— Послушай, я вот хотел спросить: отчего капитан и в самом деле не созывает всех, кто на берегу, к отплытию? Ведь тогда никто бы не опаздывал.
Моряк хитро прищурился.
— А то ты не знаешь? — Хаген покачал головой. — Ну-у, не разочаровывай меня.
— Он не хочет следить за нами? Поэтому дает свободу?
— Почти, — Умберто посмотрел на «Невесту ветра», потом вновь перевел взгляд на напарника. — Другие капитаны именно так и поступают, а потому дисциплина у них железная. Матросы с тех фрегатов, возможно, посчитали бы Крейна ленивым. Но подумай сам: полагаясь на капитана в такой мелочи, а потом и в других вещах, не разучишься ли ты думать и принимать решения? «Невеста» нас объединяет, да — но у каждого остается право выбирать… и право на ошибку. О-о, смотри, смотри туда! Второй раз такого представления не увидишь!
«Невеста ветра» и незнакомый фрегат сошлись, и тут Умберто ждало разочарование: они не стали таранить друг друга, а, сцепившись крючьями, закружились в жутковатом танце. Хаген знал о морских сражениях достаточно, чтобы понять, насколько происходящее необычно — ведь для того, чтобы сразиться врукопашную, сначала нужно обездвижить корабль противника. «Проклятье… — пробормотал Умберто. — Кому-то сильно захотелось подраться!»
И желание это, по всей видимости, было обоюдным.
Лодочка сдвинулась с места; если раньше они думали, что придется выждать, пока окончится противоборство фрегатов, то теперь оба моряка торопились на борт. Умберто устремил взгляд туда, где разгорелась схватка, и как будто мысленно подгонял лодку, которая и так неслась изо всех сил. Хаген, хоть и чувствовал себя уставшим, тоже ощутил азартное желание поскорее ввязаться в драку… а ещё он вдруг понял, что за время, проведенное вдалеке от «Невесты ветра», успел соскучиться.
Когда они взобрались на борт, битва была в самом разгаре. Хаген мельком успел заметить, что Крейн сражается с высоким темноволосым человеком, чье лицо показалось пересмешнику смутно знакомым, хотя они совершенно точно не встречались до этого дня.
…откуда в его руках оказалась сабля, оборотень потом вспомнить не сумел. Он кинулся в атаку; он что-то кричал, рубился с чужими матросами так, словно каждый из них был его личным врагом. Бой был коротким, но ожесточенным, а когда пересмешник стал терять силы, «Невеста» щедро с ним поделилась…
— Хаген? Эй, ты слышишь меня?
Магус уронил саблю и, не обращая внимания на того, кто его позвал, отошел к фальшборту. Упал на колени, закрыл лицо руками; его мутило, пустой желудок скрутился узлом, а рот заполнился желчью. Раньше ему приходилось убивать и сражаться, но на этот раз что-то изменилось.
«Что со мной происходит?..»
Память была пуста, как лист пергамента, с которого кто-то стер все буквы до последней: вот они поднимаются на борт, где кипит схватка, а вот всё уже закончилось. «Невеста ветра» вновь распорядилась его разумом и телом по своему усмотрению, ненадолго превратила его в тупое и безмозглое орудие… но зачем?
— Что случилось? Ты ранен?
Хаген с трудом поднял голову: рядом стоял Сандер. Пересмешник оглядел себя — в таком состоянии он вполне мог не почувствовать боли от ранения, — но тут же понял, что вся кровь на его одежде чужая.
— Нет… всё в порядке… а где Умберто?
Сандер неопределенно махнул рукой и убежал. Оглядевшись, Хаген увидел помощника капитана: тот склонился над раненым матросом и о чем-то его взволнованно спрашивал. Сам он, судя по всему, не пострадал.
«Что ты со мной сделала, „Невеста“?»
