Все, чего добилась Лиза, это лишь потрепала преследователям нервы. Что, естественно, никак не могло считаться нанесенным врагу уроном. Тем паче в сравнении с тем, каков он мог быть, имейся у моей жены хотя бы небольшой стрелковый опыт.
Истратив последний патрон, Лиза уронила револьвер на сиденье и, болезненно скривив лицо, схватилась за правое запястье – судя по всему, мощная отдача от выстрелов растянула ей кистевое сухожилие. Однако больше всего я переживал, разумеется, за Аню. Разбуженная в суматохе среди ночи, она угодила по моей вине в настоящий ад. И если нам не повезет из него выбраться, получится, что я сам погубил собственную дочь. От близости такой перспективы у меня разрывалось сердце, волосы вставали дыбом и все сильнее свербела в голове мысль о том, что спасти свою семью я могу одним-единственным способом.
Лишь прекратив погоню и добровольно сдавшись, я мог бы надеяться выпросить у преследователей пощаду для жены и дочери. Только так, и больше никак. В противном случае все обернется гораздо трагичнее и непоправимее, и мое бегство будет лишено всякого смысла.
Определив, из какого оружия мы в них стреляем, враги наверняка смекнули, что сейчас оно разряжено. И потому решили воспользоваться моментом, чтобы нанести ответный удар. Вместо очередного тарана «Тигр» лег на ровный курс и чуть приотстал – это водитель создавал напарнику условия для меткого выстрела. Мы как раз вырулили на берег пруда и помчались по длинной прямой аллее, ведущей к воротам особняка Мерлина. Но до них нужно было проехать еще около километра, чего высунувшийся из джипа стрелок явно не намеревался нам позволить.
Ну а я, в свою очередь, не мог позволить ему изрешетить пулями Лизу и Аню. Моя песенка спета, это очевидно. Так зачем, спрашивается, тащить за собой в могилу жену и дочь, которых я так неосмотрительно подставил под удар? Много грехов я натворил нынешней ночью, но этот на мою совесть не ляжет…
Я ударил по тормозам, съехал на обочину и, распахнув дверцу, вывалился из машины еще до того, как та окончательно остановилась. «Тигр» пронесся мимо, но спустя пару секунд тоже завизжал покрышками, засверкал стоп-сигналами и замер посреди аллеи черным призраком моей неминуемой смерти.
Встав с земли, я первым делом отошел подальше от машины, а затем, подняв руки над головой, двинулся шаткой походкой к торчащему впереди внедорожнику. Мне вослед летели отчаянные крики Лизы и Ани, но жена, к счастью, сохранила благоразумие и, думая прежде всего о дочери, не бросилась за мной вдогонку.
– Не стреляйте! – прокричал я. Оставленные включенными фары «Лады» светили мне в спину и позволяли врагам рассмотреть, что я один и безоружен. – Не стреляйте, я сдаюсь!..
Вынужденный ухватиться за крышу джипа, чтобы не упасть при торможении, стрелок опять вскинул автомат и что-то проорал мне в ответ. Что именно, я не расслышал, поскольку уши мои были заложены, но, вполне вероятно, это был приказ остановиться. Не опуская рук, я замер на месте, успев проковылять половину разделяющего «Каприфоль» и «Тигр» расстояния.
– Сдаюсь! – повторил я. – Только ради бога не стреляйте!
То ли от переутомления, то ли от нервного перенапряжения, но внезапно меня посетило удивительное, почти библейское наваждение. Над головой высунувшегося из джипа стрелка – а точнее, его темного силуэта – начал разгораться самый настоящий золотистый нимб. Да такой яркий, что мне пришлось поневоле зажмурить здоровый глаз, а другой заслонить ладонью, поскольку свет нимба вызывал под алмазом сильное жжение.
А сияние между тем на миг окрасилось из золотистого в ярко-красное и пропало, продлившись в общей сложности не более пяти секунд. Однако пропало не только оно. Вместе с ним разом погасли фары обоих автомобилей, освещение в салоне внедорожника и направленный мне в грудь лазерный целеуказатель вражеского автомата.
Стрелок суматошно оглянулся, что выглядело немного забавно, ибо в стремлении увидеть свой нимб он напоминал собаку, попытавшуюся укусить собственный хвост. Не узрев за спиной никакого сверкания, преследователь снова повернулся ко мне, «шторм» в его руках вздрогнул, затем еще раз… Сердце у меня екнуло, колени задрожали, но ничего не произошло. Без сомнения, ублюдок нажимал сейчас на спусковой сенсор, вот только аккумулятор «ИПП», похоже, постигла та же участь, что и электронику автомобилей. Распространялось ли это явление на встроенные во вражеские тела импланты, неизвестно. Но я был бы совершенно не против, откажи сейчас у врагов какие-нибудь жизненно важные искусственные органы.
