А куда она без мужа? Да и дети уж подросли, они их с Колей только-только к себе в Москву перевезли, квартиру сняли, в школу отправили учиться, устроили хорошо. Куда теперь срываться?
Колю новые хозяева тут же с радостью пригласили на работу помощником по хозяйству и заработок посулили достойный.
Сели Верочка с Колей, посчитали, подумали, прикинули, как и что делать, и решили вызвать из дома Верину маму. Отец год как помер, она одна осталась, тоскливо ей и скучно там одной. А так за мальчишками присмотрит, при деле будет. А пенсию свою она и здесь сможет получать, они документы оформят. А вот найти такой заработок, который им сулят новые хозяева, – может, другого случая и не представится.
Ну, про мышеловку с бесплатным сыром все знают. Нет, деньги они получали обещанные, в срок и как положено, но пахать им обоим пришлось за этот заработок каторжно!
Оказалось, что хозяева на этом хуторе устроили небольшую конеферму, где разводили породистых лошадей, но не только. Хозяин, увлекавшийся европейским средневековьем, решил сделать из дома гостиницу и устраивать на хуторе всяческие костюмированные представления с рыцарскими турнирами, ярмарками, шуточными боями и состязаниями.
Богатая идея, скажем так. Только неосуществимая в глухомани тамбовских лесов. Ну, справедливости ради надо сказать, что кое-что у них даже получалось первое время, но вскоре выяснилось, что либо развлекуха в стиле Робин Гуда и Ричарда Львиное Сердце, либо серьезное коневодство, а тут еще кризис разразился мировой и долбанул по полной!
Как известно, «хозяевам потеха, а холопам смерть». Досталось же Верочке с Колей! Первое время хозяева еще нанимали в помощь сельских теток, а уж когда прижало, все на плечи Веры с мужем легло, да на двух конюхов молодых, что с самого начала с ними работали. И с деньгами стало совсем туго.
Господа-то все успокаивали, мол, лошадок и участок на продажу выставили, как только продадут, так и расплатятся, да только и год прошел, и второй, а за ним и третий потянулся, а что-то не торопятся покупатели и в очередь не выстраиваются. Но платили, когда могли, совсем уж не обманывали – продадут коня, заплатят, проведет хозяин съезд костюмированный – заплатит.
И вот однажды будят их с Колей среди ночи и говорят: собирайтесь, быстро! Куда, как? Ничего не поняли, но вещи все собрали и за ворота вынесли. Хозяин их погрузил на машину, довез до села, постучался в какой-то дом и только тогда пояснил:
– Вот вам расчет. – Достал пачку купюр, отсчитал и протянул Коле деньги: – Я с Захаровной договорился, она вас на ночь примет, а там уж сами решайте, куда и как.
– А что за срочность такая, среди ночи-то? – не понял Коля.
– А все, Коля, участок больше не наш, в любой момент новый хозяин может заявиться, а он потребовал, чтобы мы полностью освободили хутор и там никого не было, когда он приедет.
– И когда вы его продали? – уточнила Вера.
– Три дня назад, – потупился хозяин.
– Так почему нам-то не сказали, мы бы к детям в Москву уехали спокойно! – возмутилась она.
– А кто бы убирал все, а? – наехал на нее от вины бывший теперь хозяин.
– Так можно было бы по-человечески и объяснить, и договориться!
Видимо, нельзя. Хозяин только пожал плечами и, ничего больше не сказав, уехал. Как позже выяснилось, по-человечески эти люди попросту не умели или не понимали, что это такое. Хорошо хоть расплатились, даже удивительно!
А на следующий день случилась масса событий, связанных с хутором, растревоживших село как осиный улей. Но это отдельная история.
Только в результате всех этих событий уже следующим вечером Коля с Верой снова оказались на хуторе, нанятые на работу новым хозяином Протасовым Глебом Максимовичем, который первым делом выделил им для жизни гостевой домик. Раньше-то они жили в небольшой комнатке за баней. А тут целый домик! Три комнаты – большая спальная, гостиная, комнатка поменьше, кухня и душ с санузлом!
Коля даже переспросил несколько раз, ничего ли Глеб Максимович не перепутал? Оказалось, нет, не перепутал, и жить теперь они будут здесь и привозить на лето, на каникулы и праздники детей и бабушку тоже могут. И зарплату положил достойную! И началась у них почти новая жизнь!
– Правда, хозяин я оказался беспокойный, – усмехнулся Протасов, заканчивая рассказ, – много чего придумываю, меняю, мастерю и устанавливаю. Озадачиваю Колю по полной программе. Ночами гуляю по участку, а они пугаются.
– А что мастеришь? – тут же заинтересовалась необычайно Лиза. – Мне Маня говорила, что ты какой-то здесь чудо-дом и участок сотворил!
