Я улыбнулась. Брюнетка улыбнулась тоже – довольно мило. Что-то спросила по-французски, я беспомощно пожала плечами. Она произнесла еще одну фразу, и я кое-как разобрала, что ей нужен Шкипер. Я ответила по-итальянски, что Шкипера нет и будет он через два часа. Итальянский и французский языки очень похожи, и красавица, кажется, меня поняла. Снова улыбнувшись, она достала из сумочки визитную карточку, положила на столик у зеркала, еще раз улыбнулась мне и не спеша вышла из номера. В воздухе остался острый и горький запах ее духов.
Встав, я взяла в руки карточку. «Саша Вермон, служба эскорт-сервиса». М-да.
Ситуация была двусмысленная, и я не знала, что делать. Выбросить карточку? Глупо, Шкипер может встретиться с Саша случайно или позвонить ей сам. Оставить на месте и прикинуться, что ничего не поняла? Но, столько лет зная Шкипера, я давно усвоила, что с этим человеком прикидываться невозможно. По крайней мере, мне. Сделать вид, что мне все равно? В принципе так оно и было. Вернее, не совсем так. Я не была расстроена – скорее, озадачена, поскольку не понимала, как себя вести. Может, хоть раз в жизни послушать Милку и устроить скандал? Но, подумав с минуту, я поняла, что для этого мне нужна неделя репетиций и, желательно, более серьезный повод. Последний раз я орала на Шкипера полгода назад, когда он неожиданно воскрес из мертвых, и то это был не скандал, а истерика… В то же время даже такая курица, как я, могла понять, что поведение красавицы Саша было провокационным. Умные женщины не заходят в номер интересующего их мужчины, если там предполагается другая женщина, и тем более не оставляют ей своих визитных карточек. Видимо, ей было важно посмотреть не на Шкипера, а на меня. Должно быть, она разочарована. Или обрадована?.. Я на всякий случай встала и подошла к трюмо, но зеркало однозначно дало понять: до Саша Вермон мне как до звезды. Даже если меня накрасить в стиле вамп.
Примерно полчаса я ломала голову, перебирая различные варианты поведения, но решение пришло неожиданно. Быстрее, деньги в руку, и – гулять! Часа так на четыре… Так, чтобы Шкипер вернулся раньше меня, сам обнаружил визитку и сам решил бы, что с ней делать. А я смогу притвориться, что карточку занесли в мое отсутствие… Теперь мне было все равно, какой страны на мне джинсы и что обо мне подумает генералиссимус у дверей. Напевая «Бем-бем-бем, Мария», я оделась, закрутила волосы в узел и, не утруждая себя макияжем, выбежала за дверь. Настроение сразу же поднялось на несколько градусов.
К колоссальному моему облегчению, в огромном холле «Мадлен» на меня никто не обращал внимания. Разумеется, молодой человек за рецепшн был безукоризненно любезен, и карту Парижа мне продали с вежливой улыбкой, но это была улыбка, предназначенная простой туристке, а не жене хозяина. Переведя дух, я весело поблагодарила и вышла на заполненные осенним солнцем бульвары.
Через несколько кварталов, которые я прошла, сверяясь с картой, стало понятно, какой же он маленький – этот Париж. Не успела я оглянуться, как прошла мимо церкви Святой Мадлены, миновала бульвар Капуцинов и вышла к мосту Сен-Мишель. В Москве я дольше бы шла до метро… Воодушевившись этим, я двинулась к Монмартру, который, если верить карте, был в другом конце города.