Она, конечно же, промолчала, но в голове у пересмешника немного прояснилось. Он медленно поднялся с колен, и как раз в этот миг над палубой раскатился голос Крейна:
— Умберто, Хаген! Быстро ко мне!
«У нас есть шанс посмотреть на капитана в гневе», — вспомнились слова, сказанные не так давно. Что ж, судя по тону, Умберто не ошибся: Крейн разобрался с врагом, а теперь намерен выяснить отношения с подчиненными. Пересмешник нехотя повернулся…
— Хаген? — Кристобаль Крейн смотрел на него, словно на привидение, и ярость исчезала с капитанского лица, как исчезает рисунок на песке. Взамен появилось иное выражение, и было весьма непривычно видеть феникса растерянным. — О-о, проклятье… так ты, выходит, его знал…
Пересмешнику очень хотелось спросить, о ком говорит магус, или хотя бы попросить зеркало. Он мог лишь гадать, чье лицо сейчас видит Крейн, и отчего-то это испугало его больше, чем всё, случившееся за прошедшие ночь и утро.
Капитан не стал дожидаться ответа.
— Ладно, пустое… Умберто! Я некоторое время буду занят, так что тебе придется меня подменить. Эсме осталась в порту, поэтому проследи за ранеными, пока мы не вернемся.
Моряк кивнул.
— Хаген, жду тебя в каюте… только захвати ведро воды!
Пересмешник ошеломленно кивнул и отправился за ведром. Перемены настроения были обычным делом для Крейна, и всё-таки на этот раз что-то пошло не так: Хаген словно чувствовал на себе пристальный взгляд капитана, хотя того давно уже не было на палубе. «Что ж… думаю, скоро я всё узнаю…»
Ловя на себе удивленные взгляды матросов, он отправился в большую каюту.
— …без сомнения, очень удивлен нашей встрече.
Хаген отступил в угол, осторожно поставил на пол полное ведро, гадая, зачем оно понадобилось Крейну. Кроме пересмешника и капитана в каюте было ещё два человека: щуплый светловолосый парнишка, чьи глаза от страха вот-вот должны были вылезти из орбит, и темноволосый молодой мужчина — тот самый, с кем сражался Крейн.
— А уж я как удивлен, ты и представить себе не можешь, — сказал он в ответ на последние слова капитана и положил на стол руки — запястья были связаны так крепко, что Хаген сразу же понял свою ошибку. Это был не человек, а магус.
На губах пленника играла довольная полуулыбка, во взгляде не было ни капли страха — он словно не осознавал, что произошло. Хаген исподволь разглядывал незнакомца, всё больше убеждаясь в том, что эти надменные и красивые черты ему уже доводилось видеть раньше. Фамильное сходство было очень сильным: определенно, Крейн захватил в плен кого-то из Орлиного семейства — Аквила.
Пересмешник опасливо придвинулся к двери: орлы были сильнейшими из небесных детей, и вряд ли Аквилу в самом расцвете сил могла удержать какая-то веревка. Но орел не делал попыток освободиться, он как будто наслаждался встречей с Крейном и не сводил с капитана пристального взгляда. Чуть успокоившись, Хаген разглядел бледность пленника и испарину, выступившую у него на лбу; должно быть, незнакомец был ранен и потерял много сил — оттого и не представлял никакой опасности. Тем не менее, он, связанный и беспомощный, вел себя с Крейном очень нагло.
— Удивительное стечение обстоятельств, — сказал капитан нарочито небрежным тоном, словно они двое беседовали в одном из залов Яшмового дворца. — Наместник Его Величества, можно сказать — императорская рука… и вдруг очутился здесь, на Окраине?
Аквила рассмеялся.
— Ты не хуже меня знаешь, что должность императорского наместника в Тейравене — не более чем почетная ссылка. Я с ума сходил в этом городишке, я бы душу продал, чтобы только вырваться оттуда…
— И нашелся покупатель? Я даже знаю, кто.
— Да… — бывший наместник прищурился, словно сытый кот. — Его Величество предложил хорошую цену.
