— Издеваться надумала? Ну-ну, только учти, у деда Ефима, кроме меня, никого нет. Посадят меня, ему крышка. Сердце не выдержит, — зло глядя на меня, заявил Гришка.
— Чего же ты о нем раньше не думал, когда за руль пьяным садился? Или если ты насмерть разобьешься спьяну, дед только рад будет? И сердце не забарахлит, а? — повысив голос, отчитывала я парня.
— Ладно, хорош на совесть давить, — сдавая позиции, проговорил он. — Сам знаю, что дурак. Случайно это вышло. Вообще-то я не пью, хоть у кого спроси. И уж тем более за руль пьяным не сажусь. Тут обстоятельства так сложились.
— Что же это за обстоятельства такие, ради которых ты сразу всеми своими привычками пожертвовал? — ехидно спросила я.
— Не твое дело, — снова разозлился Гришка. — Приехала деду меня сдать — сдавай. А ментов вызывать поздно. Не докажешь ничего.
— Ну, с последним утверждением я бы поспорила, — откидываясь на спинку стула, произнесла я. — Алкоголь у тебя в крови наверняка до сих пор зашкаливает. А у меня еще и свидетель есть. Тот водитель, что за моей машиной стоял, помнишь? Так вот, я его координаты записала. И он готов подтвердить, что ты уснул пьяный за рулем. Дорогу перегородил, создал аварийную ситуацию. Вот и думай, поздно ментов вызывать или в самый раз будет.
— Слушай, чего ты хочешь? — зашептал Гришка. — Денег у меня нет. У деда тоже. А машину я не отдам! Она и меня, и деда кормит. Ты не смотри, что мы с ним собачимся. Это ничего не значит. У мужиков не так, как у вас, баб. Все эти сюсюканья нам ни к чему. Он меня один вырастил. Понимаешь? Так что говори, чего надо, и отваливай. Деда обижать я тебе не дам!
Я спокойно выслушала Гришкину тираду. Потом придвинулась к нему вплотную и спросила в лоб:
— Куда ты Леху Анисимова отвез?
Мой вопрос произвел на Гришку эффект разорвавшейся бомбы. Он отскочил от меня как ужаленный, вытаращил глаза и запищал тонким, неестественным голосом:
— Ведьма! Ведьма! Пошла вон, ведьма!
Не понимая, чем вызвана такая реакция, я попыталась успокоить парня.
— Тише ты, чего вскочил? Сейчас дед вернется, напугаешь его. Ну, кому говорят, сядь и успокойся! — прикрикнула я на него.
Кое-как придя в себя, Гришка сел на самый краешек стула, готовый в любой момент сорваться и бежать. Я налила в кружку остывший чай, протянула Гришке со словами:
— Пей и успокаивайся.
— Не буду я это пить, — оттолкнул кружку Гришка. — Отравить меня задумала? Ты кто такая? Откуда про Леху знаешь?
— Профессия у меня такая — все и про всех знать, — отчеканила я. — Ты на вопрос отвечать собираешься или предпочитаешь ответить на него в другом месте?
— Никуда я с тобой не пойду, — непроизвольно отодвигаясь как можно дальше, произнес Гришка.
— Тогда повторю вопрос еще раз, и только попробуй не ответь, — пригрозила я. — Куда ты отвез Леху Анисимова?
Под моим пристальным взглядом Гришка обмяк и зашептал быстро-быстро:
— Я не виноват. Я правда не виноват! Он сам напросился. Я его и оставил-то всего на несколько минут, только чтобы билет купить. А когда вернулся, поздно уже было. Я ничего сообразить не успел. Но я полицию сам вызвал! И «Скорую» дождался. И три дня в приемной просидел, пока не сказали, что с Лехой все в порядке будет. А уж потом напился. Дальше я плохо помню.
Из Гришкиных слов я поняла только то, что в настоящий момент Леха находится в больнице. А что с ним произошло и тем более где, было пока непонятно. Я снова протянула ему кружку с чаем и предложила:
— Давай-ка все с начала. Пей чай, бери себя в руки и рассказывай, не пропуская ни одной детали. Ну же, соберись, чего раскис?
