– Вам осталось жить не более десяти лет, если каждый день будет для вас счастливым, и не более пяти, если ничего не измените.
Мои слова оторвали его от своих дум. Князь как будто смахнул наваждение с лица и посмотрел на меня по-новому.
– Я очень много думал о тебе и боялся того, что и сейчас ты будешь в здравом уме и не потеряешь рассудок. Я очень много раз хотел прийти и посмотреть, что с тобой стало, странник, никто не выдерживал каменного мешка. Первый раз я хотел прийти из любопытства, потом я хотел просить у тебя помощи, но каждый раз страх и гордость поворачивали меня обратно. Ведь то, что ты говоришь, это безумие, и таким же безумием было и то, чтобы я пришел к тебе за помощью.
Князь невольно разговорился со мной. Он уже никому не доверял, видя, как разворовывают его казну, лгут ему, и знал так же, что и предадут. И он сам уже ничего не мог с этим поделать. Обессилевший и не видевший выхода, он решился на последний шаг.
– Я так же говорил, что придут к вам войска многочисленные, и что помогу вам, если сохраните меч мой. Вы его сохранили?
Лицо князя осветилось какой-то надеждой.
– Да, – ответил он живо.
– Отдайте мне мои одежды и меч, и я уйду.
– Мне уже все равно, я посадил тебя как смутьяна, думая, что ты разрушишь власть мою. Но и без тебя ее уже нет.
Он встал и подал мне сверток: накидка, шляпа, сапоги и меч, все то, что дали мне у Святых гор.
– Иди, – сказал князь, – я отпускаю тебя. В его голосе не было даже надежды на будущее.
Гимн свободы
Я переоделся, и молча вышел. Никто из стражи не остановил меня, князь отдал приказ заранее. В городе я видел только редких людей, на лицах которых было счастье. Другие все покрыты бременем обязанностей и непосильных работ. Люди на улицах и в домах были измученные и недовольные, все знали, что будет война, но мало кто хотел защищать власть князя. Все оружие было припасено только для защиты своих жизней, жизней близких и друзей. Я прошел к кузнице. Увидев там нескольких воинов, я остановился. Но они тянули проволоку, помогая кузнецу делать кольчуги. Увидев меня, кузнец не мог ничего сказать от удивления.
– Мне нужен приют, – сказал я, немного улыбнувшись.
– Я виновен пред тобой, я послал тебя к нему, – кузнец кинулся ко мне в ноги.
Я поднял его с колен.
– Не вини себя в моей судьбе, вижу, что не куешь ты мечей и пик, знаю, что приходили к тебе люди от князя, что сказал им?
– Что могу сказать, жизнь мне стала дорога сейчас. Встретил я то, о чем раньше и не думал, пришла ко мне любовь единственная. Если бы не она, прогнал бы их и в сотый раз, пусть и убили бы меня. Зачитали мне приказ: столько-то мечей, наконечников и всего прочего. Тошно мне стало и не по себе, и сказал я им, что подумаю, а что делать самому и не знаю. Спать лег поздно ночью, а ответ так и не придумал, и что делать не знаю. А наутро проснулся и знал ответ, ты мне приснился и сказал:
– Не будут творения твои убивать, мечи, что ты сделаешь, много жизней унесут, потому что сила творца в них будет, но будет отдана сила эта на власть демонам. Кольчуги делай, что от смерти спасут, и сами убивать не будут.
Так нашел я выход, и жив остался, и оружия не делаю. Но ты, что с тобой случилось, расскажи.
– Я все сделал, как ты велел, но не послушал меня князь, и решил извести, как смутьяна в мешке каменном. Но не смог, и сам потом отпустил, вот и пришел я к тебе сказать, как войну остановить.
Лицо кузнеца озарилось радостью, и опять хотел он кинуться мне в колени.
– Говори, как, все исполню.
– Войска, что идут сюда, ведет человек великий, и дана власть ему большая, и нет ему преград в замыслах своих. Набрал он армию большую, и идет народ за волей его, и предан ему слепо. Сражаться с ним, вам, горожанам, только смерть всем найти. А состоит та армия из разбоя да обездоленных, что озлобились на людей разных. Но злобу эту победить можно, и не смогут тогда поднять оружия своего люди на людей, и не будет тогда бойни жестокой.
И рассказал я подробно кузнецу, что надобно делать, а лицо его сомнением покрылось.
– То, о чем просишь ты, трудно будет сделать, и кто согласится на это?
– Те, кто не хочет смерти, ни своей, ни чужой.
– С людьми нужно поговорить, что скажут, согласятся ли.
Передали весть в народ. И успокоились люди, что битвы не будет. И сказал и им, что делать, когда на поле брани выйдут. Так же и солдатам сказал.
