— Я не собираюсь прекословить тебе, отец, — сказал он. — Раз судьба отняла у тебя Боромира, я готов идти, куда велишь, и сделаю все, что в моих силах, чтобы его заменить. Ты приказываешь?
— Да, — сказал Денэтор.
— Тогда прощай, отец, — сказал Фарамир. — Если я вернусь, может быть, ты будешь лучше думать обо мне.
— Это будет зависеть от того, с чем вернешься, — ответил Денэтор.
Последний, с кем говорил сын Наместника перед уходом на восток, был Гэндальф.
— Не спеши, не ищи сгоряча случая отдать жизнь, — сказал маг. — Ты еще будешь нужен здесь для мирных дел. Отец тебя любит, Фарамир, он об этом вспомнит в последнюю минуту. Будь здрав!
Вот так Фарамир снова отправился навстречу опасностям, взяв с собой малое число воинов из тех, кого можно было отпустить из гарнизона крепости и которые хотели идти добровольно. Со стен Города люди смотрели в сторону разрушенного Осгилиата, пытаясь угадать, что там делается, и ничего не видя сквозь даль и тьму. Пока одни устремляли взоры на Осгилиат, другие всматривались в северный горизонт и мысленно считали гоны от Минас Тирита до владений Феодена. «Придет ли он? Помнит ли старые договоры?» — спрашивали они в тревоге.
— Да, придет, — отвечал Гэндальф, если вопрос был обращен к нему. — Даже если опоздает, придет. Но подумайте: Красная Стрела могла дойти до Феодена только два дня назад, а дорога оттуда далека.
Первые новости пришли ночью. От переправы на Андуине прискакал гонец и доложил, что из крепости Минас Моргул вышла большая армия и идет к Осгилиату. К ней присоединились полки жестоких рослых южан из Харата.
— Стало известно, — добавил гонец, — что их снова ведет Черный Король; он еще на том берегу, а страх перед ним уже перешел Реку.
Этими зловещими новостями закончились третьи сутки пребывания Пипина в Минас Тирите. Мало кто сумел заснуть в городе в ту ночь. Все понимали, что надежды почти не осталось, и что даже Фарамир не сможет долго удерживать переправу на Андуине.
К утру Тьма стала такой плотной, что больше густеть не могла, и давила на людей еще тяжелее. Новости были тревожными. Враг перешел Андуин. Фарамир отступал к стенам Пеленнора, собирая отряды в башнях у Дамбы, но противник располагал вдесятеро большими силами, чем он.
Если Фарамир пойдет через поля Пеленнора, — сказал гонец, — Враг будет наступать ему на пятки. Переправа стоила Врагу дорого, но он оказался предусмотрительнее, чем мы думали. Оказалось, что в восточном Осгилиате тайно построили большой флот, баржи и много лодок. Они переплыли Реку. Но наша погибель — Черный Король. Мало кто посмеет встретить его в открытом бою, все бегут, заслышав это имя. Его подданные трепещут перед ним и готовы сами себе перерезать глотку по одному его слову.
— Значит, я больше нужен там, чем здесь, — сказал Гэндальф, выводя Серосвета.
Как молния, мелькнул он в поле и исчез из виду. А Пипин не смог заснуть и всю ночь одиноко сидел на стене, устремив взгляд на восток.
Колокола, возвещающие приход нового дня, зазвонили словно в издевку, потому что Тьма не отступила. В это же время Пипин увидел вспышки за еле заметной в темноте линией стены, окружающей поля Пеленнора. Часовые громко закричали, все солдаты городского гарнизона приготовились к бою. Вдали появились красные языки пламени, и душный стоячий воздух заколебался от глухих взрывов.
— Они штурмуют стену! — кричали люди. — Камни взлетают в воздух, в стене уже проломы! Враги наступают!
— Где Фарамир? — в отчаянии кричал Берегонд. — Не говорите, что он погиб!
Первые сведения привез Гэндальф. Незадолго до полудня он появился вместе с несколькими всадниками, сопровождая колонну крытых повозок. На них доставили раненых.
Гэндальф сразу же пошел к Денэтору. Наместник сидел в малом покое над Большим Башенным Залом, а Пипин стоял рядом с его креслом. Глядя потемневшими глазами сквозь муть за окнами, то на север, то на юг, то на восток, Денэтор напрягал зрение, пытаясь проникнуть за зловещую завесу Тьмы, окружившую город со всех сторон. Чаще всего он смотрел на север и прислушивался, будто надеялся при помощи неведомого тайного искусства услышать далекий топот копыт на равнине.
— Фарамир вернулся? — спросил он.
— Нет, — ответил Гэндальф. — Но он был жив, когда я в последний раз его видел. Он решил остаться с защитниками, чтобы отход через поля Пеленнора не превратился в паническое бегство. Может быть, ему удастся достаточно долго удержать солдат в повиновении, однако я в этом не уверен. У Врага огромное превосходство. Появился тот, кого я больше всего боялся увидеть во главе Вражьего Войска.
— Неужели… неужели сам Черный Властелин?— закричал Пипин.
Денэтор горько засмеялся.
— Нет, еще нет, уважаемый Перегрин! Он явится только после победы, чтобы торжествовать надо мной. В бой он посылает других, они — его орудия. Так поступают все великие владыки, знай об этом, невысоклик! Будь иначе, разве я сидел бы сейчас в своей Башне за разговорами, и разве ждал бы, жертвуя собственными сыновьями? Я ведь сам еще могу взмахнуть мечом!
Наместник встал и откинул черный плащ, под которым оказались доспехи и привешенный к поясу длинный меч с большой рукоятью в черно-серебряных ножнах.
— Так я хожу и даже сплю уже много лет, — сказал он, — чтобы тело с возрастом не теряло закалку.
— Но все-таки в эту самую минуту внешние стены твоей столицы берет от имени Черного Хозяина Барад-Дура самый страшный из его полководцев, — произнес Гэндальф. — Тот, который некогда был Чернокнижником, Королем Ангмара, Кольценосный предводитель Назгулов, бич страха в руке Саурона, Тень Отчаяния.
— Значит, у тебя, наконец, появился достойный противник, Мифрандир, — ответил Денэтор. — Что касается меня, я давно знаю, кто главный полководец войска Черной Башни. Ты вернулся лишь для того, чтобы сообщить мне об этом? Или ты отступил, убоявшись более сильного противника?
Пипин задрожал, боясь, что Гэндальф не сдержит гнева, по страхи хоббита оказались напрасными.
— Так могло бы произойти, — спокойно сказал маг, — но до пробы сил между нами еще не дошло. Впрочем, если верить старым предсказаниям, этот мой противник не погибнет от руки мужа, но какая судьба ему предназначена, Мудрым неведомо. Во всяком случае, в бою Тень Отчаяния никогда не выступает впереди. Он всегда находится в безопасном месте, как ты только что говорил о великих, Денэтор, и оттуда направляет своих рабов в наступление и подстрекает на убийство. Я вернулся прежде всего потому, что надо было охранять обоз с ранеными, которых еще можно спасти. В наружных стенах уже много больших проломов, скоро войско из Минас Моргула прорвется через Риммас Экор сразу в нескольких местах. Я вернулся, чтобы дать тебе еще один совет, Денэтор. В любой час может начаться битва на полях Пеленнора. Надо подготовить вооруженный прорыв за ворота крепости. Лучше всего выслать всадников. Наша надежда на конницу, ибо это единственное, чего не хватает Врагу. Он идет пешим войском.
— У нас тоже всадников мало. Мы считаем минуты до прибытия рохирримов, — сказал Денэтор.
— Скоро придут другие гости, — ответил Гэндальф. — Гарнизон Кайр-Андроса отступил. Остров в руках Врага. Второе войско вышло из Стальных Ворот и окружает нас с севера.