— А ты бы не раскисла? Они его в фарш превратили! Прямо на моих глазах!
И тут Гришка заплакал. И сразу стало видно, насколько он еще молод и неопытен. Прыщавый юнец, возомнивший себя бывалым мужем. Мне стало жаль его. Я насильно вложила в его руки кружку и заставила сделать несколько глотков. Это немного успокоило парня.
— Послушай, Григорий, я ни в чем тебя не обвиняю. Просто расскажи мне, что случилось с Лехой. Слышишь, я тебя не обвиняю. Обещаю, если тебе понадобится помощь, я тебе обязательно помогу. Ради деда Ефима помогу. Ты мне веришь?
Гришка смотрел на меня с надеждой, но и с сомнением. Наконец надежда победила, и он начал говорить.
— Леха к сестре своей в город собрался. Попросил меня отвезти. Я отказываться не стал, тем более что я так и так в город собирался. А с компанией ехать веселее. Леха мужик хороший. Помогает мне машину ремонтировать, когда я прошу. Ну, приехали мы к его сестре. Я в дом не пошел. Леха просил подождать его. Говорит, через полчаса она меня турнет, на вокзал подбросишь.
— Если он знал, что сестра его не примет, зачем ехал? Денег просить? — перебила я Гришку.
— Деньги — фигня! — уверенно ответил Гришка. — Лехе Людкины деньги не нужны. Сам может заработать. Ему разлад их покоя не дает. Не по-людски это, с родным братом не знаться. Это Леха так говорит. Вот и мотается к сестре, надеется, что когда-нибудь она его признает.
— Понятно. Так что, турнула Леху сестра? — вернула я Гришку к прерванному рассказу.
— Конечно, турнула. Она теперь важная особа. В таких хоромах живет, а Леха никто. А он, между прочим, из принципа на работу не устраивается. В знак протеста. Сестра, мол, богачка, а я тогда нищим буду. Глупо, конечно, но уж такой он, не переделаешь.
— Дальше что было? — поторопила я Гришку.
— Дальше мы на автовокзал поехали. Я машину на стоянке оставил. Леха на остановке остался, ну, где наш автобус обычно останавливается. До следующего рейса часа два ждать надо было. Он сказал, что на вокзале подождет. Ну, я вызвался за билетом сходить. Так, поддержать хотел. Уж больно Леха из-за сестры расстроился. А там, на остановке, трое парней стояли. Я когда уходил, внимание на них обратил. Больно шумно вели себя. Все трое пьяные. И злые какие-то. Пока я за билетом ходил, они, видать, к Лехе пристали. Ему бы уйти оттуда, не связываться, а он бежать не стал. Ну и навешали они ему. А что он с ними один сделает? Их трое, амбалов, было.
— Продолжай. Ты что-то про полицию говорил, — напомнила я.
— Это уже потом. А до этого, — Гришка тяжело вздохнул и признался, — до этого сдрейфил я! Бросил друга в беде, понимаете, бросил!
Я поняла, что у Гришки сейчас начнется истерика. Этого я допустить не могла. В любой момент мог вернуться дед Ефим. Что с ним будет, если он своего единственного внука в таком состоянии застанет? Я встала, взяла Гришку за плечи и как следует тряхнула. Он удивленно уставился на меня, потом, видно, поняв, для чего я это сделала, отстранил мои руки и произнес:
— Я в порядке. Уже в порядке.