Хаген слушал этот странный разговор очень внимательно, но в тот момент, когда зашла речь о Капитане-Императоре, вдруг вспомнил о Ризель. Венценосный затворник передает приказы через свою дочь — выходит, этот высокомерный Аквила с нею встречался. Должно быть, совсем недавно. Пересмешник опустил голову; его снедала зависть. «Я так давно её не видел…»
На лице Крейна впервые появилось подобие улыбки.
— Что ж, ничего другого от Его Величества я и не ждал. Но ты упустил возможность получить свою награду, Эйдел.
— Будет и другой шанс, — ответил Аквила с кривой усмешкой. — Обязательно будет.
Крейн ничего не сказал, и какое-то время победитель и проигравший просто смотрели друг на друга. Хаген наблюдал; на него, как и на незнакомого парня, скорчившегося в углу каюты, не обращали внимания. Но зачем-то ведь Крейн его сюда позвал? Не из-за ведра воды, в самом деле…
— Довольно пустых разговоров, — произнес капитан «Невесты ветра» изменившимся голосом. — Объясни мне лучше, что за дрянь отравила воду. Это же твоих рук дело?
— Моих, не буду отпираться. Хм… Крейн, а отчего ты торопишься? В прошлый раз мы так и не поговорили, и сейчас — опять то же самое.
— В прошлый раз я беседовал с твоим сторожевым пардусом. — Капитан коснулся шрама на щеке. — А сейчас, как бы банально это ни звучало, вопросы задаю я.
— Конечно-конечно! — отозвался Эйдел, не скрывая издевки. — Но всё-таки жаль. Я о многом хотел бы тебя расспросить… про Лэйфир, к примеру. Отменный фейерверк ты там устроил!
Опять Лэйфир! Да что же там произошло, в самом деле?! Крейн тотчас же побледнел, и пересмешник даже испугался, как бы магус не вспыхнул от гнева.
— Невообразимое нахальство! — сказал Крейн, с трудом совладав с яростью. — Ты и в самом деле меня не боишься, Эйдел? Ты ведь в моей власти.
— Но я до сих пор жив! — парировал Аквила. — Значит, ты и не собираешься меня убивать. Вот, даже пустил сюда моего целителя. Впрочем, я смерти не боюсь… равно как и пыток. — Заметив, что капитан нахмурился, бывший наместник расхохотался. — Да, всё сходится! Ты слишком мягкосердечен для пирата, я это давно знал. Никто другой из вашего морского братства не полез бы в горящий дом спасать ребенка, а ты — запросто… да и вообще, всё, что было в Тейравене десять лет назад… Не-ет, столь благородный воин никогда не опустится до убийства беззащитного пленника, я прав?
Лицо Крейна сделалось пепельным.
— Если беззащитный пленник откроет мне всю правду о том существе, которое отравило воду, то ему и впрямь ничего не угрожает, — сказал он невыразительным голосом. Аквила, должно быть, принял это за доказательство своей правоты — и возликовал.
— Заставь меня говорить. Давай, рискни — это будет интересно!
Капитан «Невесты ветра» молчал.
— Что такое? — насмешливо поинтересовался Аквила. — Ты растерян? Ну же, угрожай! Ломай мне пальцы, бей по физиономии… Право слово, ты и на пирата-то не похож, Крейн! Быть может, стареешь? Не думаю, не думаю… я ведь давно уже заподозрил, что ты нашего племени, а теперь знаю наверняка!
— Да? — Крейн вскинул голову. — И что ещё ты знаешь?
Его вопрос прозвучал зловеще, но Аквила этого не почувствовал — он слишком упивался своей маленькой победой. Главного он не знал, это было очевидно: только безумец или самоубийца мог так безрассудно вести себя с Фениксом.
— Что ещё? — Пленник подался вперед и вопросил громким шепотом: — А разве нашей общей тайны недостаточно?