— Правильно тебя обвиняют, Мифрандир, в том, что ты приносишь плохие вести, — сказал Денэтор. — Но и это для меня не новость. Я это знаю со вчерашнего вечера. Что же касается вооруженного прорыва, то о нем я уже думал. Идем вниз.
Время шло. Вот уже стражники со стен увидели отступающих к крепости солдат бывших пограничных гарнизонов. Сначала появились мелкие группы измученных воинов без командиров, многие из них были ранены, многие бежали в панике, будто за ними гнались. Вдали на востоке вспыхивали языки пламени. Потом огни растеклись по долине — горели дома и амбары. Узкие полоски огня ползли к широкой дороге, ведущей к Главным Воротам города от Осгилиата.
— Враг идет!— шептали люди. — Дамба взята. Через проломы в стенах Враг вторгся в долину. Начались пожары. Враги идут с факелами. Где наши?..
По часам должен был только начинаться вечер, но стемнело так, что самые зоркие глаза не могли с Цитадели увидеть, что творится за внешним валом. Только пожары и полоски огня приближались все быстрее. Наконец, на расстоянии неполной мили от города появился довольно большой отряд, марширующий в порядке, сомкнутыми рядами. Наблюдатели на стенах затаили дыхание.
— Фарамир! — говорили они. — Их, наверное, ведет Фарамир. Ему подчиняются все. Он их приведет.
Главная колонна отступающего войска была уже в двух фарлонгах от стены. Из темноты галопом подскакала последняя группа тыловой охраны. Вдруг линия огня почти догнала отряды.
Тогда всадники еще раз развернулись полукругом и обратились лицом к неприятелю. И в это время раздались дикие крики. Линия огня слилась в сплошной поток. Появилась неприятельская конница. Ряд за рядом надвигались орки с факелами, дикие южане под красными знаменами что-то выкрикивали гортанными голосами, вражье войско росло, разливалось по долине, вот враги уже почти догнали гондорцев. И тут над ними в мутном небе с пронзительными криками закружились крылатые тени Назгулов, сеющие смерть.
Тогда всадники еще раз развернулись полукругом и обратились лицом к неприятелю. И в это время раздались дикие крики. Линия огня слилась в сплошной поток. Появилась неприятельская конница. Ряд за рядом надвигались орки с факелами, дикие южане под красными знаменами что-то выкрикивали гортанными голосами, вражье войско росло, разливалось по долине, вот враги уже почти догнали гондорцев. И тут над ними в мутном небе с пронзительными криками закружились крылатые тени Назгулов, сеющие смерть.
Отступление сменилось паникой. Стройные ряды гондорцев сломались, люди в страхе разбегались, некоторые бросали оружие, другие, испуганно крича, падали ниц.
На стене Цитадели запела труба. Денэтор, наконец, выслал на прорыв вооруженный отряд. Солдаты, укрывшись под воротами и за стенами, только ждали сигнала. Это были все всадники, которых удалось собрать в городе. Они выскочили из укрытий, построились в ряды, галопом вылетели из ворот и с громким криком ринулись в атаку. Со стен их громко подбадривали соплеменники. Во главе конницы под голубым знаменем со знаком Лебедя скакал князь Дол Эмроса.
— Эмрос за Гондор! — кричали люди. — Эмрос к Фарамиру!
Вихрем вынеслись конники в степь, разделились, ударили по флангам вражьего войска, не дав ему окружить отступающих. Один всадник опередил всех, летя быстрее ветра, — это был Гэндальф на Серосвете. Сияние окружило его, голубые молнии сверкали из поднятой руки. Назгулы с пронзительными криками отлетели на восток, ибо их предводитель не прибыл еще, чтобы сразиться с белым огнем давнего врага.
Моргульские банды, ошеломленные внезапным нападением, рассыпались по полю, как искры, разнесенные ветром. Гондорцы помчались за ними. Добыча превратилась в охотника. Отступление завершилось кровавым пиром. Трупы орков и людей усеяли поле, над которым чадили брошенные факелы. Всадники во главе с князем Имрахилом погнались за врагами.