Голос звучал глухо, но спокойно. Я села на место, а Гришка продолжил:
— Пошел я, значит, за билетом. В кассе очереди не было, я быстро управился. Возвращаюсь, смотрю, парни эти к Лехе задираются. Один уже толкать начал. Говорили тихо, с большого расстояния не слышно. Я приостановился, подумать хотел, как поступить. К Лехе идти или его к себе звать. А парни вдруг налетели на него втроем и давай месить. Да били так, будто убить хотели. Леха поначалу отбиваться пытался. Потом упал, голову только руками прикрыл, а парни ногами его пинать начали. Бабы вокруг крик подняли. Визжат, полицию зовут. Я сначала растерялся, а потом в здание вокзала побежал, ментов искать. Забежал, увидел одного в форме, подскочил, кричу: человека убивают! Он в свисток свистнул и за мной на улицу рванул. Все в считаные минуты произошло. К месту драки уж со всех сторон полицейские стянулись. Парней тех повязали, увели, а Лехе «Скорую» вызвали. Он как лежал на асфальте, так и остался лежать. Пока врачи не приехали. Думал, помер он.
Гришка замолчал. На этот раз я торопить его не стала. Посидел Гришка, посидел и дальше рассказывать начал:
— Когда врачи приехали, я с ними в машину напросился. Говорю, односельчанин мой, вдруг помощь понадобится. Они не возражали. Потом в приемном покое сидел. Ждал. После врач вышел, сказал, что у Лехи состояние тяжелое. Череп проломлен, сотрясение мозга, ребра все переломаны, легкое пробито. Ну и по мелочи. Рука сломана, в правой ноге кость в трех местах раздроблена. Врач говорит, если выживет — чудо. Трое суток в больнице просидел. А как врач сказал, что угроза для жизни миновала, ночь в машине переночевал, а с утра домой поехал.
— Сестре про Леху не стал сообщать? — спросила я.
— А чего ради? Он ей здоровый-то не нужен был, а больной и подавно. Нет, не стал я никому говорить. Решил в деревню смотаться, деньжат у наших подсобрать, и обратно к Лехе.
— А надраться где успел? — напомнила я о нашей утренней встрече.
— На трассе. Шашлычная там, у поворота. Прямо перед тем участком, что на ремонте. Я поесть зашел. Эти дни мне не до жратвы было. А тут желудок так свело, что хоть вой. Вот я и остановился у первого кафе. Ну и водки заказал. Думал, ехать-то недолго осталось. Чуть-чуть выпью, чтоб нервы успокоить. Ну и перебрал.
— Понятно. Повезло тебе, что не врезался ни в кого. А то бы и Лехе не помог, и себя угробил. Ладно, забудь. Скажи лучше, в какой больнице Леха лежит?
— В первой клинической. В экстренной хирургии. А вам зачем? — к Гришке начало возвращаться самообладание, а вместе с ним проснулась подозрительность. — Вы вообще чего Лехой интересуетесь?
— Работу хотела ему предложить, — воспользовалась я версией, которую сочинила для водителя автобуса. — Опоздала только. Теперь ему работать долго не придется, верно?
— Это точно. Ему, может быть, больше никогда работа не понадобится. Ну да ничего, лишь бы выжил, а я и на троих заработаю, — голос Гришки звучал твердо.
— Ты шефство, что ли, над ним взять решил? — пошутила я.
— А хоть бы и так! — с вызовом ответил Гришка. — Вам-то какое до нас дело? Хотели работу предложить — не получилось, вот и отваливайте.
— Шефство — это, конечно, хорошо, — задумчиво произнесла я. — Только если оно по дружбе происходит. А вот если из чувства вины, то это уже никуда не годится. Надолго не хватит, а бросить уже не сможешь. Так что подумай, прежде чем решение принимать. Не виноват ты в том, что с Лехой случилось. Ты все сделал правильно. Не казни себя понапрасну. Кстати, вещи Лехины в больнице лежат?
— Забрал я. Да там от вещей почти ничего не осталось. Рвань одна. Санитарка вынесла комок, я карманы проверил, чтобы важное чего не выкинуть, и в мусорку его отправил.
— А то, что из карманов вынул, куда дел?
— Не было там ничего. Денег полтинник, весь кровью залитый, и календарь за прошлый год. Его я сохранил. Вдруг он Лехе как память дорог? А деньги выкинул. Противно было их в карман класть.
— А паспорт?
— Паспорт у меня был, я ж за билетом шел.
— Что же, даже ключей от дома не было?
— Ну, ты скажешь! Леха с собой ключи никогда не носит. Во дворе, под крыльцом оставляет. У нас все так делают.
Я встала, собираясь уходить. Больше в Зубовке меня ничто не держало. Сунув ноги в босоножки, я прошла к двери. Взявшись за ручку, повернулась к Гришке и сказала на прощание:
— А Леху ты навести. Ему сейчас поддержка как никогда нужна. А дальше видно будет. Жизнь сама все расставит на свои места, вот увидишь.
Гришка не ответил. Только ниже голову опустил. Не прощаясь, я вышла.
Глава 5
В Тарасов я приехала уже затемно. Дорога после дождя была ужасная. Пришлось тащиться со скоростью черепахи. Зато было время подумать. Тот факт, что Леха оказался прикованным к больничной койке, сам по себе ни о чем не говорил. А вот что в одежде его, кроме полтинника, ничего не обнаружилось, это уже кое-что. Из дома сестры он сразу на вокзал поехал. Того, что с ним произошло, предвидеть не мог. И припрятать драгоценности у него времени не было. Можно, конечно, предположить, что мешочек выпал во время драки или санитарка прикарманила, но мне в это не верилось. Нет, Леха в пропаже невиновен, это почти факт. Для успокоения души заеду завтра в больницу, с санитаркой пообщаюсь. И насчет субчиков, которые Леху отделали, в полиции выясню. Поинтересуюсь, из-за чего драка произошла. Может, он им украшения сбыть хотел, а они решили даром отобрать? Глупость, конечно, но каких только глупостей люди не совершают. А мне — проверяй. Если выяснится, что ни о каких драгоценностях речи не шло, то Леху можно будет вычеркивать из числа подозреваемых.
Все это я решила по дороге домой. И еще решила, что сестрице Лехиной о беде брата узнать все же надо. Вдруг у нее совесть проснется? И с секретаршей Анатолия встретиться пора. Может быть, она и невиновна, но заметить, лежал ли на столе мешочек с драгоценностями во время ее визита или уже нет, могла. В любом случае, встреча эта необходима. Вот Ленка, например, входила в кабинет Крутцова буквально за пять минут до секретарши, а вспомнить, лежали ли драгоценности на столе, хоть убей, не может. У секретарши глаз должен быть натренирован мелочи подмечать. Глядишь, и вспомнит. Раньше надо было об этом подумать, но, как говорится, и на старуху бывает проруха. С другой стороны, чтобы отвести от себя подозрение, девушка может и соврать. А что? Скажет: пришла, документы искала, на столе ничего не было. С нее и взятки гладки. Получается, что пропажа до ее прихода случилась. Ладно, чего гадать, пока сама с ней не встречусь, пока не поговорю, выводы делать не стоит.
А вот кости кинуть, прежде чем с Юлией Денисовой встречаться, это я могу. Может, они мне подскажут, стоит ли верить секретарше и чего вообще от нее ожидать? На это моих сил должно хватить, хоть я и умоталась за сегодняшний день. Вот узнаю, к чему мне готовиться, и спать лягу. Решила и сделала. А как сделала, так снова задумалась. Результат меня не то чтобы озадачил, просто новых вопросов родилось больше, чем старых было. Кости гласили: «21+33+2 — Интересующая вас особа — человек главным образом показной нравственности». К чему относится это предсказание? К пропаже драгоценностей или к личным качествам секретарши? Вот и получается, что теперь придется выяснять еще и этот вопрос. Отложив все заботы до утра, я открыла настежь окно, чтобы свежий воздух наполнил мое скромное жилище, и погрузилась в блаженное состояние сна.
* * *Секретарша Юлия Денисова согласилась встретиться со мной в двенадцать часов дня.
— Раньше никак не получится, — заявила она по телефону. — У Анатолия Викторовича все утро по минутам расписано. Понятное дело, без меня ему не обойтись. А в двенадцать у меня обеденный перерыв. Если вы к этому часу сможете подъехать, я с вами с удовольствием пообщаюсь.
