Ира удрученно молчал. Потом проговорил:
– Х-х-х-х-хорошо, я ч-ч-ч-ч-нибудь п-п-п-п-п-придумаю…
И он придумал.
Сел к столу, взял листок бумаги, переписал всех своих знакомых и полузнакомых. Получилось пятьдесят человек. Ира разделил всю сумму на пятьдесят, получилось по две тысячи долларов на каждого. Много, но попытка не пытка, как говорят.
Ира стал обзванивать по списку. Почти все говорили одно и то же: «Ты поздно обратился, вот если бы вчера, или позавчера, или неделю назад»… Люди стеснялись выглядеть жадными, ссылались на случайность. Но попадались и такие, которые не стеснялись, говорили прямо: «Я никогда не беру в долг и не даю в долг. Деньги разрушают дружбу».
– Я от-т-т-тдам! – клялся Ира.
Некоторые верили и давали в долг. Ира набрал какую-то сумму, явно недостаточную. Пришлось подключать Анатолию и весь ее круг. Получилось еще пятьдесят человек. Но, так или иначе, деньги были собраны и заплачены. Квартира каким-то хитрым путем была оформлена на Иру. В один прекрасный день ему вручили документы. Этот день был – день победы. Но не только. С этого дня Ира превратился в профессионального должника и одолженца.
Он занимал деньги на месяц, на год, как получалось. По истечении срока ему звонили и требовали вернуть долг. Если кредитор оказывался слишком настойчивым, Ира кидался как ястреб на новую жертву, брал в долг и отдавал эти деньги скандалисту. Теперь он должен был другому человеку плюс прежние сто, вернее, девяносто девять.
С этого времени Ира перестал быть свободным. Превратился в заложника своей квартиры. Он думал только об одном: где взять деньги? Стрельнуть, одолжить, перехватить… Его прекрасные глаза приобрели загнанное выражение. Он смотрел в одну точку, а в мозгу щелкали варианты: где? У кого? Кому? Когда?
Кредиторы были разные. Одни входили в положение, другие не желали слушать. Звонили по телефону, требовали, угрожали. Ира стал бояться телефонных звонков.
А были и такие, которые наезжали. Однажды осенью Иру вывезли на берег реки. Не топили, конечно. Но перевернули вверх ногами и трясли вниз головой. Ира что-то выкрикивал из своего перевернутого положения, а они наклонялись к его лицу и переспрашивали:
– Когда?
Ира потерял сон, аппетит, все время думал: где заработать? И не мог придумать. Можно ограбить банк, но Ира не был криминальным. Он неспособен был ПРЕ-ступить. Да и ограбить не так просто.
Можно продавать наркотики, но тогда он сядет и проведет свою жизнь на нарах, а не в двухкомнатной квартире на улице Горького.
Остается одно: заработать честным трудом. Однако честным трудом много не заработаешь. «Трудом праведным не наживешь палат каменных».
В эти дни Ира появился в моем доме. Он заканчивал ВГИК и выбрал для дипломной работы мой рассказ.
Ира приехал к назначенному часу. Стал объяснять, что он хочет. Общение было затруднено, поскольку Ира заикался, но тем не менее он произвел хорошее впечатление: выразительные глаза, легкий юмор, хорошие манеры. Он красиво ел, вдумчиво слушал. Он казался талантливым. Я всегда подозревала: в человеке заложено что-то одно. Если красивый, то бездарный. Либо некрасивый, но талантливый. В сочетание того и другого я не верила. Природа не может быть столь расточительной.
Я встречала, правда, красивых и талантливых. Но тогда это был поганый человек. А так чтобы красивый, талантливый и хороший человек – таких я не видела ни разу. (Кроме себя.)
Ира – хороший человек. Это очевидно. Была в нем скрытая ласковость, благородство, глубина. Когда мы прощались, я поразилась: какая сильная и нежная у него рука. Я почему-то подумала, что Ира, должно быть, прекрасный любовник. Эта мысль забежала мне в голову и тут же выбежала вон.
