— На том стоим!.. А что этот Икс? Откуда он взялся? И куда потом делся?.. Что мы вообще о нем знаем?
— Да, собственно, ничего. Пока для нас он: просто прохожий — обшит кожей.
— Обратно чушь! — недовольно затряс головой Леонид. — Во-первых, я верю, что был какой-то конфликт. Но не из-за пяти же сотен! Во-вторых, на стрелку не берут случайного человека. В-третьих, так в принципе не делают. Если намечается серьезная стрелка, то никак не в офисе: труп, охранник-свидетель… куда их девать? Что, в конце концов, означает второй выстрел? Добивали раненого?
— Да чего там добивать? Когда оба выстрела аккурат в голову?.. Но ты, разумеется, прав: так не делают. Совершенно очевидно, что стрелку забили мирную. Никто не собирался стрелять… Но что-то произошло. Что-то такое, что враз все переменило. И обычная стрелка обернулась убийством. Вот нам и нужно выяснить: что же произошло в то злополучное воскресенье. Ну как, партнер, осилим?
— Давай попробуем! Если честно, радует, что круг участников энтой драмы относительно невелик. Временно откладывая в сторону Икса, о котором мы пока ничегошеньки не знаем, по сути остаются только Строгов и охранник. С кого думаешь начать?
— Думаю, охранника мы тоже можем отложить в сторону. Причем в другую. Не к Иксу.
— Почему?
— Потому что сегодня, прямиком из офиса Брюнета, я подорвался в адрес к охраннику. Благо у того был выходной.
— И что охранник?
— Оказался вполне себе нормальным мужиком. И самое главное, похоже, действительно не при делах.
Купцов обновил бокал, пригубил и с интересом уставился на приятеля:
— Обоснуй!
Флешбэк…В вестибюле общежития было прохладно и темновато. Смуглый мальчик лет десяти нарезал круги на велосипеде, на подоконнике сидел хмурый кавказец. Завидев Петрухина, он поспешно опустил ноги и глаза в пол, сказал:
— Здрасте.
— Выпустили? — спросил Петрухин, глядя мимо, в пыльное окно.
— По справедливости… да, начальник?
— По справедливости тебя кастрировать надо, Русланчик.
— Не, начальник, нельзя кастрировать. Нет такого закона, да?
— Ничего. Скоро будет. Президент пообещал.
— Кому? — заметно напрягся кавказец.
— Мне лично, — буркнул Петрухин и прошел дальше.
Кавказец за его спиной сделал неприличный жест…
В лифте, сплошь покрытом похабщиной и изображениями поганок, Дмитрий поднялся на шестой этаж. Здесь в обе стороны уходил коридор — бесконечный, с потолком в желтоватых лохмотьях водоэмульсионки, с грязным, заворачивающимся линолеумом на полу и бесконечным рядом разномастных дверей…
…Одетый в спортивные брюки и клетчатую трикотажную сорочку флотский офицер по фамилии Черный смотрелся моложе своих сорока трех лет. Явно накрученный по телефону Брюнетом, он встретил Петрухина одновременно и смущенно, и настороженно.
— Проходите, пожалуйста. Разуваться не нужно… Присаживайтесь. Кофейку?
— Нет, спасибо, — отказался Петрухин, приглядываясь и изучая обстановку.
Не секрет, что менты, если, конечно, дело заслуживает внимания, предпочитают посмотреть на клиента в домашней обстановке. Можно, конечно, выдернуть человека повесткой. Так оно и проще, и ездить никуда не надо. Но встреча «на поле соперника» дает гораздо больше информации и более располагает к контакту.
— Владимир Петрович! Я уже говорил вам по телефону, но считаю нужным повторить: мы с вами конфиденциально общаемся, — подсаживаясь к столу, напомнил Петрухин. — Без протоколов и прочей ерундистики. Все, что вы скажете, останется между нами. Это я вам гарантирую и, соответственно, рассчитываю на откровенность.
— Да-да, разумеется, — вздохнул Черный. — Так с чего мне начать?
— Как давно вы работаете в «Магистрали»?
— С первого февраля прошлого года… Понимаю, есть в этом некий нонсенс: морской офицер, и вдруг — охранник. Но такова реальность. На то вспомоществование, которое платит мне родное государство, прожить, извините…
— Я, Владимир Петрович, сам бывший офицер, — перебил Петрухин. — Так что отлично вас понимаю. И то, что вы сейчас назвали нонсенсом, лично я называю гораздо более грубым словом — «блядство». Большое государственное блядство.
Кап-два улыбнулся. Некоторое напряжение первой минуты знакомства, похоже, прошло.
— Согласен, Дмитрий Борисыч. Грубо, конечно, но в целом верно.
— Ну да вернемся к «Магистрали». Как вас туда занесло?