Пообещав не опаздывать, я уточнила, куда мне следует подъехать. Секретарша назвала адрес, сообщила, что будет ждать меня в кафе напротив офиса, и мы простились. Чтобы не терять время даром, я отправилась в первую городскую больницу, навестить Алексея Анисимова, а заодно пообщаться с санитаркой.
В первой городской я первым делом отправилась в приемный покой. Отыскала дежурную медсестру и поинтересовалась, у кого можно справиться о самочувствии больного. Дежурная медсестра меня долго пытала: к кому я и зачем. Выяснив, что приехала я к Анисимову, снова принялась пытать. Кто я больному, родственница или просто знакомая? И чего раньше не ехала? В конце концов мне это надоело.
— Девушка, вы можете просто так, без допроса сообщить, как чувствует себя Анисимов? Или мне предстоит еще справки собрать, что я не заразная, что судимостей у меня нет, что я благонадежная? А может, мне сразу характеристику с места работы запросить? Для надежности.
Медсестра на мой выпад не отреагировала. Наверно, привыкла уже с нервными родственниками общаться, или просто непробиваемая.
— Успокойтесь, гражданочка, — предложила она мне. — Жив ваш Анисимов. Сегодня в обычную палату перевели. Халатик наденьте, и можете к нему пройти. Обычно мы только родственников пускаем, но в случае с Анисимовым, думаю, можно сделать исключение. Как я поняла, родственников у парня совсем нет. А раз родственников нет, кто ж его навестит, если не друзья, правильно?
— Правильно, милая, правильно, — успокаиваясь, согласилась я. — Только халата у меня с собой нет. Не захватила.
— Я так и подумала, — укоризненно качая головой, произнесла медсестра. — Вот все вы так. Кричите, ругаетесь, а об элементарных вещах подумать вам некогда. Пойдемте, одолжу вам халат.
Медсестра повела меня в сестринскую. По дороге она рассказывала про Леху.
— Случай у вашего друга — уникальный. Врачи его, считай, с того света вернули. Его когда к нам привезли, тетка Глаша сразу сказала: не жилец парень. И мы все с ней согласились, так он был плох.
— Простите, а тетка Глаша — это кто? — вступила я в разговор.
— Санитарка наша. Сорок лет в больнице работает. Она таких, как ваш Анисимов, видела-перевидела. Не хуже врачей диагнозы ставит. Редко ошибается. А вот в случае с Анисимовым ошиблась. Сама потом призналась, ошибка, мол, вышла. Видно чего-то он в этой жизни еще сделать не успел, раз смерть-то его отпустила. Важное что-то. А вы как думаете?
— Не знаю, может, и права ваша тетка Глаша, — задумчиво ответила я.
А сама почему-то про Элеонору подумала. Было у Лехи дело незаконченное, это уж точно, а вот поэтому ли он жить остался, это мне неведомо.
— А сейчас ваш Анисимов быстро на поправку идет. Даже не верится, что всего несколько дней назад он и на человека похож не был. Сплошное месиво. А уродов этих поймали. Нам парень сказал, который его к нам привез. Как вы думаете, посадят их?
— Непременно посадят, — пообещала я. — Там свидетелей было — на сто уголовных дел хватит.
— Свидетели что! — протянула медсестра. — Их запугать можно. Я в новостях читала. И судей подкупить. Если отморозки эти из крутых окажутся, то запросто откупятся. Так-то.
Убеждать медсестру в обратном я не стала. Решила поберечь красноречие до лучших времен. К тому же мы уже дошли до сестринской. Медсестра снабдила меня халатом и проводила до палаты, в которой лежал Леха. Мне не хотелось, чтобы она заходила в палату вместе со мной. Ведь тогда бы сразу выяснилось, что никакой я Лехе не друг и находиться здесь права не имею. Ласково удержав медсестру за руку, я попросила: