— Да ладно тебе, скажи! Ну, скажи!
— Просто я подумал… ты только не обижайся… Короче, если бы ты ее убила, она бы не отделалась одним ударом.
На всякий случай он все-таки сделал один небольшой шаг к двери, опасаясь скандала, но Марина, к его удивлению, лишь звонко расхохоталась.
— Слушай, ты прямо прочитал мои мысли… Как же она меня доставала!
— А как она доставала меня, это вообще нечто неописуемое, — усмехнулся актер.
Но они недолго обсуждали поведение Наташи Тепловой, потому что у них нашлись более интересные темы для бесед, и вообще очень скоро их общение перетекло в другую плоскость — из-за чего утром даже пришлось вызвать администраторшу и жаловаться на сломанную кровать.
Пока во втором корпусе «Мечты» кипели страсти, в первом корпусе вообще творилось нечто неописуемое. Телефон разрывался от звонков, и девушка Анжелика, сидевшая на ресепшн, вскоре оказалась в самой настоящей осаде. Звонили журналисты и просили подробнее рассказать о случившемся, другие журналисты требовали забронировать номера, третьи — просто ротозеи — звонили, потому что им было нечего делать, а именно телефон первого корпуса был по умолчанию указан во всех справочных системах как основной. Также поступило несколько категорических требований забронировать на будущее тот самый номер, где случилось убийство, причем два раза пожелания исходили от молодоженов, которые искали, где бы им провести свой медовый месяц. Голова у Анжелики от таких просьб шла кругом, и девушка чувствовала себя самым несчастным человеком на свете.
— Ты только спроси, труп оставить на месте или убрать, — посоветовал ехидный Анжеликин сменщик Никита, молодой человек в стильных очках и с прыщом на подбородке. — С трупом, мол, бронирование дороже…
— Хорошо хоть, убийство произошло не в нашем корпусе, — пожаловалась Анжелика, вешая трубку после того, как она в очередной раз сказала, что все номера у них заняты, свободных нет и не предвидится. — А то бы нам вообще житья не дали…
Телефон, выдержав секундную паузу, зазвонил снова.
— Слушай, может, ты на пять минут меня подменишь, а? — жалобно спросила Анжелика. — Я даже отлучиться не могу…
— Ничем не могу помочь, — ухмыльнулся Никита. — Моя смена уже кончилась, теперь твой черед…
И он удалился в кабинет администраторши первого корпуса Надежды Владимировны, которая была по совместительству его родной теткой.
Пятидесятишестилетняя Надежда Владимировна была человеком старой закалки и совершенно не могла взять в толк, каким образом громкое убийство может положительно отразиться на имидже несравненной гостиницы «Мечта».
— Ведь это же ужас, Никита, просто ужас! — восклицала она, воздевая свои маленькие морщинистые ручки, унизанные кольцами.
— И ничего подобного, тетя, — хладнокровно возражал Никита. — Нам сделали отличную рекламу. Я думаю, цену на тот самый номер имеет смысл поднять как минимум в десять раз…
— Ей-богу, ты меня до сердечного приступа доведешь! — возмущалась тетушка. — Молодежь! Какие вы все стали бессердечные… Вот мы в ваши годы были совсем не такие!
Как раз в то мгновение, когда Анжелика всерьез обдумывала соблазнительную перспективу уволиться немедленно, прямо сейчас, собрать свои пожитки и уйти, не оглядываясь, в холл спустились двое граждан шкафообразного типа, тащившие чемоданы, которые, судя по их кокетливой расцветке, явно принадлежали женщине.
Один из бугаев подошел к стойке, а второй остался караулить груду чемоданов.
— Ирина Алмазова, номер семьсот девять, сейчас съезжает, — сказал шкафообразный человек неожиданно мягким и нежным голосом. — Она типа как на две недели забронировала номер. Можно типа так решить вопрос, чтобы вернуть остаток?
Анжелика похолодела. Дело в том, что если и существовали на свете вещи, которые администрация «Мечты» ненавидела всей душой, то это был как раз возврат денег. Неважно за что, неважно в какой форме и неважно когда — служащие гостиницы были обязаны любой ценой избегать возвратов, иначе они рисковали возместить их из собственной зарплаты.
Перво-наперво Анжелика (природная брюнетка, красившаяся в золотисто-белокурый цвет, который очень шел к ее лицу с тонкими черными бровями) решила включить блондинку и потянуть время.
— Э… — прощебетала она, хлопая ресницами и очень достоверно изображая смущение. — Ирина Мазова, говорите?
— Алмазова, — поправил шкаф, снисходительно взирая на нее.
— А! Сейчас, минуточку…
Но никакого «сейчас» не получилось, потому что как раз сейчас зазвонил телефон, из врага номер один превратившийся в спасительного друга.