Осенний Париж был сказочной игрушкой, расцвеченной красными и рыжими листьями каштанов, блекло-голубым небом и серебристым шпилем знаменитой башни. На удивительно чистых тротуарах, шурша, танцевала сухая листва. Сена медленно текла между гранитными берегами, и в воде отражались медленно идущие по ней баржи и силуэт собора Нотр-Дам. В прозрачном октябрьском воздухе летели тонкие паутинки, нежаркое солнце сеялось сквозь редеющие кроны деревьев в Люксембургском саду. Идя по аллее, я запрокидывала голову, и солнечные пятна грели мне лицо. Араб, продающий жареные каштаны, засмеялся, глядя на меня, и поманил меня рукой. Я решила, что он хочет всучить мне каштаны, и жестом отказалась, но он улыбнулся еще шире, показав мелкие, редкие зубы, вытащил из-за пазухи помятую сиреневую астру и подарил мне. После этого я, конечно, купила десяток каштанов, жестом же показала арабу, что его коммерческий ход удался, и продолжила путь.
Я пробродила целый день, петляя по узким старинным улочкам Латинского квартала, задирая голову в огромном соборе Святого Сердца на Монмартре, разглядывая работы уличных художников в непременных беретах и шарфах, любуясь на неподвижную из-за раннего времени мельницу «Мулен Руж» и на репродукции Тулуз-Лотрека в витринах ресторанов на площади Пигаль. Заходить в крошечные, уютные кафе мне было почему-то страшновато, и я, обнаружив на углу респектабельнейшей улицы Риволи родимый «Макдоналдс», с легким сердцем пошла туда. Со своей перестроечной юности я любила это заведение, но затащить туда Шкипера было невозможно. Еще в Риме в ответ на мою робкую просьбу он возмущенно заявил, что не для того провел молодость под пулями конкурентов, чтобы на старости лет жевать в американской столовке пластиковую котлету с хлебом. Спорить с ним было, как обычно, без толку, я отстала, но в одиночку питалась в «Макдоналдсе» часто. Поев, я направилась на остров к собору Парижской Богоматери, облазила его весь с путеводителем на русском языке, потом пошла к Эйфелевой башне, неожиданно обнаружила там целую орду цыганок-кэлдэраря,[9] продающих грошовые открытки с видами города, и с удовольствием проболтала с ними полчаса. Потом цыганки ушли, вместо них явился оркестр аккордеонистов и, рассевшись на складных стульчиках, заиграл попурри из песен Эдит Пиаф. Я слушала до тех пор, пока не заметила, что уже начинает темнеть. О Саша Вермон я напрочь забыла и вспомнила о ее визите только за квартал до «Мадлен».
Входя в отель, я на всякий случай достала свой мобильный телефон, но никаких непринятых звонков не было отмечено. Прекрасно, значит, Шкипер меня не искал. С трудом передвигая гудящие ноги, я добралась до лифта, поднялась, прошла по коридору и дернула дверь номера.
Шкипер был там, и мне сразу стало понятно, что нам предстоит выход в свет. Настроение упало так, что я чуть не заревела снова. Шкипер, конечно, был прав, говоря, что статус обязывает, но где и когда он выучился прилично одеваться, я не знала. У него было такое же люмпен-пролетарское происхождение, как и у меня, но, вероятно, в шкиперовской родословной, вспоминая классика: «Тут не без водолаза». Наверняка какая-нибудь из его прабабок грешила с князем или графом. Я в который раз подумала об этом, глядя на то, как Пашка стоит перед зеркалом в позе уличного гопника – руки в карманы, ноги расставлены, в углу рта сигарета, – но в черном вечернем костюме от Армани. Последнее я прочла на отрезанной бирке, валяющейся на ковре. Костюм сидел как влитой, и, в общем, Шкипер напоминал Ретта Батлера.
– Зашибись, – одобрила я, садясь на кровать и подумав, что все дело, наверное, в подходе. Это я могу мучиться и переживать, не зная, как себя вести в платье от кутюр, а этому сыну вора в законе все по барабану. Или, покупая отели в Париже, о некоторых вещах автоматически перестаешь волноваться?
– Куда ты идешь?
– Мы идем вниз, в ресторан. Извини, но там так положено.
– Я не голодная, – струсила я. – Я была в кафе…
– Посмотри платье, – сказал он, словно не слыша меня. – Там, на кровати.
