Как вы, наверное, уже поняли, мое задание и состояло именно в том, чтобы наблюдать за Мечтателем. Согласно плану Большого Босса, он должен был пройти определенный путь – чтобы в конце концов совершить некий важный для нас поступок. В мои обязанности входило сопровождать его на этом пути, не давая уйти в сторону. Возможно, вы удивитесь и спросите: но разве демон может повлиять на поведение ангела? Отвечу: напрямую, конечно, нет. Но на Небе нам помогала Иволга, а на Земле – люди. На наше счастье, этот народец гораздо охотнее прислушивается к нашим внушениям, чем внимает моралям ангелов. Действуя через людей, прежде всего, конечно, подопечных Мечтателя, я и мои помощники и должны были управлять его поведением. В частности, нам предстояло познакомить ангела с разными людскими пороками – чтобы потом он, привыкнув, стал видеть грехи там, где их и в помине нет.
С самого начала моя работа пошла на удивление легко. Объект, то есть этот самый Мечтатель, тоже оказался не совсем обычным ангелом. Я сразу заметил, что он обладает слишком буйной фантазией, которая так и рвется наружу, требуя воплощения замыслов. Наблюдая за ним, я быстро понял, почему Босс выбрал из всего сонма небесных служителей именно этого парня. Жизнь первой же подопечной, смазливой толстушки Эльзы, показалась ему слишком скучной, и в голове его созрела дерзкая идея сделать из жены поставщика провизии для армии королевскую фаворитку. А поскольку свести жизненные дороги короля и дочки рыбака не так‑то просто, Мечтатель затеял целую сеть интриг. Начал он с того, что поделился своей идеей с хранителем королевского советника – по его задумке, этот самый советник и должен был распахнуть Эльзе дверь в королевскую опочивальню. Не знаю уж, что услышал бы Мечтатель, если б советника опекал более опытный и более строго придерживающийся Правил ангел. Но его хранитель был таким же молодым и увлекающимся, как и Мечтатель, поэтому они быстро нашли общий язык. Кстати, именно из этого их разговора ночью на городской площади, который я подслушал, прячась за телегой с сеном, я и узнал о планах Мечтателя. Конечно, он рассказал своему товарищу не все, но я‑то не настолько глуп, чтобы не догадаться самому о том, о чем он умолчал.
Пороком, который я выбрал для Эльзы, было обжорство. Пока молодая жена поставщика провизии для армии кушала от рассвета и до заката, ее хранитель с упоением воплощал свои планы, а я с улыбкой наблюдал за ним, неотступно следуя по пятам, иногда помогал, иногда чинил препятствия, чтобы ему, как говорят люди, жизнь не казалась медом. В частности, именно я подсунул на пути советника бешеную лисицу, которая собиралась его покусать. Молодой ангел в тот момент как раз отвлекся на что‑то, но Мечтатель был начеку и увел советника другой дорогой, хотя, согласно Правилам, для ангелов им категорически запрещено вмешиваться в жизнь каких‑либо людей, кроме собственного подопечного.
Когда я понял, что задумка Мечтателя уже близка к реализации, то решил, что пора вмешаться. Если бы толстушка и впрямь попала во дворец, для ее ангела это закончилось бы плачевно – его обязательно наказали бы за то, что он самовольно так круто изменил судьбу подопечной. Следствием такого наказания стало бы лишение должности хранителя, считающейся у них почетной, – но нас такое развитие событий никак не устраивало. Согласно нашим планам, Мечтатель должен работать на Земле еще несколько веков, и потому я разом прекратил все его интриги. Свести Эльзу с первым попавшимся офицером, пленившимся ее пышной красотой, было легче легкого. Точно так же ничего не стоило подстроить преждевременное возвращение мужа домой. Ослепленный безумной ревностью, которую, как вы понимаете, тоже внушил ему я, супруг избил и задушил неверную жену – и первая миссия Мечтателя на Земле благополучно завершилась.
Все вышло именно так, как мы и задумали, – Мечтатель натворил дел, за что должен был понести наказание, но при этом все‑таки нагрешил недостаточно для того, чтобы его навсегда лишили обязанности хранителя. Его лишь пожурили и временно отстранили от работы на Земле, а нам это было только на руку. К тому моменту мы уже отлично его изучили и знали, что парень только и грезит о том, как бы побольше и поинтереснее чего‑нибудь напридумывать. Необходимо только направить его мечты в нужное русло.
Пока тянулся его вынужденный перерыв, я тоже не терял времени даром и вскоре нашел именно то, что надо, – молодого, неопытного и слабохарактерного ангела-хранителя, который оберегал душу поэта. Его подопечный был не дурак выпить, и мне удалось, хотя и не сразу, внушить ту же склонность и его покровителю. Конечно, ангелы не имеют возможности распивать спиртное вместе со своими подопечными (а жаль, я многое готов отдать, чтобы полюбоваться на такую картину!), но и у них есть возможность иногда приобщиться к этому удовольствию. Когда в монастырях делают вино, монахи по обычаю оставляют немного в открытом кувшине, называя это «долей ангелов». Как‑то раз покровитель поэта попробовал эту долю из любопытства – и ему понравилось. С тех пор он стал часто отлучаться, посещая сначала близлежащие, а потом и далекие монастыри. А поскольку наверху не любят надолго оставлять души без присмотра, то безалаберному хранителю постоянно присылали замену. И однажды эта работа досталась Мечтателю.
Признаюсь, что те несколько часов, которые он провел рядом с поэтом, дались мне очень тяжело. Ведь мне предстояло очаровать Мечтателя, окончательно и бесповоротно убедить его в том, что литературное творчество – это его настоящее призвание, дело, ради которого он появился на свет, и при этом величайшее из блаженств, которое только может быть доступно как смертным, так и великим мира сего. Я выбился из сил, внушая ему нужные идеи, ведь ангел не человек, и обычные наши методы, вроде нашептывания из‑за левого плеча или возникающих в сознании, будто бы сами собой, соблазнительных картин тут не годились. Требовалась куда более тонкая, продуманная, изощренная работа… Но я с ней справился. Ангел отбыл к себе наверх в полной уверенности, что главная цель его жизни – охранять душу, которая дала бы ему возможность заниматься творчеством.
Разумеется, такая возможность представилась ему не сразу. Для начала Мечтателю устроили что‑то вроде испытания – опеку над душой одного типа, служившего палачом. Узнав об этом, я поразился такому удивительному совпадению – ведь именно этому самому Палачу суждено было сыграть значительную роль в судьбе некоего человека, тоже имевшего самое непосредственное отношение к задумке Босса (какое именно, я расскажу чуть позже, чтобы не потерять нить повествования). Клянусь, что вышло это совершенно случайно, без всякого нашего участия! Но такое приключается нередко – когда то или иное событие на Земле происходит не благодаря нам или нашим конкурентам, а само собой, волеюслучая. Откуда он взялся этот самый удивительныйслучай, постоянно влияющий и на жизнь людей, и на нашу, мне всегда было чертовски любопытно. Возможно, это все‑таки часть творения того, кто создал этот мир? Однако мне почему‑то кажется, что он‑то как раз и не планировал, что что‑то в жизни будет происходить само собой, помимо его воли… Может, случай – творение Большого Босса? Хотя тоже нет, поскольку неожиданное стечение обстоятельств тоже далеко не всегда бывает в нашу пользу… Словом, еще один очередной вопрос, на который никто не знает ответа ни Наверху, ни на Земле, ни у нас.
Но вернемся к ангелу и его подопечному. В этой истории все вновь шло по плану: Палач методично отправлял осужденных на тот свет, а свободное время заполнял эротическими мечтами, поскольку я решил, что его отличительной чертой станет похоть. В дни зарплаты он приводил к себе женщин из веселого дома – каждый раз разных, это было его пунктиком, а ангел чуть не лопался от натуги, чтобы как следует его охранять и тем самым заслужить окончательное прощение. В этот раз ему пришлось особенно тяжело, поскольку хоть душа Палача и не принадлежала нам, но наблюдение за этим важным объектом мы вели постоянно. Помня о толстушке Эльзе, чтобы обезопасить себя и избежать какой‑нибудь очередной фантазии со стороны Мечтателя (мало ли как ему взбредет в голову «улучшить» судьбу своего подопечного в этот раз), я еще в детстве напрочь закрыл от хранителя чувства и мысли Палача чем‑то вроде завесы. Это оказалось весьма удачной идеей. До последнего ангел не знал, что творится в душе того, кого он опекает, – а значит, не мог нам помешать.
Эпизодом с Палачом я очень горжусь – ведь тогда я убил двух зайцев сразу. Не только направил карьеру Мечтателя в нужное нам русло, но и спас руками Палача человека, которому также предстояло сыграть важнейшую роль в этой истории. Когда этого человека тайно, тщательно скрывая, кто он такой и в чем провинился, привезли в тюрьму, где работал Палач, я сразу придумал, как можно выпутаться из этой, казалось бы, непростой ситуации. В нужный момент я выбил Палача из привычного ритма его жизни, остроумно подсунув ему женщину, которая у него уже была. А чтобы он уж точно ее узнал, продемонстрировал ему на ее спине характерную родинку в виде маленького черного крылышка (оригинально, не правда ли?). И этот, казалось бы, пустяк произвел эффект снежной лавины – человек, привыкший бездумно и хладнокровно убивать себе подобных, растерялся, занервничал, впал в смятение. Итогом его скрипучего и крайне замедленного мыслительного процесса стало решение покончить с собой, но не просто так, а отправившись на плаху вместо человека, который был нам очень и очень нужен живым. Мне удалось подвести Палача к этому шагу, хотя, признаюсь, Мечтатель с его назойливым желанием заглянуть в душу подопечного мешал мне чрезвычайно. Но задумка снова удалась, все вышло даже лучше, чем я предполагал. Нужный человек оказался спасен и отправился выполнять свою миссию дальше, а душа Палача благополучно отбыла на Небеса. Там состоялся очередной Суд, который счел, что последний поступок Палача, этот финальный аккорд его судьбы, искупает все грехи, которые он на своем веку совершил. Заодно Судьи похвалили и хранителя Палача – совершенно незаслуженно, как вы понимаете, поскольку его роли в спасении таинственного узника не было никакой. И это в то время, когда мое начальство, этот старый хрыч Эрвин, не сказал мне ни слова одобрения, а вел себя, будто все так и надо! Конечно, меня это раздосадовало. Впрочем, в тот момент было не до того, чтобы делить лавры и выяснять, где чья заслуга. Главное, Судьи сочли, что Мечтатель с честью выдержал испытание – а значит, может продолжать карьеру хранителя.
Следующий подопечный ангела, этот жалкий сынишка мельника – как бишь его, Матиас, кажется? – сразу показался мне примитивным и крайне неинтересным. «Ну, тут можно расслабиться, – решил я про себя. – Смешно ожидать от такого цыпленка ярких страстей и интересных грехов. Этот однозначно проживет свою однообразную жизнь, скучную и серую, как дождливый осенний день, и в урочный час благополучно, без всяких приключений отбудет на Небо». Но, как оказалось, я здорово ошибался. Именно с этим подопечным Мечтателя у нас чуть было не вышел прокол, и если бы не моя находчивость и сообразительность, все закончилось бы для меня очень плачевно.
А началось все с того, что от скуки я поселил в душе младшего брата-недотепы зависть и ревность к сильному, ловкому и везучему старшему и всю жизнь старательно культивировал эти чувства – все не такая тоска и однообразие. Ангел грустил, глядя на Матиаса, я забавлялся, наблюдая за ними обоими. Так прошли детство, юность и молодость сына мельника. К тому времени, как Матиас женился, обзавелся детьми, окончательно погряз в бедности и стал потихоньку запивать, он надоел мне уже настолько, что я специально подложил ему свинью, устроив случайную встречу с бывшей невестой. Собственно, это и не встреча была даже, просто он увидел в окно кабака, как она проехала мимо – красивая, счастливая, богатая. Я ожидал, что эта картина как‑то подхлестнет Матиаса, возможно, разозлит. Однако все вышло прямо наоборот. Он не разозлился, а взялся за ум, выпросил у богатого и успешного братца одну из его лавок и сделался добропорядочным булочником. Правда, хватило его ненадолго.
