Мужчина понимал, что разрешение на раскопки заставило всех занервничать, но это не значит, что им надо делать ему контрольные звонки. Он сохранит их проклятый секрет, так же, как они сохранят его собственный. Они же заключили договор. Том знал, что остальные считают его слабым звеном в целой цепи обманов, но он еще не настолько ослаб, чтобы нарушить договор.
Бывали времена, особенно в Черные дни, когда его так и подмывало заговорить и излить из себя весь этот яд. С такими мыслями легче всего бороться хорошей выпивкой… Кёртис опять мысленно вернулся в прошлое, как делал это каждый божий день. Черт побери, он должен был сказать тогда «нет»! Должен был выступить против всех остальных и сказать свое «нет». Его собственные прегрешения казались ничем по сравнению с последствиями его соглашательства.
Однажды Том обнаружил, что сидит за оградой полицейского участка в Олд-Хилл. Он сидел там в течение трех с половиной часов, борясь со своей совестью. Вставал, садился, ходил вокруг участка и вновь садился. Он рыдал и вставал во весь рост. А потом ушел.
Если б ему хватило мужества рассказать все, то он, скорее всего, потерял бы жену. Если б она узнала обо всем, что произошло, то, как женщина и мать, почувствовала бы к нему отвращение. И самым страшным было то, что Том не мог бы ее за это винить.
Он отбросил в сторону одеяло. Нет смысла пытаться заснуть – сна ни в одном глазу. Надо выпить кофе, и чем крепче, тем лучше.
Том направился на кухню – и замер перед обеденным столом.
Перед ним стояла бутылка «Джонни Уокер Блю Лэйбл»[19] и лежала записка.
При виде жидкости золотисто-янтарного цвета его рот пересох. Бутылка с сорокаградусным алкоголем стоила больше ста фунтов. Это был один из лучших старых виски, изготовленных из зерна и солода – настоящий мировой король виски. Тело Кёртиса реагировало независимо от его сознания – он чувствовал себя так, словно наступило Рождественское утро. Том оторвал глаза от бутылки и протянул руку за запиской.
ХОЧЕШЬ – ПО-ТВОЕМУ, ХОЧЕШЬ – ПО-МОЕМУ, НО ЭТО БУДЕТ СДЕЛАНО. НАСЛАЖДАЙСЯ.
Он рухнул на стул, не отводя глаз от своего лучшего друга и злейшего врага. Ему было ясно, что нужно людям, пославшим ему этот подарок. Им надо, чтобы он умер. И вместе со страхом к нему пришло облегчение. Кёртис всегда знал, что, рано или поздно, день расплаты наступит. Не в этой жизни, так в следующей.
Том отвинтил пробку, и его ноздри немедленно заполнил аромат. Ему было ясно, что если сейчас он выпьет, то умрет. Он ведь не ограничится одной порцией – у алкоголиков отсутствует само понятие порции. Если он начнет, то прикончит всю бутылку, а для него это означает смерть. И если он выберет такой способ умереть, то никому больше не придется страдать. Жена подумает, что он просто дал слабину, и с нею все будет в порядке. Если сильно повезет, она так и не узнает, что же все-таки произошло. А дочери и не надо этого знать.
Мужчина медленно поднял бутылку и сделал первый глоток. Затем задержался всего на одну секунду, прежде чем вновь поднес горлышко к губам, и после этого уже не останавливался, пока чуть не задохнулся.
Эффект он почувствовал незамедлительно. За два года его тело потеряло всякий иммунитет, и алкоголь побежал по его венам прямо в мозг.
Кёртис сделал еще один глоток и улыбнулся. Не самый плохой способ свести счеты с жизнью.
Еще один глоток – и короткий смешок. Никаких больше ванн, старики. Никаких грязных подгузников. Забудьте о вытирании слюней.
Он вновь поднес горлышко к губам и прикончил половину содержимого бутылки. Все его тело горело, и он ощущал настоящую эйфорию. Как будто наблюдал за любимой командой, выносящей противника с разгромным счетом.
Больше не надо будет скрывать сделанного. Не надо будет бояться. Он все делает правильно.
По его щекам потекли слезы. В душе он чувствовал покой и счастье, но его тело предавало его.
Том задержал бутылку у рта и посмотрел на фото, висевшее на стене. На нем его дочь кормила козочек в зоопарке Дадли. Это было в день, когда ей исполнилось шесть лет.
Мужчина скосил глаза. Он не помнил такой улыбки у нее на лице и такого вопроса у нее в глазах.
– Сердце мое, мне очень жаль, – сказал он фотографии. – Клянусь, это было всего один раз.
