Подсолнухи зимой - Екатерина Вильмонт 15 стр.


Воздвиженского она узнала сразу, он выделялся из толпы. Высокий, широкоплечий, невероятно элегантный, он искал кого-то глазами. Марго шагнула к нему.

– Андрей Станиславович? Я Тасина тетя…

– Очень приятно. Но где же Тася?

– Она в машине. Я подумала, что не стоит ей пока появляться рядом с вами.

– Боже, вы правы, я не подумал об этом, благодарю вас. Но как ваше имя-отчество?

– Маргарита Александровна. Идемте!

Тут же к Андрею кинулся какой-то прыщавый юноша с фотоаппаратом.

– Господин Воздвиженский, один вопрос!

– Никаких вопросов! – Он энергично взял Марго под руку и прибавил шагу.

– Господин Воздвиженский… – парень побежал за ними следом.

– Как вы были правы, Маргарита Александровна, но, боюсь, теперь где-нибудь появится ваша фотография…

– Ерунда, меня это не пугает. Я думала, будет хуже.

– Да нет, оперные певцы в России не столь уж лакомая добыча для папарацци. Скажите, отчего умерла Матильда Наумовна?

Марго в двух словах объяснила ему.

– Да, она всегда была чудачкой. И всегда была верна себе.

– Возьмите, это письмо к вам.

– Спасибо, я потом прочту.

– Вот мы и пришли. Садитесь назад, там Тася.

Он открыл дверцу, раздался громкий визг Таськи:

– Андрюша!

И все смолкло. Марго шепнула водителю:

– Володя, я потом все объясню. Но Александре Игоревне ни слова!

– Да разве я когда-нибудь…

– Нет, я так, на всякий случай.

– Куда едем-то?

– Ах да! Андрей Станиславович, куда вас отвезти?

– В консерваторию. Я договорюсь о похоронах, хочу непременно спеть… И туда мне пришлют машину. Тася пойдет со мной. Потом я ее отвезу, куда вы скажете. Я представлю ее ректору, на всякий случай. И еще – Тася тоже должна спеть во время панихиды.

– Я? – взвизгнула Таська. – Да ни за что на свете! Я не умею, я боюсь.

– Никто и не ждет твоих умений. Но похороны еще послезавтра, подготовишься. Ты последняя находка Матильды и обязана спеть. И заявить таким образом о себе.

Он говорил жестко, непререкаемо. Силен, подумала Марго.

– Но я же просто опозорюсь! Как я могу петь в консерватории? Что? – в голосе Таськи звучала паника.

– Мы решим, что ты будешь петь. Маргарита Александровна, вы не считаете, что это необходимо?

– Пожалуй. Впрочем, вам виднее!

– Я прошу меня извинить, но я сейчас прочту письмо.

В зеркале Марго увидела, что Таська забилась в угол машины, бледная, несчастная.

Если думать о карьере певицы, то такой человек ей и нужен. Я уверена, что он заставит девчонку выйти и спеть. И сразу хочет представить ее ректору. То есть привлечь внимание к ее особе… Но что я скажу Але? Впрочем, зачем мне что-то говорить? Теперь пусть он занимается всем дальнейшим.

– С ума сойти, – проговорил Воздвиженский растроганно. – Мне иной раз казалось, что Матильда если не сумасшедшая, то по крайней мере сумасбродка… Но так разумно все устроить… Потрясающе! И я, разумеется, сделаю абсолютно все. Тася, у тебя есть заграничный паспорт?

– Нет.

– Необходимо сделать. Маргарита Александровна, скажите, сколько времени это может занять?

– Полагаю, за месяц это возможно.

– А если… простимулировать?

– Не знаю, впрочем, думаю, можно. Но к чему такая спешка? Тасе надо еще сдать экзамены… Она не кончила школу… впрочем, вы, вероятно, в курсе?

