— Кажется, я немного перегнул палку, — проговорил Крейн, криво усмехаясь. — А ведь даже не показал вам, каков истинный Феникс на самом деле. Ну и ладно — скатерть вот только испортил…
— Хорошо хоть не чью-то физиономию! — Лайра небрежно махнул изувеченной рукой и задел свой бокал. По белой ткани растеклось пятно цвета крови. — Какой я неловкий… Что ж, мой пламенный друг, за которого я отдам, не задумываясь, правую руку! Давай-ка поговорим о чем-нибудь веселом, красивом и безопасном… ну, даже не знаю… о цветущей вишне?
Хаген вздрогнул при этих словах. Старое воспоминание вернулось вновь, и он предпочел бы сейчас говорить о каких угодно ужасах, только бы забыться.
«А есть ли на этом свете что-то безопасное, капитан?»
Крейн, встретив его взгляд, еле заметно пожал плечами.
* * *Боль не хотела уходить.
За ним ухаживали бережно, словно за редким растением — Хагену случалось видеть такие в детстве, когда клан ещё не обеднел окончательно и мог позволить себе дорогостоящие игрушки. Тётя Эвелла, младшая сестра отца, обожала южные цветы, чье название Хаген никак не мог запомнить; она с упорством и самоотверженностью хлопотала над нежными ветками, увенчанными крупными бело-розовыми соцветиями, и даже умудрилась вырастить совершенно белый цветок. Впрочем, её внимания хватало и на обычные розы, которыми когда-то славилась оранжерея дома Локк.
«Я цветок, — сказал себе Хаген. — Колючий чертополох… или нет, скорее, дурман».
Неделя после ссоры с Хеллери и побега из дома прошла как во сне. Хотя стояла ранняя осень, ночи по-прежнему были теплыми, и беглец мог не думать о том, где бы дождаться утра. Но вот еда представляла проблему: с его белыми волосами нечего было и пытаться добыть её тем способом, которым в совершенстве владеет любой беспризорник. Разок-другой Хагену повезло — его угощали сердобольные тетушки, — а однажды удалось подработать в порту, на разгрузке фрегата. Но молодой пересмешник прекрасно понимал, что везение не может быть вечным, хотя и не догадывался, что капризная удача отвернется от него совсем скоро.
Той ночью магус-бродяга устроился на чердаке одного из портовых складов — взобраться туда не представляло особой проблемы, а сторожевые псы давным-давно признали его за своего. Море тихо бормотало старую-престарую песенку, и скрипели, покачиваясь на ветру, мачты фрегатов. Изредка слышались отголоски трактирного веселья — музыка, нестройное пение, смех. Пересмешник задремал под эти звуки; в полусне он увидел отца, который укоризненно качал головой, и мать — она плакала.
А потом из тьмы на него набросились какие-то фигуры и принялись колотить чем попало. Застигнутый врасплох магус только и успел, что прикрыть руками лицо, но зато ребрам достатось изрядно. «Чтоб я тебе больше не видел в порту! — сказал знакомый голос. — Понял, кукушка? Мотай отсюда, пока цел!»
Он не помнил, как выбрался с чердака…
… — Эй, ты слышишь меня?
Хаген осторожно приоткрыл глаза: всё вокруг было словно затянуто туманом, но миловидное девичье лицо всё же оказалось не миражом. Сиделка смотрела на пересмешника, чуть склонив голову набок, и что-то в её улыбке показалось ему знакомым.
— Трисса?..
— Уфф, слава Заступнице! — Она всплеснула руками. — С твоей памятью всё в порядке. Отец не захотел звать целителя, и я боялась… после удара по голове всякое бывает…
Хаген не стал уточнять, что кое-какие воспоминания всё-таки исчезли, но он скорее позабыл бы собственное имя, чем кузину Триссу… хотя с их последней встречи прошло года три, и девушка сильно изменилась.
— Ты стала такая красивая… — вырвались у него совсем не те слова, что надо, и Трисса не преминула этим воспользоваться.
