– Уверяю вас, – Ким подняла руку, – что я не сделаю ничего, что могло бы повлиять на его состояние.
И это было правдой, потому что Стоун вообще не собиралась что-то делать.
Сестра кивнула в сторону третьей открытой в коридор двери.
– Но только не больше нескольких минут, хорошо?
Ким согласно кивнула и бесшумно пошла вдоль коридора.
Остановившись в дверном проеме, она посмотрела не на неподвижное тело Крофта на кровати, а на фигуру его жены, которая, сидя в удобном кресле, полностью погрузилась в изучение содержания своего мобильного телефона. Когда инспектор облокотилась о притолоку, голова Нины Крофт с прической из блестящих черных волос поднялась. На лице этой женщины застыло выражение вежливой толерантности. Было ясно, что такое выражение она приберегает для обслуживающего персонала. Но когда она увидела Ким, остатки этой толерантности мгновенно испарились.
Стоун была удивлена, насколько быстро это красивое лицо исказилось от внутренней злобы. Красота неожиданно исчезла и сменилась на прищуренные глаза и злой рот.
– Какого черта вы здесь делаете? – прошипела Нина.
– Миссис Крофт, мне необходимо допросить вашего мужа.
– Не сейчас, инспектор Стоун, и уж точно не вам.
Миссис Крофт встала. Именно так, как и надеялась Ким.
На кровати застонал Ричард. Инспектор сделала шаг в его направлении, но Нина мгновенно возникла на ее пути.
– Убирайтесь! – сказала она, словно выплюнув это слово.
Ким пыталась обойти ее, но жена Ричарда грубо схватила ее за руку и подтолкнула к двери. Если бы Стоун не была офицером полиции при исполнении служебных обязанностей, она с удовольствием заехала бы ей по физиономии. Но в данном случае игра не стоила свеч.
– Немедленно убирайтесь из этой комнаты и держитесь от моего мужа как можно дальше! – потребовала миссис Крофт.
Вместе с Ниной Ким дошла до входа в отделение. Когда они проходили через приемную, инспектор поймала взгляд Брайанта и кивнула ему на никем не охраняемую комнату.
Выйдя из отделения, супруга Ричарда отбросила руку Ким в сторону, как будто у той была проказа.
– Инспектор, мне не нравитесь вы и ваши методы!
– Поверьте, бессонницы у меня от этого не появится, – заявила Стоун.
Ее противница повернулась, чтобы вернуться в отделение.
– И не нравятся вам вовсе не мои методы, не так ли, миссис Крофт? – добавила Ким.
Нина повернулась и на шаг отошла от двери. Отлично.
– Вы ведь женщина не глупая, – продолжила сотрудница полиции. – И перед тем, как потребовать, чтобы меня отстранили от дела, наверняка постарались выяснить обо мне как можно больше. А не нравится вам мой процент раскрываемости.
– Вовсе нет. Мне не нравится то, что вы превратили моего мужа в подозреваемого, – возразила женщина, делая шаг в направлении Ким. – А это свидетельствует о том, что вы не можете вести данное расследование. Совершенно ясно, что вы не способны…
– Но почему вы добиваетесь, чтобы меня сняли с расследования, когда хорошо знаете, что я способна довести его до конца, независимо от того, сколько на это потребуется времени?
Нина Крофт продолжала сверлить инспектора глазами.
– Особенно теперь, когда ваш муж тоже находится в зоне риска, – продолжала Ким. – Любая нормальная жена хотела бы, чтобы убийцу поймали как можно быстрее, дабы защитить от опасности любимого человека.
– Будьте очень осторожны с тем, что вы мне говорите, инспектор Стоун.
– Чего вы так боитесь, миссис Крофт? Почему тот факт, что я найду ответы на все вопросы, вас так ужасает? И что же, черт побери, натворил ваш муж десять лет назад?!
– Начнем с того, что вы никогда не сможете доказать, что он что-то натворил. – Нина отступила на шаг и скрестила руки на груди.
– Интересно, что вы не сказали, что он ничего не натворил, – а только то, что я не смогу этого доказать.
– Не играйте словами, инспектор.
– Ваш муж знает что-то о том, что произошло в Крествуде, и хотя он сейчас борется за свою жизнь, другим его коллегам повело гораздо меньше.
Казалось, что это не произвело на адвокатессу никакого впечатления. Ким не была уверена, что ей когда-нибудь приходилось встречать женщину более непробиваемую, чем Нина Крофт.