Я отдала Ире свой рассказ. И забыла об этом событии.
Мне интересно только то, над чем я работаю в данный отрезок времени. А то, что я сделала когда-то, меня не интересует, как отшумевшая любовь.
В один прекрасный день раздался звонок. Ира сообщил, что фильм с-с-с-снят и если я хочу, то могу его посмотреть.
– Не хочу, – ответила я.
– П-п-п-почему?
– Я боюсь, – созналась я. – Вдруг ты испортил. Я расстроюсь.
Я действительно боялась: Ира снял фуфло, а мне отвечать. Я могу провалиться в депрессию, и это надолго. Лучше я не буду смотреть. Во мне срабатывал инстинкт самосохранения.
Через полгода снова раздался звонок.
Я сняла трубку, в ней молчали. Я поняла, что это Ира борется с первой согласной. Так и оказалось.
Перескочив через букву «ф», Ира поведал, что ф-ф-фильм побывал на ф-ф-фестивале короткометражек в Испании и получил золотой приз и вот теперь я обязательно должна его посмотреть в Доме кино.
Я поехала и посмотрела.
Фильм действительно состоялся: смешной, грустный и глубокий. А главное – простой. Для меня это самое ценное качество: чеховская простота. Я терпеть не могу любые навороты.
После просмотра поехали к Ире на Горького.
Стульев по-прежнему не было, а стол стоял. На столе – разносолы, которые Анатолия прислала поездом.
Гости – почти вся съемочная группа – веселились от души, пили и пели. А за окном шумела улица Горького, и этот шум был престижный, необходимый и основополагающий. Как биение сердца.
Хороший был вечер. И время хорошее. Молодость. Слегка за тридцать.
Ира отправился провожать меня до метро.
В те годы существовало неписаное правило: делиться деньгами с режиссером. Отдавать 30 % от гонорара. За что? Ни за что. За то, что снял.
– Я тебе должна? – спросила я.
– К-к-к-как тебе не стыдно? – обиделся Ира. – Я даже слушать не х-х-х-хочу.
Я отметила его благородство. Другие режиссеры требовали, даже вымогали. А этот… Сидит на ящиках, стула не имеет, а совестью не торгует. Мы простились возле метро «Маяковская».
Было уже поздно, но улица Горького была полна народу и освещена, как во время праздника.
Казалось, что со стороны Красной площади сейчас вывалится разряженный карнавал, как в Бразилии.
Время шло. Ира проживал в центре Москвы, но его жизнь была омрачена долгами. Кредиторы не таяли, а нарастали. Их было уже сто двадцать. Весь талант и все воображение Ира расходовал на маневренность: от кого-то увернуться, у кого-то перезанять.
У него выработалась небрежная интонация, например:
– Ты не одолжишь мне тысчонку дней на десять?
Или:
– Дай до обеда рублей пятьсот. Я после обеда отдам.
Киношники – почти нищие. Ни тысчонки, ни пятисот ни у кого не водилось.
– У меня нет, – отвечали ему.
– А ты перехвати у кого-нибудь.
Жертва глядела в честные глаза Иры. Вздыхала и перехватывала.
Наступало «после обеда», и следующий день, и следующий месяц. На вопрос: «Где же деньги?» – Ира придумывал новую историю с новым сроком. Ему звонили в новый срок и снова получали отсрочку. При этом голос Иры крепчал раз от разу. Он не любил, когда ему надоедали. И в конце концов Ира отшивал наглеца.
– А где я тебе возьму? – грубо вопрошал он. – Рожу?
Люди реагировали по-разному. Одни просто махали рукой и говорили своим деньгам: до свидания. Не вешаться же из-за потерянной тысячи. Другие злились, обещали набить морду. Ира выжидал. И если угроза становилась реальной – расплачивался. Опять у кого-то переодалживал. Он постоянно крутился, как собака за собственным хвостом. Врал. Выкручивался. Это стало его нормой.
