Усилием воли Сиверов отбросил ненужные мысли, расслабился и вскоре крепко уснул. Однако сон его был недолгим. Словно по будильнику, в шесть утра Глеб открыл глаза, вспомнил о разговоре с Веремеевым, поднялся с кровати и направился в ванную принимать ледяной душ. Только струи обжигающей воды могли прогнать остатки короткого ночного сна.
Позавтракав в ресторане гостиницы блинчиками со сметаной и запив их двойной порцией крепкого кофе, Сиверов вышел из гостиницы. Через пятнадцать минут его «БМВ» уже стоял неподалеку от городской библиотеки. Глеб взглянул на наручные часы. Было без двадцати девять. «Скоро должна появиться Оксана», – посмотрев в обе стороны уютной тихой улочки, подумал он.
Оксана показалась из-за поворота через пару минут. На ней было платье нежного лазурного цвета, которое необыкновенно шло ей, подчеркивая достоинство и красоту совершенной фигуры. «Эта женщина – «ходячая виагра», – улыбнулся Сиверов и, повернув ключ зажигания, тронулся с места. Он подъехал к краю тротуара и притормозил возле Лаврентьевой. Слегка опустив стекло и поправив очки на переносице, Глеб произнес:
– Девушка, можно с вами познакомиться?
Оксана широко улыбнулась.
– Доброе утро. Ты меня ждал, Федор?
– Скрывать не буду. Пока до начала работы еще есть немного времени, я бы попросил даму присесть рядом со мной.
– С превеликим удовольствием, – кокетливо сказала Оксана, усаживаясь в машине. – Какой сегодня прекрасный день! Такое яркое солнце в лазурной небесной чаше… Красота невиданная. Я обожаю любоваться восходами и закатами, – сообщила она. – Знаешь, как только ты приехал в Суздаль, погода стала просто великолепной. А до этого целую неделю шли дожди. Значит, ты обладаешь уникальным даром.
– Если бы я обладал таким даром, то работа у меня явно была бы другой. Да и жил бы я получше, – пошутил Глеб и после паузы спросил: – Ну, как там твой отец? Все в порядке?
– Спасибо, что интересуешься. После уколов ночью приступы не повторялись, но утром мы с сестрой решили сообщить о случившемся маме. Я вызвала такси и отправилась за ней на дачу. Дело в том, что отец может послушать только свою жену. Нас с Машей он выслушивает, но делает все по-своему. Словом, по дороге обратно я обрисовала маме ситуацию, и она со мной согласилась, что от греха подальше отца следует положить в больницу и комплексно пролечить. После такого инфаркта, что он пережил, шутить нельзя, да и опасно. К тому же он будет под постоянным контролем врачей, а это важно. Да и нам так спокойнее будет. Вот уже два года, как мама на пенсии. Она более сорока лет проработала терапевтом, ее здесь все врачи знают. Короче, рано утром мы настояли, и отец, к счастью, согласился лечь в больницу. В восемь утра мы его туда отвезли.
– Что ж, в данной ситуации это разумное решение, – согласился Глеб. – Я тоже так считаю. На тебе прекрасное платье, ты словно богиня лета, – сделал комплимент Сиверов.
– Спасибо! Это мне сестра дала поносить. У нас с ней схожие фигуры, вот мы и устраиваем иногда вещевой взаимообмен.
– Я вот что хотел сказать тебе, Оксана, – медленно начал говорить Глеб, подыскивая слова. – Мне нужно на какое-то время уехать в Москву.
– В Москву? – переспросила женщина. – А как же серия сенсационных статей о медведе-монстре?
– Надеюсь, я их допишу. Работа уже проделана немалая. Сегодня утром мне позвонил главный редактор и сказал, что мне нужно вернуться в столицу для написания какой-то важной статьи может, о политике, а может, о «звездах» или «звездуньях» шоу-бизнеса. В общем, толком пока не знаю. Разберусь на месте.