— Да? А раньше была уродиной? — она расхохоталась. — Я думала, ты спросишь — как я здесь оказалась.
Словно не замечая его смущения, девушка принялась рассказывать историю, оказавшуюся простой и удивительной одновременно. Строго говоря, она не приходилась ему кузиной, но так было проще — не станешь же в разговоре всякий раз полностью перечислять все степени родства, ведь её отец, Пейтон Локк, был двоюродным братом Хеллери! Когда-то давно именно Пейтон привозил из южных земель цветы для Эвеллы и прочие удивительные редкости; когда-то давно он был богат — но всё потерял в один день, как и остальные пересмешники.
— Мы приехали к леди Хеллери, отец хотел обсудить с ней что-то важное, — сообщила Трисса. — Прибыли, значит, и оказались как раз в нужном месте, в нужное время. Слышал бы ты, как они из-за тебя спорили…
— Очень мило, — проворчал Хаген. Он попытался встать и с немалым удивлением понял, что едва может двигаться — боль, как выяснилось, никуда не ушла, а просто затаилась на время. А ещё он понял, оглядевшись по сторонам, что находится не дома — значит, спор окончился не в пользу Пейтона. — Ты лучше скажи, мы в гостинице?
— Ну да, — раздалось в ответ. — Хеллери наотрез отказалась принимать тебя обратно — дескать, раз уж тебе так хочется пожить на воле, она не станет препятствовать… так и сказала — на воле, представляешь? И тогда мой отец заявил, что не останется ночевать под крышей Хеллери, раз та совсем выжила из ума и сама разрушает то немногое, что ещё удалось сохранить. Мы отправились искать тебя, и нашли…
Всё сложилось очень странным образом. Хаген вовсе не хотел стать причиной ссоры между двумя старейшими членами клана, но, с другой стороны, они и раньше не очень-то жаловали друг друга. Если Пейтон хотел поговорить со своей кузиной без околичностей — что ж, он получил для этого отменный повод. Легкомысленное отношение Триссы к случившемуся ничуть не удивило Хагена, но вот кое-что другое встревожило его не на шутку.
Пейтон Локк обладал деловой хваткой и ничего не делал просто так.
Значит, он потребует заплатить за услугу?
Хаген погрузился в невеселые раздумья и уже не слышал, о чем щебетала Трисса…
* * *Наутро после памятного ужина у Лайры Арлини «Невеста» тяжело заворочалась у причала, чуть было не разнеся его в щепки, и матросы повскакивали с коек, встревоженные. Крейн спустился на нижнюю палубу и просидел там довольно долго, а потом собрал команду и сказал, что фрегат настроен изменить что-то в трюме, поэтому отдых придется отложить. Начавшееся после этого, больше всего напоминало уборку в доме, где много лет никто не жил: матросы таскали из трюмов припасы, рундуки, бухты троса и прочее имущество, а фрегат скрипел, кряхтел и раскачивался. Около полудня, когда кипучая деятельность несколько подутихла, на причале появился Арлини. Король Окраинных земель долго стоял поодаль, наблюдая за «Невестой ветра» и её командой, как будто у него не нашлось других, более важных дел, а потом Крейн наконец-то соизволил его заметить.
— О-о, Ваше Величество! — Магус приветственно помахал другу рукой. — Чем обязаны?
Арлини, истолковав жест как приглашение, взбежал по сходням на борт, оценивающе оглядел палубу и творившийся на ней беспорядок и лишь потом ответил:
— Да так, пришел посмотреть, как вы тут устроились. Вижу, всё в порядке?
— В полном! — заверил Крейн. Хаген, исподволь наблюдавший за разговором, вдруг почувствовал, что капитан ведет себя очень настороженно, словно ждет подвоха. — Как видишь, без дела не сидим.
— Превосходно, — кивнул Арлини. — Тогда ты не будешь против, если я ненадолго украду у тебя целительницу?
Вопрос застал Крейна врасплох: в его глазах мелькнули искры, а улыбка превратилась в гримасу. Лайра терпеливо ждал, и Феникс взял себя в руки.