Помимо обиды и ненависти, вернее, наряду с ними Ира вызывал и сочувствие. Многие понимали, что бедный Ира попал в западню. Но дарить ему деньги никто не собирался. У всех, в конце концов, своя западня.
За стеной в квартире соседей выла собака. Вынимала душу.
Ира слушал, и ему казалось: собака вся в долгах и жалуется луне. Жалуется на человеческое бездушие. Душа Иры входила в резонанс с собачьей. Ему тоже хотелось выть. Он начинал тосковать, потом тоска незаметно перетекала в мечты. Ира мечтал о том, как найдет сундук с деньгами или получит большое наследство. Он раздаст долги, купит обстановку и начнет шиковать, ходить по ресторанам. Заведет себе красивую подругу. Нет… Отобьет у Мишки Машку. Она будет по утрам ходить в домашних тапочках с розой в волосах.
Однажды Ира встретил соседа на лестничной площадке и спросил:
– Почему ваша собака воет?
– Сучку хочет, – кратко ответствовал сосед.
Вот, оказывается, в чем дело. Просто до гениальности.
У Иры, между прочим, образовалась подружка из соседней булочной. Ее тоже звали Ира. Ирина. Она была молодая, беленькая, мягкая, как калорийная булочка. От нее пахло ванилью и корицей. Замечательный запах. И характер замечательный – легкий, незамысловатый. Никаких денег не вымогала, даже наоборот – сама приносила полный пакет свежей выпечки, тем самым помогала материально. Но не жениться же на ней. Ирина не соответствовала его амбициям. Как койка в общежитии. Его проживание – центр. Жена – звезда. Но какая звезда захочет сидеть на ящиках из-под макарон и питаться одними макаронами…
В одно прекрасное утро Ира позвонил ко мне домой. Мобильных телефонов тогда не было. Застать меня дома было трудно. Дозвониться почти невозможно. Но Ира застал и дозвонился.
– У меня к-к-к-к…
– Говори, – перебила я.
– Мы должны вс-с-с-с…
– Встретиться, – помогла я.
– Д-д-да, г-глаза в г-г-глаза.
– Говори ухо в ухо, – предложила я. – Я пойму.
– Н-н-н-н-нет.
– Я далеко живу. У тебя на дорогу уйдет полдня. Зачем тебе терять время? Говори, я отвечу.
– Н-н-н…
– Ну приезжай, если хочешь, – согласилась я. Мне было легче согласиться, чем продолжать этот спотыкающийся диалог.
Ира прибыл через три часа. Разделся. Сел напротив и стал буровить меня своими неповторимыми глазами. Посылать сигнал, как гипнотизер.
«Денег попросит», – догадалась я.
– Д-д-д…
– Сколько? – спросила я.
– Ш-ш-ш-ш…
– Шестьдесят? – помогла я.
– Ш-шесть т-т-т-тысяч.
Шесть тысяч – это машина «Волга». Это целое состояние.
Теперь понятно, почему он хотел именно приехать. Чтобы взять деньги.
Я отъехала от него на своем стуле и спокойно сказала:
– Ира, я никогда не беру в долг. И никогда не даю. А если и даю, то такую сумму, которую мне не жалко потерять. Шесть тысяч мне потерять жалко. Я могу тебе дать четыреста рублей.
Четыреста рублей – это двухмесячная зарплата кандидата наук. На улице не валяются. Их тоже надо заработать. Но потерю такой суммы пережить можно без ущерба для здоровья. Обойдусь легкой досадой.
Ира выслушал мой отказ. Обиделся. Встал и ушел, не попрощавшись. Грохнула дверца лифта.
«Ну и черт с тобой», – подумала я.
Занялась какими-то домашними делами.
Через десять минут зазвонил телефон. Это был Ира.