– А сколько времени займет написание этой статьи? – осторожно поинтересовалась Оксана и внимательно посмотрела на Глеба.
– Трудно сказать, статья статье рознь. Бывает, управляешься за день-два, а иногда только на сбор материала уходит несколько недель.
– Если честно, Федор, ты меня огорошил. Чего-чего, но такого поворота я не ожидала.
– Я и сам удивлен. Но ничего не поделаешь! К сожалению, не только сама по себе журналистская работа непредсказуема, но еще и главные редакторы. Никогда не знаешь, что у них на уме и что в очередной раз они придумают. Вот и приходится подстраиваться, тем более что платят недурно.
– Значит, ты не знаешь, когда вернешься в Суздаль? – спросила Оксана.
– Честно скажу – не знаю, но рассчитываю сделать это как можно быстрее. Но пойми, далеко не все зависит в этой жизни от меня.
– К большому сожалению, – тяжело вздохнула женщина. Помолчав, она обвила руками шею Сиверова, поцеловала его в губы и сказала: – Знай, Федор, что я тебя буду ждать. Мне очень хочется прочитать твои статьи о медведе-монстре. Мне кажется, что ты очень хорошо пишешь, хотя я и не читала ни одной твоей статьи. Просто ты очень основательный, надежный мужчина. И нетрудно понять, что все, чем ты занимаешься, – журналистика или еще там что-то – все это профессионально и надежно в высшей степени.
«Знала бы ты, моя милая, красивая девочка, чем я на самом деле занимаюсь… По возрасту я гожусь тебе в отцы, а такое впечатление, что знаю тебя всю жизнь», – подумал Глеб, а вслух произнес:
– Спасибо за добрые слова в адрес моей скромной персоны.
– Это искренние слова, Федор.
– Не сомневаюсь, – Сиверов крепко обнял женщину и стал осыпать поцелуями ее лицо и губы.
– Обещай мне, что ты вернешься, – заглянув в глаза Глебу, умоляюще сказала Оксана.
– Я вернусь, потому что привык все доводить до конца. Должен же я разобраться с этим медведем, который пугает всю округу.
– Непременно должен, – кивнула Оксана. – Можно задать тебе один вопрос?
– Обычно я, как журналист, привык задавать вопросы. Но хорошо, спрашивай.
– Федор, ты так и не сказал, в каком издании работаешь. Я ввела в Интернете в поисковике твое имя и фамилию. Ответов – ноль. Может, ты что-то скрываешь или вынужден скрывать?
– Все на самом деле объясняется довольно просто. У меня есть несколько псевдонимов. Не люблю лишней шумихи вокруг своего имени.
– Понятно. А издание свое ты можешь назвать? Мне просто интересно. Я же библиотекарь.
– Оно мне так надоело, что я не хочу о нем говорить. Может, как-нибудь в другой раз.
– Ясно. Конечно же, твоя газета для меня совсем неважна. Главное, чтобы ты быстрее возвратился в Суздаль, чтобы я увидела тебя.
– Все, что будет зависеть от меня, сделаю. Не переживай, Оксана, мы обязательно с тобой увидимся.
– Звучит оптимистично, – ласково гладя Сиверова по волосам, произнесла женщина.
– Что ж, мне пора в Белокаменную, – Глеб крепко поцеловал Оксану в губы.
– А мне пора на работу, я уже опоздала на двадцать минут, – взглянув на наручные часики, улыбнулась Лаврентьева и добавила: – Впервые в жизни я об этом нисколько не сожалею. Хотя я очень пунктуальный человек.
– По-моему, правило о том, что начальство задерживается, а не опаздывает, еще никто не отменял, – добродушно улыбнулся Сиверов.
– Ты позвонишь мне? – голос Оксаны прозвучал как-то по-детски, беззащитно.
– Непременно! Как говорится в одной небезызвестной рекламе: будь на связи – будь мобильной.
– В этом можешь не сомневаться. Я очень буду ждать твоего звонка.