То, что произошло дальше, оказалось для Хагена полной неожиданностью: в глазах Крейна сверкнули искры — и Аквила вспыхнул, словно факел. Это было до того страшно, что пересмешник застыл с открытым ртом, и голос капитана донесся до него издалека: «Не стой столбом, гаси его!» Тело Хагена выполнило приказ быстрее, чем он успел это осознать — руки схватили ведро, выплеснули воду, а потом пересмешник развернулся и бросился прочь из каюты, словно по пятам за ним гнался Великий шторм. Опомнился Хаген только у фальшборта, где его вырвало желчью.
«Всё в порядке…» — хрипло пробормотал он в ответ на чей-то встревоженный возглас. Какая всё-таки удача, что Эсме этого не видела! «Всё в порядке, — повторил он шепотом. — Просто Феникс вырвался на волю и спалил высокомерного наглеца. О-о, Эльга!..» Отвратительный горелый запах, казалось, шел отовсюду, и Хаген сейчас охотнее вдыхал бы полной грудью рыбную вонь, которая так раздражала его накануне ночью в хижине. Он видел не раз, как Феникс сжигает морских тварей дотла, и даже успел к этому привыкнуть, но произошедшее напомнило об истинной сущности их капитана.
Какой-то шум позади заставил его оглянуться: на палубе показалась весьма странная компания — двое матросов тащили кого-то, закутанного в просторный черный плащ с капюшоном; светловолосый парнишка-целитель шел следом, с трудом переставляя ноги. Обгорелая куртка, выглянувшая на миг из-под плаща, заставила Хагена вздрогнуть, но почти сразу он осознал, что Эйдел Аквила благодаря стараниям служителя Эльги всё-таки остался жив — и, похоже, его собираются препроводить на фрегат и отпустить восвояси.
Так оно и вышло.
На сей раз Хаген вспомнил не Заступницу, а морскую мать: фрегат Аквилы был отпущен на все четыре стороны, вместе с матросами и наместником, которому Феникс здорово подпалил шкуру. «Неужели он всё рассчитал заранее? — спрашивал себя пересмешник. — И для этого приказал мне притащить воду? И целителя оставил под рукой? Но зачем всё это, если Аквила теперь знает, кто он такой на самом деле…»
Появился Крейн — бледное лицо, тяжелый взгляд, — начал отдавать приказы. Хаген слушал вполуха, как будто это вовсе его не касалось; слова не сразу обретали смысл. Они возвращаются в порт? Вполне логично. Но что будет дальше?
— Ты что-нибудь узнал? — Джа-Джинни опустился на палубу, и от огромных крыльев сразу стало тесно. Крылан уставился на капитана огромными глазами, на его лице отражалось нетерпение. — Никогда не поверю, что ты мог его отпустить просто так!
— Узнал, — ответил Крейн ровным голосом. — Собственно, всё оказалось очень просто, мы могли бы догадаться и сами.
— И что теперь? — требовательно спросил Джа-Джинни.
— Увидишь, — проронил капитан и отвернулся.
Только Хаген понимал, отчего Феникс так странно себя ведет, хоть он и предпочел бы ничего не знать. Крылан же понятия не имел о произошедшем в каюте; он недоуменно нахмурился, взглянул на капитана с сердитым удивлением.
Крейн, между тем, вспомнил о пересмешнике…
— Ты хорошо его рассмотрел?
— Да, — Хаген опустил голову. Вот зачем его позвали, получается. — Изобразить его будет сложновато, потому что я немного ниже ростом.
— Но возможно?
— У нас свои секреты, — пересмешник невольно улыбнулся. — И я никогда не взялся бы за невозможное дело. Так у вас, капитан, есть планы относительно этого… Эйдела?
— Планы были, — Крейн тяжело вздохнул. — Я тоже иногда ошибаюсь, но на этот раз всё сложилось даже удачнее, чем было запланировано… хотя и не во всех смыслах. Я рассчитывал удержать его, а взамен отправить тебя — чтобы выведать тайну этой черной твари.