— А почему ты спрашиваешь меня? — сказал он ровным голосом. — Вот она идет, пусть сама и решает…
Он отступил на шаг, сложив руки на груди. Эсме подошла к двум капитанам; последовал обмен любезностями, после чего Лайра пригласил её на берег. Целительница удивленно и растерянно посмотрела на Крейна, словно спрашивая разрешения, но тот лишь плечами пожал.
Она нахмурилась.
— Помилуйте, Эсме! — воскликнул Арлини, предугадав отказ, готовый вот-вот прозвучать. — Я просто хотел показать вам город, и ничего кроме! Меня не надо бояться.
Эсме, окончательно растерявшись, кивнула — и улыбка Арлини сделалась хищной. Так могла бы улыбаться мурена, опутывая очередную несчастную жертву кольцами своего тела, но если бы у мурены была хоть малая толика того сияющего обаяния, которое излучал король Окраины, добыча шла бы к ней в пасть добровольно. Целительница даже опомниться не успела, как Лайра подхватил её под руку и увел на причал. Вскоре они уже шли по набережной; Лайра что-то рассказывал, увлеченно размахивая руками, а Эсме внимала ему. Лицо наблюдавшего за ними Крейна мрачнело на глазах, а потом он, обернувшись к матросам, рявкнул:
— Что встали?! За работу!..
К исходу дня команда валилась с ног от усталости, но Крейн нехотя позволил им отдыхать лишь после того, как Джа-Джинни осторожно заметил — дескать, «Невесте» не нужно завтра отправляться в море, и незачем гонять матросов. Крылан заботился не о себе, поскольку он-то как раз бездельничал весь день — пользы в таком труде от человека-птицы было бы немного. «Кстати, ещё кое-что, — сказал Джа-Джинни, когда полумертвые от изнеможения „работники“ разбрелись кто куда. — Раз уж вы с „Невестой“ затеяли переделку трюмов, не мешало бы отпустить Умберто на волю. А то она ещё переварит его ненароком…» Крейн пробормотал что-то насчет отвратительной дисциплины и махнул рукой; увидев это, Хаген ретировался на берег — встречаться с помощником капитана он не хотел и подозревал, что это желание взаимно.
— Что встали?! За работу!..
К исходу дня команда валилась с ног от усталости, но Крейн нехотя позволил им отдыхать лишь после того, как Джа-Джинни осторожно заметил — дескать, «Невесте» не нужно завтра отправляться в море, и незачем гонять матросов. Крылан заботился не о себе, поскольку он-то как раз бездельничал весь день — пользы в таком труде от человека-птицы было бы немного. «Кстати, ещё кое-что, — сказал Джа-Джинни, когда полумертвые от изнеможения „работники“ разбрелись кто куда. — Раз уж вы с „Невестой“ затеяли переделку трюмов, не мешало бы отпустить Умберто на волю. А то она ещё переварит его ненароком…» Крейн пробормотал что-то насчет отвратительной дисциплины и махнул рукой; увидев это, Хаген ретировался на берег — встречаться с помощником капитана он не хотел и подозревал, что это желание взаимно.
Наскоро перекусив в таверне, он прошелся вдоль берега и, возвращаясь обратно, застал любопытную сцену: Лайра и Эсме прощались у борта «Невесты», а Крейн наблюдал за ними сверху, устроившись на носу фрегата, где обычно сидел Джа-Джинни. Целительница выглядела веселой и отдохнувшей; по всей видимости, прогулка в компании Его Величества пришлась ей по нраву.
Лайре, судя по довольному выражению лица, тоже.
«Не моё это дело, — сказал себе пересмешник, но лишь слепой мог не заметить, как смотрел на смеющуюся парочку капитан. — Совершенно не моё…»
Когда последний луч солнца растворился в чернильной темноте, «Невеста» угомонилась, но спокойствие продлилось недолго: где-то заполночь в недрах корабля раздался оглушительный треск, а потом палуба заходила ходуном, как во время сильного шторма. Моряки, привычные к качке, не обратили на это внимания, а вот Хаген, раз проснувшись, опять уснуть не смог — и поднялся из кубрика на верхнюю палубу, где можно было хоть свежим воздухом подышать.
