Монстры Лавкрафта (сборник) - Антология

Монстры Лавкрафта (сборник) Нил Гейман, Кейтлин Кирнан, Говард Уолдроп и другие

LOVECRAFT'S MONSTERS

Copyright © 2014 by Ellen Datlow

© Н. Коваленко, перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Э», 2016

Благодарности

Спасибо Виктории Блейк и Майклу Буковски за первоначальный замысел и вдохновение.

Спасибо Стефану Джемьяновичу, Гэри Тернеру, Марку Лэдлоу, Дарелу Швайцеру и Джераду Уолтерсу за их помощь.

Спасибо Джону Култарту за сказочные иллюстрации всех лавкрафтовских тварей, а Рэйчел Фагундес – за их описание.

Кроме того, хочу поблагодарить Джил Робертс за ее работу, терпение и отклик на все проблемы, с которыми я сталкивалась, готовя этот сборник.

Предисловие

Ктулху! Йог-Сотот! Азатот! Шуб-Ниггурат! Ньярлатотеп! Разве есть более вызывающие названия существ во всей литературе ужасов? Само их написание подразумевает что-то чужеродное и экстравагантное. А это странное сочетание звуков и необходимость называть их вслух приравнивают непроизносимое к невыразимому словами.

Все это – монстры Г. Ф. Лавкрафта, одни из самых поразительных и ужасающих существ во всей литературе о сверхъестественном. Колоссальные существа, невероятные с точки зрения биологии, пришедшие из других измерений, появляются в рассказах Лавкрафта лишь изредка. Но когда это происходит, они отметают людей как рой надоедливых мошек, оставляя за собой следы разрушения и хаоса. Эти пятеро – лишь самые известные монстры Лавкрафта. В его полный бестиарий входят йети, люди-рыбы, комковатая протоплазма, называемая шогготами, кровососущие упыри, ночные нежити с крыльями летучей мыши, живые грибы и многое другое. Некоторые монстры Лавкрафта существуют только как форма сознания в теле человека, которое они постепенно присваивают себе, а затем оставляют. У других нет определенных очертаний или состояния, они известны только своим пагубным влиянием на органическую и неорганическую материю, находящуюся в непосредственной от них близости.

Монстры Лавкрафта служат визитной карточкой, по которой его рассказы узнает большинство читателей, – как любители литературы ужасов, так и те, кто предпочитает другие жанры. Но они имеют гораздо большее значение, чем другие монстры в сверхъестественной литературе, что Лавкрафт и старался ими выразить. В письме своему другу Фрэнку Белкнапу Лонгу в 1931 году он назвал псевдомифологию монстров, которую развивал в своих книгах, «Йог-Сототери». Лавкрафт описал ее как способ преодоления «личных ограничений, вызванных ощущением внешности», который он пытался выразить в своих рассказах. Он презирал истории, основанные на традиционных народных мифах, за их «явное ребячество и противоречивый опыт, который можно было бы облагородить или сгладить с помощью включения сверхъестественных персонажей». Лавкрафт рассматривал «новые искусственно созданные мифы» Йог-Сототери как возможную «изящную кристаллизацию» жгучего и неугасимого чувства одновременного удивления и угнетения, которые испытывает человек с живым воображением, выходя за рамки относительно безбрежной и вызывающей пропасти неизвестного».

Лавкрафт считал, что автору странной прозы необходимо придавать форму неизвестному, но не ослаблять его, а буквально переносить на землю. В своем эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» он изложил необходимые условия «настоящего странного рассказа»: «В ней должна быть ощутимая атмосфера беспредельного и необъяснимого ужаса перед внешними и неведомыми силами; в ней должен быть намек, высказанный всерьез, как и приличествует предмету, на самую ужасную мысль человека – о страшной и реальной приостановке или полной остановке действия тех непреложных законов Природы, которые являются нашей единственной защитой против хаоса и демонов запредельного пространства».[1] Как лучше вызвать «полную остановку действия непреложных законов Природы», если не добавив чудовищ, само существование которых высмеивало их?

Лавкрафт начал придумывать монстров почти с самого начала своей карьеры. В первом профессионально изданном рассказе «Дагон» повествуется о моряке, потерпевшем кораблекрушение и выброшенном на необитаемый остров, где он натыкается на монолит с гротескным изображением водных существ: «Они были дьявольски человекоподобными в своих общих очертаниях, несмотря на перепончатые руки и ноги, неестественно широкие и отвислые губы, стеклянные выпученные глаза и другие особенности, вспоминать о которых мне и вовсе неприятно».[2] Герой ошибочно принимает их за изображения богов, которым поклонялось доисторическое племя моряков, а затем в ужасе наблюдает, как живые изображения чудовищных существ возникают из океана.

