Двадцати лет от роду, Эстел однажды с победой вернулся из похода вместе с сыновьями Элронда. Элронд посмотрел на него и возрадовался, ибо хотя юноша был еще молод как телом, так и душой, но уже обещал превратиться в достойного мужа. Он был красив и благороден, разумен и смел. В тот день Элронд назвал его настоящим именем, рассказал, чей он сын, и вручил ему наследные реликвии.
— Вот Кольцо Барахира,— сказал он,— древний знак нашего кровного родства. Возьми также сломанный Нарсил. Может быть, с этим оружием ты еще совершишь великие дела, ибо я предсказываю, что ты проживешь дольше обычных людей, если сумеешь выдержать все испытания и не покориться силам Зла. Путь твой будет долог и труден. Жезл Ануминаса я оставляю у себя, его надо заслужить.
На следующий день в час заката Арагорн бродил один по лесу, и сердце у него пело от радости. Он и сам пел, ибо мир был прекрасен, а надежда светила ему ярко. Вдруг он увидел девушку. Она шла по зеленой траве между белыми стволами берёз. Юноша остановился, пораженный. Ему показалось, что это сон или что он вдруг овладел даром эльфов-менестрелей, умеющих волшебным пением вызывать перед глазами слушателей образы тех, о ком поют. Ибо пел он о встрече Берена и Лютиэнь в лесах Нельдорет, и — о диво! — перед ним в Райвенделе вдруг явилась сама Лютиэнь в серебристо-голубом плаще, красивая, как вечновечерний свет на родине эльфов. Ветер играл волной темных волос, надо лбом сверкали, как звезды, белые камни.
На мгновение Арагорн замер, завороженный, боясь шевельнуться, чтобы видение не исчезло навсегда, потом громко окликнул ее, как Берен в давние дни:
— Тинувьель! Тинувьель!
Девушка обернулась к нему с улыбкой и спросила:
— Ты кто? И почему зовешь меня этим именем?
И Арагорн ответил:
— Я подумал, что вправду увидел Лютиэнь Тинувьель, о которой пел. Если даже ты — не она, ты очень похожа на нее.
— Мне многие это говорили, — отвечала она серьезно,— хотя меня зовут по-другому. Может, мне назначена похожая судьба? Но кто же ты?
— До сих пор меня звали Эстел, — сказал он. — Но я Арагорн сын Араторна, наследник Исилдура, вождь дунаданов.
Произнося все это, он чувствовал, что высокое происхождение, так радовавшее его, уменьшается почти в ничто по сравнению с красотой и достоинством незнакомки. Но она в ответ весело рассмеялась:
— Значит, мы дальние родичи, ибо я — Арвен, дочь Элронда, меня также называют Ундомиэль.
— Часто самые дорогие сокровища прячут во время опасности, — сказал Арагорн. — Но я в этом Доме живу с детства, а твой отец и братья ничего мне о тебе не говорили. Удивлен я. Как вышло, что мы до сих пор не встретились? Неужели отец держал тебя под замком?
— Нет, — ответила она и обратила взгляд к горам на востоке. — Я долго жила у матери, в далеком Лотлориэне, и совсем недавно вернулась к отцу. Много лет моя нога не касалась травы Имладриса.
Тогда удивился Арагорн, потому что девушка показалась ему не старше его самого, а ему минуло двадцать лет. Но Арвен посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Не удивляйся! Детям Элронда дана вечная жизнь эльдаров.
Арагорн смутился, увидев в ее глазах свет вечной юности и мудрости эльфов. И в тот час он полюбил Арвен Ундомиэль, дочь Элронда.
После этой встречи он стал молчалив и задумчив. Мать заметила в нем перемену, и в конце концов он ответил на ее вопросы и рассказал про дивную встречу в вечернем лесу.
— Сын мой, — сказала Гилраэна, — ты высоко метишь даже для потомка многих королей. Ибо это прекраснейшая девушка в мире, дочь слишком высокородного отца. Смертный не должен искать жену среди эльфов.