Выражение лица девочки не изменилось. «А ты в этом уверен?» – словно спрашивала она.
Кёртис закрыл глаза, чтобы не видеть осуждающего выражения на лице дочери, но ее образ все равно стоял перед его мысленным взором.
– Ну, хорошо, может быть и больше, чем один раз, но, сердце мое, я в этом не виноват. Это она меня заставила. Она надо мной издевалась и дразнила меня. Я ничего не мог с собой поделать. Но я не виноват.
«Но ведь взрослым был ты?»
Том закрыл глаза, чтобы не видеть этого детского отвращения. На его щеке появилась одинокая слеза.
– Прошу тебя, пойми, что ей было гораздо больше пятнадцати. Она была умна и умела манипулировать людьми, так что я просто поддался ей. Она меня соблазнила, а у меня не хватило сил сопротивляться.
«Она была ребенком».
Кёртис с силой дернул себя за волосы, чтобы физической болью заглушить душевную.
– Знаю, знаю. Но ребенком она как раз не была. Она была коварной девицей, которая знала, как добиться своего.
«Но то, что ты сделал потом, простить нельзя. Папочка, я тебя ненавижу».
Теперь Том уже рыдал во весь голос. Он никогда больше не увидит свою красавицу дочь. Он не увидит, как Эми вырастет и превратиться в молодую леди, и не будет защищать ее от мальчишек. Он никогда больше не поцелует эти нежные щечки и не сожмет крохотные ручки в своих…
Мужчина опустил голову, и слезы закапали ему на колени. Посмотрев полными слез глазами вниз, он заметил тапочки, которые Эми подарила ему на День отца[20]. На них был вышит Гомер Симпсон[21], его самый любимый персонаж.
«Нет!» – возопил его мозг. Должен быть какой-то другой выход. Он не хочет умирать. Он не хочет терять свою семью. Он должен все им объяснить.
Может быть, ему стоит обратиться в полицию? И признаться в содеянном. Ведь он же был не один. И вовсе не он принимал решения. Он просто последовал за всеми остальными, потому что был молод и испуган. Он был слабаком и глупцом, но не убийцей. Конечно, его накажут, но это стоит того, чтобы видеть, как растет твоя дочь.
Том вытер слезы и сосредоточился на бутылке. В ней оставалось меньше половины. Он стал молиться, чтобы не было слишком поздно.
Но когда он поставил бутылку на стол, то почувствовал, как кто-то схватил его сзади за волосы и резким рывком поднял его подбородок вверх.
Бутылка упала на пол, пока Кёртис пытался сообразить, что происходит. Он почувствовал прикосновение чего-то острого и холодного, металлического, под левым ухом. Его горло сжимал в захвате чей-то локоть. Том попытался повернуться, но кончик лезвия вошел в его кожу.
А потом Кёртис увидел, как рука в перчатке провела под его подбородком линию слева направо.
Это было последнее, что он увидел в своей жизни.
Глава 13
После третьего гудка Ким повесила трубку. Она надеялась, что ошибается и что чуть не отвлекла очень важных людей от их дел. Стоун с удовольствием приняла бы нагоняй от Вуди за свою ошибку. На этот раз то, что она права, не принесет ей никакого удовлетворения.
Кто-то настроен против раскопок.
– Ну, что там у тебя, Стейс? – спросила Стоун, присаживаясь на край свободного стола.
– Надеюсь, что вы удобно устроились, командир, – отозвалась ее сотрудница. – Здание, которое все еще стоит там, когда-то было частью комплекса, построенного в сороковые годы. В то время комплекс предназначался для лечения ветеранов войны с психическими расстройствами. Солдаты с физическими ранами направлялись в разные учреждения в округе, а вот люди с психическими расстройствами размещались только в Крествуде. На самом деле это была закрытая клиника для тех, кто уже никогда не сможет стать полноценным членом общества. Мы сейчас говорим о машинах для убийства, которым забыли вставить выключатель. Все тридцать пять пациентов этой клиники, которые были там изначально, к семидесятым годам либо умерли естественной смертью, либо совершили самоубийство. После этого здание использовали как исправительное учреждение для несовершеннолетних преступников.
Ким почувствовала раздражение. Под этой старомодной терминологией могло скрываться все что угодно.
– Продолжай, – кивнула она.
– По рассказам, в восьмидесятые годы там царили надругательства над детьми и массовое растление малолетних. Проводилось даже расследование, но никаких обвинений выдвинуто не было. А в начале девяностых там окрыли дом для девочек-сирот, но репутация заведения ничуть не изменилась. Из-за сокращения бюджета и необходимости ремонта дом закрыли в двухтысячном году, а в две тысячи четвертом, во время пожара, он почти полностью выгорел.