– Вы всячески стараетесь помешать этому расследованию, – с недоверием покачала головой инспектор. – Вы постарались – правда, безуспешно – добиться того, чтобы меня от него освободили. Вы использовали свои связи, чтобы помешать началу раско…
Слова Ким внезапно затихли, когда она прозрела правду.
– И это вы убили собаку профессора! – воскликнула она. – Когда вы исчерпали все легальные возможности, то решили любыми способами помешать началу этих раскопок. Боже мой, да что же с вами происходит?!
– Так арестуйте меня за использование скрепок не по назначению, инспектор, – пожала плечами Крофт.
Движение за спиной Нины показало Ким, что Брайант вышел из палаты.
Она встала прямо перед женой Ричарда.
– Вы – безжалостное, холодное, никчемное подобие женщины. Вас ничто и никто не волнует. Мне кажется, что вы отлично знаете, что тогда произошло, но заинтересованы в защите только одного человека – самой себя. И вот что я вам обещаю – наступит день, когда я еще раз встречусь с вами. И это будет очень громкий арест по обвинению в воспрепятствовании исполнению правосудия.
Ким дождалась, пока ее коллега прошел через первые двойные двери, и добавила:
– А теперь у вас есть законная причина подать жалобу. Поэтому вы уж постарайтесь!
Подошедший Брайант встал рядом с ней.
– Узнал все, что надо? – спросила его начальница.
Сержант кивнул и повернулся к Нине.
– Ваш муж зовет вас.
Жена Ричарда, не отрываясь, смотрела на полицейских, понимая, что ее перехитрили. Кровь отлила от ее лица. Нина Крофт не любила проигрывать.
– Ах ты, хитроумная сучка…
Ким повернулась к ней спиной.
– Практиковались в обмене любезностями, шеф? – поинтересовался ее друг.
– Теперь мы с ней лучшие друзья навеки, – усмехнулась инспектор. – Что ты узнал?
– Ни черта.
– Ты что, шутишь?! – Ким даже остановилась.
– Вовсе нет, – покачал головой Брайант.
– У нас есть живая жертва! Единственный выживший после нападения негодяя, который убил по крайней мере двух человек. И Крофт ничего не рассказал?
– Шеф, он говорит с очень большим трудом, но, используя метод наводящих вопросов, я смог выяснить, что он стоял спиной к двери, когда ему в спину воткнули нож. Он упал навзничь и мгновенно потерял сознание.
Ким тихонько присвистнула.
– Какие-то минуты, Брайант… Мы опоздали на какие-то чертовы минуты! Кто бы это ни был, он знал, что у него было очень мало времени – пока Марта ездит по магазинам, – и знал, как войти и выйти из дома незамеченным.
Когда полицейские вышли из здания больницы, было уже темно.
– Слушай, я уже сказала Кеву. Ты тоже возьми на завтра отгул, – велела Стоун напарнику. – В субботу мы постараемся во всем этом разобраться. Неделя выдалась просто кошмарная.
На этот раз Брайант не стал с ней спорить.
Обходя здание больницы сбоку, Ким отправилась к тому месту, где припарковала свой мотоцикл. За угол женщина завернула в полной темноте. Подойдя к мотоциклу, она протянула руку к шлему, и в этот момент зазвонил ее телефон.
Глава 63
Стоун нажала кнопку. Индикатор заряда аккумулятора показывал, что тот совсем сел.
– В чем дело, Стейс?
– Командир, я просматривала старые посты в «Фейсбуке» и наткнулась на нечто, что, как мне кажется, вы должны знать.
– Продолжай.
– Месяцев восемь назад одна из девочек видела Тома Кёртиса с семьей в зоопарке Дадли. В своем посте она прокомментировала то, как он потолстел и как они все были в него влюблены десять лет назад. Последовало несколько детских шуток, вроде того, что он засовывал свою сосиску в чью-то булочку, и всякая подобная ерунда. Но потом всплыли и три наши жертвы.
Ким закрыла глаза – она уже догадывалась, что за всем этим последует.
– Командир, совершенно ясно, что у него были отношения с одной из них.
Ким тут же подумала о пятнадцатилетней беременной девочке.
– Трейси назвали по имени?
– Нет, командир, и это-то самое интересное! Том Кёртис спал с Луизой.
Стоун покачала головой, чувствуя, как ее переполняет ярость.
– Командир? С вами все в порядке? – удивилась ее молчанию Вуд.
– Да, Стейси. Отличная работа, а теперь давай-ка за…
Голос девушки в трубке исчез – аккумулятор сел окончательно. Ким засунула телефон в карман и в сердцах ударила по стене ногой.