«Ничего, – утешал я себя, – все это только к лучшему. Ведь скучаю, глядя на Матиаса, не один я, скучает и Мечтатель. А нам как раз этого и нужно – чтобы он заскучал побольше, да еще сильнее захотел охранять душу писателя…»
И тут Матиас преподнес нам обоим, и мне, и своему ангелу, неожиданный, но крайне неприятный сюрприз – пришиб родного братца, ударив его камнем по голове. Каюсь, была в этом и моя вина. Не прямая (не подумайте, что это я науськал Матиаса, ни в коем случае, это было совсем не в наших интересах!), а косвенная – я в тот момент отвлекся. Признаюсь, что та красотка, жена портного, которая пудрила мозги обоим братьям сразу, приглянулась и мне. А что тут такого? Люди в подобной ситуации сказали бы: «Ничто человеческое мне не чуждо». Ко мне, демону, эта поговорка, возможно, и не подходит, но суть передает очень точно. Между мной и юной прелестницей тоже случилась интрижка – короткая, но как раз достаточная для того, чтобы ситуация вышла из‑под моего контроля.
Как раз в этот момент невесть откуда на моем пути возник один из наших – бесенок на побегушках с жалким шестизначным номером, которому страсть как хотелось выслужиться и сделать карьеру. Не будучи, конечно, посвященным в нашу глобальную интригу (где уж ему!), он просто увидел в Матиасе легкую добычу и решил ее не упускать. Воспользовавшись ситуацией, он с таким усердием стал соблазнять сына мельника, что тот внял ему, подкараулил брата и набросился на него. Когда я подоспел, было уже поздно. Разумеется, влезший не в свое дело бес получил от меня хорошую взбучку – но мертвого Лукаса уже не вернуть. А Матиас, опомнившись после науськиваний демона с шестизначным номером, пришел в ужас от того, что натворил.
Такое развитие событий чуть не смешало нам все карты. Если бы Матиаса сразу же казнили за убийство, вся наша столь тщательно продуманная схема рухнула бы в одночасье – ведь тогда бы Мечтателя, как не справившегося со своими обязанностями, навсегда отстранили от должности хранителя, а этого мы никак не могли допустить. Эрвин, разумеется, тут же вызвал меня к себе в кабинет и всыпал по первое число. Это когда все идет гладко, он делает вид, что так и надо и никакой моей заслуги в этом нет, но стоит хоть чуть‑чуть ошибиться – как он уже тут как тут. Мне ничего не оставалось, как поклясться исправить собственную оплошность, и вскоре я придумал, как это сделать.
Я принял образ адвоката, который вел дело сына мельника и со всей возможной страстью и красноречием выступил на суде, внушая присутствующим, что это убийство – просто несчастный случай, а подсудимый отнюдь не циничный преступник, а всего лишь пылкий влюбленный, находящийся в плену своей необузданной страсти. В самых ярких красках я нарисовал правдоподобную и очень убедительную картину, как пылкий воздыхатель в сумерках приходит к дому своей прекрасной возлюбленной, мечтает перекинуться с ней парой слов или хотя бы просто увидеть в окне милую тень. Но тут у дверей появляется некто, кто собирается войти в дом с черного хода, и при этом ведет себя так самоуверенно и нагло, что не остается сомнений – это соперник! Рассудок влюбленного мутится от ревности и ярости, он хватает первый попавшийся под руку камень и кидается на ненавистного врага… даже не разобрав в темноте, что перед ним не кто иной, как его родной брат.
Конечно, помогло и то, что арестованный глубоко раскаивался в своем поступке. Уж над этим мы поработали оба, и я, и Мечтатель, – не сговариваясь, разумеется. Впервые за все время нашего знакомства у нас вдруг возникла единая цель. Смешно даже, право… Впрочем, в тот момент мне было не до смеха. Слишком уж многое зависело от того, как воспримут слова адвоката в суде.