— Но между нами есть даже кровная связь, если история предков, которой меня учили, не лжет, — сказал Арагорн.
— История не лжет, — сказала Гилраэна. — Но это было очень давно, в другой эпохе, до того как измельчало наше племя. Поэтому я и боюсь, ибо если ты не добьешься согласия Элронда, род потомков Исилдура кончится на тебе. А я не думаю, что Элронд согласится.
— Если не согласится, горькой будет моя судьба,— сказал Арагорн. — Тогда я уйду один бродить в Глухоманье.
— Да, такова и будет твоя судьба, — произнесла Гилраэна. Она в какой-то мере тоже владела даром предвидения, но ничего не сказала сыну о своих предчувствиях и ни с кем не поделилась тем, что узнала от него.
Элронд сам умел многое видеть и читать в сердцах. И вот однажды в том же году, перед наступлением осени, он призвал к себе Арагорна и сказал:
— Слушай мое слово, Арагорн сын Араторна, вождь дунаданов! Перед тобой большая судьба. Либо ты вознесешься над всеми своими предками, жившими после Элендила, либо упадешь и погибнешь во тьме вместе со всеми, кто еще остался на земле из твоего рода. Тебя ждут долгие годы тяжких испытаний. У тебя нет сейчас права брать жену, нельзя тебе связывать словом ни одну женщину, пока не пробьет час и пока тебя не сочтут достойным славы и счастья.
Арагорн смутился и сказал:
— Неужели моя мать говорила об этом?
— Нет. Тебя выдают глаза, — ответил Элронд. — Но я говорю не только о своей дочери. Сейчас ты не можешь ничего обещать ни одной девушке. А род красавицы Арвен, дочери Властителей Имладриса и Лориэна, Звезды Вечерней своего племени, намного выше твоего, и она уже давно живет на земле, так что ты по сравнению с ней сейчас — все равно что годовалый побег рядом со стройной березой, которая цвела не одну весну. Арвен не для тебя. Может быть, и она думает так же. Ну, а если ее сердце склонилось к тебе, для меня это было бы большим горем, ибо над нами тяготеет свой рок.
— Какой? — спросил Арагорн.
— Арвен будет наслаждаться юностью эльдаров все долгое время, пока я живу здесь, — сказал Элронд. — А когда я покину Средиземье, она уйдет со мной, если выберет нашу судьбу.
— Я понимаю, что поднял глаза на сокровище не менее ценное, чем то, на которое некогда покусился Берен, — сказал Арагорн. — Такова, видно, моя судьба. — И вдруг, в проблеске ясновидения, присущего его роду, добавил: — Но все же, государь Элронд, недолго осталось ждать часа, когда твои дети будут выбирать между разлукой с тобой и разлукой со Средиземьем!
— Это правда, — ответил Элронд, — если мерить нашей мерой, времени осталось совсем мало; но по человеческому счету пройдет много лет. Любимой дочери моей Арвен, придется выбирать лишь в том случае, если ты встанешь между нами, и этот выбор принесет одному из нас — тебе или мне — горечь вечной разлуки. Ты сам не знаешь, чего хочешь от меня! — он вздохнул, печально и внимательно посмотрел на юношу и закончил: — Время решит. Не будем об этом говорить в ближайшие годы. Небо темнеет, впереди много бед.
И вот Арагорн сердечно простился с Элрондом, а на следующий день — с Домом Элронда, с матерью и с Арвен, и ушел в Глухоманье. Почти тридцать лет он трудился и боролся с Сауроном ради победы добра. Он стал другом мудрого мага Гэндальфа и многому у него научился. Они вместе ходили по опасным дорогам, но чем дальше, тем чаще Арагорн путешествовал один.
Долгими и трудными были его походы. Арагорн посуровел и стал казаться старше, чем был, только улыбался по-прежнему светло. Те, перед кем он не таил обличья, уважали в нем силу и мудрость, чувствуя, что это один из великих в изгнании. Ибо он менял одежду и имена, сражался в войске рохирримов и на гондорских кораблях, а после одной из побед, одержанных им для Повелителя Гондора, скрылся и бродил одиноко по южным и восточным землям, испытывая людские сердца и борясь с кознями Саурона и его слуг.
