Победа осталась за капитаном.
Так или иначе, отплытие отложили — зато у них появилась возможность понаблюдать, как выполняют указания Крейна об отводе воды. Нами тоже не терял времени зря: в одной из своих книг он отыскал упоминание о полуживых машинах, которые очищали воду и что-то с нею делали, превращая в истинный эликсир жизни — испивший его человек мог на целый год позабыть о болезнях.
— Нет прощения тому, кто испортил такую хорошую вещь! — сказал он, сокрушенно вздыхая. — Ах, если бы мы знали о ней раньше…
— Ничего бы не изменилось, — возразил Крейн. — Управляться с такими машинами… или, точнее, существами… в общем, это умеют только Вороны, а они никому не открывают своих секретов, кроме Его императорского величества.
Нами раздраженно бросил книгу на стол; Хаген, который как раз стоял поблизости, увидел знак на обложке — крылатый глаз, — и невольно вздрогнул. Все эти разговоры о древней алхимии его несказанно раздражали, потому что ни Нами, ни Крейн не знали, что такое полужизнь на самом деле. Грейна не шла в счет — возможно, когда-то она и обладала подобием разума, но ныне была совершенно безмозглой тварью, не заслуживавшей сожалений. А вот те создания, которых он видел в лаборатории Рейго…
«Нам надо поговорить», — беззвучно сказал капитан, на мгновение ворвавшись в сознание оборотня, и на этот раз Хаген был ему благодарен: подступившая головная боль прогнала воспоминания о Рейго Ларе и его странном увлечении. Он встретил любопытный взгляд Крейна и кивнул, а сам подумал: «Интересно, о чем?»
Долго ждать не пришлось: уже вечером Хаген переступил порог капитанской каюты, и Крейн взмахом руки предложил ему сесть. Отчего-то пересмешнику показалось, что капитан обеспокоен — это было необъяснимое, необоснованное ощущение. Внешне Крейн казался таким же, как обычно; разве что его глаза временами как-то странно поблескивали, словно отражая пламя невидимого костра.
— Я обещал, что не стану читать твоих мыслей, — сказал он. — И слово сдержу, что бы ни случилось, потому что свою преданность ты уже доказал. Но, видишь ли, твоё волнение при виде крылатого глаза… э-э… взволновало и меня. Где ты успел встретить этот знак?
Повисла тревожная тишина. Хаген не знал, что сказать: он испытывал соблазн обмануть капитана, придумав историю о каком-нибудь поручении Пейтона Локка, но всё-таки понимал, что этого делать нельзя при при каких обстоятельствах. Как же быть? Правду он тоже сказать не мог, поэтому ограничился её частью.
— В замке Рейго Лара.
— Вот как? — произнес Крейн с неподдельным удивлением в голосе. — Надо же… Хаген, мне нет нужды знать, как ты там оказался и что делал, но вот если бы ты смог рассказать мне подробно, что именно увидел… Заметь, я пока что прошу.
Оборотень тяжело вздохнул.
— Ох, капитан, мне трудно об этом даже вспоминать! Ладно, уговорили. У лорда Рейго есть немало странных привычек, о которых знает чуть ли не весь двор, но мало кому известно, что у всех этих странностей один-единственный корень: искусство создания полужизни, древняя алхимия. Он ею увлекается самозабвенно вот уже несколько лет и любит иной раз намекнуть, что за короткий срок достиг впечатляющих результатов…
— И ты видел эти… результаты?
— Я… — пересмешник скрипнул зубами. — Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив поискать что-то ещё более интересное, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун — с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это было мне нужно, но я приблизился и, вроде бы, коснулся стекла рукой…
Тут Хаген замолчал надолго, чувствуя, как внутри всё дрожит и сжимается. Крейн терпеливо ждал, пока пересмешник придет в себя, а «Невеста ветра» очень осторожно коснулась его сознания, на свой лад пытаясь успокоить.
— Я никогда раньше не чувствовал чужой боли… — отрешенно проговорил оборотень. — Ну, конечно же, здесь мне многое довелось пережить, но тогда всё было впервые. Крикун был жив, и он испытывал такие страдания, что не мог не обрушить их на первое попавшееся живое существо. Не знаю, как Рейго мог там находиться? Он же чайка, он восприимчив к мыслеобразам… В общем, я отшатнулся в ужасе и невольно сдернул покрывало со стоявшего рядом большого чана, тоже стеклянного. В нем… в нем был человек. Точнее, некое существо, когда-то бывшее человеком… или даже магусом. Оно тоже не было мертво и смотрело на меня так… умоляюще! — Хаген внезапно охрип, но продолжал говорить; слова лились из него, как льется вода во внезапно открывшуюся пробоину. — Его глаза говорили: «Убей меня!» А я не мог… Это бы поставило под угрозу весь мой план — план, стоивший нескольких лет жизни! И ведь… он был там… не один!