Впрочем, такое небывалое счастье на меня уже не обрушилось. Потерпев неудачу со «штормом», стрелок прямо через люк выпрыгнул из машины, которую за миг до этого покинул и водитель. И не успел я опомниться, как оба они подбежали ко мне, после чего автоматчик с ходу огрел меня прикладом по голове. Что было, в общем-то, лишним – в моем теперешнем состоянии вышибить из меня дух можно было и обычной затрещиной. Но враги об этом не знали и потому не сделали мне никакой поблажки, пусть я и стоял перед ними, капитулирующе задрав руки к небу.
Понятно, что добавки мне уже не потребовалось, и я лишился сознания еще до того, как рухнул на дорогу. Что ни говори, а для насыщенной приключениями ночи более бесславный конец не удалось бы придумать…
И все же это опять-таки еще не было концом. Как и тогда, после моей эвакуации из-за Барьера, мне вновь довелось очнуться и обнаружить перед глазами белый потолок. Голова раскалывалась от боли и почему-то жутко чесалось в носу, но мыслил я не в пример яснее, чем год назад, после выхода из месячной комы. По крайней мере, теперь я сразу понял, что гляжу именно на потолок, а не на что-либо иное. И первым делом подумал о том, что сталось с брошенными мной в угнанной машине женой и дочерью. Выжили они, или мой план провалился, и те мерзавцы убили их, дабы не оставлять лишних свидетелей?..
– Как вы себя чувствуете, лейтенант? – осведомился раздавшийся неподалеку спокойный голос.
– Бывало и лучше, – честно признался я, после чего кое-как дотянулся до чешущегося носа и с превеликим облегчением помассировал его. Отлегло – зуд прекратился. Я ощупал больную голову – она была забинтована. И не на скорую руку, а довольно профессионально. Ага, стало быть, я вернулся в больницу. И – что также выяснилось на ощупь – со всем своим «алмазным фондом». По крайней мере, глазной и шейный камни пребывали на прежних местах.
– Сколько пальцев я вам показываю? – Интересовавшийся моим самочувствием человек подошел к кровати и, склонившись надо мной, выставил перед собой ладонь тыльной стороной вперед. Четыре пальца на ней были растопырены, а один – большой – намеренно согнут так, чтобы я его не видел. В другой руке у человека был пузырек, по всей видимости, с нашатырем (за год пребывания в госпитале я научился определять содержимое многой лекарственной тары, даже не глядя на этикетку). Следовало догадаться, что им я и был приведен в чувство, заработав попутно кратковременный зуд в ноздрях.
Я ответил на вопрос о пальцах и по удовлетворительному кивку человека смекнул, что, несмотря на пережитый мною удар по голове, в глазах у меня не двоится. А также, присмотревшись, понял, что этот субъект мне определенно знаком. Но видел я его не среди медперсонала госпиталя Бурденко и не в компании исследующих мой феномен ученых, это точно. И видел притом совсем недавно. Вот только где, дай бог памяти?
– Что с моими женой и дочерью? – спросил я, не сомневаясь, что знакомый незнакомец осведомлен о судьбе Лизы и Ани.
– Девочка, конечно, сильно напугана, а вашей жене мне пришлось вправить вывихнутое запястье, но в остальном с ними все в порядке. Так что можете не беспокоиться, – ответил доктор. – Я позволил себе погрузить их до утра в релаксирующий гипнотический сон. Часа через три-четыре все случившееся с вами этой ночью станет для ваших близких лишь смутным, неприятным воспоминанием. Вам, в общем-то, такая терапия тоже не повредила бы. Однако после всего того, что мы услышали от вашей жены, нам не терпится о многом вас расспросить. Сказать по правде, лишь благодаря ей и ее рассказу мы решили повременить с обращением в милицию и военную комендатуру.
– Кто это «мы»? – с откровенным недоверием полюбопытствовал я.
– Странный вопрос, – хмыкнул незнакомец. – Что значит «кто»? Вы ведь, если не ошибаюсь, именно к нам и ехали, разве не так?
Я прищурился и вгляделся в его лицо более пристально. Продолжая ухмыляться, человек повернулся к свету и великодушно позволил мне себя рассмотреть. Ничего особенного: средний рост; чуть выше среднего возраст; плотное телосложение; тронутые сединой, пепельно-серые волосы; большие, до самой макушки, залысины… Не хватает лишь сталкерских доспехов, в которых он определенно выглядел суровее и гораздо фотогеничнее.
– Асклепий! – узнал я наконец вернувшего меня в сознание субъекта. – Вы – тот самый бионик, который присоединился к Мерлину сразу после Катастрофы, когда он выводил из-за Барьера выживших. Я много слышал о ваших лекарских способностях. Даже если половина из этих слухов правда, вас действительно нужно признать настоящим чудотворцем.