– Пострадавшие?
– Никаких упоминаний, – покачала головой Стейси.
– Отлично. Кев, Стейс, займитесь списком сотрудников. Я хочу…
Она замолчала, так как заработал факс.
Все они знали, что им передают, и догадывались, что они увидят.
Брайант снял лист с факса и быстро просмотрел его. Он стоял рядом со столом Стейси и протянул ей резюме Терезы Уайатт.
– Ну, вот и всё, ребята. Кажется, у нас появился первый реальный факт.
Все они обменялись взглядами, мысленно просчитывая открывающиеся возможности. Никто не произнес ни слова.
И тут зазвонил телефон.
Глава 14
– Боже, командир, хоть немного помедленнее! Это же не «Кавасаки Золотое Крыло».
– Спасибо, что сказал, тем более что такого не существует в природе.
– А ты знаешь, что спасти его мы все равно не успеем, – слишком поздно.
Ким притормозила было перед желтым цветом светофора, но потом передумала и пролетела на красный на Редмор-роуд. Она то выскакивала на полосу встречного движения дороги, которая шла вдоль торгового центра Мерри-Хилл, то вновь ныряла в свой ряд.
– Кстати, на этой машине нет сирены, – добавил ее пассажир.
– Послушай, Брайант, расслабься. Мы же все еще живы. – Стоун покосилась на сержанта. – Подумай лучше о ране на своей левой руке. – Она заметила ее под рукавом его сорочки во время брифинга.
– Простая царапина.
– Опять играл в регби вчера вечером?
Брайант согласно кивнул.
– Тебе действительно пора с этим завязывать. Ты или постарел, или слишком неповоротлив для этой игры. В любом случае, рано или поздно ты получишь серьезную травму.
– Спасибо за заботу.
– Каждая последующая травма всегда хуже, чем предыдущая, так что лучше всего завязать.
Стоун пришлось остановиться на следующем светофоре. Брайант отпустил ручку над дверью, за которую судорожно держался, и расслабил пальцы.
– Не могу, – вздохнул он. – Регби – это мой ян[22].
– Твой что?..
– Мой ян. Противовес. Моя женушка заставляет меня каждую неделю ходить с ней на занятия по бальным танцам. Так что регби мне необходимо для душевного равновесия.
Ким влетела из крайнего левого ряда[23] на островок безопасности, не обращая внимания на сигналы, которые неслись ей вслед.
– Значит, сначала ты гарцуешь на бальном поле, а потом обнимаешься с потными мужиками для восстановления душевного равновесия?
– Командир, это называется схватка.
– Ты не подумай, что я кого-то осуждаю. – Стоун посмотрела на напарника, стараясь не рассмеяться. – Одного только не могу понять: почему ты добровольно выдал мне эту информацию? Ты же понимаешь, что сильно ошибся?
Сержант откинулся на подголовник, закрыл глаза и застонал.
– Только сейчас дошло… – Он повернулся к Ким. – Давай оставим все это между нами. Хорошо, шеф?
– Не могу обещать того, что не смогу выполнить, – честно призналась Стоун, покачав головой.
– А кому ты недавно звонила? – решил поменять тему разговора Брайант.
– Профессору Милтону.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что он благополучно добрался до миссис Пирсон.
– Полная фигня, – сказал сержантм, закашлявшись.
Машины медленно двинулись с места, и инспектор пристроилась за едущим впереди нее автомобилем. В том месте, где три ряда переходили в два, передняя машина резко затормозила, и Ким тоже пришлось нажать на тормоз. Брайант снова вцепился в ручку.
– Итак, что нам известно? – спросила его Стоун.
– Мужчина, ближе к сорока, горло разрезано от уха до уха. Возможно самоубийство, не исключена простая неосторожность.
Ким закатила глаза. На этой работе невозможно было обойтись без черного юмора, чтобы окончательно не сойти с ума, но иногда…
– Теперь куда?
– Налево мимо школы, а там уже будет видно.
С визгом покрышек инспектор повернула за угол, и Брайанта бросило на пассажирскую дверь. Автомобиль взлетел на вершину холма и остановился, как вкопанный, перед оцеплением: Стоун использовала ручной тормоз.
Из прихожей, больше похожей на коробку, они сразу же попали в гостиную, в которой на диване сидела женщина-констебль, успокаивающая другую женщину, почти потерявшую рассудок. Ким прошла прямо в столовую, соединенную с кухней.
– Боже мой!.. – прошептала она.
– Наверняка еще ничего не известно, – заметил Китс.