— Сколько? — отрывисто спросил Крейн.
— Не меньше десяти… — ответил Хаген и вдруг ощутил странное опустошение. Эта история, о которой он до сих пор никому не рассказывал, была похожа на шип, засевший в ране. Теперь его удалось выдернуть… и, быть может, рана заживет? — Я не мог считать, просто выскочил оттуда при мысли, что все они обратятся ко мне с одной и той же просьбой…
Услышав следующий вопрос Крейна, оборотень не поверил своим ушам и удивленно уставился на капитана.
— Там были крылатые люди? — повторил Феникс, странно морщась, словно ему самому было неприятно спрашивать о таком. Хаген медленно покачал головой. — Хорошо. Это всё, что ты видел?
— Да, — проговорил пересмешник. — Капитан, я не…
— Достаточно, — перебил Крейн. — Ты не должен больше ничего мне рассказывать. Можешь идти.
Хаген с радостью воспользовался этим разрешением и лишь позже почувствовал легкую обиду: капитан явно знал о лаборатории намного больше, чем ему самому удалось выяснить за годы службы. Рейго ревностно хранил свою тайну… Но, выходит, Крейн вовсе не был столь далек от жизни Яшмового дворца и его обитателей? Ещё одна загадка.
Хотя, если поразмыслить…
Пересмешник вспомнил о молчаливом вороне, который инкогнито приезжал к его хозяину несколько раз в году. Легенды говорят, что древняя алхимия была уделом именно клана Корвисс, но сами Бдительные не раз клялись памятью предков, что полностью утратили секреты этого страшного искусства.
А «Крейн», как случайно выяснил Нами, — одна из ветвей семейства Ворона!
«Я не хочу об этом знать, — подумал оборотень. — Он не тронул мою тайну, так пусть и его собственная тайна остается в неприкосновенности!» Эту фразу он за несколько дней повторил про себя не меньше тысячи раз, но легче от этого не стало: Хаген впервые в жизни изнывал от любопытства.
Жизнь, между тем, текла своим чередом. Эсме исцелила всех отравленных; Нами с радостью вручил Кристобалю Крейну тетрадь, в которой были записаны, по его словам, наиболее интересные и необычные легенды из собрания, хранившегося в библиотеке; рабочие заканчивали приготовления ко дню, когда грейна должна была отправиться туда же, куда ушли тысячи лет назад её создатели — в небытие.
И вот настал момент, когда они вчетвером — Нами, Крейн, Хаген и Умберто — стояли на том же месте, откуда впервые увидели черную тварь, весьма метко стрелявшую по всему, что двигалось в обозримом пространстве. Вечерело; водовод перестал работать ещё в полдень, но пока что никаких изменений они не заметили. Нами нетерпеливо ходил по утоптанной полянке, вертел в руках подзорную трубу, которую один раз едва не уронил с обрыва. Умберто скучал, Хаген предавался раздумьям, а Крейн стоял неподвижно, словно статуя, устремив взгляд на полуживую машину.
— Начинается, — сказал он неожиданно. — Смотрите!
Грейна заколыхалась, хотя ветра не было. И без подзорной трубы было видно, как её плоское тело пошло пузырями, словно его поджаривали, а потом начало таять. Края черного покрывала опускались всё ниже и ниже, от них отрывались куски и падали. Вскоре грейна уже ничем не напоминала то грозное оружие, к которому нельзя было подойти на пушечный выстрел: от неё остались неряшливые лохмотья, а потом в один миг они рассыпались тучей не то пыли, не то пепла…
Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги — они исчезли именно так.
— Эта машина пережила своё время, — произнес Крейн, будто прочитав мысли своего матроса. — Быть может, люди ещё создадут нечто подобное… когда-нибудь.
— Быть может, — эхом откликнулся правитель. — И всё же мне её жаль.
— Вы странный, Нами! — магус покачал головой. — После всего, что случилось…
Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги — они исчезли именно так.
