Отражение как-то странно посмотрело на меня, потом еще раз взмахнуло руками и исчезло.
Вместе с этим сменилась и картинка. От края до края раскинулась холмистая равнина, на которой лишь кое-где виднелись одинокие деревца. Вдоль горизонта протянулась гряда курганов. На некоторых из них виднелись какие-то строения — нечто среднее между памятниками и сторожевыми башнями. А вдоль линии курганов, постепенно удаляясь от них, скакали два всадника.
Вернее, всадник и всадница. Могучий каурый жеребец тяжелым галопом нес рыжеволосую всадницу, за которой поспевал на сером коне юноша лет семнадцати. Девушка откинула со лба капюшон, ее длинные волосы развевались на ветру, а загорелое лицо было мне так знакомо, что я какое-то время просто хлопал глазами. Фигурка воительницы была полна силы. Кожаный доспех облегал грудь и талию, а видневшиеся обнаженные бедра настраивали на вполне определенные мысли. Она обокрала меня, сбежав с моим кольцом, и при этом ударила меня, обманув в лучших чувствах, и тем не менее…
— Вот это да! — послышался за моей спиной голос, и я даже вздрогнул, совершенно забыв, что не один. Айдору удалось встать. Он трезвел на глазах. — Она жива?
— Ты ее знаешь? — ревниво откликнулся я.
— Конечно! Это принцесса Вуньяра, — сообщил Айдор. — Из соседнего королевства. Младшая дочь королевы Биньетты. Их королевство пало в разгар зимы под натиском дикарей из-за Гряды. Королева Биньетта, ее дочь и наследница Аньара, их супруги — все погибли. Ты разве не знал?
— Нет, — честно ответил я. — А она точно принцесса?
— Кишки Айседора Звездорожденного! А как же! В этой стране правят женщины, и власть передается от матери к дочери. Я это знаю точно, — Айдор расправил плечи, — потому что несколько лет назад брат Вуньяры, принц Алиньяр, попытался оттяпать у матушки кусок территории. Его изгнали, и он нашел прибежище в моих землях. Вуньяру послали с воинами, чтобы вернуть принца. Но он сбежал дальше, в Горы Отчаяния…
— Куда-куда? — насторожился я. Конечно, у меня бывают провалы в памяти, но почему мне кажется, что это название мне знакомо?
— Ну как же! Великий Властелин Мрака не знает про Горы Отчаяния?! — вступил в беседу Тильс, и в его тоне было столько высокомерия, что я еле удержался от того, чтобы врезать эльфу в челюсть. