– Вы хотите сказать, что можно быть слишком счастливым?
Я почувствовал беспокойство. Возможно, из-за факта, что его терпение в рекордные сроки сошло на нет, предостерегая, что он совсем не такой хороший врач.
– Зависит от того, чем вы занимаетесь, – он открыл бумаги, которые я должен был заполнить. – Недавно вы потратили 800 долларов на набор пластинок?
– Да, и что? Это самая чистая форма музыки.
– Это было что-то, чего вы желали некоторое время? То, что вы искали?
Я вспомнил о том, как проходил мимо написанной от руки вывески в кампусе.
– Хм, нет. Просто подвернулась возможность, и я подумал, что это неплохая идея.
– У вас есть истории других импульсивных покупок?
– Нет. Ну, однажды я каждый день отправлял девушке цветы в течение месяца. Еще я отправил ей огромную коробку с духами. А после я купил своей нынешней девушке сделанный на заказ парфюм, который обошелся мне в кучу денег. И формально я также купил ей машину. Но вы не можете судить по этим покупкам, – поспешно добавил я, заметив его кривой взгляд. – Я был влюблен. Мы же делаем такие вещи из-за любви к прекрасному полу, так?
Он ничего не ответил.
– Возможно, мне просто стоит посетить занятия по управлению финансами.
Он хрюкнул:
– Адриан, это нормально, быть счастливым или грустным. Такова человеческая жизнь.
Понятное дело, я не стал его исправлять.
– И совсем ненормально быть настолько несчастным, чтобы прекратить заниматься обыденными вещами, или быть настолько счастливым, чтобы в порыве импульса не думать о последствиях – возьмем те же чрезмерные траты. И уж совсем не нормально с такой скоростью переходить от одного настроения к другому, с провокацией или без.
Мне хотелось сказать ему, что провокация была, что дух сделал это со мной. И разве причина имела значение? Если пользователи огня сжигают себя своей магией, это вовсе не значит, что им нужна первая помощь. Если дух вызвал это расстройство, значит ли это, что я не нуждаюсь в лечении? Мысли кружились в моей голове, и внезапно я осознал, что стою перед неразрешимой дилеммой. Возможно, дух не вызывал психическую болезнь. Может быть, люди, подобные Лиссе и мне, уже не имели всех «химических» элементов, и именно это делало нас зависимыми от духа.
– И что мне с этим делать? – наконец-то спросил я.
Он взял записную книжку и сделал пометку. Когда он поставил точку и вырвал лист, он протянул мне его:
– Возьми рецепт и купи это лекарство.
– Это антидепрессант?
– Это стабилизатор настроения.
Я уставился на листок, словно он мог меня укусить.
– Звучит не очень. Это будет «стабилизировать» мое состояние так, что я не буду чувствовать себя счастливым или грустным? Я вообще не буду ничего ощущать? – внезапно я остановился. – Нет! Плевал я, если они опасны. Я не лишусь своих эмоций.
– Садитесь, – сказал он спокойно. – Никто не отбирает ваши эмоции. Это то, что я говорил раньше: мы все – химические вещества. У вас есть пара таких, которые не на правильном уровне. Это позволит скорректировать их, как диабетик исправляет свой инсулин. Вы по-прежнему будете чувствовать. Вы будете счастливы. Вы будете грустить. Вы будете сердиться. Вы просто не будете непредсказуемо качаться в таких диких направлениях. В этом нет ничего плохого и это намного безопаснее, чем самостоятельное лечение алкоголем.
Я снова сел и мрачно уставился на рецепт:
– Это собирается убить мое творчество, не так ли? Без всех моих чувств я не смогу рисовать, как раньше.
– Это крик художников во всем мире, – сказал Эйнштейн с твердым выражением лица. – Повлияет ли это на определенные вещи? Может быть, но вы знаете, что действительно будет мешать вашим умениям рисовать? Будучи слишком подавленным, чтобы встать с кровати. Проснувшись в тюрьме после ночного пьяного разврата. Вы погубите себя. Эти вещи повредят вашему творчеству.
Это было удивительно похоже на то, что сказала Сидни о том, что я был не в состоянии выполнить рисунки.
– Я буду обычным, – запротестовал я.
– Вы будете здоровым, – поправил он. – И от этого вы сможете стать экстраординарным.
– Мне нравится мое искусство таким, какое оно есть. – Я знал, что это прозвучало по–детски.
Эйнштейн пожал плечами и откинулся на спинку стула:
– Тогда, я думаю, вы должны решить, что является наиболее важным для вас.
Эта мысль не требовала рассуждений:
– Она.
Он молчал, но выражение его лица сказало все за него.
Я вздохнул и снова встал:
– Я получу этого сполна.