– Я в курсе, с этим мы разберемся. Кому нужен аттестат в данном случае? Просто у меня страшно мало времени. Из-за похорон я отменил запись, но это неважно, я смогу вырваться в Москву только еще через три недели на один день и хотел бы уже увезти Тасю. У меня как раз несколько спектаклей в Милане, и я мог бы устроить Тасю в пансионе, я его знаю, чудное местечко, и показать ее педагогам. Вы не подумайте ничего дурного, я сейчас занимаюсь разводом, и, полагаю, через год мы сможем пожениться.

– Ой, мамочки! – простонала Таська.


В Малом зале консерватории яблоку было негде упасть. И дело, понятно, было не в Матильде Пундик, а в том, что стало известно о выступлении Воздвиженского и еще нескольких звезд мировой оперы.

Марго приехала с Тошкой, Тасей и Алей, которой она ничего не сказала о том, что Таська будет петь. Девочка побыла с ними и через пять минут растворилась в толпе.

Тошка, разумеется, тоже куда-то слиняла. Аля же пребывала в раздражении. Ей пришлось отменить свидание со Львом Александровичем. Марго настояла на том, чтобы она отдала последний долг педагогу дочери.

– Марго, но я же ее и видела-то всего два раза, что мне там делать?

– Аля, я настаиваю! Это огромная потеря для Таси, и она должна знать, что мама рядом с ней в такую минуту.

– Незаметно что-то, что она так уж скорбит, вчера вернулась поздно, возбужденная, веселая даже.

– Тем не менее.

Але пришлось согласиться. Марго, конечно, встретила множество знакомых, все были потрясены тем, как умерла Матильда Пундик.

Звучал орган, зал был украшен белыми розами, хотя многие, естественно, пришли с разными цветами, но они лишь подчеркивали строгость и красоту убранства. Выходили ученики и пели. Речей не произносилось, и аплодисментов тоже не было. Наконец вышел Воздвиженский. Спел. Боже, какой голос! Неужто Таська отважится петь после него? Надо было ее выпустить раньше, испугалась Марго. Или она просто отказалась? Он закончил. Но не ушел, как другие, а поднял руку, давая понять, что хочет что-то сказать.

– Господа, Матильда Наумовна не хотела речей, но полагаю, одобрила бы то, что я сейчас скажу. В последние полгода ее жизни у нее появилась новая ученица, девушка совсем юная, но чрезвычайно одаренная, Матильда Наумовна возлагала на нее большие надежды, и я сейчас представлю ее на ваш суд. Впрочем, оговорюсь – судить об этой девушке рано, она только-только начинает.

Аля вдруг схватила Марго за руку.

Марго прижала палец к губам.

– И еще, господа, запомните это имя, Таисия Горчакова. Да-да, это внучка нашего великого композитора. Итак, Таисия Горчакова.

Аля была близка к обмороку.

Воздвиженский сел за рояль. И тут на сцену вышла Таська. У Марго вдруг оборвалось сердце. Как она похожа на свою бабушку Этери… Тоненькая, в черном, предельно скромном платье. Господи, неужели она решится петь перед этой, в основном очень искушенной публикой?

– Откуда у нее это платье? – прошептала Аля.

Воздвиженский заиграл вступление. «Аве Мария» Шуберта. Аля так вцепилась в руку Марго, что та охнула от боли. И тут же замерла. Голос девочки звучал так, что сердце Марго переполнилось счастьем. Такое с ней было лишь однажды, в Венской опере, она забыла сложную славянскую фамилию певицы, но сейчас испытала то же самое. Марго понимала, что Таське еще не хватает школы, но это было не важно.

Таська допела до конца, неумело сделала книксен и буквально умчалась за кулисы. И вдруг после некоторой паузы зал разразился аплодисментами, казалось бы, неуместными в такой ситуации, но очарование юной певицы было сильнее условностей.

– Марго, ты знала, да? Ты знала, что она будет петь? – рыдала рядом Аля. – Почему же она мне не сказала, почему ты промолчала?