И вот тут… Вот тут я почему-то разозлилась так, что закололо в горле. И, встав с кровати, сказала:
– Пошел ты, сволочь, к чертовой матери. Я шагу отсюда не сделаю! Ты посмотри на себя, уголовная морда! Дон Корлеоне московского разлива! Гангстер хренов! Если совести хватает из себя лорда строить – семь футов тебе под килем, а я… А я – твоя содержанка, и ты меня из кабака вытащил, где я лабухом работала! А дед мой зону топтал! А мать бог знает от кого меня родила! И цыгане воспитывали! Мне по штату таких тряпок не положено, понял?! Понял, князь из навоза?! И не смей меня прессовать, или… Или завтра же в Москву, домой улечу! Там как раз сезон начался, может, меня еще из кабака не уволили! И Бьянку с собой заберу! Теперь можно, документ имею!
Шкипер повернулся ко мне. Медленно вытащил сигарету изо рта, не глядя бросил ее в пепельницу. Подошел ко мне вплотную. И неожиданно усмехнулся:
– Как ты сказала – князь из навоза? Здорово!
Я села на постель, закрыла лицо руками и заплакала.
Шкипер не пытался меня утешать. Сквозь собственные всхлипы я слышала только его шаги: он не спеша ходил мимо меня от стены к стене. А когда я зашарила вокруг себя руками в поисках сумки, где был платок, сунул мне свой и, дождавшись, пока я кончу сморкаться, сел на пол около меня.
– Ну, рад теперь? – всхлипнув в последний раз, грустно спросила я. – Довел, скотина, до соплей? А я ведь предупреждала… Встань с пола, прикид жалко.
– Детка, я не хотел так, – сумрачно сказал Шкипер, глядя в темное окно. – Прости. Хочешь, сегодня же ночью улетим домой?
– Как ты сказала – князь из навоза? Здорово!
Я села на постель, закрыла лицо руками и заплакала.
Шкипер не пытался меня утешать. Сквозь собственные всхлипы я слышала только его шаги: он не спеша ходил мимо меня от стены к стене. А когда я зашарила вокруг себя руками в поисках сумки, где был платок, сунул мне свой и, дождавшись, пока я кончу сморкаться, сел на пол около меня.
– Ну, рад теперь? – всхлипнув в последний раз, грустно спросила я. – Довел, скотина, до соплей? А я ведь предупреждала… Встань с пола, прикид жалко.
– Детка, я не хотел так, – сумрачно сказал Шкипер, глядя в темное окно. – Прости. Хочешь, сегодня же ночью улетим домой?
– А твои дела? – растерялась я. – Ты же говорил…
– Не горят.
– Не надо, Пашка. Делай, что хотел. Только не дергай меня. Не могу я так еще, понимаешь?
– Понимаю. – Шкипер поднялся и неожиданно положил рядом со мной пресловутую визитную карточку. – Вот в этом дело?
– А что это? – поинтересовалась я. – Откуда?
– Са-а-анька… – поморщился он так, что стало понятно: уйти «в глухую несознанку» мне не удастся.
– Она сама приходила? – уточнил Шкипер.
– Да. Утром.
– Что сказала?
– Ничего. Только визитку оставила.
– Вот стервоза… – усмехнулся он, пряча карточку в карман. Я осторожно спросила:
– У тебя с ней роман?
– Да мало ли, детка, с кем у меня роман… был…
– Ладно, не ври. Горбатого могила исправит… Может, тебе с ней в ресторан сходить? А мне дай сто долларов, я лучше в «Мулен Руж» съезжу, шоу помотрю.
Шкипер молчал. Молчала и я, уже чувствуя, что «Мулен Руж» мне не видать. Тишина становилась многозначительной, и, чтобы разрядить обстановку, я потянула к себе коробку с платьем, лежащим на кровати. Разумеется, это был Кристиан Диор. Чек лежал внутри, и я, взглянув на него, чуть не лишилась чувств.
– Слушай! Я на эти бабки лучше бы новый бойлер в ресторан купила!