– Завтра покажу, – пообещал он, притянул ее к себе, обнял и посмотрел красноречиво: – Пойдем разожжем огонь в спальной.
– В каком смысле? – шепотом спросила Лиза, ну просто тая и растекаясь в его объятиях под этим взглядом.
– Во всех, – хмыкнул Протасов и перешел на сексуальный шепот: – Начнем с камина…
Но камином они закончили, а начали совсем с другого огня, как только добрались до комнаты и упали на кровать.
На этот раз они не спешили и целовались и плавились в долгих ласках – то нежных, как шелк, касаниях, то в страстных, на пределе переносимости и сознания поцелуях, и соединились, когда оба уже изнемогали, от желания теряя сознание.
И это было потрясающе так, как только получилось и могло быть у них, только у них!
Камин они все же разожгли и долго лежали, обнявшись, молча смотрели на огонь и, не отрывая взгляда от него, медленно-медленно, очень нежно соединились…
Глеб проснулся, как от толчка – в один момент! И резко сел на кровати, не понимая, что его разбудило, и вообще еще ничего не понимая, не соображая. И увидел рядом Лизу…
От неожиданности он втянул в себя с шумом воздух и перестал дышать на какое-то время. Громко засвистела, защебетала птица за окном, и Глеб с шумом выдохнул – вот кто его разбудил! Не птица, а прямо свисток боцмана какой-то! Только-только занималось утро, которое и приветствовал этот свистун.
И в этот момент ярко, мощно и красочно на него накатили, как волной штормовой, воспоминания вчерашней ночи. Он лег на бок, подперев голову рукой, и принялся рассматривать спящую девушку.
Темные волосы ее разметались по подушке, оставив мелкие пушистые завитушки-локоны вокруг личика, правая маленькая стопа, красуясь розовой пяточкой, выглядывала из-под одеяла, и одна прекрасная грудь осталась неприкрытой. От нее пахло их любовью и ее индивидуальным тонким неповторимым ароматом. Она спала совершенно безмятежно, как уставшая богиня любви, и улыбалась во сне.
Протасов смотрел на нее и не мог поверить в реальность этого видения и всего того, что было у них, и того, что произошло с ним за последние двое суток.
После смерти Алисы у него не было женщины. Не потому, что он не хотел или отрекся совсем уж от жизни, но знакомые женщины смотрели на него с состраданием излишним и все норовили пожалеть, а женщина, с которой он познакомился случайно, принялась настойчиво расспрашивать про седину и допытываться, из-за какого горя он такой печальный.
Ни с кем обсуждать свои переживания он не собирался даже за секс. Может, еще и поэтому сбежал сюда.
Вчера, когда он позвал Лизу, он не то что не думал про возможность интимной близости с ней, он и в разуме намека такого не держал!
Нет, разумеется, когда Кирилл ее привез и она внезапно для Глеба вышла из машины, его так чувствительно тряхнуло и обдало жаром, напомнив, что он испытывал, держа ее в объятиях во время танца, что всколыхнулось, встрепенулось все мужское, сдерживаемое уж сколько времени. Все-таки он здоровый нормальный мужик, пусть и сильно сдвинувшийся на горе. И даже потом, когда она кричала на него, отчитывая, и была в этот момент такая неистовая, красивая, он испытывал притяжение к ней – особенно в тот момент!
Но позвал он ее именно поговорить. Чтобы она растолковала ему этот его сон и рассказала про церковь, и что она там еще говорила про неупокоенные души, и доходчиво объяснила все, что наговорила тогда.
Но она сделала больше! Как? Каким образом она смогла внедриться в его сознание так, что он рассказал ей всю жизнь своей дочери? Как?
Даже не ей, а себе самому! И, вспоминая, рассказывая, чувствовал, как оживает что-то внутри, светлеет душа, словно его внутри омывало родниковой целебной водой.
А потом… Разом накрыло их обоих!
У Протасова было много женщин, разных. И много разного секса – одна великолепная, неподражаемая Флоренсия чего стоит! Но никогда он не испытывал ничего и близко подобного тому, что пережил сегодняшней ночью с этой девочкой!
И даже дело не в самом физическом акте, хотя и он был совершенно потрясающий и уникальный, – даже теряя разум от страсти, Глеб где-то на краю сознания все время помнил, что она маленькая, и пытался ее оберегать. И это придавало невероятной чувственной и неповторимой изысканности их соединению, однако было и какое-то мощное единение другого порядка, душевное, что ли, словно они слышали, чувствовали и понимали друг друга без слов, что-то, что он не мог бы сформулировать, уловить – и это потрясло его до глубины души.