– Я понимала, что ты будешь чудовищно волноваться, а уж почему смолчала Таська… может, по той же причине, – сжалилась над Алей Марго. – Ну, идем же к ней!

Выступление Таси было последним. Несколько мужчин, в том числе и Воздвиженский, подняли гроб и понесли к выходу.

– Идем же, Аля! – Марго взяла ее за руку и повела за собой. Навстречу им шла Тошка.

– Куда вы пропали? Воздвиженский не велел ехать на кладбище. Поминок не будет. Он велел увезти Таську домой, а в семь часов заедет к вам, тетя Аля. Будет серьезный разговор. Вот! Но как она пела, тетя Аля!

Тошка провела их к Таське. Та сидела одна в полной прострации.

– Таська! Ты такая… Ты просто чудо! – накинулась на кузину Тошка. – Это было так классно! Все просто обалдели!

– Да? Я ничего не помню… Меня Андрей вытолкал, сказал: надо! Я и запела… Ой, мамочки, так было страшно! Мама, ты слышала?

Аля с глуповатой улыбкой обняла дочь, прижала к себе и только шептала:

– Прости, прости, прости!

Марго решила взять дело в свои руки.

– Тася, ты сегодня что-нибудь ела?

– Да что там она ела! – всхлипнула Аля. – Клюнула что-то… А хорошо, что я не знала, я бы с ума сошла.

Они вышли через черный ход. Тошка замотала Таську пестрым шарфом, и они бегом бросились к машине. Воздвиженский не велел Таське ни с кем разговаривать. Марго и Аля медленно шли следом.

– Теперь ты поняла? – спросила Марго.

– Да… Но все-таки, разве обязательно уезжать?

– Матильда считала, что да. И Воздвиженский так считает.

– Но она же влюбится в него, он такой… А она девочка еще совсем, глупенькая…

– Аля, он не даст ей погубить талант. Он умный, целеустремленный, прекрасно знающий конъюнктуру и просто хороший, порядочный человек.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я знаю!

– Но тогда я поеду с ней!

– Только в том случае, если она сама того захочет и если Андрей сочтет это целесообразным.

– Тася, ты сегодня что-нибудь ела?

– Да что там она ела! – всхлипнула Аля. – Клюнула что-то… А хорошо, что я не знала, я бы с ума сошла.

Они вышли через черный ход. Тошка замотала Таську пестрым шарфом, и они бегом бросились к машине. Воздвиженский не велел Таське ни с кем разговаривать. Марго и Аля медленно шли следом.

– Теперь ты поняла? – спросила Марго.

– Да… Но все-таки, разве обязательно уезжать?

– Матильда считала, что да. И Воздвиженский так считает.

– Но она же влюбится в него, он такой… А она девочка еще совсем, глупенькая…

– Аля, он не даст ей погубить талант. Он умный, целеустремленный, прекрасно знающий конъюнктуру и просто хороший, порядочный человек.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я знаю!

– Но тогда я поеду с ней!

– Только в том случае, если она сама того захочет и если Андрей сочтет это целесообразным.

– Но я же мать!

– И что?

– Марго, не будь такой жестокой!

– Это не жестокость, а здравый смысл. Если ты поедешь с ней, от тебя там никакого толку не будет. Без языка, без привычки к европейской жизни, ты будешь просто гирей. В Таськином возрасте язык усваивается мгновенно. В твоем – сомневаюсь. К тому же тебе там будет плохо, одиноко…

– А если она будет с ним спать?

– Такое не исключено.

– Но ей еще рано! А если залетит?

– Скорее она залетит от какого-нибудь здешнего парня, ведь если она захочет с кем-то переспать, ты ее своими моральными принципами не остановишь. Так что по-любому лучше Воздвиженский.

– У тебя нет ничего святого!

– А для тебя главная святыня – Таськина девственность? А ты убеждена, что она еще девственница?

– Да!

– Дай тебе Бог!

– Ты что-то знаешь? Да?

– Только то, что в наше время девушка в шестнадцать лет, к сожалению, большая редкость.

