Весь этот черный день Фарамир пролежал на постели в покоях Белой Башни, не приходя в чувство; он метался в страшной горячке. Кто-то произнес: «Умирает», — и вскоре все на стенах и на улицах передавали из уст в уста эту весть: «Умирает». Отец сидел, молча глядя на сына, перестав заботиться об обороне города.
Более жутких часов Пипин не переживал даже в лапах диких Урук-Хай. Долг приказывал ему прислуживать Наместнику, который о нем забыл, вот хоббит и стоял у дверей неосвещенной комнаты, стараясь в меру своих сил справляться со страхом. Когда он смотрел на Денэтора, ему казалось, что Повелитель стареет на глазах с каждой минутой, как будто сломалась пружина его гордой воли и затмилась ясность сурового ума. Видно было, что он измучен горем и сомнениями. Хоббит даже увидел слезы, скатывающиеся по всегда холодному лицу, и они его испугали больше, чем прежние взрывы гнева.
— Не плачь, мой господин, — шепнул Пипин. — Может быть, он выздоровеет. Что говорит Гэндальф?
— Не пытайся утешать меня именем безумного мага, — ответил Денэтор. — Надежда его подвела. Враг овладел Сокровищем, его сила растет. Он читает наши мысли, и все, о чем мы думаем, все наши начинания обращает нам во зло.
Я отослал сына без доброго слова, без благословения, на бессмысленную гибель. Вот он лежит передо мной, по его жилам растекается яд. Нет, нет, каков бы ни был исход этой войны, мой род угаснет, кончится династия Наместников. Жалкие самозванцы будут управлять остатками народа королей, племя рассеется в горах, пока не вымрут последние гондорцы.
К дверям Башни то и дело подходили люди, прося, чтобы Повелитель вышел и отдал распоряжения.
— Нет, я не выйду, — отвечал Денэтор. — Я должен быть около сына. Может быть, перед смертью он заговорит. Смерть близко. Слушайте, кого хотите, хоть Серого Безумца. Я останусь здесь.
Так Гэндальф стал командующим отчаянной обороной столицы Гондора. Везде, где он появлялся, люди веселели и ненадолго забывали об угрозе Крылатых Теней. Старый маг, а вместе с ним князь Дол Эмроса Имрахил в сверкающем вооружении без устали меряли ногами дороги от Цитадели до Ворот, с севера на юг и вдоль стен города. Князь и его рыцари сохранили облик настоящих нуменорцев. Видя их, люди шептали: «Правду говорят старые легенды, что в жилах этого племени течет эльфийская кровь. Когда-то соплеменники Нимродэли долго жили в тех краях». И часто кто-нибудь начинал напевать строфы песен о Нимродэли или о чем-нибудь другом, звучавшие над Великим Андуином в давно забытые годы.
Но когда Гэндальф с князем уходили, тень снова наваливалась, сердца стыли, гондорское мужество рассыпалось в прах.
Так прошел день тревоги, и наступила ночь отчаяния. В нижнем ярусе города теперь постоянно пылали пожары, гарнизон первой стены во многих местах был отрезан от своих и не имел возможности отступить. На нижних постах мало кто выдерживал, большинство солдат перебежало на вторую стену.
Тем временем в тылу враги спешно навели временные мосты через Андуин и в течение целого дня переправляли по ним войска и военные машины. Около полуночи начался штурм крепости. В линии огня были сделаны хитрые проходы, через которые вперед вышли первые нападающие. Солдаты Мордора шли нагло, задрав головы, беспорядочной плотной кучей, не обращая внимания на потери. Они подошли на расстояние, с которого можно было кинуть камень, и остановились. На нижней стене города почти не осталось людей, способных нанести врагам существенный урон, хотя в отблесках огня они представляли собой хорошую цель, а Гондор некогда славился искусством своих лучников. Обнаружив, что осажденный город теряет боевой дух, невидимый полководец бросил в бой свои главные силы. Огромные стенобитные башни, заранее построенные в Осгилиате, медленно двинулись во мраке к городу.
Снова в двери Белой Башни застучали гонцы, и так настойчиво, что Пипин впустил их в покои. Денэтор медленно отвел взгляд от лица Фарамира и молча посмотрел на вошедших.
— Первый ярус горит, — сказали они. — Как ты распорядишься дальше? Ты — наш Повелитель и Наместник. Не все хотят подчиняться Мифрандиру. Люди бегут со стен, оставляя их без защиты.
— Ну и что? — ответил Денэтор. — Глупцы! Если мы все равно сгорим, не лучше ли сгореть сразу? Возвращайтесь в огонь. Что я? Я сам сооружу свой костер и взойду на него. На костер! У Денэтора и Фарамира не будет гробниц. Мы сгорим, как короли народа идолов до прихода западных кораблей. Запад гибнет. Возвращайтесь в огонь.
Посланцы ушли без поклона и без ответа.
Денэтор встал, выпустил из руки горячую ладонь Фарамира, которую все время держал.
— Он горит, — произнес он горько. — Уже горит. Дом его духа рушится. — Потом подошел к Пипину и посмотрел на него сверху вниз: — Прощай! Прощай, Перегрин сын Паладина. Краткой была твоя служба. С этой минуты освобождаю тебя на тот ничтожный остаток жизни, который тебе остается. Иди и выбери себе лучшую смерть. Иди с кем хочешь, хоть с тем приятелем, за чье безумие заплатишь жизнью. Пришли мне слуг, а сам иди. Прощай.
— Нет, я не буду с тобой прощаться, мой Повелитель!— ответил Пипин, падая на колени. В нем вдруг проснулось хоббичье упрямство. Он тут же встал, выпрямился и посмотрел в глаза старому Наместнику. — Сейчас я, с твоего разрешения, уйду, потому что действительно очень хочу увидеть Гэндальфа. Он не безумец, и я не буду думать о смерти, раз у него есть надежда на жизнь. А пока ты жив, господин, я не считаю себя свободным от своего слова и службы. Если Враг ворвется в Башню, я надеюсь остаться при тебе и не посрамить оружие, которое ношу по твоей милости.
— Делай, что хочешь, господин невысоклик, — сказал Денэтор. — Моя жизнь сломана. Позови ко мне слуг.
С этими словами старик вернулся к изголовью Фарамира.
Пипин выбежал и позвал дворцовых слуг.
Шесть рослых и сильных юношей с трепетом вошли в покой. Но Денэтор спокойно приказал им завернуть Фарамира в теплые покрывала и вынести вместе с ложем. Слуги медленно и осторожно выполнили приказ, стараясь не трясти раненого. За ними, согнувшись и опираясь на палку, шел Денэтор, следом — Пипин.
В темную ночь под нависшие тучи с багровыми отсветами от пожаров вышли они из Белой Башни, словно погребальная свита. Медленно прошли Верхний Двор, где по просьбе Денэтора остановились перед Мертвым Деревом. С нижних ярусов города доносился шум сражения, но здесь была такая тишина, что ухо улавливало звон капель, падающих с сухих ветвей в темное озерцо фонтана. Потом они вышли за Верхние Ворота под удивленными и огорченными взглядами стражей. Повернули на запад и подошли к двери в стене шестого яруса. Эта дверь называлась Фен Холлен, и открывали ее только во время похорон. Входить в нее имели право лишь Правители и люди, носящие знаки Погребальной Службы, которые обязаны были содержать в порядке Дома Мертвых. За дверью начиналась тайная тропа, змеей вьющаяся по горе к каменному карнизу, на котором под крутым боком Миндоллуина находились гробницы Королей и Наместников.
Привратник, сидевший на пороге маленького жилища у дороги, при виде странного шествия в ужасе вскочил и по знаку Наместника отпер дверь. Один из слуг взял у привратника фонарь, и шествие проследовало дальше. В коридоре было темно, и еще темнее показалось на спуске к тропе. Пучок света от качающегося фонаря выхватывал из мрака резные перила по обе стороны. Они пошли вниз. Медленные шаги отдавались в камне гулким эхом. Тропа привела их на улицу Молчания Рат Динен, к смутно белевшим куполам усыпальниц и статуям давно умерших людей.
Они вошли в Дом Наместников и здесь поставили ложе с раненым Фарамиром.
Со страхом осмотревшись вокруг, Пипин увидел длинный сводчатый зал, единственным украшением которого были колеблющиеся тени на матово-черных стенах. Хоббит разглядел ряды резных мраморных столов, на каждом из которых лежал, будто во сне, человек со сложенными на груди руками, с каменной подушкой под головой. Только один, ближайший большой стол был пуст. На него, по знаку Денэтора, переложили Фарамира. Затем отец лег рядом с сыном, слуги накрыли их обоих покрывалом и встали вокруг, склонив головы над ложем смерти.
Глухим голосом Денэтор произнес:
— Здесь будем ждать. Не надо звать бальзамировщиков. Принесите сухого дерева, обложите нас бревнами, облейте все маслом. Когда я подам знак, бросьте в костер факел. Таков мой приказ. Больше ничего мне не говорите. Прощайте!
— Прости, Повелитель, но сейчас я должен тебя покинуть! — вскрикнул Пипин, повернулся кругом и в панике убежал из Дома Смерти.
«Бедный Фарамир! — думал он. — Надо немедленно найти Гэндальфа. Бедный Фарамир! Ему-то уж, точно, нужны лекарства, а не слезы. Куда бежать за Гэндальфом? Ох, наверное, туда, где самая драка. И у него, наверное, нет времени для умирающих и сумасшедших».
— Прости, Повелитель, но сейчас я должен тебя покинуть! — вскрикнул Пипин, повернулся кругом и в панике убежал из Дома Смерти.
«Бедный Фарамир! — думал он. — Надо немедленно найти Гэндальфа. Бедный Фарамир! Ему-то уж, точно, нужны лекарства, а не слезы. Куда бежать за Гэндальфом? Ох, наверное, туда, где самая драка. И у него, наверное, нет времени для умирающих и сумасшедших».
У выхода хоббит остановил одного из слуг:
— Твой господин не ведает, что творит, — пытался он его убедить. — Подождите, не спешите выполнять приказ. Не поджигайте костер, пока Фарамир жив. Подождите Гэндальфа.
— Кто правит в Минас Тирите? Наш господин Денэтор или этот серый бродяга? — ответил слуга.
— Кажется, именно Серый бродяга и никто, кроме него, — бросил Пипин и пустился со всех ног по крутой тропе вверх.
Он буквально вывалился из двери мимо изумленного привратника, побежал дальше, пока не оказался у ворот Цитадели. Часовой его окликнул, и Пипин узнал голос Берегонда.
— Куда несешься, господин невысоклик?
— Ищу Мифрандира! — ответил хоббит.
— Наверное, Повелитель послал тебя по очень срочному делу, и я не хотел бы тебе мешать, — сказал Берегонд, — но если можешь, хоть коротко скажи мне, что делается? Где Наместник? Я только что заступил на смену, но говорят, что он пошел к Закрытой двери и перед ним слуги несли Фарамира.
— Да, — ответил Пипин. — На улицу Молчания.
Берегонд опустил голову на грудь, пытаясь скрыть слезы.
— Говорили, что умирает, — вздохнул он. — Значит, умер.
— Нет! — воскликнул Пипин. — Он еще жив! Я уверен, что его даже сейчас можно спасти от смерти! Но Повелитель сдался раньше, чем Враг взял его город. У него опасное безумие, Берегонд.
Хоббит, как мог покороче, рассказал Берегонду о странных словах и поступках Денэтора. — А я должен поскорее найти Гэндальфа, — закончил он.
— Значит, тебе придется идти в самую сечу.