Он дал мне некоторую информацию о побочных эффектах и предупредил, что это может занять несколько проб и ошибок, перед тем, как сделать все правильно. Выход из этого офиса и поход в аптеку, а не в винный магазин, потребовал большее самообладание, когда-либо требовавшееся мне. Я заставил себя слушать, как фармацевт говорил о дозировании и предостерегал от алкоголя, как по рецепту.
Но вернувшись домой, я не нашел в себе смелости открыть флакон. Я случайно поставил рекорд просиживания своего дивана, уставившись на пузырек в руке, будучи более сбитым с толку, чем я когда-либо ожидал. Этот стабилизатор настроения был тайной. Я думал, не пойти ли взять что-то похожее на то, что употребляла Лисса, даже если я не был большим поклонником таблеток, по крайней мере, в качестве эталона. Но это? Что будет происходить? Что делать, если Эйнштейн был неправ, и я перестану чувствовать какие-либо эмоции? Что, если это не вызовет ничего, кроме ужасных побочных эффектов, которые он сказал, бывают крайне редко?
С другой стороны... а что, если это не остановит дух, но обуздает тьму? Тогда бы мечта сбылась. Это то, что смогли бы сделать антидепрессанты в надеждах Лиссы. Полное онемение духа было неожиданностью. Невозможно, что я мог бы по-прежнему удерживать магию и при этом контролировать свою жизнь. Но идея была настолько заманчивой, что я открыл пузырек и положил одну из таблеток на ладонь.
Но я не мог принять ее. Я слишком боялся... боялся потерять контроль и боялся получить его. Я старался думать о Сидни, но я не мог получить четкого образа. В одно мгновение она смеющаяся и искрящаяся на солнце. В другое – плачущая. Я хотел, чтобы было лучше для нее... И все же знал, что она на самом деле хотела, чтобы было лучше для меня. Это так трудно понять. На соседнем столе Прыгун в форме статуи, казалось, следит за мной, и я повернул его так, чтобы он отвернулся от меня.
Музыка дрейфовала надо мной, и я понял, сначала я бы поставил на Jefferson Airplane. Я рассмеялся, но смех вскоре превратился в протяжный вздох.
– Одна таблетка сделает тебя больше, другая таблетка уменьшит тебя, – Я плотно сжал таблетку в руке. – А те таблетки, которыми тебя потчует мама, не делают ничего вообще.
«Прими проклятые таблетки, Адриан, – карающий голос в голове был моим собственным, а не тети Татьяны, к счастью. Я разжал свою руку и стал изучать края таблетки. – Просто прими ее». У меня был стакан воды и все.
Но я по-прежнему не торопился.
Звон Телефона Любви заставил меня вздрогнуть. Все еще держа таблетку в одной руке, другой я нашел телефон и прочитал сообщение от Сидни:
«Сказала З, что оставила свой телефон в магазине, так что я пошла и принесла альбом для зарисовок и некоторые пигменты. Знаешь какого-либо голодающего художника, который мог бы их использовать?»
Мое сердце, наполненное любовью, забилось сильнее. Я не знаю, как какое-либо физическое тело смогло бы содержать столько мощи. Я чувствовал, как моя грудная клетка сейчас разорвется.
– Хорошо, Алиса, – сказал я, глядя на таблетку. – Давай посмотрим, что ты сможешь сделать.
Я положил таблетку в рот и проглотил.
ГЛАВА 12 СИДНИ
Я и глазом не моргнула, когда мой учитель углубленного изучения химии, сказал нам, что мы проведем викторину. Но когда Зоя сказала мне, что наш папа в Палм-Спрингсе, со мной чуть не случился кризис.
– Что? Когда он будет здесь? – воскликнула я. Мы только что сели на ланч в кафетерии.
– Сегодня вечером. Он хочет поужинать. – Она взяла французское жаркое и тщательно проверила его. Этому она придавала больше интереса, чем новости, которой она меня только что осведомила. – Они сожгли это сегодня.
На мой взгляд, еда была последней вещью для беспокойства, и это не имело ничего общего с заботами о весе.
– Как давно ты узнала, что он приедет сегодня?
Она пожала плечами:
– Я говорила тебе это на прошлой неделе.
– Да, но ты не говорила точную дату и время! Могла бы ты меня предупреждать заранее?
В кои-то веки её внимание стало направленно на меня, а на заказанную еду.
– В чем твоя проблема? Это же папа! Ты должна быть рада этому. И совсем необязательно предупреждать или готовиться к встрече.
Ну, я не имею ввиду готовиться морально. Знание того, что он приедет, пусть и без указания точной даты, уже позволило мне расслабиться. Остальные из нашей компании сидели с нами – Джилл, Эдди, Ангелина и Нейл – и я видела, что они проявляют к этому интерес. Одна лишь Джилл была осведомлена о моей родительской драме, и когда стало понятно, что ни я, ни Зоя не собирались говорить больше ничего по этому поводу, Джилл умело перевела тему, начав рассказывать о выставке своего швейного клуба.