Такого опыта он никогда не переживал в своей жизни.
И теперь просто не знал, что с этим делать. И что делать с Лизой, не знал. Менять свою жизнь Протасов не собирался, его вполне устраивал этот глухой медвежий угол и та жизнь, которую он себе тут организовал и к которой уже привык.
Он осторожно, чтобы не разбудить ее, выбрался из кровати, постоял, посмотрел на эту Спящую красавицу. Не удержался, кончиками пальцев дотронулся до розового соска, наклонился, поцеловал совсем легонько в губы и стремительно вышел из комнаты.
Лиза проснулась оттого, что солнце добралось до ее ушка, чувствительно его нагрело и переместилось на веки. Она потянулась с удовольствием, открыла глаза и обнаружила, что одна в кровати и, соответственно, в комнате.
– Доброе утро! – пришлось здороваться с самой собой.
За одной из дверей в комнате обнаружилась вполне себе современная ванная, совмещенная с санузлом.
А приняв душ и выйдя из ванной, она обнаружила свою сумку у кровати на полу и разулыбалась такой милой заботе Протасова.
По дороге в кухню и в самой кухне Лиза никого не встретила, а посредством беглого осмотра и призыва:
– Эгей! Есть кто живой?
…выяснилось, что в доме она совершенно одна. Ну, собственно, и ладно! Лиза без длительных поисков обнаружила на столешнице выстроенные рядком, явно приготовленные для нее молотый кофе, турку, а открыв крышку стоявшей на плите сковородки, еще и теплые, подогретые куски вчерашнего пирога, на столе крынку с молоком, вазочку с медом, тарелку с большими кусками домашнего сыра…
– Душевное вам мерси! – поблагодарила она тех, кто позаботился о ней, и приступила к варке кофе.
А когда мыла за собой посуду, в кухню вошли Глеб с Николаем, экипированные несколько экзотично на ее взгляд, но вполне объяснимо, как оказалось:
– А мы с уловом! – похвастался Коля, поднимая в обеих руках двух здоровенных карпов.
– Ого! – восхитилась Лиза. – Откуда красота такая?
– У нас тут недалеко, километров тридцать, есть большое озеро, в котором разводят рыбу хозяйственные ребята, организовавшие бизнес на рыбалке, вот ездим, ловим иногда, – объяснил Протасов.
А Лиза слушала, смотрела на него, улыбалась и думала:
«Подойдет, поцелует, обнимет? Или все – ночь прошла, погасли свечи? Или при Коле не станет афишировать изменение в наших отношениях?»
Ответа не получила. Одна из рыбин вдруг резко изогнулась и дернулась.
– Ах, ты ж! – закричал весело Николай, но рыбину не удержал, и она хлопнулась на пол и начала биться, а Протасов принялся ее ловить.
Лиза расхохоталась, – так уморительно это выглядело. В кухню влетела Верочка и кинулась помогать Глебу. Но рыбка так просто врагу сдаваться не собиралась. Тут проснулась и ее сестрица в руке у Коли и тоже принялась извиваться, а он пытался ее схватить двумя руками, и у всех у них были такие уморительные выражения лиц.
И получилась куча мала!
У Лизы от смеха даже слезы брызнули, но она сообразила достать из кармана джинсов смартфон и снимать эту комедию положений, сквозь смех комментируя происходящее.
Наконец рыбин поймали, сгрузили в большой короб мойки, и вся троица вздохнула с облегчением. А Лиза, закончив «репортаж» с места событий, убрала телефон в карман и бодро заявила:
– Я очень люблю рыбу, особенно свежую!
Верочка пообещала как-то по-особому приготовить двух речных красавиц, мужчины попросили кофе и перекусить, и пока они перекусывали, а Лиза пила за компанию с ними вторую чашку кофе, она вытащила из Протасова обещание показать ей все свое хозяйство «вот прямо сейчас, как только допью».
– С чего предпочитаешь начать осмотр? – спросил он, когда они с Лизой вышли из дома.
– С бани, – твердо заявила она и пояснила: – Кирюха мне уши прожужжал, какая у тебя баня необыкновенная, и нахваливал страшно.
– Ну с бани, так с бани, – согласился Глеб и повел ее по дорожке через участок.
– Рассказывай, чем она такая уникальная, твоя баня, – потребовала Лиза.
– Автономностью, как и все у нас тут на хуторе есть, – сказал он.
– А-а…?
– Сейчас покажу, – перебил он, распахивая перед ней дверь даже не бани, а, пожалуй, банного комплекса. – Прошу.
Большую часть научно-популярной лекции об устройстве этого современного банного комплекса Лиза запомнила смутно, ибо, как только они вошли, Глеб обнял ее, поднял, оторвав от пола, и поцеловал ну очень сексуально и многообещающе, а после посмотрел в глаза и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Волшебно, – прошептала Лиза.