– Черт, черт, черт! – прорычала она.
Стоун не могла найти выхода гневу, который переполнял ее. Этим негодяям была доверена безопасность девочек, и они предали их по всем статьям. Казалось, что каждый из них нашел свой, особенный, способ надругаться над этими детьми.
Надругательство над детьми обычно делится на четыре направления: физическое надругательство, сексуальное надругательство, надругательство с психологической точки зрения и пренебрежение родительскими обязанностями. По мнению Ким, сотрудники приюта преуспели во всех четырех. И вся ирония состояла в том, что большинство девочек поместили в Крествуд, чтобы защитить от всех этих надругательств.
Ни одна из воспитанниц не оказалась в Крествуде по своему выбору. Ким знала по собственному опыту, что подобные приюты похожи на свалки отходов – удобный, с точки зрения гражданского общества, способ избавиться от мусора. Это были места, в которых собирались никому не нужные люди, с надломленной психикой, отбросы общества, а дети там, в лучшем случае, быстро теряли человеческий облик и лишались индивидуальности или, в худшем, продолжали подвергаться все тем же надругательствам.
Ким сама видела это. Плохое отношение к детям в приютах вполне ожидаемо вызывало определенный способ поведения. И постепенно, как кол, вбиваемый в землю, голова ребенка исчезала под слоями всей этой грязи.
Стараясь успокоиться, Стоун несколько раз обошла вокруг мотоцикла. Она сжимала и разжимала кулаки, чтобы ослабить все усиливающееся напряжение.
Причины, по которым девочки попадали в Крествуд, были различными и, как правило, совсем не радужными. От Мелани легко отмахнулся ее отец – сделал «подарок» государству, чтобы избавиться от лишнего рта. А критерием выбора стало то, что она оказалась самым непривлекательным ребенком в семье. Разве Мелани могла не знать этого? И как она смогла смириться с этим в своей детской головке? Смириться с тем, что ее предал единственный человек, который должен был всячески о ней заботиться, и предал только потому, что она была некрасива…
Этот ребенок жаждал хоть какого-то внимания, хоть какого-то доказательства того, что он – личность, достойная любви. Для того, чтобы найти свое место в социуме, девочка даже пыталась покупать дружбу своих товарок. И была счастлива являться частью этого мусора до тех пор, пока мусор принимал ее.
Это была история Мелани. Но таких – или похожих – историй было множество. Каждый ребенок в этой системе имел свою историю. И у Ким тоже была своя собственная история. Только сначала она была не только ее историей.
У нее перед глазами появился образ Мики. Это был не тот образ, который Стоун хотела бы увидеть, а тот, который она всегда видела. Ким отодвинулась в темный угол рядом с мотоциклом – эмоции уже перехватили ей горло.
Они с Мики родились на три недели раньше срока, поэтому не могли похвастаться крепким здоровьем. Но здоровье Ким очень быстро пошло на поправку – она стала набирать вес, и ее кости становились все крепче, – а вот Мики так и остался болезненным ребенком.
Их мать, Патти, забрала их домой, когда им было по шесть недель, и разместила в квартире в одном из «небоскребов» Холлитри.
Первое воспоминание Ким относилось к тому моменту, когда ей было четыре года и три дня, и она увидела, как ее мать крепко прижимает подушку к лицу ее брата-близнеца. Его короткие ножки колотили по кровати, а сам он судорожно пытался вздохнуть. Девочка попыталась оттащить мать, но та крепко держалась за кровать и за подушку.
Тогда Ким бросилась на пол, широко открыла рот и впилась зубами в щиколотку матери, как взбесившаяся собака. Она сжимала зубы изо всех своих слабых сил и ни за что не отпускала ногу. Патти развернулась в ее сторону, и подушка упала на пол, но Ким все равно не отпускала ее ногу. Мать стала хромать по квартире, крича от боли и пытаясь стряхнуть девочку, но малышка разжала челюсти только тогда, когда женщина отошла на безопасное расстояние от кровати. Ким помнила, как после этого подбежала к кровати и стала трясти Мики. Он отплевывался, кашлял и хватал ртом воздух. Девочка спрятала его позади себя и уставилась на мать. Ненависть, которую она увидела в глазах родившей их женщины, заставила ее задохнуться от страха. Она облокотилась на кровать, все еще закрывая брата собой.
Ее мать подошла поближе.
– Глупая маленькая сучка! Неужели ты не видишь, что это сам чертов дьявол! Он должен умереть – тогда замолчат и голоса. Ты, что, не понимаешь этого?