– А что в этом хорошего?

– Я не даю оценок, я констатирую факт.


На другой день утром Аля пришла в кабинет Марго.

– Маргоша, прости меня. Я действительно дура провинциальная. Андрей вчера просил у меня руки Таськи, он, правда, еще не развелся, но уже разводится, у него самые серьезные намерения, и он нарисовал такие перспективы… А ты была права, Таська не захотела, чтобы я с ней ехала… и я поняла, что Андрей тоже против… Она не любит меня. И есть за что.

– Ерунда! Она, конечно, тебя любит и, как только уедет, начнет скучать. Просто ты невольно все время мешала ее природным устремлениям. Она давно хотела петь… А как только она поймет, что ты ей не помеха, что ты не олицетворение моральных принципов глухого провинциального городишки, а просто любящая мать, все встанет на свои места. Вот увидишь, через полгодика ты поедешь к ней, и, если не начнешь читать нотаций, вы станете лучшими подружками.

– Ох, твоими бы устами да мед пить.

– Но тебе полегчало?

– Да.

– Тогда иди и работай! Лена, соедини меня с Русским радио.


К концу рабочего дня Марго чувствовала себя совершенно разбитой. Ехать домой не хотелось. У нее не поворачивался язык сказать Дане, чтобы он уходил. Он теперь спал в кабинете, они почти не разговаривали, и она надеялась, что он сам сообразит. Его присутствие тяготило ее. Тетки же его жалели. Нуцико попыталась вразумить ее, но Марго ушла от разговора. Он пил, не напивался больше вдребодан, но пил регулярно, дома бывал редко. Марго чувствовала себя старой, никому не нужной. Дочка ушла из дому, она счастлива, у нее любовь… У Таськи тоже любовь, да еще какая… И у Али тоже… хотя из этой любви ничего хорошего не выйдет. А я? Еще живая, еще не очень старая, еще красивая даже… Но жизни во мне не осталось. Вся эта гадкая история с Данькой сломала меня… А ведь я сильная, и к тому же я любила его… В чем же дело?

Марго вышла во двор. Было темно, сыро. Она поежилась и спустилась с крыльца. В этот момент в арку на большой скорости влетел мотоцикл. Марго вздрогнула. Вольник? Ее обдало жаром. Но оказалось, что на мотоцикле сидела девушка. Она сняла шлем, и белокурые волосы рассыпались по плечам.

– Гоняют как бешеные, – проворчал Володя. – И чего девкам на мотоциклах гонять? Безобразие одно.

– А я один раз ездила, мне понравилось…

– Так вы ж не одна, поди?

– Не одна… Но хотела бы…

– Да вы что, Маргарита Александровна? Это опасно.

– Да нет, просто я уже стара для мотоцикла.

Володя покосился на нее, но промолчал. А Марго подумала: хороший, честный малый. Не стал меня уверять, что я еще совсем не старая. У меня душа старая, вот в чем беда. А душу в салоне красоты не омолодишь, ботокс не впрыснешь… Володя, как всегда, ехал дворами и закоулками, стараясь избежать пробок. Не водитель, а сокровище! Спасибо Вольнику! Вот сейчас он не запал бы на меня. У меня глаза потухшие… В принципе уже скоро климакс, у меня южная кровь… Нет, не буду об этом думать… Господи, на что я гожусь, если позволила поломать себе жизнь? Крутая дамочка? Где там! Интересно, у женщин бывает кризис среднего возраста? И что я все время тяну на эту актрисулю? Не в ней дело! Это даже не удар, а легкий пинок, а я сломалась…

Володя, я сойду немного раньше на Тверской.

– Как скажете, Маргарита Александровна.

– Спасибо, Володя. Завтра как всегда.

Володя уехал. А она свернула в переулок и вошла в симпатичный маленький ресторанчик. Прежде она там не бывала.

– Заходите, добро пожаловать, – приветствовала ее немолодая женщина. – Вы одна будете?

– Да.