Но Денэтор не позволил им далеко отходить. Враг был отбит и остановлен, но с востока подтягивались новые огромные силы. Снова запела в крепости труба, призывая к возвращению. Гондорцы сдержали лошадей. Под защитой всадников пешие пограничники построились и пошли четким маршем в сторону города. С высоко поднятыми головами вошли они в ворота под громкие крики горожан, гордых мужеством земляков. Но радость тут же омрачилась печалью. Сильно поредели ряды вернувшихся. Фарамир потерял треть войска. Где же он сам?
Он появился последним. Все его солдаты уже прошли под арку ворот, когда под голубым знаменем в них въехал со своими рыцарями князь Дол Эмроса, обнимая лежащее перед ним поперек седла тело племянника, Фарамира сына Денэтора, вывезенное с поля боя.
— Фарамир! Фарамир! — плача, кричали собравшиеся на улицах люди. Он не мог им ответить. Толпа провожала его по крутым улицам до самой Башни, до дома его отца.
Когда Назгулы разлетались перед Белым Всадником, Фарамир бился с гигантским воином из Харата, и в этот момент в него полетела стрела. Сын Денэтора пал на землю. Только яростная атака Дол Эмроса спасла его от диких южан, которые обязательно добили бы раненого красными саблями.
Князь Имрахил внес Фарамира в Белую Башню.
— Вернулся твой сын, Денэтор, — объявил он. — Вернулся, совершив достойный подвиг.
И он рассказал обо всем, что видел своими глазами.
Денэтор встал, посмотрел в лицо сына и не произнес ни слова. Потом приказал уложить Фарамира в своих покоях и всех отпустил. Сам же пошел в тайную каморку на самом верху Башни. Если бы кто-нибудь в это время обратил туда взор, он увидел бы тусклый свет в узких окнах, потом вспышку и сразу после нее темноту. Когда Денэтор сошел вниз и молча сел у изголовья Фарамира, то посеревшее лицо отца казалось более отчетливо отмеченным знаком смерти, чем бледное лицо сына.
Теперь город был осажден, замкнут в кольце вражьих войск. Внешние стены с валом были разрушены. Дамба взята. Весь Пеленнор оказался в руках Врага. Последние вести, пришедшие извне, принесли беженцы с севера, успевшие добраться до ворот перед тем, как их закрыли. Это была горстка солдат, уцелевших при разгроме оборонного поста в том месте, где у Пеленнора сходились дороги из Анориэна и Рохана. Воинов привел Ингольд, тот самый, который всего лишь пять дней назад, когда светило солнце и утро дарило надежду, пропустил через Ворота Гэндальфа и Пипина.
— О рохирримах ничего не слышно, — сказал он. — Они, наверное, не придут, но даже если прибудут, нам это не поможет. Их опередит еще одно вражье войско, которое перешло Реку у Кайр-Андроса. Говорят, мощная армия, в ней полки орков с гербом Глаза и отряды людей неизвестного нам племени. Они невысокие, но широкоплечие и страшные, с бородами, как у гномов, и с тяжелыми секирами. Говорят, они из какой-то дикой страны на востоке. Они завладели всеми северными дорогами, и много их пошло в Анориэн. Рохирримы не пробьются.
Ворота Города закрылись. Всю ночь стражники со стен слышали, как орут неприятельские солдаты, бродят по долине, грабят, жгут деревья, дома и имущество, рубят на куски всех, кто попадается на пути, даже мертвых. В темноте трудно было определить, сколько их уже переправилось через Андуин, но утром, вернее, в темных сумерках вместо рассвета, гондорцы убедились, что ночные страхи не были преувеличением. На равнине было черно от орков и южан, и куда ни кинь взгляд, торчали их черные или темно-красные палатки, которые, как уродливые грибы, выросли за одну ночь.