Пять лет спустя Лавкрафт опубликовал «Зов Ктулху» – рассказ, который лучше всего описывал эстетику настоящего странного рассказа. Сюжет представляет собой череду несвязанных событий, которые рассказчик объединяет, чтобы показать Ктулху – чудовищное существо, пришедшее из другого измерения, чье существование настолько непостижимо всему человеческому роду, что люди воспринимают его как божество. Вид тотема Ктулху не оставлял сомнений, что это было внеземное существо:

Это было некое чудовище, или символ, представляющий чудовище, или просто нечто рожденное больным воображением. Если я скажу, что в моем воображении, тоже отличающемся экстравагантностью, возникли одновременно образы осьминога, дракона и карикатуры на человека, то, думается, я смогу передать дух изображенного существа. Мясистая голова, снабженная щупальцами, венчала нелепое чешуйчатое тело с недоразвитыми крыльями; причем именно общий контур этой фигуры делал ее столь пугающе ужасной.[3]

Но это небольшое изображение вряд ли можно считать правдоподобным описанием монстра, и, когда в конце рассказа громадный Ктулху предстает во плоти (если это можно так назвать), Лавкрафт подчеркивает его превосходство, объясняя свою позицию:

Существо описать было невозможно – ибо нет языка, подходящего для передачи таких пучин кричащего вневременного безумия, такого жуткого противоречия всем законам материи, энергии и космического порядка. Шагающая, или, точнее, ковыляющая, горная вершина.[4]

«Зов Ктулху» – это рассказ, который заложил основы литературы космического, лавкрафтовского ужаса. Когда редактор Фэрнсуорт Райт опубликовал «Зов Ктулху» в журнале «Странные истории» («Weird Tales»), после того как однажды его отклонил, Лавкрафт произнес известное теперь высказывание: «Все мои рассказы основаны на единой фундаментальной предпосылке: человеческие законы, интересы и эмоции не имеют ни малейшей ценности в космическом континууме».[5]

Несмотря на то что «Зов Ктулху» был первым рассказом Лавкрафта, где космический ужас воплощался во внеземном монстре, он вовсе не был самым выразительным. Этой чести был удостоен рассказ «Данвичский ужас», опубликованный в журнале «Странные истории» в 1929 году. В нем повествуется о молодом человеке по имени Уилбер Уэйтли, родившемся у больной дочери волшебника Уэйтли – потомка увядшей династии Новой Англии и любителя оккультизма. Никто не знает, кем был отец Уилбера, но с самого детства мальчик аномально быстро развивается и становится необычайно крупным для своего возраста. Однажды вечером, когда он пытался украсть экземпляр «Некрономикона» (древней книги, хранящей запрещенные знания, о которой упоминается во множестве рассказов Лавкрафта) из местного Мискатоникского университета, сторожевая собака разрывает почти всю его одежду и загрызает его до смерти. Описание останков Уилбера – один из самых ужасных и впечатляющих эпизодов в творчестве Лавкрафта:

Было бы банальным утверждать, что описать его невозможно, однако сказать, что его не смог бы ясно себе представить тот, чьи представления слишком тесно связаны с привычными на земле живыми формами и с тремя известными нам измерениями, было бы совершенно справедливо.

Частично существо это было, несомненно, человекоподобным, руки и голова были очень похожи на человеческие, козлиное лицо без подбородка носило отпечаток семьи Уэйтли. Однако торс и нижняя часть тела были загадочными с точки зрения тератологии, ибо, по всей видимости, лишь одежда позволяла существу передвигаться по земле без ущерба для его нижних конечностей.

Выше пояса оно было полуантропоморфным, хотя его грудь, куда все еще впивались когти настороженного пса, была покрыта сетчатой кожей, наподобие крокодиловой. Спина пестрела желтыми и черными пятнами, напоминая чешую некоторых змей. Ниже пояса, однако, дело обстояло хуже, поскольку тут всякое сходство с человеческим заканчивалось и начиналась область полнейшей фантазии. Кожа была покрыты густой черной шерстью, а из области живота мягко свисали длинные зеленовато-серые щупальца с красными ртами-присосками. На каждом из бедер, глубоко погруженные в розоватые реснитчатые орбиты, располагались некие подобия глаз; на месте хвоста у существа имелся своего рода хобот, составленный из пурпурных колечек, по всем признакам представлявший собой недоразвитый рот. Конечности, если не считать покрывавшей их густой шерсти, напоминали лапы гигантских доисторических ящеров; на концах их находились изборожденные венами подушечки, которые не походили ни на когти, ни на копыта. При дыхании существа его хвост и щупальца ритмично меняли цвет, как будто подчиняясь какому-то циркулярному процессу, появлялись при этом различные оттенки зеленого – от нормального до совершенно нечеловеческого зеленовато-серого; на хвосте же это проявлялось в чередовании желтого с грязноватым серо-белым в тех местах, что разделяли пурпурные кольца. Крови видно не было – только зловонная зеленовато-желтая сукровица, которая струйками растекалась по полу.[6]