— Через контакты по службе. Там же замом Игорь Васильевич Строгов трудится. А он из наших — тоже флотский. В охране «Магистрали» таких как я еще несколько человек — крутимся, подменяем друг друга…
— Понятно. Ну что ж, расскажите, Владимир Петрович, про тот день. Хорошо его помните?
В строгом соответствии со своей фамилией кап-два почернел:
— Да его хрен забудешь… В общем, смена у нас начинается в 10.00… По выходным в офисе, как правило, никого нет, самая спокойная вахта… А тут около одиннадцати вдруг заявился Тищенко… Он такой, знаете ли, очень неприятный человек… хм… был. Грубый, приблатненный. Нехорошо, конечно, так про покойника-то, но из песни слова не выкинешь… Он пришел и сразу прошел к себе.
— Тищенко не показался вам взволнованным или, там, странным?
— Да нет. Как всегда… Я и видел-то его всего несколько секунд. Сказал ему: «Добрый день». Он что-то буркнул в ответ и — прошел к себе. А спустя буквально пару минут появился Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет двадцати пяти… в длинном черном пальто и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.
— Вы хорошо его запомнили? Сможете опознать?
— Думаю, смогу. У меня память на лица крепкая. Я ведь на крейсерах служил, а там экипажи огромные. Как матросиков различать? Все в форме, все одинаковые — только в лицо… Запомнил я этого убивца. Да и вообще — трудно его не запомнить.
— Что? — встрепенулся Петрухин. — Приметы какие-то?
— Да нет, без каких-то особых примет. Нормальные, правильные черты лица… Но вот характер! Характер у мужика несомненно присутствует.
— А как вы это определили?
Черный задумался, потом сказал:
— Трудно объяснить… Но я убежден, что прав. Хребет у него крепкий. Я всю жизнь с людьми работаю, научился понимать кто есть кто. Знаете как бывает? Приходит на корабль молодежь, и сразу видно, кого замордуют и шестеркой сделают, а кого нет. Так что глаз у меня наметанный.
— Хорошо, — кивнул Петрухин. — А что дальше?
— Дальше? Они вошли. Игорь Васильевич поздоровался, а тот — второй — нет… И они прошли к кабинету Тищенко. Я вообще-то обязан всех посетителей фиксировать в журнале, но поскольку этот убивец пришел с самим Строговым, то…
— Понятно. Дальше?
Черный поднялся, прошел на кухню, принес пепельницу, пачку сигарет, закурил и, неожиданно сменив тему, заговорил о наболевшем:
— Раньше-то я в коридор выходил, чтобы не травить жену с дочкой, а теперь там от «понаехавших» не протолкнуться. Героином торгуют почти в открытую… И противно, и сделать ничего нельзя. За жену с дочкой страшно…
— И давно вы здесь обитаете?
— Да как в 2007-м в Питер из Мурма́на перевели, вот с тех пор и…
— Понятно. А всякие там жилищные сертификаты для военнослужащих?
— Я вас умоляю! — скривился Черный. — На эти так называемые сертификаты лично я могу себе позволить максимум «однушку» где-нибудь в Сусумане.
— А где это?
— Понятия не имею, — улыбнулся кап-два. — Ладно, извините, что-то меня не в ту степь… на чем мы остановились?
— Они прошли в кабинет Тищенко, — напомнил Петрухин.
— Ну да. Они прошли к Тищенко, и через какое-то, очень короткое время — выстрел. И я сразу понял, что произошло.
— А как вы это поняли?
— Не знаю как, но понял. Вот как-то мгновенно осознал, что это не хлопушка, не петарда, а именно выстрел, и именно в человека. Я не знал, кто стрелял, из чего стрелял, но понял сразу, что произошло убийство.
— А звуки? Ссорились они перед выстрелом? Ругались?
— Что-то такое было — громкий голос, шум… А потом — выстрел — и тишина. Затем — другой… Выходят. Первым — Строгов. Второй сзади, сбоку. В руке — ружье… короткое, без приклада…
Черный говорил, а сам смотрел вдаль. Как будто всматривался в глубину коридора, откуда приближался человек с ружьем в руке… убийца, у которого крепкий хребет. День был нерабочий, в коридоре горело только дежурное освещение, из полумрака приближался убийца. Сквозняком тянуло кислый запах пороха.
— Я тогда подумал, что сейчас и меня тоже убьют… Они подошли… стоят… молчат… Потом Игорь Васильевич говорит: поедешь с нами. Он был очень бледный. Вот как будто вообще ни кровинки в лице. Десять минут назад вошел нормальный человек, с улыбкой. А стал — как покойник… Поедешь с нами, говорит. Поехали… У Строгова — джип, «опель-фронтера». С водителем. Мы сели, поехали. Я сзади сидел, рядом с этим… Господи, думаю, куда едем? Зачем? И сам себя ругаю, что даже не догадался в журнале запись сделать: Строгов, мол, был…
Черный вдавил сигарету в пепельницу. Вынужденно, через силу улыбнулся.