Ну, я не имею ввиду готовиться морально. Знание того, что он приедет, пусть и без указания точной даты, уже позволило мне расслабиться. Остальные из нашей компании сидели с нами – Джилл, Эдди, Ангелина и Нейл – и я видела, что они проявляют к этому интерес. Одна лишь Джилл была осведомлена о моей родительской драме, и когда стало понятно, что ни я, ни Зоя не собирались говорить больше ничего по этому поводу, Джилл умело перевела тему, начав рассказывать о выставке своего швейного клуба.
Не ощущая вкуса, я машинально поглощала свое жаркое. Если я сделаю вид, что заинтересована едой, никто не заметит, что я нахожусь на грани нервного срыва. Отец будет здесь уже сегодня вечером! Успокойся, приказала я себе. Это всего лишь ужин, и так как он, скорее всего, будет в людном месте, у него не найдется подходящего момента для разглагольствования. Он же не собирается обыскивать мою комнату или ходить за мной по пятам.
И до сих пор, неважно, как сильно я пыталась успокоить себя логикой, я не могла избавиться от чувства неловкости. Палм-Спрингс стал для меня убежищем, в котором я скрывала все свои секреты – не только отношения с Адрианом, но и искреннюю дружбу с другими. И, конечно же, мои незаконные опыты с магией. Я тщательно следила, чтобы никто не узнал эти тайны, но осознание того, что он будет здесь, на моей территории, вызывало во мне ощущение, что вся моя жизнь выставлена напоказ.
– Эй, Нейл, – сказала внезапно Ангелина. – Ты когда-нибудь закалывал стригоя?
Учитывая, что Джилл как раз рассказывала об освещении подиума, это была очень странная смена темы. Судя по выражению лица Нейла, он был того же мнения.
– Ну, не настоящего стригоя.
– Но ты достаточно практиковался на манекенах.
– Разумеется, – оказавшись в знакомой обстановке, он немного расслабился. – Это обязательная часть нашей программы обучения.
Ее лицо просветлело:
– Значит, ты дашь мне несколько уроков сегодня после занятий?
Эдди нахмурился:
– Мы проходили это несколько месяцев назад.
– Ну, да, – сказала она, – но это же не мешает получать информацию из разных источников, да?
– Как могут быть разные мнения по введению кола в сердце монстра? – спросила Джилл. Ее лицо показывало, что она не была фанатом совместного времяпровождения Нейла и Ангелины.
– Уверена, у Нейла и Эдди разные навыки, – настаивала Ангелина.
Это было опасное замечание, подразумевающее, что один из них мог быть более умелым, чем другой. Лица парней это только подтверждали.
– Буду рад показать тебе, – сказал Нейл, распираемый от гордости. – Ты права насчет выгоды от изучения разных стилей.
– Будет интересно на это посмотреть, – заметил Эдди.
– Мне тоже, – ответила Джилл.
– Нет, – Ангелина непреклонно покачала головой. – Вы будете отвлекать, а это серьезное дело. Только я и Нейл.
Судя по взгляду, которым она одарила его из–под ресниц, я догадалась, что это за дело. Я схватила ее за руку, когда мы начали расходиться на занятия.
– Откуда столько рвения касательно Нейла? – спросила ее я. – Кажется, несколько недель назад ты горевала по Трею.
Ее лицо помрачнело:
– И сейчас тоже. Я постоянно думаю о нем, поэтому решила, что мне стоит увлечься Нейлом.
Я даже не знала, что на это ответить.
– Но ты же сама сказала, что не уверена, что он тебе нравится.
– Поэтому я и должна попытаться, – поясНейла она с таким видом, будто я была не такой умной, какой казалась. – Потому что тогда я не буду думать о Трее.
Я не видела смысла продолжать эту баталию, и, с сомнением обдумывая ее любовные методы, я поняла, что решение держаться с Треем порознь имело смысл.
– Ну, тогда желаю удачи.
Тревога по поводу моего отца продолжала грызть меня на протяжении всего дня. Хоть я и знала, что стоит держаться подальше от Адриана сегодня, я ничего могла с собой поделать. Как только я зашла в кабинет мисс Тервиллигер для моего независимого исследования, она бросила один взгляд на мое лицо и улыбнулась.
– Иди, – сказала она. – Независимо от того, что тебе нужно сделать, иди.
– Спасибо, мэм! – Я начала двигаться, прежде чем закончила говорить.
Я направилась к Адриану и вошла в квартиру, воспользовавшись моими ключами. Я застала его в гостиной за неожиданным занятием. Множество его рисунков валялись на полу, а он тщательно разрезал их по кусочкам. Этого было достаточно, чтобы забыть о мыслях об отце.