В очередной раз мне все удалось, адвокат, то есть я, одержал победу! Ревнивец Матиас не был казнен и дожил свой век, ни на минуту не прекращая страдать от мучений совести. Когда же настал его час, то на Небесах сочли, что своим раскаянием он искупил тяжкий грех. Братоубийцу простили – а вместе с ним и его хранителя. Бедная Иволга, чернокрылая подружка Мечтателя, тогда чуть все глаза себе не проплакала, ведь она уже почти убедилась, что ее любимого отлучат от работы и он останется с ней навсегда. Но нам тогда это еще не было нужно.
Следующий подопечный оказался художником, и я забеспокоился, как бы он не утолил раньше времени страсть нашего Мечтателя к творчеству. С Карлом мне, пожалуй, пришлось повозиться больше всех из той компании, которую опекал на протяжении всех этих лет интересующий меня ангел. На мое счастье, художник представлял собой очень благодатный материал – оказался очень вспыльчив, а самое главное, не в меру горд, самолюбив и самонадеян. Мне даже не пришлось слишком стараться, развивая в нем эти качества, – и так у парня были отличные задатки. В благодарность я наградил его сразу двумя чертами, которые люди отчего‑то относят к смертным грехам: гневом и гордыней.
Амбициозная натура Карла не позволяла вмешиваться в его творческий процесс никому, даже собственному ангелу-хранителю. Ох, и веселился же я, наблюдая, как живописец пресекает на корню любые попытки Мечтателя поучаствовать в его творчестве! Бедный ангел из перьев вон лез, пытаясь внушить художнику собственные образы, в основном все эти дурацкие облачка, цветочки и ручейки из садов Наверху. Лично мне вообще непонятно, как может нравиться такая пошлятина. И Карл, очевидно, был со мной согласен. Во всяком случае, охоты рисовать цветочки, ангелочков и райских птичек он ни разу не проявил.
Лишь однажды за время работы с Карлом Мечтатель заставил меня поволноваться. Это случилось, когда художник, как следует отужинав, лег спать раньше времени, а его хранитель не выдержал, подошел к мольберту, сам взялся за кисть и стал продолжать начатую Карлом картину. На его лице в тот момент было такое блаженство, что я даже испугался. Что, если он пристрастится к рисованию и, находясь рядом с художником долгие годы (ведь Карл еще очень молод!), сумеет сполна утолить свою жажду творчества? Тогда весь план Большого Босса пойдет псу под хвост, а вместе с ним и моя карьера. Допустить этого ни в коем случае нельзя! И когда художник проснулся, я уж постарался сделать так, чтобы он, не стесняясь в выражениях, раскритиковал творение Мечтателя в пух и прах. А потом взял тряпку и поскорее стер все то, что намалевал за ночь его хранитель, который стоял теперь за его спиной аж пунцовый от стыда и досады.
Выиграть этот раунд мне удалось, но повторения не хотелось. И потому я решил не затягивать историю с художником, а побыстрее разделаться с ним. И вскоре справился с этой проблемой со свойственным мне остроумием. Я послал навстречу юной женушке Карла бешеную лису – ту самую, от которой в свое время Мечтатель уберег советника короля. Тогда я прибрал лисицу себе на всякий случай – и вот она пригодилась. Прелестница Катерина и ее нерожденное дитя скончались, а вскоре следом за ними отбыл на Небеса и художник Карл. Так что эта история завершилась именно так, как я и добивался. В том числе и потому, что Мечтатель сделал вывод: охранять художника он больше не хочет. Ему нужен писатель, и только писатель.
С предпоследней подопечной ангела тоже оказалось немало хлопот. Перед этой командировкой Мечтателя на Землю меня снова вызвал Эрвин и недвусмысленно дал понять, что приближается время радикальных действий, и Большому Боссу уже вот-вот придет пора делать решительный ход, осталось каких‑то лет сто, не больше.