— В общем, честно скажу: никогда в жизни так не боялся… Едем, а я даже не смотрю, куда едем… На Петроградской оказались, притормозили… Строгов говорит: мол, забудь все, что видел и слышал, и ступай обратно. Пивка по дороге дерни. Можешь и водочки стакан зацепить… А вернешься в офис — звони в полицию. Скажешь, что выходил пива попить, а когда вернулся — нашел в кабинете труп. Понял? Я говорю: понял.
— А тот, второй, говорил что-то?
— Нет. Сидел всю дорогу молча, держал свой обрез между колен… Кажется, жевал резинку.
— А водитель?
— А ему вообще до лампочки. Он ж не в курса́х был — что там да как… Короче, я все сделал, как велел Строгов. Пришел в офис. Вызвал полицию. На удивление быстро приехали… Я им рассказал всё, как Игорь Васильевич научил. А они в ответ: ты что — дурак? Или нас за дураков держишь? Дескать, твое счастье, что ты человек в возрасте, да еще и капитан второго ранга. Иначе мы бы тебя носом в развороченный затылок Тищенко сунули… А вы тот затылок видели?..
Трупа Петрухин, разумеется, не видел. Но очень хорошо представлял, как выглядит голова человека после выстрела из обреза с близкого расстояния…
* * *— …Ф-фу!!! Накурили-то! Впору топор вешать! Неужели нельзя хотя бы раз в полчаса проветривать?!
Бесцеремонно вклинившись в процесс мужицкого мозгового штурма, на кухню, на правах хозяйки дома, заглянула младшая сестра Купцова — Ирина.
То была высокая, миловидная барышня, с не по годам развитой фигурой и несовременной, но совершенно очаровательной, цвета воронова крыла, косой, небрежно перекинутой через плечо. Эдакая селянка — кровь с молоком! — невесть как очутившаяся в урбанистических унисекс-джунглях. На руках Ирина держала глакодшерстную рыжую кошку. Выражение морды которой свидетельствовало о глубоком неудовольствии вечерним визитом незнакомца, беспардонно оккупировавшего ее законную территорию.
— Мы проветривали! Буквально десять минут назад! — принялся смешно оправдываться Купцов. В делах бытовых и житейских своей деловой и дюже бойкой сестренки он, похоже, откровенно побаивался. Хотя по возрасту вполне мог годиться Ирине в отцы. В те, которые «по раннему залёту». — Вот честное слово! Правда, Дим?
— Истинно так! — улыбаясь, подтвердил Петрухин.
— Ну не знаю, как вы тут проветривали, — проворчала сестрица, — если вон Муську от дыма уже просто тошнит.
— Она сама виновата. Не фига ей тут под дверью тереться, мужские разговоры подслушивать.
— Ничего она и не подслушивает. Она есть хочет, а войти на кухню боится.
— Лёнька, у тебя скотина не кормлена, а ты молчишь! Ладно, сейчас уладим. — Петрухин подхватил с тарелку жирный кусочек скумбрии и метко зашвырнул его в кошачью миску. — Гуляй, Маня!
Животина стремительно соскочила с хозяйских рук и пулей метнулась за деликатесом. Однако Ирина оказалась еще проворнее и перехватила кусок перед самым кошкиным носом. После чего строго зыркнула на Петрухина:
— Дмитрий Борисович! Да вы что?! Она ведь у нас только сухой корм ест. У нее на рыбу аллергия.
— У кошек аллергия на рыбу! Куда катится этот мир?
— Вот и я о том же! — угоднически поддакнул Купцов. — Совсем избаловала животное.
Презрительно фыркнув, Ирина подошла к настенному шкафчику, достала оттуда пакет с вискасом, отмерила в мисочку невеликую горку «кошачьего сухофрукта» и поманила кошку в комнату:
— Пойдем отсюда, Мусенька. И не слушай, что говорят эти глупые дядьки. У них от пива их дурацкого соображение совсем в отключке.
— Сеструха у тебя, оказывается, совсем невеста, — проводил их взглядом Петрухин. — В каком классе-то уже?
— Одиннадцатый. Через месяц — выпускные.
— Охренеть!.. Кстати, о «соображениях»: так что ты обо всем этом думаешь?
— Думаю, ты прав, Димон: скотство оно и есть.
— В каком смысле?
— Вот встретишь на улице морского офицера: черная форма, золото… Во, думаешь — о-го-го! Крейсер, субмарины. Мощь и гордость державы! А держава загнала его в клоповник с наркоманами и плюнула на него. А он теперь каждый день думает: изнасилуют его жену и дочку или только ограбят?.. Тьфу!