* * *День битвы был назначен. И все знали, как велика армия неприятеля. И сражаться с ней всем – было только на смерть идти. А сдаваться, опять не всем жить. А если жить, то в неволе, – лучше смерть найти.
* * *И настал день битвы. Собрались, все кто мог ходить, и женщины и дети, да старики обезумевшие, и брали они с собой оружие, что могли руки ребенка или матери взять. Но сначала воины вышли, и знали они, кто за ними.
И пошли неприятеля встречать на поле широкое. И настал час, когда встретились две армии, и видели друг друга издалека. И поехал Великий Ю один, к нашему князю.
– Я, великий Ю, отдай власть свою мне, и земли свои, иначе смерть найдешь и позор.
– Как можешь ты являться на земли мои и один просить о дерзости такой, – ответил князь.
– Не о дерзости прошу, а не хочешь по добру, будет битва великая, и сам пожалеешь, что принял бой, – ответил Великий Ю, развернулся и уехал.
И пошла армия его на нас, но все воины стояли на месте, никто в бой не кинулся, никто оружия не поднял. Стояли стеной, не распадаясь.
И услышали все вдруг песнь негромкую и барабанов бой, и бубенчиков звон, гитар звучание, да рожков звук. Колокольчиков, да колоколов больших перезвон. И расступилась армия наша, и увидел неприятель то, чего и не ожидал.
Выходили женщины и дети, старики и калеки, и начали хороводы водить и песнь запели, то гимн свободе великой был. И подхватила вся армия гимн этот, хоть всем и страшно было, но как услышали голоса свои, перестали бояться и поняли, что свободны, и даже смерть не может поработить их. И запели еще громче и дружнее, и даже те, кто не верил мне, теперь поверили и запели с новой силой, и остановилась армия неприятеля. И спокойствие вошло в души поющих.
И вышел я один навстречу армии великой и положил меч свой на землю. И видел смятение неприятеля, и смущение на лицах видел, но не было уже враждебности у них. И подошли другие, и сложили оружие свое, и была в них свобода и любовь, и не боялись они смерти. Остановился неприятель, и не смог оружия своего поднять. И бросил первый из них меч свой и алебарду, и чувствовал себя предателем, и неловко ему было. Но как избавился от оружия своего, так свободой и любовью проникся, и запел он гимн.
И подхватили голос его другие, и запели тоже вместе с нами, и не было бойни великой. И пировали люди о любви и свободе и радовались, что не совершили великого зла, и простили все, чем тяготились.
И не мог понять Великий Ю, что за сила остановила войско его, что предотвратило бой. Что за силу он встретил, что была больше чем его. И радовался сам, что не было битвы ненужной. И ездил на коне своем среди костров, и смотрел, кто не кинул оружия, кто воином остался, и подзывал к себе, и спрашивал, почему не кинули. И было ему все равно, кто с оружием, воин его или бывший враг. И подошел он ко мне и спросил:
– Почему с мечом ты, когда все пируют и гуляют, ты с оружием хлеб принимаешь, неужели война дороже всего тебе?
– Нет, война не по мне. А меч мой – судьба моя, не смогу избавиться от него, хоть тяготит он меня.
– Коль меч с тобой, почему сложил его первым.
– Я странник, и не положено мне воевать на землях других, вот и положил меч свой. Но не могу его оставить, как и ты не сможешь от судьбы своей уйти. И чем скорее ты сложишь оружие свое, тем быстрее познаешь судьбу свою.
– Судьба моя во власти моей, что дана мне от предков.
– Власть твоя не всесильна, есть ей много преград, воля твоя велика. Ей и пользуйся.
– Не встречал я таких людей, как ты, и говоришь хоть спокойно, но уверенно и слова твои в сердце западают, – откуда пришел ты?
– Ты сам потом придешь в мир мой.
– Не пророк ли ты?
– Пророчеством я не занимаюсь, но ты будешь властвовать миром всем, и не будет владыки сильнее, чем ты.
– Что ж, такое пророчество меня совсем устраивает.
С этими словами он уехал, завидев нескольких воинов.
На следующий день Великий Ю, собрав всех воинов, что остались с оружием, уехал. Те же, кто остался, пошли в свои земли или остались в городе. Когда я уходил, меня догнал кузнец.
– Остановись, Шамо, постой. Не уходи сегодня, вечера дождись, благодарность тебе свою я дам.
– Благодарность мне – это мир и покой в сердцах ваших, более ничего и не надо.
– Прошу, останься, хоть знаю, что и перечить будешь, и знаю, что не могу сам остановить тебя ни силой, ни словом, но прошу.
– Ладно, я останусь.
В мастерской кузнеца теперь было много кузнецов. Великий Ю набрал свою армию ремесленников, среди которых были и кузнецы. Они решили остаться в городе на некоторое время и теперь смотрели кузницы.
– Ладно, я останусь.