Улыбнувшись на всякий случай собеседнику, Анжелика с готовностью сняла трубку.
— Алло!
…В номере семьсот девять Аркадий как раз заканчивал как попало заталкивать вещи Иры в последний чемодан. Молодая женщина сидела на стуле, не пытаясь даже делать вид, что она помогает своему спутнику, и упрямое выражение ее лица выводило банкира из себя.
— Ира, мы все забрали? Ничего не забыли?
Ира Алмазова перестала делать вид, что она рассматривает, какой оттенок имеют летние сумерки за окном, и повернула голову.
— Что? — рассеянно спросила она.
— Я спрашиваю: мы ничего не забыли? — уже с раздражением спросил банкир.
— Я никуда не поеду.
Услышав эти тихие слова, произнесенные между тем крайне отчетливо, Аркадий остолбенел.
— Что ты сказала? — выкрикнул он, подскакивая к молодой женщине. — Повтори! А?
Раньше такой способ работал безотказно, и Ира всегда реагировала одинаково: беспомощно съеживалась, и на ее лице проступало выражение маленького затравленного зверька. Но, очевидно, привычная угроза выработала свой ресурс, потому что молодая женщина даже не шелохнулась.
— Я сказала тебе: я никуда не поеду.
— Ты что это, а? Оставь этот тон! Как это ты не поедешь, а? Еще как поедешь!
Но, интуитивно почувствовав, что на этот раз обычных воплей может оказаться недостаточно, он решил прибегнуть и к более весомым аргументам:
— Ты что, не поняла, что тебя собираются обвинить в убийстве?
Однако Ира только пожала плечами.
— Я не успела объяснить следователю… Мне надо будет сказать, что он не так меня понял. И вообще, я никого не убивала.
— Ну да, ты просто скажешь, и тебе поверят! — насмешливо фыркнул банкир.
— Поверят. Потому что я действительно не убивала.
Это было что-то новое, совершенно непривычное для него. Бунт — мятеж — неповиновение — она за дурака его считает, что ли? Он почувствовал, что заводится, и побагровел.
— А, ну да, ну да! — с издевкой протянул он. — Как я мог забыть! Ведь в этом паршивом городишке находится твоя великая любовь! Актеришка, мать его…
Но Ира не слышала ругательств, потому что предыдущие слова оказались куда ближе к истине, чем хотел бы человек, который их произнес. Да, любовь, такая, которая случается только в книжках, которая бывает, как уверяют, лишь раз в жизни — если бывает вообще. И на что она ее променяла? Она посмотрела на своего спутника жизни и почувствовала, как словно пелена спала с ее глаз. Брызгающее слюной убожество, пыхтящий боров, толстый, уродливый, и в постели никакой, если уж говорить начистоту. Только хрюкать и умеет, да повизгивать изредка, а на большее не способен. Строит из себя хозяина жизни, а на него во Владике уже два уголовных дела завели, и дружку его, который Аркадию прикрытие обеспечивал, хвост прищемили, под следствием он, и грозит ему о-го-го какой срок. Ничтожество, ничтожество! И ради этого бурдюка с салом она бросила Васю, послушалась родителей, которые ей напели… Сволочи!
Как будто ее денег — их денег — не хватило бы, чтобы вдвоем безбедно жить с Васей, пока он не найдет себе дело по душе и не станет на ноги…
Как, как она могла? Себе поломала жизнь, ему поломала жизнь… боже, какие у него были глаза там, у елок, когда он кричал на нее, пытаясь высказать все, что накопилось у него на душе…
Несчастный он человек! И она несчастная, сковала ее судьба с… даже приличных слов не подобрать, чтобы описать исчерпывающе, а только ругательные. Вот посадят Аркадия, и на кой он вообще ей нужен? Передачки ему таскать? Делать ей нечего! Да хоть бы и посадили его, чтобы он наконец исчез из ее жизни, избавил ее от своего присутствия…
— Ты ненормальная! — орал банкир. — После всего, что я для тебя сделал…
— Да что ты для меня сделал-то? — с ненавистью спросила Ира. — Что? Счастливой ты меня сделал, да? Я недавно свои фотографии смотрела — я почти нигде не улыбаюсь… Что ты для меня сделал, а? Баб водил в мое отсутствие, пока я в роддоме лежала и после родов поправлялась?
— Кто тебе сказал… — смущенно начал Аркадий и угас.
— А то, ты думаешь, я глупая! Как будто эти бабы нарочно не оставляют… то трусы, то еще что-нибудь… мол, любуйся: я тут была! Ты на моей кровати с ними спал! Скотина!
Она подпрыгнула на месте при одном этом воспоминании, ее глаза зло засверкали.
— Не смей на меня орать! — огрызнулся банкир. — Ну, было пару раз…
— Не пару раз! — Она вскочила с кресла, ее ноздри раздувались. — Ты своей танцорке квартиру снял, думаешь, не знаю?