Ким отрицательно покачала головой. Она этого не понимала. Это был никакой не дьявол, а ее родной братик.
– Но я его еще достану. Не сомневайся в этом, – пообещала Патти.
С этого момента Ким приходилось всегда быть на один шаг впереди матери. В течение следующего года женщина еще несколько раз пыталась привести свою угрозу в исполнение, но ее дочь никогда не отходила от брата слишком далеко. Днем она держала в кармане значок, которым колола себе руку, чтобы не забывать о бдительности, а по ночам запихивала себе в рот пригоршни кофе и держала растворяющиеся, горькие гранулы у себя на языке – и только когда слышала ритмичный храп матери, позволяла себе расслабляться.
Время от времени к ним приходил сотрудник службы социальной защиты. Как правило, это был измученный работой человек, который проводил десятиминутный опрос, постоянно сверяясь с вопросником, который держал в руках – этот опрос Патти всегда удивительным образом умудрялась пройти.
Будучи уже взрослой, Ким много раз думала, как долго результаты опроса должны были быть положительными, чтобы они продолжали находиться под опекунством матери?
Нет признаков использования кокаина – галочка.
Нет признаков пьянства родителей – галочка.
На детях нет заметно бросающихся в глаза шрамов – галочка.
Когда через неделю после их шестого дня рождения Ким вышла из туалета, она нашла своего брата прикованным наручниками к радиатору.
Девочка с ужасом посмотрела на свою мать и растерялась буквально на несколько секунд. Но для Патти этого было достаточно. Она схватила девочку сзади за волосы и намотала их на свою руку, а потом подтащила ее к радиатору и тоже приковала.
– Если для того, чтобы достать его, мне надо раньше достать тебя, то вот, получай.
Это были последние слова ее матери.
К концу дня Ким умудрилась засунуть правую ногу под кровать и вытащить оттуда пять крекеров и полбутылки «Кока-Колы».
В течение первых двух дней она была уверена, что мать вернется. Что наступит один из редких моментов ее просветления, и она их освободит.
На третий день она поняла, что мать не вернется и что она оставила их умирать. Когда у них осталось всего два крекера и несколько глотков «Коки», Ким полностью прекратила есть. Она разделила оставшиеся крекеры на четыре части каждый – так, чтобы Мики мог поесть восемь раз.
Каждые несколько часов она пыталась вытащить руку из наручника, но всякий раз лишь сдирала себе кожу.
К концу дня Мики съел пять кусочков крекеров, а в бутылке остался последний глоток жидкости.
Тогда мальчик повернул к сестре свое такое тонкое и бледное лицо.
– Ким-ми, я опять описался, – прошептал он.
Девочка посмотрела ему в глаза – его так расстроила крохотная лужица среди всей той грязи, в которой они сидели! Серьезное выражение его лица заставило ее рассмеяться в голос. А начав смеяться, она не могла остановиться. И хотя он ничего не понимал, Мики тоже присоединился к ее смеху – так они смеялись, пока по щекам у них не потекли слезы.
А когда слезы остановились, Ким крепко прижала брата к себе. Потому что она уже все поняла. И стала шептать ему на ухо, что мамочка уже идет к ним с едой и что им надо просто еще немного продержаться. А потом она поцеловала его в голову и сказала, что любит его.
Два часа спустя она умер у нее на руках.
– Спокойной ночи, малыш Мики. Крепкого тебе сна, – прошептала Ким, когда последний вздох покинул его измученное, хрупкое тельце.
Она не знала, прошли ли после этого часы или дни, но однажды комната наполнилась людьми. Их было очень много. Они хотели забрать у нее Мики, а она была слишком слаба, чтобы им сопротивляться. И она отпустила его. Снова.
Четырнадцать дней, проведенных в больнице, превратились в бесконечную череду трубок, иголок и людей в белых халатах. Все они слились в один день.
Но пятнадцатый день она запомнила гораздо лучше. Ее перевели из больницы в приют. И там она получила кровать № 19…
– Простите, мисс, с вами все в порядке? – раздался голос у нее над головой.
Ким с удивлением обнаружила, что сползла по стене и теперь сидит на земле.
Она вытерла слезы и встала.
– Спасибо вам, у меня все в порядке.
Водитель «скорой помощи» поколебался несколько мгновений, а потом кивнул и отошел.
Стоун стояла и глубоко дышала, стараясь разогнать охватившую ее печаль, пока она убирала воспоминания назад в коробочки. Она никогда не сможет простить себе, что не смогла защитить брата.