Она села за столик в углу, заказала салат и двести граммов водки.

Выпила одну за другой три рюмки. Вытащила пальцами маслину из салата. Выпила четвертую рюмку. Стало чуть-чуть легче.

– Еще столько же.

Небось эту дамочку муж бросил. Или хахаль, посочувствовала официантка.

– А вам плохо не будет?

– Нет, хуже, во всяком случае, точно не будет.

Дверь открылась, вошла девушка в меховой жакетке, свеженькая, рыжая, румяная, с блестящими глазами.

– Здрасьте! – кивнула она официантке. – Я жду… человека. А пока дайте меню.

Счастливая, ждет человека… И, судя по сиянию глаз, любимого…

Марго выпила еще рюмку. Голова слегка закружилась. Она продолжала с пьяным любопытством наблюдать за девушкой. Та полистала меню. Вынула из сумки мобильник:

– Привет, я уже тут! Тебе что-то заказать или ты сам? Хорошо! Жду!

Девушка вскочила, подошла к зеркалу. Поправила волосы, оглядела себя, одернула красивый свитерок, и тут появился ее кавалер. Она повисла у него на шее. Это был Даниил Аркадьич…

Марго обомлела. Он был оживлен, весел, обнял девушку, потом снял куртку, пригладил волосы и сел за столик спиной к Марго. Он ее не заметил.

Марго вылила оставшуюся водку в пустой бокал для воды, залпом ее выпила и вдруг ощутила страшное облегчение. Вот все и решилось! И не надо мучиться, зачем? Все яснее ясного! Я его отлучила от тела, а он сильный мужик, вот и нашел замену, да еще и молоденькую. Ну и на здоровье. Марго жестом подозвала официантку, расплатилась, оставив щедрые чаевые. Сильна дамочка, подумала официантка, четыреста граммов охмянула, а вполне держится. Марго порылась в сумке, достала оттуда бумажку с записанным телефонным номером, встала и решительно направилась к столику, где сидел ее муж.

– Добрый вечер! – проговорила она.

Девушка испуганно дернулась, а Даниил Аркадьич побледнел.

– Марго! Ты откуда?

– Даня, будь добр, отдай мне ключи! – совершенно спокойно произнесла она.

– Марго, ты все не так поняла… – залепетал он.

Девушка насторожилась.

– Не волнуйтесь, милая, я его жена, но уже бывшая, бороться за него не стану, берите его со всеми потрохами.

– Марго, ты пьяна!

– Это тебя уже не касается. Да, вот еще, тут телефоны некоего Игоря Михайловича, скоро открывается новый спутниковый канал, там нужны телеведущие, они готовы попробовать тебя, позвони, не тяни! И все-таки отдай мне ключи.

– Марго, давай отложим этот разговор!

– Девушка, вас как звать?

– Лика!

– О, какое прелестное имя! Так вот, Лика, он давно хотел перейти на телевидение. Один раз сорвалось, так вы уж проследите, чтобы он все-таки позвонил. Возьмите сами эту бумажку, спрячьте в сумку. Все. Даня, ключи!

Он молча вытащил из барсетки связку ключей.

– Вот спасибо. Желаю счастья!

И она ушла.

– Это твоя жена? – спросила немного погодя Лика. – Потрясающая женщина!

– Да уж!


Едва Марго открыла дверь, как навстречу ей кинулся Бешбармак, радостно виляя хвостом, но вдруг попятился и громко залаял.

– Что случилось, Марго? Почему он лает? – выглянула в переднюю Эличка.

– Я пьяная! – радостно сообщила она.

– Марго! – хором воскликнули тетушки.

– Ничего страшного, иногда можно. Тем более есть повод! Я рассталась с Белоярцевым! – она сама не знала, почему вдруг назвала его по фамилии.

– Что? – схватилась за сердце Эличка. – Вай мэ, Марго, что ты говоришь?

– Вот! Забрала у него ключи! Завтра соберу его манатки – и адью!

– И тебе весело?

Назад Дальше