— Не понадобилось?
— Нет, — хмыкнул Феникс. — Он сделался весьма сговорчив после того, что я ему показал. Тебя это тоже проняло, ведь так?
Вспышка — и человек превращается в факел.
Как всё просто…
— Капитан, я не понимаю, — сказал Хаген. — Зачем нужно было открывать ему правду, а потом отпускать живым? Ведь теперь все узнают, что Кристобаль Крейн — на самом деле Кристобаль Фейра! Матросы молчат, да и я молчу, а чужие языки не укоротишь. Да не пройдет и месяца, об этом будут болтать во всех портах!..
Он наконец-то осмелел и взглянул Крейну в глаза; капитан смотрел на своего матроса отрешенно-задумчиво — он как будто отдалился от «Невесты ветра» и всех, кто был с нею связан. У Хагена защемило сердце: интуиция подсказала пересмешнику, что за слова прозвучат сейчас.
— В этом мире нет ничего бесконечного, Хаген. Рано или поздно правда открылась бы. Время капитана Крейна подходит к концу, разве ты сам этого не чувствуешь?
Пересмешник хотел возразить — но не сумел подобрать слова.
— Тебе впору гордиться, — сказал Феникс с усмешкой. — Попадешь в легенду — да чего уж там, давно попал! Будешь правнукам рассказывать о нашем путешествии… лет этак через двести.
— Я бы предпочел через двести лет с вами вместе за бутылочкой хорошего вина вспоминать о былых годах! — выпалил Хаген, осмелев.
— Не знаю, — капитан отвел взгляд. — Огонь вечен, пока горит. Что будет завтра или через двести лет? Пожар, уютный очаг, пепел? Не знаю…
Они надолго замолчали; Хаген ощущал себя полностью сбитым с толку, а Крейн не считал нужным что-то объяснять. «Невеста ветра» приближалась к гавани, рассекая серебрящиеся волны. Пересмешник осторожно выглянул за борт — у него кружилась голова от усталости — и увидел блестящие черные спины дельфов, которые почетным эскортом сопровождали фрегат. Интересно, что разузнал капитан у своего пленника? Хаген хотел спросить Крейна об этом, но неожиданно для самого себя задал совсем другой вопрос:
— Капитан, вы знали того, чье лицо…
— Да, — перебил Крейн. — Маркус Фиренца, я случайно познакомился с ним лет двенадцать назад. Один из птенцов Соловья, необыкновенно талантливый… он мог бы стать великим художником, но всё бросил после смерти учителя. Ты, судя по всему, встретил Маркуса раньше, потому что запомнил его без отметины от удара плетью…
Пересмешник сглотнул и отвернулся, чтобы не показать свой внезапный страх — а потом сообразил, что это бесполезно. Хаген теперь знал, что увидит в зеркале — красивое лицо с тонкими чертами и изогнутыми бровями, правая выше левой. Лицо человека, чью жизнь он уничтожил.
Крейн не заметил смятения собеседника — или не захотел заметить. Вздохнув, прибавил грустным голосом: «Жаль, ему недолго довелось творить», — и отправился на нос корабля, где нахохлившейся птицей восседал Джа-Джинни, всё ещё обиженный на капитана. А Хаген торопливо стер со своего лица черты художника, словно испугавшись, что они останутся навечно.
Но это не помогло успокоить пробудившуюся совесть…
Нами ждал их на пристани, нетерпеливо ходил кругами. Исподволь наблюдая за капитаном, Хаген почувствовал: Крейну не терпится поскорее спрыгнуть на причал. Но человек, рискнувший на такое, отделался бы в лучшем случае сломанными ногами, да и то — при очень большом везении. Поэтому магус не двинулся с места до тех пор, пока с борта не сбросили веревочную лестницу. Хаген и Умберто спустились вместе с капитаном, следом за ними слетел и крылан.