Словно муравьи, орки копошились в долине, копали глубокие рвы на расстоянии полета стрелы от города. Когда рвы были выкопаны, в них вспыхнули огни непонятно какими чарами, потому что ни дерева, ни иного топлива не было. Вокруг города целый день кипела работа, а люди из Минас Тирита смотрели, не в состоянии ничем и ничему помешать. Потом ко рвам подъехали большие повозки. Рабочие сменились — теперь другие отряды засуетились возле рвов, устанавливая в них камнеметные машины. В городе не было машин, достаточно мощных, чтобы так далеко метать камни.
Сначала люди удивлялись и даже смеялись, не боясь этих страшных приготовлений. Главная стена города была высока и толста, ее строили еще в древности, до того, как нуменорцы растратили в изгнании силы и таланты. Наружная поверхность ее, твердая и черная, из того же камня, что и Башня Ортханк, могла противостоять стали и огню. Чтобы ее обрушить, надо было встряхнуть фундамент, на котором она стояла.
— Нет! — говорили гондорцы. — Даже если бы Тот явился сюда сам, он бы не прошел через наши стены, пока мы живы.
Некоторые, однако, отвечали:
— Пока мы живы? А долго ли мы будем живы? У Врага есть оружие, которое не одну мощную крепость свалило: голод. Все дороги отрезаны. Рохирримы не идут.
Однако камни из машин в неуязвимую стену не полетели. Нападением на самого сильного своего противника командовал не простой бандит и не дикий орк, а злобный и хитрый разум. Когда с криками, скрипом, визгом, воем и грохотом, при помощи воротов, наконец, были установлены мощные катапульты, то свои снаряды они подбрасывали так высоко, что те перелетали через парапеты и с шумом падали на улицы первого яруса города. Некоторые из них, благодаря какой-то тайной хитрости, вспыхивали перед тем как упасть.
Город оказался под угрозой пожаров, и все свободные от срочных дел горожане сразу занялись тушением пламени, вспыхивавшего то в одном, то в другом месте. Потом на город посыпались предметы, менее убийственные, но более ужасающие. Улицы и переулки усеяли снаряды, которые не загорались. Когда люди подбежали к ним, чтобы присмотреться к новой опасности, раздались вопли и рыдания. Враг забрасывал город головами убитых под Осгилиатом. Это было ужасно. Многие головы были разрублены, размозжены, были совсем бесформенные, но на многих можно было узнать знакомые черты, искаженные в смертной муке. На всех было выжжено зловещее клеймо — Глаз без век. Страшнее всего было, когда люди узнавали в обесчещенных останках своих близких и друзей, которые совсем недавно еще ходили, звеня оружием, по городу, обрабатывали поля или приезжали на праздники с дальних застав и зеленых предгорий.
В бессильном гневе люди поднимали кулаки в сторону безжалостных врагов, черным муравейником окруживших крепость. Проклятий те не понимали, не зная языка, а между собой хрипло или гортанно перекликались, подобно диким зверям или птицам-стервятникам. Это было страшно. Вскоре в Минас Тирите мало кто осмеливался показаться на стенах. Оружие Черного Властелина — страх и отчаяние — поражало быстрее и сильнее, чем стрелы и голод.
Снова появились Назгулы. Мощь их хозяина росла, и от этого их крики стали громче, они ведь были отражением его воли, в них теперь сильнее звучала угроза и пронзительнее — злоба. Назгулы кружили над городом, как стервятники в ожидании пира на телах обреченных. Летали они, правда, на высоте, недоступной полету стрелы, но их крик раздирал воздух, к нему нельзя было привыкнуть, каждый следующий поражал сильнее, чем предыдущий. Наконец, даже храбрецы стали падать на землю, когда над ними пролетал неуловимый убийца, или стояли, оглушенные, выпустив из ослабевших рук оружие, а в их обессиленном мозгу появлялись мысли о том, как бы скрыться, уползти, умереть.