Они еще раз крепко обнялись и поцеловались.
– Счастливой дороги тебе, Федор Молчанов. И удачной статьи, о чем или о ком бы она ни была.
– Тебе и твоей дочурке тоже всего доброго, – пожелал Глеб.
Лаврентьева вышла из машины и направилась в сторону библиотеки. Поднявшись на крыльцо, она повернулась лицом к «БМВ» и помахала Сиверову на прощание рукой, после чего скрылась за тяжелыми деревянными дверями.
«Пора в путь. Что там нужно Потапчуку? Ладно, чего гадать, генерал сам все расскажет, как он умеет это делать – обстоятельно и доходчиво», – подумал Сиверов и тронулся с места.
Он медленно проехал возле библиотеки, взглянув на два окна второго этажа, где находился кабинет Оксаны. «А у тебя, Сиверов, похоже, вторая молодость началась, – словил себя на мысли Глеб и свернул в сторону московского шоссе. – Вроде бы и пресловутый бес в ребро не бил, а надо же!.. Но она так красива, восхитительна и сексуальна, что просто нет слов!» – восхищенно заключил про себя Сиверов, вспоминая прекрасные моменты близости с обворожительной женщиной.
Глеб выехал на шоссе и прибавил скорость. Не потому, что торопился. Как раз таки времени до встречи с генералом было предостаточно. Просто он обожал скорость, которая, как ни странно, успокаивала его.
Широкая лента дороги, разматываясь километр за километром, манила вдаль. В пятидесяти километрах от Москвы Сиверов остановился возле уютного придорожного кафе перекусить. Он заказал питательный калорийный салат, в состав которого входил изюм и грецкие орехи, тарелку наваристых щей с мясом, кофе и на десерт шоколадное мороженое. Устроившись возле окна и посматривая на проносящиеся в обе стороны машины, Глеб, не торопясь, обстоятельно поел. Затем пошутил с молоденькой официанткой, вышел из кафе и направился к своей машине.
Проехав километров пятнадцать, он свернул в лес и остановился на оборудованной стоянке. Было начало первого, и Сиверов решил, что подышит свежим воздухом умеренно теплого летнего дня, поспит в машине и, не заезжая в Москву, отправится прямиком на дачу генерала ФСБ Федора Потапчука. Тем более что от стоянки до дачи было не более сорока минут быстрой езды.
Сиверов вышел из «БМВ» и прошел к стоявшей впереди беседке, к которой подступала густая стена леса. Он присел на скамейку и заслушался удивительным, переливчатым пением птиц. «Когда умру, точно попаду в рай, – философски подумал он, – потому что в аду я уже побывал. Причем не единожды и, видно по всему, еще не раз побываю в этом унылом местечке».
Грустно улыбнувшись, он поднялся, прошел немного в лес за беседку и прислонился к березе. «Когда уже у меня будет дембель и я смогу сам распоряжаться своей жизнью? – стал размышлять Глеб. – Когда я смогу спокойно ходить в лес по грибы и ягоды, ловить рыбу, вдыхать пьянящий аромат раннего летнего утра, гулять со своим сыном или дочкой, пить утренний кофе со своей женой?» При этих мыслях Сиверов в который раз вспомнил Оксану.
Он прикрыл глаза и снова, будто в кошмарном сне, увидел медленно вращающиеся лопасти вертолета, кружащего над горами. «Все, как поется в песне, – подумал Глеб, – «Афганистан болит в моей душе». А я бы еще добавил, что в каждой клеточке моего израненного тела. Солдаты не плачут. Хотя, конечно же, плачут. Над трупами своих друзей. Но в основном плачет их душа, причем не переставая».
Сиверов вспомнил, как много лет назад побывал на своей могиле. Вспомнил те невероятные ощущения, когда он, живой, читал дату своего рождения и через черточку – дату смерти. Это как бы вся жизнь от «а» до «я», а черточка – словно минус, исключающий его из списка живых. Глеб тяжело вздохнул. Его родителям отправили похоронку, спецслужбы с помощью пластических хирургов до неузнаваемости изменили его внешность. Его лишили настоящего имени и фамилии, назвав Федором Молчановым. Цель, как говорят, оправдывает средства. Он – элитный киллер на службе у могущественной спецслужбы России. Только вот одного не учли его «благодетели». Они не в состоянии заменить его истинную душу, которую дает человеку только Бог.
Сиверов развернулся и уперся лбом в березу, обхватив ее, словно девушку, руками. Постояв так около получаса, он почувствовал душевное облегчение, будто дерево, сжалившись над ним, забрало его боль. «Недаром древние славяне, другие народы мира использовали силу деревьев для лечения различных болезней. А может, и мне, как Павел Корягин, стать лесником и жить с любимой женщиной и детьми среди деревьев и пения птиц? – подумал Глеб. – Это была бы хоть какая-то компенсация для моей судьбы за те страдания и муки, что мне пришлось выдержать. За мою смерть, которую я непостижимым образом смог пережить».
Сиверов тяжело вздохнул и медленно побрел к машине. Сев на водительское кресло, почти мгновенно уснул. Ровно в три часа дня открыл глаза, осмотрелся. Неподалеку стояла «Волга». Молодые родители играли разноцветным мячиком со своим маленьким сыном. «Пора ехать к Потапчуку», – решил Глеб и повернул ключ зажигания.
Он плавно тронулся с места. Проехав около двенадцати километров, Сиверов повернул направо и стал петлять по асфальтированной дороге в лесу. Вскоре он увидел впереди массивную деревянную дачу генерала.
Подъехав к крыльцу, Глеб выключил двигатель. Часы показывали без пяти минут четыре. «Потапчук наверняка уже ждет», – подумал Сиверов, и в этот момент на крыльце в спортивном костюме с надписью «Россия» на груди и в белых кроссовках появился генерал.
– Здорово, Глеб! Рад видеть тебя! – вскинув правый кулак вверх в качестве приветствия, воскликнул Потапчук.
– Я тоже рад вас видеть, Федор Филиппович!
Мужчины обменялись рукопожатием. Сиверов отметил, что генерал чем-то серьезно встревожен. Он то и дело хмурил брови и был напряжен.
– Хочу предложить тебе, Глеб, прогуляться по лесу и поговорить, – Потапчук указал жестом ладони на узкую асфальтированную дорожку, уходившую от дачи в лес. – А то я всю последнюю неделю сутками не вылезал из кабинета, скоро сзади на штанах дырки будут, – пробурчал он.
– Я не против, давайте прогуляемся. Погода хорошая. Теплый, солнечный вечер, что еще может быть лучше для прогулки, – ответил Сиверов.
Генерал, сделав несколько шагов вперед, приостановился:
– Я могу сказать, что еще может быть лучше.
– Просветите.
– Это отсутствие чертовых проблем. А у меня, Глеб, по правде говоря, от них уже голова пухнет. И конца пока не видно.
– Случилось что-то серьезное? – поинтересовался Сиверов.
– Серьезное? Не то слово, брат. Случилось такое, что всех матерных русских слов не хватит, чтобы всю эту хрень описать, – генерал зло сплюнул.
Таким раздраженным и злым Глеб Потапчука никогда не видел. А ведь они работали вместе уже немало лет и, безусловно, отлично изучили друг друга. Генерал некоторое время шел молча, напряженно думая, словно решая сложнейшую математическую задачу. Они дошли до большого пруда – гордости Федора Филипповича. Там он разводил карпов и с удовольствием потчевал ими своих нечастых гостей. Генерал остановился возле пруда, глядя на кристально чистую воду, в которой виднелись огромные рыбины. Их здесь было изобилие.
Наконец Потапчук произнес:
– Пока, Глеб, тебе нужно будет на какое-то время отложить дело о медведе.
– Понял. Планируется ли мое возвращение к нему? – напрямую спросил Сиверов.