— Это мое дело!
— И мое тоже! У нас с тобой дети, между прочим! Ты обещал, что женишься на мне!
— Ты же знаешь, что я не могу…
— А любовниц заводить можешь? Ноги о меня вытирать — можешь? Лучше бы я вообще тебя не встречала!
Тут он увидел повод уесть ее — и бросился в атаку.
— Да, да, давай теперь жалей! Когда все, что на тебе, куплено на мои деньги, и кольца, и тряпки, и…
Тут он запнулся, потому что Ира неожиданно всхлипнула, и ее лицо страдальчески исказилось.
— Вот за это я тебя и ненавижу! Гад! Мерзавец!
— Когда ты продалась мне с потрохами! — все же договорил он. — Как последняя шлюха!
Она перестала плакать, и в ее глазах появилось какое-то новое, незнакомое ему выражение.
— Значит, так, да? Ну и отлично.
Не колеблясь более, Ира стянула с пальца самое дорогое, самое тяжелое кольцо и швырнула ему в лицо.
— На! Забирай! Подавись! Урод!
— Ира, ты что? — забеспокоился он, потирая скулу, о которую ударилось брошенное ею кольцо. — Ира! Я так, сгоряча сказал…
— Определил! — бормотала она, стаскивая с пальцев кольца, которые он дарил ей когда то. — Высказался, да? Ну так я тоже скажу! На! Вот тебе! Вот тебе! Забирай! Все забирай! — Говоря, она швыряла в него кольца, ее рот судорожно кривился. — Подавись, жирная свинья! Боров!
— Ира! Прекрати, слышишь? — заорал он вне себя. — Хватит!
Но у нее уже было наготове самое болезненное, самое оскорбительное, самое жестокое, что только женщина может сказать мужчине, с которым она делила постель.
— Да ты не мужик вообще! — с ненавистью выкрикнула она. — Ничтожество!
Побелев, как мел, он занес руку со сжатым кулаком, но тут в мозгу молнией что-то мелькнуло. Саша, Денис, две белокурые головки… двое мальчиков… Он и так сейчас ходит по лезвию бритвы из-за своих делишек в прошлом, которыми ни с того ни с сего заинтересовалась прокуратура… Если с ним вдруг что случится, кто о них позаботится?
— Вот и отлично, — проскрежетал он, неимоверным усилием воли заставив себя опустить кулак. — Славно поговорили… да…
Он попытался улыбнуться, чтобы обратить все в шутку, но вместо улыбки вышла мучительная гримаса.
— Ты одно колечко снять забыла, — заметил он, указывая на ее руку.
Она взглянула на свои пальцы. Усмехнулась, увидев тоненький ободок с крошечным изумрудом. Этот скромный залог любви в это мгновение был Ире дороже всего на свете.
— Нет… Это вовсе не ты мне подарил. Это подарил человек, который любил меня по-настоящему.
И пока он пытался осмыслить эти слова, которые были, наверное, даже хуже обвинения в импотенции, она взяла со столика свою сумочку и шагнула к двери.
— Ира! Куда ты?
— Я от тебя ухожу, — бросила она, не оборачиваясь.
— Ира! Не смей!
В глазах у него замелькали кровавые круги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он кинулся вперед, выбросил руку с кулаком…
Он еще успел увидеть, как Ира повернула голову. В ее глазах мелькнуло что-то вроде удивления… От удара ее отбросило к шкафу — старомодному шкафу советских времен, который долгие годы стоял в номере семьсот девять, чинно занимая свое место. Стоял, затаившись, и просто ждал своего часа, чтобы тоже поучаствовать в разыгравшейся трагедии.
— Я же сказал: я не дам тебе уйти, — проговорил Аркадий, чтобы оставить последнее слово за собой.
Ира не отвечала. Она неподвижно лежала на полу, возле ее руки валялась сумочка. Отдышавшись, банкир посмотрел на нее и тут только увидел струйку крови, которая змеилась вдоль виска молодой женщины и уже затекла на плечо.
— Ира!
Не веря, он подошел ближе. В глубине души он боялся новых оскорблений, новых обвинений в мужской несостоятельности… Но она не говорила ни слова. Ее глаза были полуоткрыты, и кровь начала течь еще сильнее.
— Ира… — пролепетал он, не веря. — Ира, очнись…
Он схватился за голову, заметался, принес из ванной полотенце и стал вытирать кровь… Но Ира повисла у него на руках, как сломанная кукла. Он перенес ее на постель. Рука молодой женщины свисала, как у мертвой.
— Ира…. Ира, не надо, прошу тебя! Ира, ну пожалуйста…
Она не отвечала, и ее глаза смотрели куда-то, мимо него, в непонятную даль.