— А-а-а, вот ты о чем!.. М-да, товарищ майор, ваши благородные эмоции, в принципе, понятны, но к нашему делу прямого отношения не имеют.
— Что же касается нашего дела — обратно согласен. Похоже, охранник к этой паскудной истории действительно отношения не имеет. Из чего следует, что начинать нужно со Строгова. Ибо все равно более не с кого.
— Снимаю шляпу, Леонид Николаевич — ты прирожденный аналитик. Именно господином заместителем директора завтра, во второй половине дня, мы с тобой и займемся.
— А почему во второй?
— Потому что с утра Игорь Васильевич впервые после рабочей командировки в «Кресты» выходит на работу. В связи с чем я попросил Брюнета морально подготовить клиента к нашему визиту, основательно закошмарив. Мы же тем временем окучим водителя Строгова.
— Это того, которому, по словам Черного, «было все до лампочки»?
— Его самого. Кстати, водитель сей отдан нам Брюнетом в полное и безоговорочное рабство. И мы, как новые хозяева, просто обязаны донести до своего холопа новые права и обязанности…
6 мая 2011 года, пт.
Земля в центре Питера — на вес золота, особенно в непосредственной близости к «панорамным» невских набережных. Так было при царе-батюшке, так осталось и при президенте-отчиме. По этой причине парковочка для машин сотрудников «Магистрали» была невелика и рассчитана всего на каких-то два десятка машин. Отсюда вполне предсказуемым стало возмущение водителя строговской «фронтеры», с утра обнаружившего на приколе перед офисом мало того что незнакомую, так еще и «абсолютно неприличную», по его мнению, синюю «девятку»…
…Водителя звали Николай Иванович Луканин. Лет сорока пяти, грузный, плотный, но при этом довольно подвижный, он являл собой классический тип профессионального «персонального» водилы. На дороге такие орлы, козыряя «козырными» номерами, любят катить в левом ряду и сигналить дальним светом: дескать, дорогу! Белый человек едет!
Луканин вылез из джипа, еще раз окинул презрительным взглядом «девятину» и собрался проследовать в офис…
— Николай Иваныч, — окликнул его Петрухин. — Здравствуйте… Меня зовут Дмитрий Борисович. Это про меня вам звонил Голубков.
— А… да-да… очень приятно. Виктор Альбертович мне сказал, что я… э-э-э-э-э… с сегодняшнего дня поступаю в ваше… хм… распоряжение.
— Угу. В наше. В мое и… вот, знакомьтесь… Леонида Николаевича…
— Здрасте. Я… э-э-э… Чем могу… помочь?
Водила беспокойно обшаривал глазами подошедших к нему Петрухина и Купцова и совершенно не был похож на человека, который хочет кому-либо помочь. По крайней мере безвозмездно. И уж тем более — двум голодранцам на гнилой «девятке». Но в данном случае он имел приказ босса и изо всех сил старался держаться любезно… В общем, приятели раскусили водилу сразу: шестерка. Но — козырная шестерка!
— Перед тем как начать распоряжаться, нам с коллегой потребно поговорить с вами о событиях двадцать четвертого апреля.
— А… э-э-э-э… А что… двадцать четвертого?
— Неужто забыл? — фальшиво изумился Петрухин. — Ты же убийц в тот день по городу катал?
— А… ну да, ну да… Просто время-то идет, столько всего, знаете, происходит. Голова кругом, извиняюсь.
— Да, конечно: Светлое Христово воскресенье, яйца-крашенки, троекратные лобызания. Опять же масса других событий в стране — где ж все упомнить? Особенно о каком-то заурядном убийстве в вашем офисе. Обычное дело — замдиректора отстрелили полголовы.
— А я — что? Я — ничего… Я в ментуре все рассказал. Вы у них спросите…
Луканин явно пытался включить дурака, и Петрухин резко сменил интонацию, дабы раз и навсегда «поставить холопа на место»:
— Значит, так, Коля-Ваня! Слушай меня внимательно! Я сейчас наберу номер Голубкова и растолкую ему, что ты гребешь нам мозги… И уже через пять минут после моего звонка тебя переведут на тот самый микроавтобус, из-за которого твой хозяин поссорился с завхозом. Смекнул?
Сработало!
— А я ничего, — быстро ответил водила. — Спрашивайте.
— Вот, другое дело. Давай-ка по порядку. Строгов тебя загодя предупредил, что в воскресенье придется поработать?
— Да. Он позвонил в субботу вечером и сказал: заезжай в десять тридцать.
— Это вообще как — обычная практика, работать по выходным?
— Ну да. Работа у нас такая: полночь — за полночь… выходной — не выходной. Пассажиру нужно ехать — значит, все! Водки, поверите ли, выпить некогда…
— Понятно: не жизнь — а сплошные муки… Когда ты забирал Строгова из дома, он был один?