– Я с-с-согласен, – хмуро сказал он.
– Ну хорошо, – отозвалась я.
Ира вернулся, молча взял деньги, сунул их во внутренний карман пиджака и ушел без «спасибо» и без «до свидания».
Через месяц Ира позвонил снова и сообщил, что он не забыл про долг и отдаст обязательно.
– Когда? – уточнила я.
– Через какое-то время, – неопределенно ответил Ира.
Я приняла к сведению, но было ясно, что Ира звонит по другому поводу.
– Чего хочешь? – прямо спросила я.
– Н-н-надо поговорить глаза в глаза.
– Некогда мне смотреть в твои глаза. Говори, что надо. Коротко и ясно.
– С-с-сценарий д-для п-полнометражного ф-фильма, – ответил Ира коротко и ясно.
– У меня сценария нет. Есть повесть.
– Д-д-давай повесть. По ней сделаем сценарий.
Я помнила успех его прошлой работы. Ира – безусловно талантлив. Почему бы не доверить ему свою повесть?
– Хорошо, – согласилась я. – Пусть звонят со студии. Заключают договор.
– К-к-какой д-договор?
– На покупку прав. Я продаю права.
– Н-но ты же не х-хочешь писать сценарий. Я сам буду писать.
– Повесть-то моя… – напомнила я. – Ты будешь писать экранизацию.
– А, д-д-да, – сообразил Ира. – Эк-к-кра-низация д-д-дешевле н-на д-д-две тысячи…
Договор был заключен. Сценарий написан. Я его не читала. Я писала новую повесть, была увлечена, и все прошлые замыслы были в прошлом. Я отделяюсь от прошлого, как ракета от ракетоносителя. Лечу дальше, а ракетоноситель летит вниз, и не важно, куда он упадет – в воду, или в тайгу, или кому-нибудь на голову.
Однажды вечером мне позвонила актриса, играющая у Иры главную роль, и попросила прийти на съемку.
– Зачем? – не поняла я.
– Я вас просто умоляю… – В голосе актрисы были слезы.
Я любила эту замечательную актрису и не посмела ей отказать.
Я приехала на съемку. Съемка происходила в павильоне «Мосфильма».
Снимали сцену с собакой. Делали шестнадцатый дубль. Собака была замучена и с упреком смотрела на свою хозяйку. Хозяйка грозилась прекратить это издевательство.
Ира не мог сформулировать задачу, стоял, как бесполезный столб. Группа остервенела. Я боялась, что Иру побьют.
Актриса подскочила ко мне и заорала:
– Я не буду у него сниматься. Я откажусь!
– Люда… – взмолилась я. – Милосердие выше справедливости…
– Какое милосердие? Моя честь в его руках. Моя репутация актрисы. Он провалится и меня провалит вместе с собой. Мне это надо? Я уйду с картины.
– Люда! Не надо портить человеку жизнь. Войдите в положение.
– Да с какой стати? Он сам не знает, что хочет. Стоит, как пустой гондон.
Ира оставался с бесстрастным лицом. Он привык получать оскорбления от своих кредиторов. Закалился.
Навис скандал.
На студии посмотрели материал. Я тоже посмотрела. Караул. Я не могла понять, вернее – не могла совместить первый фильм со вторым. Первый – ясно талантливый, второй – явно фуфло. За каждым кадром – пустота. И музыка какая-то лошадиная, галопом. И актеры – картонные, хотя известные. Актер не в состоянии преодолеть режиссерскую несостоятельность.
Что же произошло?
Я вспомнила слова актрисы: пустой гондон. Что такое гондон, я не знаю. Может быть, презерватив. Но это не важно. Важно слово: пустой. Ира был пуст, а из пустоты можно черпать только пустоту.
Знаю по себе: когда я начинаю новую работу, то иду на погружение, как глубоководная рыба. Я вся – в замысле и практически не реагирую на окружающую жизнь. Я – ТАМ.