– Ничего не болит после вчерашнего, я не перестарался?
– Даже если болело, ты только что провел серьезную анестезию и можно смело все начинать сначала.
– Я уже старенький, – усмехнулся он, – и такое «все», которое было ночью, могу и не потянуть вот так сразу.
– Проверим экспериментальным путем? – предложила язвительно Лизавета.
– Чуть позже, – пообещал Протасов, поставил ее на место, одернул на ней одежду и перешел на деловой тон: – Ну что ж, продолжим.
Он показал ей, как и обещал, все свое хозяйство, и Лиза была так поражена и удивлена, что постоянно восхищалась и задавала массу вопросов, и не уставала повторять, что он гений какой-то, и Протасов плавился от тепла и светлой радости, и от присутствия этой женщины рядом, и даже несколько красовался перед ней, демонстрируя свои достижения, и глубоко поражался себе, так неожиданно ожившему, почувствовавшему вновь вкус жизни. Пусть и не до конца.
В конюшнях Лиза «зависла».
– Боже! – восхитилась она, увидев Зорьку. – Какая она красавица!
– Не перехвалите, – пробурчал Витяй, тут же оказавшийся рядом, но не смог скрыть явного довольства и гордости, словно нахваливали его ребенка. – Она хоть и смирная девочка, но с норовом, с характером!
– А можно ее погладить? – сияя глазами от восторга, спросила Лиза.
– Так а чо ж, можно, – подошел он ближе и подхватил лошадку под уздцы, – а вот еще ежли б ей яблочка, так она б довольна была. Ну и Малышу, а как же.
Лиза было сорвалась бежать в дом за яблоками, но Глеб успел ее вовремя остановить, ухватив за локоть, и достал из карманов куртки четыре краснобоких, чуть подвядших уже яблока:
– Я же знал, куда мы идем, – усмехнулся он.
Больше получаса Лиза охала, ахала над лошадками, гладила, кормила яблоками, нахваливала и расспрашивала про них Витяя, чем покорила его бесповоротно и окончательно.
– Ты никогда раньше не видела так близко лошадей? – спросил Глеб, когда они неспешно вышли из конюшен и направились прогулочным шагом к дому.
– Никогда! И подумать не могла, что они такие притягательные! – делилась восторгом Лиза. – Слушай, а какой колоритный типаж этот твой Витяй! И обожает лошадей, и общается с ними, как с людьми, удивительно. Где ты его нашел?
– Это не я его, а он нас нашел, – усмехнулся Протасов, – да еще как! Это как раз та самая история, случившаяся после отъезда бывших хозяев, что я тебе не рассказал.
– Ну вот, самое время! – потребовала Лиза.
…А начать эту историю, пожалуй, следует с рассказа о жизни Витяя. С самого детства у мальчика Вити проявились необыкновенные способности в обращении с лошадьми. Ему повезло родиться с таким даром в деревне, а не где-то в городских джунглях, это во-первых, а во-вторых, деревня эта входила в состав тогда еще колхоза, в хозяйстве которого имелись конюшни. Вот там он и пропадал сутками. Витя даже направление от колхоза получил на учебу в сельскохозяйственный техникум, проучился там целых два года и бросил. А что они могут ему такого еще рассказать про лошадей, чего он про них не знает и не понимает?
Ну, а раз бросил – в армию. Но и тут повезло – председатель колхоза написал парню рекомендацию для военкомата, в которой обстоятельно изложил суть его дарования, и направили Витю в специальную конную часть, прикрепив конюхом к лошадкам.
Вернулся он из армии – и прямиком в родную деревню, в конюшню. И все в его жизни было замечательно, и по душе и по сердцу, о нем молва шла по всей округе и дальше. Даже ветеринары из других хозяйств приезжали к нему за советом, прознав о таком уникальном конюхе, который, говорят, с лошадьми и разговаривать может, и они его понимают и отвечают.
Так бы и текла жизнь в полной гармонии, да только случилась в России перестройка, и началась революция, и, как водится, нищета с разрухой после нее.
Колхоз разорился, лошадок распродали, пытался Витя где-нибудь пристроиться, помотался по всем районам, да там такая же картина. Вернулся домой, попробовал к другому какому делу приладиться, но ничего толком у него не получалось. Да и душа не лежала. Женой-детьми не обзавелся, так бобылем с матерью жил, да от тоски, понятное дело, и запил.
Был он пьяницей не буйным, куража не любил – переберет, поплачет по лошадкам своим, всех по именам помнил, расскажет сам себе про каждую да и спать ляжет. Но, бывало, пил по-черному, до помутнения.