– Что это? – спросила я. – Они так сильно тебе не нравятся?
Он улыбнулся мне:
– Не совсем. У меня есть одна задумка для автопортрета. Я понял, что все эти неудачные рисунки все равно в некотором роде часть меня, так что я собираюсь соединить их вместе и сделать коллаж.
Он кивком указал на закрепленный на мольберте холст, на котором уже были кое–какие наброски его ауры.
– Ты немного изменил задание, – сказала я, присаживаясь возле него.
Он вернулся к своему занятию.
– Уверен, мой профессор будет в таком восторге от моей гениальной изобретательности, что захочет оставить его себе и повесить над камином. А может, даже в спальне. Как думаешь, это будет круто? Или странно?
– Я думаю, что смогу научиться делить тебя с кем-то еще, – ответила я.
– Ты солдат, Сейдж, – сидя с ножницами на полу, он обратил на меня все свое внимание, изогнув бровь. – Что такое?
Мне захотелось улыбнуться. Все говорили, что я скрываю свои чувства, но он всегда знал, что у меня на душе.
– Увидел мою ауру?
Я говорила лёгким тоном. Мы очень мало разговаривали о духе в последние две недели, начиная с его расстройства в ломбарде. Когда я думала о нем и о том, как магия довела его до таких крайностей, страх все еще съедал меня изнутри, но я была осторожна, чтобы не пилить его. Он уже знал, что я волновалась, и я не собираюсь снова поднимать эту тему, если он не сделает первый шаг или я не увижу причины. А в последнее время он, казалось, вёл себя хорошо. Я не видела никаких признаков чрезмерного употребления алкоголя или использования духа. Это, конечно, не означает, что проблема исчезла, но это было облегчение – быть в спокойных водах в то время, как я пыталась найти способ помочь ему.
– Нет надобности видеть твою ауру, – он нежно коснулся моего лба. – Ты просто очаровательно хмуришься, когда что-то начинает тебя беспокоить.
– Не все во мне очаровательно.
– Так и есть. Некоторые вещи очаровательны, все остальное – сексуально. – Его голос стал низким, когда он наклонился ко мне. – Так восхитительно, мучительно сексуально, что это чудо, что я могу что-нибудь делать, когда все, о чем я думаю, это вкус твоих губ и прикосновение твоих пальцев к моей коже, и то, как я ощущаю твои ноги, когда...
– Адриан, – перебила я его.
Его взгляд прожигал меня.
– Да?
– Заткнись.
Мы одновременно потянулись друг к другу, и все мои мысли об отце унеслись прочь, как только наши с Адрианом губы соприкоснулись. Пока я не встретила его, я искренне считала, что меня может завести лишь обсуждение периодической таблицы или латинских склонений. Вот и нет. Когда я касалась Адриана, я словно растворялась в нем. Я чувствовала необычный прилив энергии, даже не подозревая, как такое возможно, и просто сходила с ума, когда наши тела переплетались. Думаю, иногда он считал, что я удерживаюсь от секса, потому что еще не готова перешагнуть через физический порог. Но в действительности же я была готова. Вне всяких сомнений. Меня удерживал психологический барьер – осознание, что переступив эту черту, уже не будет пути назад.
И в моменты, как этот, когда он уложил меня на пол, склонившись надо мной, я не понимала, почему я вообще думаю об этом. Его рука скользнула по моему бедру, проникая под юбку. В каждом его движении крылась спокойная уверенность и знание того, какие прикосновения способны довести меня до грани. Глаза его пылали желанием и настойчивостью, и он задержал взгляд на моих, стремясь увидеть реакцию, а затем с жадностью поцеловал меня. Тем временем пальцы мои нащупывали пуговицы на его рубашке, однако я пока не снимала ее с него. Этого было достаточно, чтобы коснуться его обнаженной груди, ощущая теплую кожу кончиками пальцев. Однажды я узнаю, каково это – полностью касаться своей кожей его, но когда он наконец оборвал наш неистовый поцелуй, я поняла, что сегодня не тот день... особенно когда он заметил очевидное.
– Не то чтобы я не хотел продолжить, – проговорил он хриплым голосом, – но по моим подсчетам, у нас есть ровно десять минут до того, как тебе придется со всех ног возвращаться обратно в школу. И если... – его лицо просветлело. – Твоя сестра переехала?
Когда я засмеялась и покачала головой, он вздохнув и отодвинулся от меня.
– Ну, в это было бы сложно поверить, как и в то, что твой разум берет верх над телом. Скажи мне, что я делаю не так.
Мне не нужно было представлять, что для него значила эта уступка, но я совершенно точно знала, что чувствую то же самое. С неохотой я встала, присаживаясь на кушетку.