– А со старым что? Яшка говорил, что все как надо завинтил…
– Шкипер, ты мне зубы не заговаривай! Денег тебе не жалко? Юбка хоть длинная? В короткой я как избушка на курьих ножках…
– Ну-ка, покажи! – заинтересовался Шкипер, вставая на ноги. Я метнула на него зверский взгляд, не давший, впрочем, никакого эффекта, и начала разворачивать голубую папиросную бумагу.
– Разве можно за такие деньги брать вещь без примерки?! А если я не влезу?! Они же обратно не возьмут? Или с чеком можно?
– Я там нашел продавщицу с твоей фигурой, – тоном озабоченного супруга сообщил Шкипер. – Кажется, должно налезть. Осторожно, молния… Помочь?
– Уйди! Сама! Чтоб я с тобой еще когда-нибудь куда-нибудь…
Платье, к моему изумлению, было совсем простым, гладкого черного шелка, без рукавов, с изящным, не очень низким декольте и, слава богу, закрытой спиной. Юбка была прямой, до коленей, и я слегка успокоилась. Недоумевая, за что тут было платить такие деньги, я надела платье, встала перед зеркалом, и Шкипер застегнул мне молнию на спине.
– А где избушка? – разочарованно спросил он. – На курьих ножках?
Я молчала и, не мигая, глядела в зеркало. Метаморфоза сознания произошла мгновенно; за несколько секунд мне стало ясно, чем диоровское платье отличается от его тайваньского варианта. Просто тем, что в нем удобно.
Я несколько раз повернулась перед зеркалом, встала к нему спиной, взглянула себе через плечо. Мне нигде не тянуло, не терло, не давило и не жало. Платье сидело как вторая кожа. Простое платье черного шелка, плотно облегающее фигуру и слегка открывающее шею и плечи.
– Шкипер… У тебя в роду были графы?
– Хрен их знает, детка. Ты все оттуда вытащила?
Я удивленно заглянула в коробку. Там лежали какие-то длинные бархатные футляры. Уверенная, что это аксессуары к платью вроде запасных пуговиц, я вытащила один из них, открыла. И простонала:
– Шкипер, я тебя убью… Здесь в номере хоть сейф какой-нибудь имеется?.. Это что? Это настоящие бриллианты?!
– Изумруды. Санька, к такому платью полагается, хоть кто тебе подтвердит…
– Ни за что!
– Детка…
– Никогда!
– Послушай…
– К чертовой матери!
Мы сторговались через десять минут на том, что сегодня вечером я надеваю это все и провожу героический вечер в ресторане, а завтра Шкипер убирает изумрудный гарнитур в бронированный сейф, и чтоб больше я его не видела. Наверное, это было смешно. Возможно, даже глупо. Скорее всего, настоящие женщины подняли бы меня на смех. Но – каждому свое. Так учил меня дед, а он кое-что понимал в жизни.
Слава богу, хотя бы с туфлями у меня не было проблем. Я носила шпильку любой длины как родную, поскольку каждый вечер в ресторане танцевала на высоких каблуках. Идя рядом со Шкипером через огромный зал ресторана, я тряслась, как осиновый лист, но никто этого не замечал. Люди сидели за столиками, листали солидные папки с меню, смеялись, пили вино, расспрашивали официантов. Я украдкой рассматривала наряды женщин. Действительно, было несколько платьев с открытой до талии (и даже ниже) спиной, были декольте почти до пупа, обнаженные плечи – но они не преобладали. Многие были одеты так же, как и я: в простые на первый взгляд платья с простыми (тоже на первый взгляд) украшениями. Мужчины же меня несколько разочаровали. Почти все они были не первой молодости, с брюшками, лысинами и одинаковым почти у всех устало-брезгливым выражением лица. Ей-богу, мой бандит смотрелся здесь лучше всех. Почти успокоившись, я села на стул, отодвинутый Шкипером, и с профессиональным интересом уставилась на эстраду, где в сиреневом луче певица исполняла блюз Би Би Кинга.