Он закалился в битвах и походах, никто из смертных не мог бы теперь с ним сравниться; он изучил людские обычаи, ремесла и историю и превзошел других, ибо ему была дана эльфийская мудрость, а когда глаза его разгорались внутренним огнем, мало кто мог выдержать его взгляд. Лицо его было чаще всего сурово и печально, ибо сурово обходилась с ним судьба, только в глубине сердца он хранил надежду, и иногда она пробивалась в улыбке, словно источник в скале.
Однажды, когда Арагорну было сорок и девять лет, возвращался он из опасного похода с темных мордорских границ, где снова творил козни Саурон. Арагорн устал и направлялся в Райвендел отдохнуть перед следующим дальним походом. Путь его шел мимо Лориэна, и госпожа Галадриэль пригласила его в сокровенное убежище эльфов.
Не ведал Арагорн, что в то время там гостила у матери Арвен Ундомиэль. Она мало изменилась, ибо годы, безжалостные к смертным, ее щадили; только стала серьезнее и смеялась реже.
Арагорн же из юноши превратился в зрелого мужа. Галадриэль велела ему сбросить износившееся дорожное платье, одела его в серебряные и белые одежды, дала серый эльфийский плащ и украсила его чело сверкающим камнем. В таком убранстве он выглядел красивее любого короля людского племени, почти как эльфийский князь с далеких западных островов. Таким и увидела его Арвен, впервые после долгих лет разлуки, под золотоцветными деревьями Карс Галадона. В эту минуту она сделала свой выбор, и ее судьба была определена.
Всю весну гуляли они вместе по полянам Лотлориэна, до того дня, когда Арагорн должен был снова уходить. Вечером в канун Середины Лета, перед самой короткой ночью в году Арагорн сын Араторна и Арвен дочь Элронда пошли к холму Керин Эмрос в середине эльфийской земли и прошли босыми по неувядающей траве, где цвели эланоры и нифредилы. С прекрасного кургана они вместе посмотрели на окутанный Тьмой восток и на Закатный запад. Здесь, дав друг другу клятву верности, они были счастливы.
И сказала Арвен:
— Мрак черен и густ, но мое сердце радуется, ибо ты, Эстел, будешь среди храбрейших, которые его уничтожат.
Но ответил Арагорн:
— Увы! Я еще не вижу перед собой этого дня и не знаю, как все свершится. Я буду жить твоей надеждой. Но Вечновечерний край — не мой удел. Я ведь смертен, и если ты останешься со мной, Звезда Вечерняя, тебе придется отречься от Страны Заката.
Арвен стояла рядом с ним, словно замершее серебристое деревце, и долго вглядывалась в закатное небо. Потом проговорила:
— Я останусь с тобой, дунадан, я отрекусь от Страны Заката. Но там земля моего племени, вечный дом народа моего.
Она очень любила своего отца, Элронда.
Когда Элронд узнал о выборе дочери, то смолчал, но его сердце сжалось от боли, и хотя он давно предвидел такую судьбу, от этого легче не стало. Вернувшегося в Райвендел Арагона он призвал к себе и сказал:
— Сын мой, близится время угасания надежд, и я не могу сказать, что будет потом. Тень залегла между нами. Может быть, так суждено, что я должен утратить свое королевство, чтобы люди обрели свое. Я полюбил тебя, но вот мое слово: Арвен Ундомиэль может отречься от Дара и сократить себе жизнь только ради высокого дела. Королем Гондора и Арнора должен стать ее избранник, не ниже. Мне твоя победа принесет лишь горечь разлуки, а тебе — надежду на кратковременное счастье. Кратковременное, знай! Боюсь, сын мой, что слишком суровой покажется Арвен ее людская судьба.