Вахтенные, увлеченные игрой в карты, пересмешника едва ли заметили. Джа-Джинни не было, он где-то летал. Магус подошел к борту, коснулся планшира — и с удивлением осознал, что фрегату… плохо. Разум «Невесты ветра» был затуманен болью, и она больше не пыталась завладеть сознанием нового матроса. Изумленный и растерянный, Хаген сделал то, о чем ещё несколько дней назад едва ли отважился бы подумать: он потянулся к «Невесте» и осторожно предложил ей свою помощь.
Корабль как будто только этого и ждал.
Боль пришла внезапно — вгрызлась в основание шеи, растеклась по спине. Пересмешник зажмурился, втянул воздух сквозь стиснутые зубы; если это была лишь толика того, что испытывал сейчас фрегат, то… впрочем, «Невеста» не была ни человеком, ни магусом, и о пределах её возможностей оставалось лишь гадать. «Хорошо, я стерплю, — сказал он сам себе. — Не так уж и страшно… бывало хуже…» И — чудеса! — стоило об этом подумать, как боль сделалась тише.
Утерев пот со лба, Хаген опустился на палубу — что ж, не впервой ночевать под открытым небом. Глубоко в трюме «Невесты» что-то двигалось, заставляя фрегат дрожать, но теперь это уже не пугало, как не пугает болезнь, когда прошел жар и больной поправляется на глазах, хотя до полного выздоровления ещё далеко.
Он не заметил, как задремал…
«…Не переживай, — сказала Трисса. — Мой отец тебе поможет. У нас есть книжная лавка в городе Фиренца, это во владениях Соловьев. Мы подыщем тебе работу… и комнату… всё будет хорошо, вот увидишь!» «Я уже говорил с дядей, Трисса. Он сказал, я могу пока что жить у вас и помогать ему в лавке». «Да? — переспросила девушка как-то странно ослабевшим голосом. — Помогать… и всё?» «А что, это так сложно? — Он рассмеялся, но смех получился неискренним. — Переносить книги с места на место, разносить заказы… беседовать с покупателями…» Трисса смотрела на него и молчала. Её беззаботная улыбка пропала, во взгляде появилась тревога…
…и проснулся от того, что палуба перестала качаться.
Фрегат словно застыл, и что-то ощущалось в его неподвижности странное, неестественное. Хаген приподнялся, огляделся — ничего не изменилось вокруг, и даже времени прошло совсем немного. По-прежнему было темно. Что же его разбудило?
Внезапно вахтенные побросали карты и вскочили — на палубу вышел капитан. Крейн выглядел уставшим, словно вовсе не ложился спать; он то и дело прикасался кончиками пальцев к щеке, как делает человек, мучимый зубной болью. Не обратив ни малейшего внимания на матросов, он подошел к фальшборту и взглянул вниз, как будто пытаясь разглядеть что-то на причале. Или, быть может, кого-то?..
— Пустишь на борт? — послышался знакомый голос. — Нам надо поговорить.
— Не представляю, о чем, — сказал магус, пожимая плечами. — Но если я тебя не пущу, Лайра тут же наплюет на наш уговор, а карта мне по-прежнему нужна. Раз уж тебе этого хочется…
Его собеседник рассмеялся и через миг взлетел на палубу с легкостью белки. Это была Камэ, но вовсе не та элегантная дама, которую Хаген видел вчера, а одетая в мужской костюм путешественница и авантюристка.
— Кристобаль! — торопливо начала она, словно боясь, что Крейн передумает. — Тебе, наверное, трудно в это поверить, но я и в самом деле не желала вам зла! Я ошиблась!
— Это я уже слышал, — равнодушно отозвался Феникс. — Что-нибудь новенькое есть?
Ответом ему послужила звонкая пощечина.