— Знаю. Денэтор освободил меня от службы. А пока, Берегонд, очень прошу, сделай все, что можешь, чтобы страшное дело не свершилось.
— Повелитель не разрешает без своего приказа покидать пост тем, кто носит черно-белые цвета.
— Тогда выбирай, что тебе дороже — приказ или жизнь Фарамира, — сказал Пипин. — Я убежден, что сейчас мы имеем дело уже не с Повелителем, а с безумным стариком. Мне надо бежать. Если смогу, вернусь.
Хоббит помчался в нижние ярусы. Он встречал людей, бегущих из горящих кварталов, некоторые при виде его оборачивались и что-то кричали, но он ни на что не обращал внимания. Наконец он миновал Вторые Ворота, за которыми почти все горело, но несмотря на это, стояла какая-то странная тишина, слышен был только треск огня — ни криков, ни шума боя, ни лязга оружия. Вдруг раздался ужасный крик. Одновременно земля содрогнулась, послышался глухой рокот.
С трудом превозмогая страх, который чуть не швырнул его на колени, Пипин сделал шаг на открытую пустую площадь у Ворот и застыл, как вкопанный. Он увидел Гэндальфа, но сам съежился и отступил в укрытие за стеной.
Штурм, начавшийся в полночь, не прекращался всю ночь и следующий день. Гремели барабаны. С севера и юга к стенам города подходили вражеские отряды — казалось, им не будет конца.
Гигантские звери из Харата, которых здесь звали мамунами, как ходячие дома, двигались в красных отсветах огня между камнеметами и стенобитными машинами. Предводитель Мордорского войска не беспокоился о том, как будут сражаться его подданные и сколько их погибнет. Он посылал их вперед только затем, чтобы проверить силы осажденных и рассеять их по всей длине стен. Основной удар был направлен на Главные Ворота. Ворота были мощные, кованые из железа и стали, защищенные бастионами и башнями из твердого камня, но все же они были ключом к городу, самым уязвимым местом в стене, которая в других местах была высока и неприступна.
Громче грохнули барабаны. Взвились в воздух языки пламени. Полем к Воротам двинулись тяжелые машины. В середине на цепях качался огромный таран, словно ствол в сотню локтей длиной. Его долго ковали из железа в подземных кузницах Мордора: ударная часть его была сделана из черной стали в форме уродливой волчьей головы с ощеренными зубами и руническими заклятиями на лбу. Этот таран даже имел имя — Гронд: так в древности назывался легендарный молот горных троллей. Его тащили мамуны. Вокруг теснилась туча орков, а за ними шли тролли, силачи, которые умели им пользоваться.
У Ворот Враг встретил сильное сопротивление. Здесь еще держались рыцари Дол Эмроса и самые стойкие воины гондорского гарнизона. Густо летели стрелы и дротики. То и дело вспыхивал огонь, падали камни, рассыпались в щебень зубцы стен и верхушки надвратных башен. Площадь перед Воротами была засыпана обломками, усеяна телами убитых.
Таран полз вперед. Огонь его не брал. Огромные животные, тащившие его, время от времени шалели, топтали орков, но от этого ничего не менялось — трупы отбрасывали в сторону, и место затоптанных занимали новые солдаты.
Гронд продолжал ползти вперед. В диком ритме бесновались барабаны. Над завалами трупов появилась страшная фигура — высокий всадник, окутанный черным плащом, с капюшоном, надвинутым на лицо. Медленно перебирая копытами, его огромный конь наступал на мертвые тела, приближаясь к городу. Стрелы летели сплошным роем, но всадник оставался невредим. Вот он остановил коня и поднял длинный белый меч. Страх сковал всех — и осажденных, и осаждающих. У людей на стенах бессильно упали руки, ни одна стрела больше не вылетела из города.
На минуту наступила глухая тишина. Потом снова загремели барабаны. Мощными размахами великаны раскачивали таран. Гронд ударил по Воротам. Гул прокатился над городом. Первый удар Ворота выдержали.