– Не просто планируется. Ты обязательно к нему вернешься и доведешь начатую работу до конца. Но сейчас, Глеб, для России важно другое.
Сиверов знал, что генерал не любил громких слов и заявлений, но, раз он так сказал, значит, дело, о котором Потапчук собирался сообщить, было действительно сверхважным.
– Я полон внимания, Федор Филиппович, – скрестив руки на груди, произнес Сиверов.
– Я понимаю, так сказать, щекотливость всей ситуации… Но тебе, Глеб, предстоит серьезная операция в Афганистане.
Лопасти боевого вертолета начали кружиться быстрее. Грозная машина стала спускаться над горами, чтобы нанести разящий удар по врагу. Это видение настолько четко пронеслось перед мысленным взором Сиверова, что он посмотрел по сторонам, как бы проверяя реальность происходящего.
– В Афганистан? – стараясь сохранить спокойствие, переспросил он.
– Именно туда, Глеб.
На минуту они замолчали. Карпы плескались на поверхности воды.
– А что, Федор Филиппович, разве больше никого не нашлось, кроме меня, для выполнения операции в Афганистане? Секретных агентов, умеющих посылать пули, как говорят, белке в глаз, слава богу, в ФСБ хватает.
– Да, хватает. Но вот профессионалов твоего уровня – раз, два и обчелся. Тут нужно не только метко стрельнуть, но и еще кое-что. В общем, дело, мягко сказать, хреновое. Но обо всем по порядку. Неделю назад на территории Афганистана, примерно в двухстах километрах от узбекской границы, погибла наша группа специального назначения. Случайно наткнулась в горах на засаду талибов, которые поджидали американцев, ведущих в тех краях довольно интенсивные боевые действия. Словом, погибло десять наших замечательных сотрудников. У большинства остались жены, дети… Печально еще и то, что мы не смогли вернуть их тела на Родину. Моджахеды посчитали, что это американский спецназ, и изуродовали тела до неузнаваемости. Отрезали головы, ну и все такое, – генерал тяжело вздохнул и жестом руки рассек густой вечерний воздух.
– Безусловно, все очень печально, Федор Филиппович. Но я по наивности думал, что наш спецназ уже давно не лазит по горам Афганистана, – взглянув на генерала, грустно произнес Сиверов.
– Лазим, Глеб, когда надо, – Потапчук нервно закашлялся. Когда приступ кашля прошел, он продолжил: – А тут как раз сложилась такая ситуация, что мы обязаны были там быть. Только вот вышло дерьмово: и ребят потеряли, и задачу не выполнили, – генерал тяжело вздохнул.
С тех пор как совсем недавно Сиверов видел генерала здесь же на даче бодрым и веселым, все переменилось. Лицо Потапчука осунулось. От бессонных ночей под глазами образовались большие темные мешки. Казалось, генерал постарел минимум на десять лет.
– А что требуется от меня? Чтобы я возглавил или вошел в состав новой разведгруппы? Но для чего? – поинтересовался Глеб.
Потапчук пристально взглянул в лицо Сиверова и произнес:
– Ты должен в одиночку проникнуть на территорию Афганистана и выполнить задачу, о которой я тебе постепенно расскажу.
– Федор Филиппович, вы что, издеваетесь? Я в одиночку должен идти в Афган? Такого я что-то не припомню. Во времена Союза «за речкой» действовал контингент численностью более ста тысяч человек. Американцев с союзниками сейчас там воюет (замечу – хреново воюет) тоже не меньше. А тут выходит одному с шашкой наголо в Афган! Я сегодня не пил ничего крепкого, Федор Филиппович. Наверное, в вашем управлении вообще все с ума посходили. Нет, я понимаю, фильмы про вечного спасителя мира Джеймса Бонда, конечно, захватывающее зрелище. Но то ведь на экране. В Афгане все как-то проще: там просто мочат. Или ты, или тебя. Это уж как карта ляжет.