В мастерской кузнеца теперь было много кузнецов. Великий Ю набрал свою армию ремесленников, среди которых были и кузнецы. Они решили остаться в городе на некоторое время и теперь смотрели кузницы.
Увидев мой меч, они долго осматривали его. Но никто не мог точно сказать, из какого металла он был сделан, кем и когда.
– Я видел подобную сталь только однажды, в одном монастыре из такой стали были сделаны статуи богов. Они очень прочные и не боятся ни воды, ни времени, – сказал один из кузнецов.
– Где находится этот монастырь, и кому там поклоняются? – спросил я.
– Кому поклоняются и что за боги, я не знаю. А сам монастырь очень далеко. Идти очень долго, туда, где заходит солнце, там будут горы. За горами начинается равнина, на равнине и стоит сам монастырь. Еще мальчиком меня хотели отдать в него, но не приняли. Кого туда берут, а кого нет, это никому неизвестно. Да и сам монастырь закрыт для посторонних глаз. Туда приводят мальчиком от пяти до семи лет, на них смотрят служители и решают, брать его или нет. Говорят, что великое благо для того, кто был принят. Меня не приняли, но эту сталь я запомнил.
* * *Вечером ко мне подошел кузнец.
– Вот, моя благодарность, тебе, Шамо. Как ты спас нас от войны и погибели, так и тебя спасет эта кольчуга.
Он протянул мне кольчугу, она была легкой, но, судя по всему, очень прочной.
– Ее я делал для себя, но не успел к битве, сейчас она готова, бери.
– Спасибо, – сказал я с поклоном. – Твой дар, возможно, и поможет мне, хоть претят мне войны и убийства.
Уходил я поздно вечером, несмотря на уговоры. И пока шел по городу видел, что в людях не было больше спешки и недовольства. Люди, что познали свободу, перед которой смерть не страшна, теперь не томились бренностью и суетой жизни. Сама жизнь и любовь входили в них все с новой силой.
Князь, который правил ими, сам запер себя в мешок каменный, и повелел приносить хлеб через день, и не выпускать, пока сам трижды не попросит.
Четыре года сидел он в мешке каменном. Два раза просил, чтобы отпустили, но его не отпускали. Народ же жил и без его правления свободно и счастливо. И прониклись некоторые из людей сочувствием к князю. И сами просили его, чтобы вышел, услышав это, князь приободрился, но не вышел.
– Не грехи свои здесь отмучиваю. И прощения вашего нет для меня. Не просите, чтобы вышел.
Вышел он еще через четыре года, и почти никто не узнал его. Но не стал во власти он, как другие думали, А стал трудом своим жить, и другим помогать. И жизнь его, хоть и была недолгой после мешка каменного, но плодотворной, а о делах его добрых, что сотворил он, после легенды сказывали.
Темная ночь окутывала тишиной и прохладой, я опять слился с окружающим миром. Утром я увидел следы, здесь ночевала армия, которую собрал Великий Ю. Он повел тех, кто жил войной за собой. Власть, что была ему дана, была для него великим испытанием, но не было еще известно, как он применит ее. И кто будет пользоваться ею, демоны или ангелы. Великий Ю возвращался домой, но не как побежденный или победитель, сейчас он возвращался, как власть имеющий, и дома он опять соберет более многочисленную армию. Чтобы потом опять пойти войной на соседние княжества. И если он не остановиться вовремя, его будут ждать великие испытания.
На следующий день я наблюдал его армию издалека. Не такая многочисленная, как раньше, но сильная и воинственная. Я обошел ее стороной, Великий Ю шел к своей власти уверенным шагом.
Кочевники
Ближе к полудню я нашел кочевников, несколько крытых повозок везли волы и лошади. Несколько десятков человек покинули родные края в поисках более легкой жизни.
– Куда путь держите? – спросил я у старейшины, который встретил меня. – Я странник. Может по пути нам будет?
– Не знаю, куда ты идешь, но если хочешь с нами иди, мы кочевники, народ мирный, хоть и встречаемся с разбоем и грабежом. И нужны нам руки верные в час трудный. Чтоб от напасти людской себя защитить.
– Что же, чем смогу, тем и помогу.
Старейшина кивнул и повел за собой, в обоз. Он был небольшого роста, очень крепкий, с редкими седыми волосами на крупной голове.
В обозе было семь повозок, и несколько десятков кочевых людей. Некоторые из них шли рядом с повозками, другие, в основном женщины и дети, ехали в повозках.
– Почему вы не остановитесь на одном месте, не построите дом. Спросил я.
– Оседлая жизнь не для нас, мы не из тех, кто сидит на одном месте. Что толку сидеть на одном месте, это равно смерти, и зачем при жизни ей предаваться. А опасности и невзгоды, что поджидают нас по пути, только закаляют нас.