– Санька, что будешь пить?
– А что положено? Мартини можно?
– Все можно… – последовал пространный диалог по-французски между Шкипером и гарсоном (я уже ничему не удивлялась), затем последний ускользил прочь, певица на эстраде закончила блюз, маленький оркестр тут же заиграл что-то другое, а Шкипер, к моему ужасу, предложил:
– Пошли пока танцевать?
– А… а… – запаниковала я. – А разве тут можно? Смотри, все сидят, жуют…
– Ну, сидят… геморрой берегут. Пошли, Санька!
– А ты что, умеешь? – не поверила я.
– Ну-у… Я, конечно, не Жиган, танго не изображу…
– Они румбу играют.
– То есть задом надо вертеть? – слегка насторожился Шкипер.
– Задом – это самба, – нервно поправила я. – Давай лучше посидим, вон мне мартини несут.
Шкипер молча улыбнулся, покачал головой, чуть заметно показал мне глазами вправо, я удивленно проследила за его взглядом – и увидела Саша.
Она сидела одна за небольшим столиком у стены: я прошла в ресторан мимо нее, не заметив. Поймав мой взгляд, она улыбнулась, – так же мило, как утром в номере, – и слегка приподняла бокал. Я растерянно кивнула, на миг выпустив Шкипера из поля зрения. И зря. Потому что он уже стоял передо мной и протягивал руку.
Наверное, все смотрели на нас, когда мы выходили на открытый паркетный квадрат в центре зала. Но мне уже было не до этого, потому что Шкипер сжимал мой локоть и озабоченным шепотом спрашивал:
– Детка, что я должен делать?
– Притворяйся, что ты меня любишь, и за ногами следи.
– И притворяться… и за ногами? – озадачился Шкипер. – Это как?
– Гос-споди, наказание… Я сама, сама тебя поведу, только не упирайся. Бери за талию… За талию, говорят тебе, кобель!
– Но я же типа тебя люблю…
– Заткнись… Если споткнешься – продолжай, не стой. Ой, ты сигарету не выплюнул… Здесь вообще разве можно курить?!
– Черт… Ладно, куда ее теперь… Поехали, детка!
И мы «поехали».
Наверное, это была очень странная румба. Мне еще ни разу в жизни не приходилось вести мужчину, но я справилась сносно, потому что Шкипер старался как мог и всего один раз наступил мне на ногу. К тому же он сумел поймать ритм, и это наполовину облегчило нашу задачу. Во второй части танца Шкипер даже высказался:
– Санька, ты, я вижу, меня не любишь? Я один выделываться должен?
– Ох… Сейчас. – Я приблизилась вплотную, улыбнулась, как портовая проститутка, и положила голову ему на плечо. Неожиданно он передал свою погасшую сигарету пробегающему мимо гарсону и притянул меня к себе – резко, даже грубо, стиснув мне сзади шею жесткими пальцами. И, прежде чем я успела испугаться или возмутиться, начал целовать. Не прекращая румбы.
Прервать танец я не могла. Вырваться от этого поганца – тоже. К тому же через полминуты я обнаружила, что отвечаю ему. Это уж точно было моветоном, но мне вдруг стало все равно. Приблизившиеся глаза Шкипера казались совсем черными.
– Санька… Санька… Санька-а…
– Шкипер… Люди кругом… Господи, что ты делаешь, зачем?..
– Чтобы мне в аду о чем вспомнить было.
– Я не пущу… тебя… в ад…
– Кто ж нас спросит, детка?.. Ты молчи… Скоро всё.
Оркестр доиграл последние такты. Певица умолкла. Наступила тишина. Внезапный взрыв аплодисментов заставил меня вздрогнуть и оглянуться. Мы со Шкипером по-прежнему стояли вдвоем, обнявшись так, будто завтра нужно было умирать, а из-за столиков нам, улыбаясь, хлопали дамы в бриллиантах и их пузатые кавалеры.