Так было решено между ними, и больше они к этому разговору не возвращались. Вскоре Арагорн снова ушел в поход и совершил новые подвиги. Небо над миром темнело, страх пал на Средиземье, мощь Саурона росла, стены Барад-Дура поднимались все выше и крепли, а тем временем Арвен жила в Райвенделе, мыслью летя в те края, где был Арагорн. Негаснущая надежда помогала ей вышивать знамя, достойное Короля нуменорцев и наследника Элендила.
Прошло еще несколько лет. Гилраэна простилась с Элрондом и вернулась к своим родичам в Эриадор. Жила она одиноко, сына видела редко, и однажды, когда он ненадолго вернулся на север из очередного похода в дальние страны, сказала ему, прощаясь:
— Это наше последнее свидание, сын мой Эстел. Я рано постарела от горя и проживу не больше, чем обычные люди. Грядет буря, она охватит все Средиземье. Я ее уже не выдержу.
Арагорн стал утешать мать, говоря:
— За темными тучами светит солнце, ты его увидишь, надо подождать, и будет радость…
Она ответила словами песни, сказав следующий линнод:
— 'Онен и-Эстел Эдаин, у-чебин-эстел аним…' (что значит: 'Я отдаю надежду дунаданам, себе не оставляя…')
И Арагорн ушел в поход с тяжестью в душе. Гилраэна не дожила до следующей весны.
Так проходили годы. Подошло время Войны за Кольцо, о которой много говорится в другой рукописи. Рассказано, как открылось непредвиденное и стало возможно победить Саурона, как сбылась надежда, долго казавшаяся несбыточной.
И стало так, что в трудную годину поражений явился Арагорн с Моря и развернул знамя Арвен на Полях Пеленнора, и в тот день впервые в его лице народ приветствовал Короля. А когда, наконец, он вернул себе наследство предков, получил Корону Гондора и Жезл Арнора, то в самый долгий день лета в год падения Саурона повел Арвен Ундомиэль за руку в Минас Тирит, и в столице состоялась королевская свадьба.
Третья эпоха кончилась победой в блеске новых надежд, а из печалей тех дней самой горькой печалью было прощание Элронда с Арвен, ибо судьба и Море разлучали их до скончания мира и навеки после него.
Когда было уничтожено Кольцо Всевластья, Три Эльфийских Кольца тоже потеряли свою силу. И устав, наконец, от долгой жизни в Средиземье, Элронд покинул его навсегда.
Арвен же приняла судьбу смертной женщины, хотя умереть должна была лишь тогда, когда утратит все, за что заплатила так дорого.
Как королева людей и эльфов, она прожила с Арагорном сто и двадцать лет в великой славе и в счастье. Когда, наконец, Арагорн почувствовал приближение старости и конца отмеренного ему долгого пути, он обратился к жене и сказал:
— Скоро, моя Звезда Вечерняя, лучшая и любимейшая в мире, солнце зайдет над моей жизнью. Мы собирали плоды и пользовались ими, подходит час расплаты.
Арвен хорошо поняла его, она давно ждала этого часа, но он оказался печальнее, чем она думала.
— Неужели ты хочешь, Король мой, раньше времени покинуть народ, который чтит каждое твое слово? — спросила она.
— Не раньше времени, — ответил Арагорн. — Если я сейчас не уйду добровольно, скоро мне все равно придется уйти. Наш сын Эльдарион возмужал и может принять корону.
Арагорн отправился в Дом Королей на Улице Молчания и лег на давно приготовленное длинное ложе. Он простился с Эльдарионом, передал в его руки крылатую корону Гондора и Арнорский жезл. Потом приказал уйти всем, кроме Арвен, вставшей у его изголовья. И хотя она была женой высокого рода и великой мудрости, она не могла удержаться, чтобы не просить его остаться с ней еще ненадолго. Она не устала и не пресытилась жизнью, только узнала горький вкус судьбы смертных, которую согласилась разделить.