Но предоставим Лавкрафту самому воображать вещи еще более ужасные, чем эта пародия на органическую жизнь. Вскоре после смерти Уилбера в окрестностях Новой Англии начал буйствовать невидимый монстр, который сносил дома, поедая местных жителей и оставляя огромные следы на земле. Только после этого настоящий ужас Данвича был раскрыт: невидимый монстр и Уилбер оказались близнецами, родившимися от матери-человека и отца-монстра Йог-Сотота. И, что самое невероятное, Уилбер среди них был больше всех похож на человека.

Такие запоминающиеся и живые монстры, передающие ощущение внешности, которое Лавкрафт надеялся вызвать с помощью своей странной прозы, не столь типичны для автора, как это может показаться на первый взгляд. Множество так называемых монстров в рассказах Лавкрафта умны и коварны, отчего кажутся еще более ужасными. В рассказе «Цвет из иных миров» невидимое инопланетное влияние упавшего метеорита разрушает мир, медленно разлагая флору, фауну и людей, живущих на ферме, где он приземлился. Повесть «Морок над Инсмутом» рассказывает о городе, чьи странные обитатели оказываются помесью людей и представителей расы глубоководных амфибий. В нескольких лучших рассказах Лавкрафта – среди которых «Тварь на пороге», «За гранью времен» и «Скиталец тьмы» – чудовища предстают силой или влиянием, овладевающим людским сознанием или изгоняющим человека из его тела.

Лавкрафт любил упоминать в различных историях не только своих монстров, но и подобных чудовищ, придуманных Кларком Эштоном Смитом, Робертом И. Говардом, Фрэнком Белнэпом Лонгом, Робертом Блохом, Августом Дерлетом, Генри Каттнером и другими своими современниками. Общий мир чудовищ, книги запрещенных знаний и жуткие места, которые они создали после смерти Лавкрафта, получили название «Мифы Ктулху». Сюда входят произведения свободного поджанра – различные переложения и стилизации под Лавкрафта, объединенные приверженностью его идеям. «Мифы Ктулху» пополняются и теперь благодаря вкладу последующих поколений писателей. «Монстры Лавкрафта» – это сборник произведений, посвященных Лавкрафту, каждое из которых явно или неявно ссылается на самых ужасных созданий Лавкрафта и рассказы космического ужаса, благодаря которым они появились. В рассказе Говарда Уолдропа и Стивена Атли «Черная, как яма, от края до края» встречается отсылка к лавкрафтовским «Хребтам безумия» в виде монстра из глубин полой Земли. Нил Гейман внес вклад в Инсмутскую мифологию Лавкрафта рассказом «Всего лишь очередной конец света», в котором фольклорные ужасы встречаются с ужасами Лавкрафта. «Без четверти три» Кима Ньюмана выворачивает Инсмут наизнанку, создавая комичный современный образ. В «Церкви бога-идиота» Томаса Лиготти космизм Лавкрафта показывается в самой абстрактной форме, в отличие от «Бульдозера» Лэрда Баррона, где ему придается физическая оболочка. В рассказе «Дети клыка» Джон Лэнган пишет новую главу лавкрафтовского рассказа «Безымянный город». Фред Чаппел в «Уцелевших» передает «неправильность», которую люди ощущают в чужой архитектуре, захватившей их землю, а также понимание ощущения внешности, которое Лавкрафт считал чрезвычайно важным для настоящей литературы ужаса. Разнообразие и эклектизм рассказов этого сборника, безусловно, понравился бы Лавкрафту, который, несомненно, удивился бы, узнав, что его истории о чудовищах вдохновили многих современных писателей на оттачивание навыков своего воображения.

Вступительное слово Эллен Датлоу

Интерес к произведениям Лавкрафта не ослабевает никогда. Его влияние не только на своих современников, но и на множество писателей, появившихся уже после его смерти, служит доказательством огромной силы его воображения. Почему так происходит? Возможно, дело в богатстве созданной им мифологии. В монстрах и невидимом мире, скрывающемся за ширмой обыденности в нашем мире.

Я познакомилась с его мифами в подростковом возрасте, когда увлеклась научной фантастикой. Но впечатления от чтения Лавкрафта сильно разнились с чувством интереса и страсти к непознанному, которое я ощущала, читая научную фантастику. Сокрытые миры Г. Ф. Лавкрафта и созданные им мифы вдохновляли, но при этом внушали страх и ужас неизвестного.

Со временем я прочла большое количество стилизаций под Лавкрафта, но большинство из них, на мой взгляд, были слишком тривиальными и несли в себе мало нового. Гораздо больше меня впечатляют и удивляют писатели, использующие его мифы так, как не приходило в голову самому их создателю (от чего, возможно, он переворачивается в гробу).

Я редактировала антологию по Лавкрафту во второй раз. В первый раз это был сборник «Lovecraft Unbound», включающий в себя в основном новые рассказы, вдохновленные Лавкрафтом. Как известно читателям, уже знакомым с моими тематическими сборниками, я всегда стараюсь раздвинуть границы до предела – то есть, если я могу решить для себя, что рассказ, который мне попался (когда я заказываю оригиналы, ищу или выслушиваю предложения по изданию), подходит теме моей книги и нравится мне, я покупаю его и публикую.

Для антологии «Монстры Лавкрафта» я выбирала рассказы по трем критериям: во-первых, как и всегда, хотелось избежать стилизаций; во-вторых, рассказы не должны были быть многократно изданными в сборниках по мифам Лавкрафта; в-третьих, я хотела показать истории, написанные под влиянием Лавкрафта, но неизвестными в этом направлении авторами. Поэтому в данную антологию входят стихи Джеммы Файлз, рассказы Стива Резника Тема, Карла Эдварда Вагнера, Джо Р. Лансдэйла, Брайана Ходжа, Нади Булкин, а также рассказ, написанный Говардом Уолдропом в соавторстве со Стивеном Атли.

Я думаю, что мне удалось придерживаться всех трех критериев, и надеюсь, что вам понравится читать «Монстров Лавкрафта» так же, как мне понравилось работать над этой антологией.

Всего лишь очередной конец света Нил Гейман

День выдался так себе – я проснулся голый, живот скрутило, в общем, чувствовал я себя ужасно. По тягучему и металлическому свету, от которого болела голова, я понял, что наступил день.

Комната в буквальном смысле замерзла: на внутренней стороне окон появился тонкий слой льда. Моя простыня была разорвана когтями, а в кровати осталась шерсть животного. И я от нее чесался.

Я подумывал проваляться в постели всю неделю – превращение всегда меня утомляло. Но приступ тошноты заставил меня выбраться из кровати и поторопиться в крохотную ванную.

Как только я подошел к двери, у меня снова скрутило живот. Я вцепился в дверной проем. Пот лился градом. Возможно, это был жар. Я надеялся, что не слягу с температурой.

Спазмы были очень острыми. Голова кружилась. Я рухнул на пол и, прежде чем сумел поднять голову над унитазом, начал блевать.

Меня рвало зловонной желтой жидкостью, в которой оказались: собачья лапа (возможно, принадлежавшая доберману, но я мог ошибаться, поскольку не был собачником); помидорная кожура; нарезанная кубиками морковь и кукуруза; куски сырого, наполовину прожеванного мяса и кое-что еще досадное – довольно маленькие, бледные пальцы, очевидно, детские.

– Черт.

Спазмы уменьшились, и меня перестало рвать. Я лежал на полу. Изо рта и носа текли вонючие слюни, а на щеках высыхали слезы, которые обычно появляются при рвоте.

Почувствовав себя немного лучше, я достал из лужи блевотины собачью лапку и детские пальцы и выбросил их, смыв в унитаз.

Включил кран, прополоскал рот соленой инсмутской водой и сплюнул в раковину. Как смог, вытер оставшуюся блевотину мочалкой и туалетной бумагой. Затем включил душ и стоял под горячей водой, как зомби.

Я намылил все тело и голову. Пена посерела – настолько я был грязным. Волосы слиплись от чего-то, похожего на высохшую кровь, и я тер голову мылом, пока не отмыл. Я стоял под душем, пока вода не стала ледяной.

Под дверью лежала записка от моей хозяйки. В ней говорилось, что я задолжал ей арендную плату за две недели, что все ответы были в Книге откровений, что, возвращаясь сегодня утром домой, я сильно шумел и что она была бы признательна, если бы в дальнейшем я вел себя тише. В записке также говорилось, что когда Старшие Боги поднимутся со дна океана, все отбросы Земли, все неверующие, все никчемные люди и бездельники будут уничтожены, мир очистится льдом и глубинными водами. Дальше хозяйка посчитала нужным напомнить, что еще при заселении она выделила мне полку в холодильнике и было бы неплохо, если бы впредь я ею и ограничивался.

Я скомкал записку, бросил ее на пол рядом с упаковкой от Биг-Мака, пустыми коробками от пиццы и давно испортившимися кусками, собственно, самой пиццы.

Пора было идти на работу.