— Ира! — закричал он, теряя самообладание. — Ира! Ира, прекрати, это не смешно! Ира!
Он затряс ее, не понимая, что делает, что ему теперь делать… но кровь хлынула уже волной… испачкала его рубашку, костюм, шею…
— Ира!
Он хватал ее за руки, пытаясь прощупать пульс, но тоненькая венка на узком запястье не билась. Ужас, паника и одиночество навалились на него, как надгробная плита.
— Ира… Ирочка… Ира…
Он вспомнил об охранниках, бросился к двери, споткнулся о розовый чемодан, растянулся на полу…
— Ира! Я сейчас… Сейчас!
Весь в крови, он выбежал из номера, кинулся к лифтам — в этом корпусе их было два, — но они прочно застряли на других этажах, словно глумясь над его несчастьем… Не раздумывая, он поспешил к лестнице и помчался вниз так быстро, словно был не 54-летним мужиком не самого спортивного сложения, а по меньшей мере профессиональным бегуном.
Вошедшая в образ блондинки Анжелика томно ворковала на ресепшн с бугаем, которого она, судя по всему, успела окончательно прибрать к рукам. Бугай номер два тосковал у груды чемоданов, мучительно завидуя своему товарищу.
— Видите ли, сначала нужно заполнить заявление на возврат денег… Это может сделать только постоялец, то есть в нашем случае — госпожа Алмазова. Затем…
Затем зазвонил телефон, и в холле показалась группа московских журналистов, прилетевшая спецрейсом из Москвы.
— Девушка! — начал один из журналистов привычно командным тоном.
Далее в двух фразах он хотел дать понять этой провинциалочке, что Дубки — глухомань, гостиница «Мечта» — ужас на отшибе, и вообще цивилизация здесь и не ночевала, но тут по лестнице скатился гражданин устрашающего вида. Его рубашка и руки были в крови, а на лице застыло совершенно безумное выражение.
— Девушка! — отчаянно закричал он. — Там… в семьсот девятом… несчастье… Она упала… Врача, прошу вас! Она не дышит…
Но девушка прикипела к месту, и в глазах ее метался и трепетал нечеловеческий ужас.
— Нужен врач! — кричал обезумевший гражданин. — «Скорая»… Она ударилась! Она… она… я только ее толкнул…
Кто-то из журналистов насмешливо присвистнул.
— Да у вас тут, по ходу, еще одно убийство! — язвительно заметил оператор.
Не скрываясь, он включил камеру и навел ее на гражданина. А что тут такого? Лишний сюжет никому не помешает…
— Э, э, — попытался вмешаться бугай у стойки, — ты это, того! Выключи камеру!
Но оператор, который прошел Афган, Чечню и вообще кучу таких мест, куда человеку, не наделенному крепкими нервами, вообще ступать не рекомендуется, и ухом не повел.
— Заткнись, шестерка, — сказал он скучающим тоном. — Толян, в рыло ему, если он попытается тронуть камеру…
Бугай оглянулся на Толяна, который сопровождал съемочную группу, и, увидев, что тот в полтора раза шире его в плечах и к тому же при оружии, благоразумно увял.
— Надежда Владимировна! — отчаянно закричала Анжелика. — Надежда Владимировна!
К стойке уже спешила администраторша в сопровождении племянника. Завидев окровавленного, оба переглянулись и разом побледнели.
— Он говорит, женщине в семьсот девятом плохо… Требует врача…
— Что же это такое… — пролепетала администраторша. — И у нас… — она не договорила «убийство», но непроизнесенное слово все равно витало в воздухе.
— Что вы сделали? — мрачно спросил Никита у банкира. — Почему у вас кровь на одежде?
— Я ничего не сделал, — потерянно ответил Аркадий. — Ничего… Я только немножко толкнул ее…
Его охранники многозначительно переглянулись.
— Так, — негромко сказал тот, что несколько минут назад беседовал с Анжеликой. — Валим отсюда.
— Ты чего? — забеспокоился второй. — Как мы можем…
— Можем. Он ее убил, типа того. Он и так под следствием… Ему хана, а нам крышка, если мы вовремя не свинтим. Так что валим, в темпе!
Совершенно растерянная, Надежда Владимировна все же догадалась вызвать врача — своего мужа, который в ресторане делился сведениями об убийстве Тепловой с очередным местным журналистом. Если читатель не забыл, именно этот врач днем успокаивал горничную, обнаружившую во втором корпусе труп. В штате гостиницы муж Натальи Владимировны значился давно и получал неплохие, по местным меркам, деньги, однако как-то так сложилось, что его врачебные познания на практике почти не применялись, зато он с аппетитом ел и пил за счет заведения, а еще развлекал служащих многочисленными анекдотами, у которых выросла борода еще тогда, когда сам он лежал в пеленках.