— Эта машина пережила своё время, — произнес Крейн, будто прочитав мысли своего матроса. — Быть может, люди ещё создадут нечто подобное… когда-нибудь.
— Быть может, — эхом откликнулся правитель. — И всё же мне её жаль.
— Вы странный, Нами! — магус покачал головой. — После всего, что случилось…
Правитель смущенно улыбнулся.
— Я и сам понимаю, что это звучит странно. Но столько лет прожить рядом с таким редкостным сокровищем и утратить его из-за собственной глупости и неосмотрительности…
«Опять он за своё!» — машинально отметил Хаген.
— …Признайтесь, капитан, вы тоже хотели бы её сохранить? Ведь это своего рода посланец из тех времен, когда Основатели были подобны богам.
— Точнее, из тех времен, когда мой предок понес страшное наказание за чужие грехи? — с усмешкой спросил Крейн. — Вы же сами однажды сказали, что Феникс не нарушал запретов — значит, он пострадал безвинно. О чем же мне жалеть? Пусть осколки прошлого уходят в небытие, им там самое место.
— Да, — вздохнул Нами. — Знаете, капитан, мне порою кажется, что Капитан-Император лишил нас и прошлого, и будущего. Прошлым были Соффио, клан Помнящих… — При этих словах Крейн сильно побледнел, но правитель ничего не заметил. — Когда я думаю, сколько ценных знаний ушло вместе с ними, мне становится плохо! А будущее — это Амальфи. Люди твердят, что Буревестники предвидели только беды и несчастья, но это не так. Уверен, они видели и радостные события, но мы их потеряли… и веру в завтрашний день — тоже.
— Вы правы и неправы одновременно, — сказал Крейн негромко. — Император уничтожил только собственное будущее. Совсем скоро это станет очевидным, Нами… а сейчас, пожалуй, нам пора прощаться. Я хотел бы отправиться в путь сегодня.
«Сегодня?..»
Хаген и Умберто ошеломленно переглянулись; помощник капитана чуть заметно пожал плечами. Крейн частенько совершал странные поступки, которые окружающим казались лишенными смысла, но Хаген давно перестал этому удивляться: интуиция феникса была почти безупречной. И всё-таки — отправляться в Кааму сейчас?
— В ночь? — изумился Нами. На его лице было написано искреннее сожаление. — Вам, конечно, виднее… не смею задерживать… ох, капитан, а я ведь так хотел устроить торжественный ужин в честь «Невесты ветра»!
Тактично упомянув имя фрегата, правитель отметил заслуги всей команды.
— Ещё будет возможность, — ответил магус, качая головой. — Но не сейчас. Мы и так задержались дольше, чем я рассчитывал.
— Зачем такая спешка? — не отставал Нами. — Уйдете утром. Разве одна ночь что-то решает?
Крейн вздохнул.
— Одна ночь, один шаг, одно мгновение — иногда они бесценны. Я не могу сейчас всего объяснить, но когда-нибудь это сделаю, обещаю. Мы ещё встретимся, вот увидите!
— Надеюсь, Заступница это слышит, — пробормотал правитель.
Они пожали друг другу руки. «Попадешь в легенду… — вдруг вспомнились Хагену слова капитана, сказанные всего-то несколько дней назад. — Будешь внукам рассказывать…» Тотчас же подступила тревога, а следом — внезапная злость. Да кому она нужна, эта легенда? Кристобаль Крейн ничего не делает просто так, и значит им, в самом деле, пора торопиться в Кааму. Ведь совсем не обязательно враги Лайры Отчаянного хотели, чтобы он сам заявился сюда, спасать отравленный город. Быть может, они как раз намеревались выманить из столицы Окраины самого сильного её союзника? Хаген готов был спорить на что угодно, что верно догадался о причине внезапной торопливости капитана.
Но если так — то они, скорее всего, уже опоздали.
«Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все Небесные люди. Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так:
— Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира больше не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не едят плоть подобных себе. И это хорошо!
Вторым вышел говорить Жаворонок, и сказал он так:
— Братья и сестры мои! Теперь люди этого мира знают, как растить пшеницу и рис, бобы и просо. Больше не едят они траву, что стелется под ногами и водоросли, что прибивает волнами к берегу…»
…Прошли почти сутки с тех пор, как «Невеста ветра» покинула Ямаоку, и до прибытия в столицу Окраины оставалось никак не меньше недели, но на сей раз у них нашлось занятие, за которым было приятно коротать вечера. Собрав своих помощников в большой каюте ещё засветло, капитан сказал:
— Я напомню тебе, Джа-Джинни, о том вечере, когда вы с Кузнечиком раздобыли карту…
Крылан при этих словах многозначительно усмехнулся, а Крейн продолжил с невозмутимым видом:
— Остальные об этом ничего не знают, так что им будет вдвойне интересно: дело в том, что Кузнечик случайно захватил из кабинета нашего друга Звездочета очень интересную вещь — тетрадь, в которой записана слегка исправленная легенда о падении Феникса.