Тогда Черный полководец встал в стременах и страшным голосом крикнул на забытом языке заклятие, грозное, проникающее в камень и в сердца обреченных.
Трижды он прокричал заклятие. Трижды бил таран в ворота. На третьем ударе Главные Ворота Гондора раскололись, будто их разрубил невидимый чародейский меч, и в ослепительных искрах рассыпались в железную пыль.
Предводитель Назгулов въехал в город. Высокий черный силуэт на фоне пожаров вырастал, царил над разгромом, как символ ужаса и отчаяния. Предводитель Назгулов въезжал в город под сводчатой аркой ворот, которые еще ни разу не пропустили врага. Все живые отбежали от ворот и попадали ниц. Все, кроме одного. На пустой площади у ворот ждал Гэндальф верхом на Серосвете. Из всех вольных скакунов земли один Серосвет не поддался страху, стоял спокойно и непоколебимо, как каменная статуя в Рат Динен.
— Дальше ты не пройдешь! — произнес Гэндальф, и громадная черная тень остановилась. — Возвращайся в черную бездну. Уходи! Развейся в небытие, которое ждет тебя и твоего господина. Иди прочь!
Черный всадник сбросил капюшон, под ним оказалась королевская корона. Но лица не было. Вместо головы между короной и плечами, покрытыми широким черным плащом, металось багровое пламя. Из невидимых уст раздался смех, от которого кровь застывала в жилах.
— Старый глупец! — выкрикнул Призрак. — Старый глупец! Бьет мой час! Ты смотришь в лицо смерти, узнай же ее! Твои заклинания бесполезны. Умри! — Он поднял длинный меч, по его клинку пробежало пламя.
Гэндальф не шевельнулся. В этот самый миг где-то далеко, в чьем-то дворе на одном из верхних ярусов запел петух. Звонко, громко, не подозревая ни о каких военных хитростях, чарах и заклятиях, птица приветствовала новый день, который едва угадывался слабым просветом над смертоносной Тьмой. И одновременно, как бы в ответ, издалека отозвались другие голоса — эхо разнесло по склонам Миндоллуина музыку рогов. Трубачи трубили боевую тревогу.
Подходили рохирримы.
Глава пятая. ПОХОД РОХИРРИМОВ
лежа на земле под попоной, Мерри в темноте ничего не видел, ночь была душная и безветренная, неразличимые во мраке деревья шелестели.
Вдруг хоббит поднял голову. Он уже давно слышал этот звук, будто гул барабанов, приглушенный расстоянием, то ближе, то дальше. Звук шел от горных склонов, покрытых лесом, иногда затихал и был очень странным. «Интересно, слышат ли его часовые?» — подумал Мерри.
Он не видел их, но знал, что находится в середине лагеря, со всех сторон от него стояли отряды всадников. Доносился запах конского пота, иногда под копытами привязанных лошадей мягко шуршала подстилка из прошлогодних иголок. Войско Феодена разбило лагерь в сосновом бору под горой костров Эйленах, которая одиноко вздымалась над Друаданским Лесом неподалеку от Главного Тракта в восточном Анориэне.
Несмотря на усталость, Мерри никак не мог заснуть. Он уже четыре дня трясся на конской спине, и его все больше давила темнота. Хоббит уже сам удивлялся, как это его угораздило увязаться в поход, когда все, даже Король, убеждали его остаться в Эдорасе. Он пытался догадаться, знает ли уже старый Король о его непослушании, и если знает, то не очень ли сердится. Может быть, уже не сердится? Казалось, что между Горедаром и командиром его эореда Элфхельмом существует какой-то молчаливый сговор. Никто из рохирримов будто не видел и не слышал хоббита, к нему относились, как к добавочному мешку, притороченному к седлу Горедара. Мерри чувствовал себя маленьким, одиноким и никому не нужным. В воздухе носилась тревога, опасность была уже близка. Неполные сутки марша оставались до внешних стен Минас Тирита, широким кольцом опоясывавших город.