* * *Я шел немного позади всего обоза, самобытность людей удивляла меня. Они редко говорили друг с другом, трудно подбирая слова. Немного узнав меня, они потеряли ко мне интерес, полностью уйдя в свой мир.
Привал делали поздно ночью, люди ночевали на повозках и под ними, мужчины попеременно сторожили стоянку.
Несколько дней мы шли полями и лесами, почти не останавливаясь. В лесу иногда охотились, добывая еду, женщины по дороге собирали ягоды и травы. Но сам обоз почти никогда не останавливался надолго, все время продвигаясь вперед. Мне нравилось упрямое спокойствие людей, их понимание. Никто из них не беспокоился по пустякам, не ссорился, и если что-то надо было сделать, они это делали сообща, и не разделяя обязанностей, обучая при этом своих детей.
Мерное движение обоза смогла остановить река.
– Раньше ее здесь не было, – сказал мне старейшина, он иногда разговаривал со мной, иногда просто описывая то, что видел. – Ее воды здесь появились совсем недавно.
– И что вы будете делать? – спросил я. Зная, что переправиться через бурные воды реки они не смогут.
– Наверно, пойдем вверх по течению, вода это всегда хорошо, может, там и найдем брод.
Отдохнув несколько дней и откормив лошадей, обоз двинулся в путь. Смена направления маршрута явно не понравилась людям. Но они смиренно шли вперед. Закинув сети в реку и не поймав ничего, люди немного поникли. Разлив реки на их маршруте не принес им ничего хорошего.
– Почему вы хотите быстрей попасть на север? – спросил я у Рэля, почти единственного человека, которого мне удалось разговорить.
– Там скоро наступят холода, много зверей станут словно снег, их мех очень ценен, если мы не успеем, нас ждут не очень хорошие времена.
Все заметили, что воды новой реки становятся все более широкими, река все более разливалась, и ее воды становились более спокойны.
– Нам надо было идти вниз по течению, может быть, мы успели бы опередить ее половодье и перейти вброд, – с грустью сказал старейшина.
– Может, сделать плот и перебраться на нем? – спросил я.
– Никто из нас не умеет этого делать, мы живем в основном охотой и тем, что можем раздобыть.
На вечернем привале, когда горел огонь и готовилась еда, все собрались у костра, чтобы послушать старейшину.
– Настало тяжелое время перемен. Река, воды которой становятся все глубже, не пускает нас на север. Возможно, мы придем к ее источнику и обойдем реку, но это неизвестно. Сможем ли мы переплыть ее?
Наступило длительное молчание.
– Нет, – сказал кто-то.
– Нет.
На этом собрание закончилось. В эту ночь я тоже встал на дежурство. Пятеро охотников зорко смотрели в темноту, обратившись в слух.
Я смотрел на ночное небо, его иногда закрывало темными облаками. И тогда я задумывался, почему иду с этими людьми. Их самобытность я разгадал, они просто не знали суеты и всего лишнего, что им было не нужно в их жизни. Я пошел с ними, чтобы быть с людьми, увидеть их жизнь со стороны и понять, что их волнует, чем они живут, и как находят свое счастье. Кочевники просто не знали, что такое счастье или несчастье, смерть они распознавали как обретение дома. Если умер близкий человек, о нем говорили, что он нашел свой дом. Для того, чтобы пожениться, у них был обряд – двое новобрачных смешивали кровь друг друга и пили с вином. Все это проходило без торжеств и празднеств, как обыденное явление.
Ночь прошла спокойно, никто из тех, кто зорко смотрел в ночь, почти ни разу не пошевелился и не сомкнул глаз, днем они остались спать на повозках. Мне спать не хотелось.
Я шел за повозкой, на которой ехала женщина, я не знал ее имени и не стал спрашивать. Она ждала ребенка, ее муж подходил к ней несколько раз в день и что-то тихо шептал ей на ухо. Она улыбалась и засыпала с этой улыбкой спокойным сном.
Дано ли мне, посланнику небес понять их счастье, или так и придется быть странником без дома. Меня охватили тоска, печаль и одиночество. Чтобы их рассеять я догнал старейшину, но не мог его разговорить. Он только кивал и иногда кидал на меня взгляд, но не, ответил ни слова.
Я остановился и сел у берега реки. Томление и тоска владели мной, и я не мог избавиться от них.
Перед глазами были одни и те же воспоминания. Улыбка будущей матери, счастье отца, и их полное понимание, мир и любовь. Маленькое счастье на троих. Мои щеки обожгли слезы, я знал, что никогда не познаю подобного, не в силах предать свою судьбу. Я лег не спину, осеннее небо покрывалось небольшими тучами. Стая птиц летела на зимовку. Даже они знают, что и как делать, у них тоже есть своя судьба, путь по небосклону и семья, не такая как у людей. Но в то же время жизнь, достойная восхищения.