– Зачем вам юрист? – растерянно спросил Маккоун, пытаясь придать своему лицу более дружественное выражение. – Вы что, хотите подать на нас в суд?
– На вас? – Хэлстон нахмурился, пытаясь интуитивно понять, с кем разговаривает. – Вы работаете в «А-синтез»? – он увидел, как поморщился Маккоун, и убедился в правильности своей догадки – перед ним был один из пикетчиков, один из недовольных жителей этого маленького городка, решивший взять на себя роль лидера. – Очень жаль, – теперь Хэлстон осознанно делал акцент на несостоятельность своего собеседника. – Нам нужно задать пару вопросов, но если вы не сотрудник «А-синтез»…
– Нам тоже есть что рассказать, – вступился в разговор Рег Белинджер. – Наш друг работал на фабрике, но после случая с птицами уволился.
– Друг? – Хэлстон с досадой подумал, что уснуть в эту ночь ему, возможно, не удастся, но затем вспомнил плачь ребенка за стенкой и решил, что разговор с первым свидетелем – не самое плохое из того, что может случиться в моменты бессонницы, особенно если сравнивать с тем, какие мысли приходят порой в голову. – Могу я узнать, как зовут вашего друга?
– Стивен, – сказал Маккоун. – Стивен Крамп, – он ухмыльнулся, решив, что удача повернулась к ним лицом и теперь они имеют хорошую возможность расположить к себе агентов, благодаря тому, что станут первыми, кто расскажет им о том, что происходит в городе. – Хотите поговорить с ним?
– Сейчас? – Хэлстон посмотрел на часы. – Или я запутался в часовых поясах, или сейчас почти полночь.
– Он не спит, – заверил его Маккоун, мысленно возвращаясь к кострам возле фабрики и собравшимся вокруг них людям.
– Хорошо, – Хэлстон окинул троицу прямым, открытым взглядом. – Дайте мне одну минуту, – он убрал во внутренний карман пиджака удостоверение, возымевшие магическое действие на жителей этого захолустья, и вернулся в номер, закрыв за собой дверь.
Даяна еще спала. Она вообще могла спать, не обращая ни на что внимания. Хэлстон вырвал из записной книжки листок, написал, что отправился на встречу со Стивеном Крампом, и положил записку на прикроватную тумбу. Продолжая спать, Даяна сложила губы бантиком, словно посылая ему воздушный поцелуй.
– Езжайте впереди, – сказал Хэлстон, выйдя на улицу, заранее решив, что поедет на «Шевроле».
– А как же остальные? – спросил Лордс, заподозрив подвох.
– Остальные останутся здесь, – Хэлстон посмотрел на темные окна отеля.
Один его пожилой друг как-то сказал: «Никогда не оставляйте бывших супругов наедине». Что ж, сейчас он пренебрегает этим советом. Да и есть ли смысл бояться того, что рано или поздно все равно случится, если участники решат, что так должно быть. А если нет, то хуже от этого никому не станет. Тем более сейчас, когда Даяна вынашивает его ребенка. Что значит глупая ревность в сравнении с тем, что скоро в мир придет частица его самого, которая продолжит его жизнь в этом суетном мире?
– Ты доверяешь им? – спросил Лордс Маккоуна, когда они забрались в пикап.
– Ну ты же видел удостоверение.
– И что? Разве его нельзя подделать?
– А то, как они выглядят? Разве тебе этого недостаточно? Разве они не похожи на федов?
– Только один, – оживился Лордс. – Остальных-то мы не видели.
– Это верно, – подхватил Рег Белинджер.
– Сейчас же ночь, тупица! – презрительно скривился Маккоун. – Думаешь, если они агенты, то и спать не должны?!
Он вильнул по дороге, объезжая вынырнувшую из темноты кошку. Следовавшее за ними «Шевроле» снизило скорость и осторожно повторило вираж. «Хорошо, что я не взял с собой Даяну», – подумал Хэлстон, пытаясь представить, что его ждет, когда они доберутся до фабрики. Разгневанные толпы иногда бывают крайне неуправляемыми, и стоит дать слабину, как они тут же затопчут тебя, излив на неповинную голову весь свой праведный гнев.
Он снова прокрутил в голове все, что рассказала Даяна: вспышка гриппа, исчезновение птиц…. Что ж, в средние века убивали и за меньшее. Люди всегда боятся того, что не могут понять, что не подчиняется законам их ограниченного мира.
Троица, за пикапом которой ехал Хэлстон, не нравилась ему, внушая недоверие и готовность принять все, что они могут выкинуть. Неожиданно ему представился оставшийся позади отель Форестривера. Какая бы кошка ни пробежала между ним и Данинджером, но если и доверять кому-то заботу о Даяне, то уж пусть это будет бывший муж, пусть будет тот, в ком он уверен. Какими бы отрицательными качествами ни обладал Данинджер, но в случае чего он не струсит, не запаникует. Если нужно действовать, то он, пожалуй, даст фору большинству из тех, кого знал Хэлстон. Пусть эти действия не всегда и были верными, но, как говорится, лучше делать хоть что-то, чем бездействовать.
Пару раз, когда ФБР прибегало к услугам Данинджера, Хэлстон видел его в суде. Пожалуй, Даяна была права: став юристом, Данинджер принес миру пользы больше, чем, если бы стал агентом ФБР. Уверенный, изворотливый, хитрый как лис. Мог ли доверять ему Хэлстон, оставляя с Даяной? Конечно, нет, но теперь речь шла не только о женщине. Теперь был еще ребенок, а это меняло очень многое.
Хэлстон невольно отметил, что дорога становится более ровной. Он въезжал в центр Форестривера, ведомый красными габаритными огнями старого пикапа. Деревянная церковь, выкрашенная в белый цвет, выглядела в темноте зловеще, возвращая детские страхи и фантазии. Дальше, вдоль главной улицы, выстроились несколько небольших магазинчиков, двухэтажный универсам, парикмахерская, бар с яркой неоновой вывеской «У Джо». Последний был, пожалуй, самым заметным из всего, что увидел Хэлстон.
Пикап вереди притормозил на перекрестке и свернул направо. Взору открылись миниатюрные домики, больше напоминающие декорации голливудского фильма о рабочем городе, чем настоящие жилые дома. Хэлстон вглядывался в их контуры, пытаясь определить цвет. Скорее всего, жители здесь следовали обычаям, когда каждая семья гордится тем, что их дом на протяжении многих поколений сохраняет свой единственный цвет. Желтый, зеленый, белый, голубой – неважно. Главным было, что так эти дома красили их отцы, а до отцов деды. И никто уже не помнил, почему прародитель выбрал этот цвет.
Хэлстон прибавил скорость, не желая отставать от пикапа. Машины повернули еще раз и выехали на дорогу, ведущую к фабрике «А-синтез». Горящие костры осветили пикетчиков. Десяток палаток напомнил Хэлстону кемпинг в Аризоне, где он лет пятнадцать назад провел пару бессонных ночей с незнакомкой по имени Дафна.
Девушка была странной, словно дети цветов еще бродили по улицам, желая всем добра и любви. Девушка из прошлого. Годов из шестидесятых. Кажется, у нее с собой был пакетик марихуаны, и когда от трезвого рассудка не оставалось и следа, она бегала нагишом по залитой лунным светом поляне, заливаясь смехом и умоляя Хэлстона поймать ее. В теплых объятиях Дафны он и стал мужчиной. Ждал этого с каким-то трепетным восторгом, а когда это случилось, понял, что ничего не изменилось. Он не стал мужественнее, чем был. Не стал думать иначе. Даже тело его не стало более крепким и волосатым, чем до этого. Джефри Хэлстон остался Джефри Хэлстоном – мальчишкой пятнадцати лет, опыт которого пополнился еще одним событием.
Сейчас, узнав о беременности Даяны, он снова подумал, что, возможно, именно ребенок сможет изменить его. Как первый выстрел в живую мишень, о котором ему рассказывал инструктор в академии ФБР.
Хэлстон остановил «Шевроле» рядом с пикапом и вышел из машины.
– Стивен! – заорал Маккоун. – Стивен Крамп! – он заглянул в ближайшую палатку.
Хэлстон прислушался. Ничего. Ни единого звука.
– Впечатляет? – спросил Кевин Лордс с какой-то крысиной гримасой ехидства.
Хэлстон обернулся, окинул его внимательным взглядом и решил, что лучше будет промолчать.
– Если вы приехали сюда не для того, чтобы поддержать нас, то у вас будут большие проблемы, – заверил его Лордс, чувствуя, что начинает обретать контроль над ситуацией.
Хэлстон шагнул к нему, заставив попятиться. Главная дорога была перекрыта поваленным деревом, преграждая выход из ворот фабрики. «Не хватает только осадных орудий», – подумал Хэлстон.
За одним из костров кто-то разбил пустую пивную бутылку. Толстяк в джинсах и безрукавке рыгнул и зашелся громким смехом.
– Эй, Лари! – проорал он, подходя к палатке. – Поднимайся! Твоя очередь дежурить!
– Дежурить? – спросил Хэлстон. Лордс снова улыбнулся.
– Вначале мы расходились по ночам домой, а утром возвращались, обнаруживая, что баррикады разобраны и партия груженых тягачей покинула фабрику, – он снова улыбнулся. – Но мы это быстро исправили. А тех, кто рискнул выйти оттуда и убрать дерево, убедили, что лучше этого не делать.
– Надеюсь, никто не погиб? – Хэлстон подумал, что ситуация явно вышла из-под контроля.
– Пока нет, – заверил его Лордс. – Но если никто не закроет эту чертову фабрику, то, скорее всего, будут трупы.
– Вот как? – Хэлстон подошел к заблокировавшему дорогу дереву.
Старый дуб казался неподъемным. «Не пригоняли же они сюда кран, чтобы уложить эту громадину?» Он обернулся и посмотрел на палатки. Сколько же нужно людей, чтобы поднять это дерево? Неужели действительно весь город объединился, чтобы закрыть фабрику? Хэлстон вспомнил Данинджера и попытался представить, как он будет действовать в подобных условиях.
– Эй, агент! – позвал его Маккоун. Он шел по газону, а следом за ним плелся сонный мужчина. – Вы еще хотите поговорить с бывшим работником этой чертовой фабрики?
Глава четвертая
Данинджер проснулся в 6.40. За окном началось осеннее ленивое утро. Он почистил зубы и умылся. Вода из крана была холодная и кристально чистая. Данинджер вспомнил родники у своего дома. Родники из детства. И девочку. Невысокую. С прямыми волосами и курносым носом. Кажется, у нее были самые серые глаза из всех, которые он когда-либо видел. Даже с каким-то серебристым оттенком, когда она смотрела на него. Девочку звали Кристин, и это была его первая в жизни любовь.
Вообще Данинджер влюблялся с пол-оборота. Но тогда он думал, что это впервые и навсегда. Робкий и нерешительный, но не от страха, а от нежелания обидеть Кристин. Он очень хотел, но боялся ее поцеловать, услышав где-то разговоры о женской чести. Но поцелуй все-таки состоялся. На вторую неделю гуляний за ручку и разговоров обо всем, что успел узнать в этом мире их детский разум. Вернее, не поцелуй, а скорее робкое прикосновение губ, как в старых любовных фильмах, когда актеры отчаянно пытаются изобразить страсть, но не перешагнуть за рамки строгой цензуры. И еще один. И еще…
Данинджер чувствует запах Кристин. Молоко и что-то цветочное. Им по тринадцать лет, и для них это новая жизнь, новые горизонты. Чувства вспыхивают, будоражат сознание круглые сутки, и Данинджер почти готов поклясться, что будет любить эту девочку всю свою жизнь. Почти готова поклясться и она. Они продолжают встречаться остаток лета, а осенью, когда начинается школа, забывают навсегда об этом увлечении. В памяти остается лишь первый поцелуй да запах – молоко и цветы…
Данинджер оделся и вышел из номера. На часах было ровно семь. Когда они жили с Даяной, то она просыпалась словно будильник – всегда вовремя, да еще и раньше Данинджера, упрекая его за чрезмерную сонливость. В те далекие моменты он искренне радовался, что стал адвокатом, а не агентом. Так, по крайней мере, он мог избегать бесконечных упреков жены в своей несостоятельности. Упреков без ненависти и желчи. Упреков, произнесенных с такой заботой и пониманием, что от этого невольно начинаешь презирать себя. Она любит тебя, переживает за тебя, а ты не ценишь этого, не пытаешься принять, сделать выводы и исправиться. Но потом Данинджер приходил в свой офис, и жизнь неспешно входила в прежний ритм. Он нужен в этом мире таким, какой он есть, а не таким, каким его видит Даяна. Если она хочет, то с ней он будет пытаться стать ее идеалом, но здесь, в своем офисе, со своими клиентами, он будет таким, какой есть. Вот если бы его приняли в ФБР, то тогда пришлось бы меняться, а так жизнь идет своим чередом, чаще заставляя улыбаться, чем грустить.
– Даяна! – позвал Данинджер и только потом постучал в белую дверь с номером девять. Никто не ответил. – Даяна! – позвал он еще раз, прислушался. – Хэлстон?
Молчание, лишь играет радио, вещая местную музыкальную станцию.
Данинджер помялся с минуту и, осторожно повернув ручку, приоткрыл дверь, заглянув в номер. Двуспальная кровать была заправлена. Строгий костюм Даяны лежал поверх голубого одеяла.
– Даяна? – Данинджер вошел в номер и прикрыл за собой дверь.
Последний раз, когда бывшая жена теряла ощущение времени, был девять лет назад, когда она вынашивала их ребенка. Но сейчас ни о какой беременности не было и речи – так думал Данинджер, поэтому волнение брало верх над тактичностью. Что-то случилось. Что-то определенно случилось, иначе где Хэлстон? Поборов волнение, Данинджер огляделся. Все вокруг выглядело искусственным и необжитым, словно номер только что прибрали, уничтожив все следы пребывания постояльцев. Остался только костюм Даяны да походная сумка. Данинджер подошел к прикроватной тумбе и выключил радио. Вместо ожидаемой тишины он услышал шум включенного душа.
– Даяна? – он постучал в закрытую дверь. Не получил ответа и постучал снова. Ничего. Вернулось волнение.
«Может быть, подождать? – подумал Данинджер, обернулся, посмотрел на костюм бывшей жены. – Если они там вместе с Хэлстоном, то где тогда, черт возьми, его костюм?»
Он решительно повернул ручку и заглянул в душ. Облако пара вырвалось в образовавшуюся брешь. За матовым стеклом перегородки Данинджер увидел нечеткие контуры женского тела. Да, это было похоже на Даяну: включить настолько горячую воду, что после ее кожа становится такой красной, словно получила ожог. Позволить себе отвлечься ото всего, посвятив пару минут неторопливому намыливанию тела. И еще песня. Та, которую Даяна напевала сейчас. Данинджер уже не слышал этой песни в ее исполнении. Плейлисты хит-парадов постоянно меняются, и предпочтения Даяны меняются вместе с ними. В эти моменты она всегда представлялась Данинджеру не агентом в строгом костюме, серьезным, сосредоточенным, собранным, а просто женщиной, к которой хочется прикасаться, забывая обо всем, не разговаривать, не думать, а просто наслаждаться близостью противоположной плоти.
– Джефри? – спросила Даяна, протирая от мыла глаза. – Джефри, это ты? – она прислушалась, но, не получив ответа, решила, что воображение сыграло с ней злую шутку.
Данинджер осторожно прикрыл за собой дверь и вышел из номера. На противоположной стороне стоянки открылось кафе. «Может быть, Хэлстон там?» – подумал Данинджер, но в кафе не было никого, кроме сонной официантки. Данинджер заказал кофе и омлет, открыл папку с бумагами и решил еще раз прочитать имеющиеся в распоряжении сведения о фабрике «А-синтез». После долгой ночи в памяти остались обрывки от прочитанного в дороге, но стоит лишь начать – и все становится ясным и понятным. Данинджер оторвался от бумаг и спросил официантку, можно ли курить в кафе. Она поморщилась от его несообразительности и недовольно указала рукой на чистую пепельницу. Данинджер кивнул, решив не спорить о том, что пепельница на столе похожа на что угодно, но только не на пепельницу. Достав пачку «Данхила», он положил ее на стол и выпил полчашки кофе, прежде чем закурить. Посмотрел на официантку, ожидая, что она дольет ему кофе, но увидев, что она не собирается этого делать, решил не спорить о местных правилах и нравах.
Выйдя из душа, Даяна растерла раскрасневшееся тело полотенцем и надела махровый халат. В номере никого не было, но Даяна прикрывала наготу не для того, чтобы спрятать ее от посторонних глаз. Просто ей так было удобней, просто ей это нравилось, хотя в первый годы совместной жизни Данинджер настойчиво пытался отучить ее от этой привычки.
Пару раз после того, как он силой сорвал с нее халат, они поссорились. В последний раз она обиделась так сильно, что не разговаривала с ним почти месяц. Обиделась не на него. Обиделась на себя, потому что не смогла настоять на своем, уступив его напору. Времени повторно принять душ не было, и Даяна весь день чувствовала себя разбитой и грязной. Почему она должна делать то, чего не хочет? Какое право на нее имеет Данинджер, чтобы заставлять менять привычки?
После, познакомившись с Хэлстоном, она ожидала подобного и от него, но он так ни разу и не посягнул на ее привычки.
Открыв походный рюкзак, Даяна переоделась и вышла из номера. Постучала в соседний номер, решив, что Хэлстон проснулся раньше нее и теперь находится у Данинджера. Не получила ответа и постучала еще раз. Осеннее утро распускалось, оживало, заливало землю теплыми солнечными лучами.
– Уэл? – позвала Даяна.
Без ответа.
«Наверное, пошли в кафе», – решила она.
Услышав, как хлопнула дверь, Данинджер поднял голову, отрываясь от изучения бумаг.
– Джефри не видел? – спросила Даяна, садясь за его стол.
– Я думал, ты знаешь, где он, – сказал Данинджер, предлагая Даяне сигарету из открытой пачки.
– Нет, – она для убедительности качнула головой.
– Нет – не будешь курить или нет – не знаешь, где Джефри? – он снова увидел, как кивнула Даяна, подняла руку и показала два пальца. – Значит, не знаешь и курить не будешь?
– Только кофе.
– За кофе здесь, кажется, нужно ходить самим, – Данинджер покосился на официантку.
– Тебе принести? – Даяна поднялась на ноги и взяла его чашку.
Наблюдавшей за ней официантке подобный жест пришелся по душе. Обычно те, кто приезжает из большого города, считают, что весь мир должен вращаться вокруг них, но не здесь, не сейчас. Мужчина, может быть, и считал так, но женщина была полной противоположностью.