— О падении Феникса? — переспросил Умберто. — Капитан, но ведь её знает наизусть любой портовый беспризорник!
— Да, ты прав, — сказал магус. — Но в этой тетради написано, что капитаном «Утренней звезды» был Ворон, а вовсе не Цапля. Послушайте-ка, я вам её прочитаю…
И вот они слушали — ловили каждое слово. Поначалу Хагену казалось, что неизвестный сочинитель этой странной истории попросту развлекался, хоть и рискуя жизнью при этом. Капитан-Ворон? Это же глупо. Алхимики из клана Корвисс никогда не принимали участия в дворцовых интригах, а те из них, с кем Хагену довелось пообщаться, производили впечатление личностей весьма интересных, но напрочь лишенных тщеславия. Любой ворон так и норовил запереться в какой-нибудь башне, желательно — подальше от городской сутолоки, чтобы целыми днями проводить эксперименты. Ходили слухи, что Рейнен Корвисс, старейшина Семейства, даже отказался от некоего весьма выгодного предложения Аматейна, потому что оно, дескать, не позволило бы ему уделять алхимии столько времени, сколько нужно.
И тут Хаген вспомнил, что однажды Рейнен Корвисс отправился в добровольную ссылку, отказавшись от собственного имени. История вдруг перестала казаться глупой, а сделалась пугающей. Если бы тетрадь Звездочета была написана тем, кто имел отношение к готовящемуся заговору против Императора, то в ней наверняка упоминался бы капитан из клана Орла или Ястреба, потому что именно они обладали силой, способной свергнуть владычество Цапли. Но вороны ни за что не стали бы участвовать в подобном, а это значит, легенду никто не переделывал. Скорее, наоборот: как раз известная всем история о падении Феникса и была переделкой.
«Так сбылось предсказание Буревестника, после чего удалился Капитан в великой печали, оставив детей небесных навсегда. В один день лишились они самого мудрого и самого смелого».
Когда прозвучали эти слова, Хаген от волнения вскочил.
— Ради Неба, капитан! — воскликнул он. — Если это правда, то Аматейн — самозванец!..
— Верно, — спокойно ответил Крейн. — И что ты предлагаешь? Заявиться в столицу и предъявить ему сию тетрадь как доказательство?
Растерянно хмурясь, пересмешник сел обратно.
— Я перечел её раз двадцать, — сказал капитан, видя, что его друзья ждут объяснений. — И, в конце концов, понял, что нужна помощь человека, который столько же времени посвятил древним книгам, сколько я — «Невесте».
— Нами… — проронил крылан. — Эрдан мне говорил, он ученый человек…
На миг лицо капитана помрачнело, но голос не изменился.
— Да, Эрдан верно подметил. В общем, я передал ему эту тетрадь и попросил разыскать среди древних легенд что-нибудь… хм… что-нибудь похожее. Столь же странное и противоречивое или, быть может, необъяснимое. Он мою просьбу выполнил… — с этими словами магус выложил на стол ещё одну тетрадь, поновее и потолще. — А вот что из этого получится — сейчас проверим. Ну, кто будет читать первым?
Джа-Джинни протянул когтистую ладонь.
«Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое. В городе Террион что на острове Ки жила девушка, славившаяся по всей округе как умелая рукодельница. Однажды пришел к ней незнакомец и сказал: „Полотно моё истончилось, и желаю я, чтобы ты соткала новое“. „Ни одна ткань не может служить вечно, — ответила мастерица. — Я не смогу тебе помочь“. Разгневался тогда незнакомец и повторил свою просьбу ещё дважды, и оба раза девушка ответила отказом. И тогда сломал он прялку её, сжег дотла ткацкий станок, а иглы и нити выбросил с обрыва в бушующее море. Так лишился город Террион лучшей своей рукодельницы, и ещё долго не появлялось там мастерицы, которая могла бы с ней сравниться».
— Ничего не понимаю, — проговорил крылан после паузы. — О чем она?