Вахтенные сгребли карты и растворились в темноте; Хагену пришлось хуже — чтобы ретироваться, он должен был встать и пройти мимо Крейна и Камэ, а сделать это незаметно не сумел бы и призрак. Оборотень поступил единственно возможным способом: притворился спящим. Раз уж капитан не счел нужным его прогнать…
— Ну-у, разве это новенькое? — Магус, криво усмехнувшись, потер щеку. — Десять лет назад такое бывало чуть ли не каждый день. Камэ, я не настроен с тобой ссориться. Я вообще не хочу…
— Ни видеть меня, ни слышать! — перебила женщина. — Знаю! Кристобаль, я всего лишь хотела, чтобы ты вернулся… и взял меня с собой!
— Я предлагал тебе отправиться с нами, — сказал Крейн. — Ты отказалась. Видишь ли, Паучок, твоя роль была сыграна безукоризненно, все поверили. Но дело в том, что ты ничуть не изменилась за те годы, что мы провели вдали друг от друга — по-прежнему не видишь ничего дальше собственного носа и не можешь запомнить одной простой вещи… — Он тяжело вздохнул. — Я никогда не возвращаюсь, Камэ. Для меня нет дороги назад, как нет и прошлого, потому что оно прах и пепел, поэтому я иду только вперед… даже если доподлинно знаю, что сгорю.
— Тебе не привыкать… — проговорила женщина. — Сгорать и возрождаться каждый раз… Сколько ещё будет таких возрождений, Кристобаль?
— Для меня — не знаю, — ответил феникс. — А для Кристобаля Крейна — ни одного. Это его последнее путешествие, и оно войдет в легенды, если уже не вошло. Не мешай мне, Паучок. Я и так уже потерял из-за тебя Эрдана.
Камэ молчала очень долго, и Хаген решил, что она плачет.
— Теперь я поняла… — В её голосе действительно звенели слезы. — В твоей легенде для меня нет места, так? А для неё оно нашлось. О да, я больше не буду выбирать для тебя путь, пусть это делает она…
— Паучок, я ведь не говорил, что у этой истории будет хороший конец вроде «и жили они долго и счастливо». Гораздо вероятнее другой — «и они без следа исчезли в неизведанных морях».
— Мне всё равно.
Феникс негромко рассмеялся.
— Тогда ты сама виновата, Камэ. Когда ты в Лэйфире назвала меня «чудовищем», это прозвучало очень… э-э… искренне. И я поверил, видишь ли. Хотя раньше считал, что у меня были причины поступить именно так, а не иначе.
— Расскажешь? Быть может, я пойму…
Ответные слова феникса прозвучали очень жестко:
— Нет. Незачем ворошить пепел.
Женщина ёще что-то сказала, но так тихо, что Хаген не расслышал ни слова. Быть может, она говорила сама с собой, потому что магус промолчал. Их странная беседа приоткрыла пересмешнику дверь в прошлое феникса — не дверь даже, а щелочку. Он слышал о пожаре в городе Лэйфир, который случился лет десять назад: взорвался склад звездного огня, потом с ветром пламя перешло на крыши соседних домов, а ведь стояло сухое, жаркое лето…
И часа не прошло, как от города остались одни головешки.
Пересмешник не знал точно, сколько человек тогда погибло — твердили, что выживших было едва ли десятков пять, — но ему доводилось слышать, что именно в день пожара в гавань Лэйфира заходил фрегат под изумрудными парусами. Значит, так оно и было?..
В раздумьях Хаген не заметил, что Крейна и Камэ на палубе уже нет. Вместо них появился Джа-Джинни, который смотрел на сонного оборотня бирюзовыми глазами, укоризненно качая головой. А ещё был кто-то большой и темный, он прятался в тени «Невесты ветра», подглядывая за тем, что происходило на палубе.
Или, быть может, это ему приснилось…
* * *Потоптавшись недолго у двери, он чуть-чуть успокоил бешено колотящееся сердце и лишь после этого взялся за ручку, которая оказалась такой холодной, что пальцы тотчас же онемели.