– Чудес не бывает, лейтенант, – покачал головой один из самых известных членов легендарной команды Пожарского. – Три четверти слухов обо мне – ложь, а остальные лишь отчасти правдивы. Мертвых воскрешать я не умею и травмы далеко не все могу излечивать. И с вашим аномальным паразитом мне совладать, увы, не под силу. Я практически сразу это понял, как только увидел, в чем состоит ваша проблема. Ваша редчайшая… да что там – уникальная болезнь кое в чем сродни нашей. Той, которой страдают почти все, кому довелось выжить при Катастрофе и перебраться через Барьер. Она выжгла нам импланты, намертво впаяв их в наши тела, и, образно говоря, навсегда сплавила нас с Зоной. Однако с вами она обошлась куда более жестоко…
Асклепий внезапно умолк, коснулся пальцем закрепленного у него на виске коммуникатора и отвел глаза в сторону.
– Да, он очнулся, – коротко ответил бионик тому, кто его вызывал. После чего вновь посмотрел на меня и добавил: – Полагаю, вы можете побеседовать, хотя я все-таки не советовал бы вам слишком утомлять его разговорами… Хорошо, ждем.
– Вы говорили с Пожарским? – поинтересовался я, когда врач оставил в покое свой коммуникатор.
– Совершенно верно, – подтвердил он. – И раз уж вы устроили нам сегодня грандиозный ночной переполох, Мерлин вправе незамедлительно потребовать от вас объяснений, согласны?
Разумеется, я не возражал. А пока мы дожидались хозяина резиденции, мне удалось выяснить у Асклепия, что происходило в промежутке между тем, как я решил сдаться на милость преследователей, и моим возвращением в сознание пять минут назад.
Дело обстояло следующим образом. Несмотря на то что с властью, военными и барьерной мафией Пожарский жил в относительной дружбе, за год в Пятизонье успело образоваться несколько влиятельных сталкерских группировок, не одобряющих общественно-просветительскую деятельность Мерлина. По этой причине он и окружил свою резиденцию неприступным кольцом охраны, которая во избежание всяческих провокаций денно и нощно вела наблюдение за окрестностями. И едва этой ночью на ведущей к особняку аллее появилась пара несущихся во весь опор автомобилей, служба безопасности Семена была сразу же поднята по тревоге.
Помимо обычных охранных систем Пожарский оборудовал свой штаб кое-какими не имеющими аналогов защитными технологиями. Их создал сам Мерлин на основе доставленных им из-за Барьера уникальных артефактов. При посредстве одного такого изобретения, названного «Око Властелина», и была отключена электроника «Тигра» и «Лады». А также выведено из строя оружие наших преследователей.
Нимб, замеченный мной у моего несостоявшегося убийцы, был всего-навсего лучом обычного прожектора, обнаружившего нас во мраке ночи с крыши особняка. И как только мы угодили под этот луч, поверх прожекторного стекла был опущен специальный артефактный светофильтр – полупрозрачная рубиново-красная пластина. Пройдя через нее, обычный свет обретал свойства мощного электромагнитного импульса, который, однако, не распространялся за пределы светового круга. Это позволяло «Оку Властелина» наносить выверенные, точечные удары, накрывая ими атакующих резиденцию врагов, не нанося ущерб живущим по соседству мирным гражданам Балашихи.
Выстрелив из «Ока», служба безопасности Мерлина незамедлительно выслала навстречу остановленному неподалеку от резиденции подозрительному кортежу оперативную группу. Завидев движущийся к нам на трех машинах взвод вооруженных охранников, наши преследователи сразу кинулись прочь с аллеи и пустились наутек. Их розыск не принес результата – злоумышленники успели скрыться в парковых зарослях и замели следы. Так что охранникам пришлось довольствоваться лишь поимкой меня и моей семьи. Это оказалось значительно проще, поскольку мы никуда и не убегали. Я валялся посреди дороги без сознания и с разбитой головой, а Лиза и Аня заходились в истерике в салоне измятой внедорожником «Лады».
Охрана Пожарского состояла сплошь из сталкеров, каждый из которых наверняка поимел в свое время немало неприятностей с законом. И потому слезная мольба Лизы о том, чтобы наши спасители не сообщали о нас властям, а позволили нам сначала встретиться с Семеном, были услышаны. Начальник службы безопасности явно не горел желанием объясняться с милицией из-за лежащего в «Тигре» обезглавленного трупа и приказал, пока не рассвело, убрать джип и «Ладу» с аллеи, отбуксировав их в гараж резиденции. А нас, соответственно, препроводить в особняк для дальнейшего разбирательства. И поскольку мы не тянули на злоумышленников даже с большой натяжкой, к нам отнеслись не так строго, как это случилось бы, например, с попавшимися охране врагами Мерлина.
На момент моего возвращения в сознание стараниями Лизы начальнику охраны и Асклепию было уже многое обо мне известно. А когда выяснилось, что имя моей жены неоднократно фигурировало в списках посетителей местного секретариата, наша выдача милиции вновь была отложена на неопределенное время. Насколько конкретно, теперь зависело лишь от Пожарского…