Бедный Ира не в состоянии сосредоточиться и погрузиться. Его, как рыбу на крючке, постоянно дергают вверх за губу. Он вынужден всплывать и решать совершенно другие задачи. Задачи кредиторов.
В таком состоянии: о каком творчестве речь? Художник должен зависеть только от замысла.
Ира бросил в жертву квартире свой талант. И теперь квартира есть, а таланта нет. Может, талант и остался, но его растратили на другое. А именно: догнать, перезанять, обмануть, наврать, пообещать, выстроить в голове пирамиду. Для этого нужна большая и непрекращающаяся энергия. А энергия – одна на все. Как кошелек с деньгами. Потратил на одно, значит, на другое не хватит.
Встал вопрос о закрытии фильма. Но средства вложены. Обидно. Пригласили другого режиссера – опытного веселого закройщика. Он доснял фильм до конца, ловко смонтировал, профессионально склеил. Если нет большой одаренности, можно выехать на профессии. Профессионал – это немало. Вполне допустимо.
Получилась киношка на крепкое три. Даже на четыре с минусом. Киношка резво прокатилась по стране. Собрала кучу денег.
Ира встряхнулся. Сделал вид, что никакого провала не было. О каком провале речь? Его фамилия в титрах метровыми буквами. Он – режиссер-постановщик, элита интеллигенции, имеющий приз, живущий на улице Горького.
Ира рассчитался с самыми ядовитыми кредиторами. Их было сорок человек. После чего деньги быстро кончились, а кредиторы остались. И немало. Шестьдесят человек.
Ира надеялся, что людям надоест вытаскивать из него деньги. Или просто забудут о долге. Но нет. Продолжали жужжать над ухом, как комар в ночи. И даже присылали людей, которые выколачивали нужную сумму. Иру не били, но пугали. Тоже очень неприятно.
Ира стал искать новый сценарий и обращаться на студии страны. Отправляясь на переговоры, Ира брал с собой кассету первого фильма. Кассета очаровывала. С Ирой готовы были сотрудничать.
Ира добился новой постановки и снова провалился с треском. Провальная репутация за ним закрепилась. Ире перестали давать работу. Он надел маску гения, которого запрещают, и под это дело легко одалживал и переодалживал.
Погоня за деньгами стала фоном, на котором протекала его жизнь. А может, и основным смыслом.
Прошло двадцать лет. Я превратилась в женщину среднего возраста. У меня выросли дети и появились внуки. Мои книги продавались большими тиражами. Моя личная жизнь булькала, как затихающий вулкан. Я надеялась, что вулкан уснет. От его деятельности – сплошные трагедии. Котел моей жизни все кипел и переливался через край.
Ира канул, растворился во времени. Я о нем ничего не слышала.
Раздался звонок. Я сняла трубку и услышала жужжание.
– З-з-з-з-з…
– Здравствуй, – отозвалась я. – Как живешь?
– У м-м-моей дочери рак мозга, – медным голосом произнес Ира.
– О господи… – выдохнула я.
Помолчала и сказала неуверенно:
– По-моему, у тебя нет детей…
Я не слышала, чтобы Ира женился и родил.
– Это дочь моей жены, – отчеканил Ира.
Значит, Ира женился. А почему и нет…
– Это уже легче, – отозвалась я.
Болезнь чужих детей мы переносим легче, чем своих.
– У м-м-меня с женой очень хорошие отношения, – строго заметил Ира.
– Понятно…
Я ждала, – чего он хочет? Наверное, денег. Хотя прошлый долг он мне не вернул. Но прошлое осталось в прошлом.
– Я х-хочу п-продать телевидению свой первый фильм.
– А я при чем? – не поняла я.
– Дай мне телефон директора канала. У тебя есть.
– У меня есть, но директор канала не разрешает давать свой телефон.
– М-м-мне нужны деньги на операцию в Германии. Неужели не понятно?
– Ладно. Записывай…