Мертвый мужчина все еще сидел за обеденным столом. Конечности его безвольно висели, как у тряпичной куклы, голова была откинута назад, и макушка почти касалась лопаток. Стоун сразу же пришли в голову кадры из разных мультфильмов. Для живого человека такой угол наклона был просто невероятен.
По законам физики этот несчастный уже давно должен был упасть на пол, но его удерживала спинка стула, зажатая между затылком и спиной – при этом затылок играл роль крюка.
В зияющей ране на шее виднелась желтоватая жировая ткань, располосованная лезвием. Ударившая струей кровь достала аж до противоположной стены, и теперь высыхала на груди у убитого, превращаясь в подобие детского нагрудника кошмарного вида.
– Боже мой! – повторил Брайант, входя на кухню вслед за начальницей.
– Такое впечатление, что у вас одна фраза на двоих, – покачал головой Китс.
Ким не обратила на него внимания, стараясь поточнее запомнить сцену преступления. Она встала прямо над телом и посмотрела на него сверху. Глаза убитого были широко раскрыты, и на лице его был написан ужас.
На полу лежала пустая бутылка из-под виски.
– Он, что, пил с утра? – задала вопрос инспектор.
– Думаю, что полбутылки у него в желудке, а вторая половина на ковре, – ответил патологоанатом. – Чертовски жаль. Такой «Джонни Уокер» стоит больше ста фунтов за бутылку.
– Брайант, надо…
– Уже иду.
Сержант повернулся и направился в сторону гостиной. Он гораздо лучше умел обращаться с обезумевшими женщинами, чем Ким. В ее присутствии они почему-то начинали рыдать еще сильнее.
Стоун обошла тело, рассматривая его со всех сторон. В кухне отсутствовали следы борьбы, и все вещи лежали на своих местах.
Возле нее терся один из помощников Китса.
– Инспектор, Киган слишком хорошо воспитан, чтобы попросить вас отойти в сторону, но для меня это не составит труда, – сказал ей медик. – Отойдите, чтобы он мог сделать свою работу.
Ким бросила на Китса уничтожающий взгляд, но послушно отошла в угол комнаты. С ехидным удовлетворением она отметила, что обшлаг на его правой штанине оторвался, но будь проклята та последняя капля оставшейся у нее благовоспитанности, которая не позволила ей сказать об этом вслух.
Киган сделал сначала несколько цифровых фотографий, а потом достал одноразовый фотоаппарат и повторил все сначала.
– Бумажник лежит наверху, так что об ограблении речи нет, – заметил Китс, подойдя к Ким. Но в этом она и сама была уже уверена.
– Что за нож? – спросила Стоун.
– Думаю, это был кухонный нож с семидюймовым лезвием, которые обычно используются для резки хлеба.
– Не слишком подробно для предварительного осмотра.
– Или это может быть один из окровавленных ножей, которые лежат в раковине, – пожал плечами Китс.
– Его, что, убили его же собственным ножом для резки чертова хлеба?
– Инспектор, я бы не хотел делать столь поспешных выводов, но, – тут врач понизил голос и наклонился в сторону Стоун, – рискну предположить, что кто-то ведет против нас нечестную игру.
Ким закатила глаза. Отлично, сегодня все пытаются сыграть роль комика.
– Как убийца проник в дом?
– Дверь на веранду была открыта, чтобы кошка могла свободно входить и выходить.
– Рада видеть, что кампания «Безопасное жилье» принесла такие отличные результаты.
Инспектор подошла поближе к двери на веранду. Со стороны улицы эксперт покрывал дверную ручку пудрой. Ким внимательно смотрела каждый дюйм пространства. Внезапно она что-то заметила, наклонилась к земле и внимательно осмотрела палисадник на заднем дворе. Тропинки были сделаны из плитки, со щелями, слегка присыпанными гравием. По периметру шла аккуратная изгородь.
– Китс, кто из сегодняшней команды выезжал вчера в дом Терезы Уайатт? – спросила Стоун.
– Только я, – ответил эксперт, осмотрев всех присутствовавших помощников.
Значит их только двое.
– На тебе те же ботинки, что и вчера?
– Инспектор, моя обувь…
– Китс, хватит выпендриваться. Просто ответь.
Помолчав несколько мгновений, медик направился в ее сторону.
– Другие.
Сама Ким тоже сменила обувь.
– Посмотри, – предложила она, указывая пальцем на землю.
Мужчина взглянул на объект не длиннее одного дюйма.
– Веточка золотистого кипариса, – произнес он.
Их взгляды встретились, и они оба поняли все возможные последствия этого открытия.