— Госпожа моя Ундомиэль, — сказал Арагорн, — это тяжкий час, но он был предопределен нам еще в тот день, когда мы встретились под белыми березами в саду Элронда, по которому сейчас никто не ходит; и в тот час, когда мы на холме Керин Эмрос отвергли Тьму и отреклись от Страны Заката, выбрав себе судьбу. Спроси себя, любимая, хотела бы ты, чтобы я ждал, пока увяну и без сил, лишенный разума, сползу с высокого трона? Нет, госпожа, я — последний из нуменорцев, последний из древних Королей! Мне было отмерено три человеческих жизни и дано право самому выбрать час ухода. Пора возвращать взятое в долг у судьбы. Сейчас я засну. Я не скажу тебе слов утешения, ибо мир не знает утешения от такой печали. Перед тобой остается право последнего выбора: ты еще можешь пойти в Серую Гавань и увезти за Море память о наших днях, и она там будет вечной, но будет лишь воспоминанием. Или — покорись человеческой судьбе.
— Я давно ее выбрала, Король мой, — ответила Арвен. — В Гавани нет корабля, который увез бы меня за Море, и хочу я или нет — моя судьба здесь: потеря всего и молчание. Знай, Король Нуменорцев, что я лишь теперь поняла вполне историю деяний и упадка твоего племени. Я считала твоих соплеменников глупыми и злыми, сейчас я их жалею. Горько принимать то, что эльдары называют Даром Единого людям.
— Это тебе кажется, — ответил Арагорн. — Не согнемся в последнем испытании, ведь мы когда-то победили Тьму и отказались от Кольца. Уйдем в печали, но без отчаяния. Мы не навсегда прикованы к миру; там, за ним есть нечто большее, чем просто память. Прощай!
— Эстел! Эстел! — крикнула Арвен, и Арагорн взял ее руку, поцеловал и заснул. Стал он при этом хорош необычайно, так что все, кто вошел потом в Дом Королей, поразились, глядя на него, ибо увидели Арагорна одновременно юным, и в расцвете зрелой красоты, и во всем мудром величии преклонного возраста. Он долго лежал так, воплощение королевского достоинства в незамутненном сиянии, словно на утре мира.
Когда же Арвен вышла из Дома Королей, ее глаза погасли, и королева показалась гондорцам холодной и серой, как беззвездная зимняя ночь. Она простилась с Эльдарионом, с дочерьми, со всеми, кого любила, ушла из Минас Тирита в Лориэн и прожила там в одиночестве под увядающими деревьями до наступления зимы. Галадриэль давно отплыла за Море, за ней отправился Келеборн. Лес эльфов молчал.
Наконец, когда осыпались листья мэллорнов, а весна не наступила, легла Арвен на вечный отдых на холме Керин Эмрос. Там до сих пор зеленеет ее могила, и там она останется, пока существует мир. Люди, пришедшие потом на Лориэнскую землю, ничего не знают об Арвен и ее жизни, а эланоры и нифредилы не цветут больше на востоке от Моря.
Таков конец легенды, дошедшей до нас с юга. Рассказ о смерти Звезды Вечерней — последнее слово в Книге о Давних Днях.
РОД ЭОРЛА
Юный Эорл был правителем племени людей, обитавшего в Эофеоде. Земля та лежала в верховьях Андуина между его истоком в Мглистых Горах и Северным Лихолесьем. А люди пришли с полей, раскинувшихся от Скалы Стоянки до Ирисной Долины, при короле Эарниле Втором. Племя было сродни беорнингам и жителям западной окраины Лихолесья. Предки Эорла выводили свою родословную от древних степных вождей, владевших Бурыми Равнинами и просторами от Лихолесья до Рунного Моря до нашествия востокан-вайнов, и гордились родством с королями Гондора, потомками Эльдакара. Жить они предпочитали на открытой равнинной местности, занимались коневодством и были прекрасными наездниками. На север же ушли, гонимые Тенью Дол Гулдура, а узнав с разгроме Короля-Чернокнижника, расширили свои владения там и отогнали последних Ангмарских захватчиков за горы. Племя выросло, пастбищ стало не хватать. Произошло это в правление Леода, отца Эорла.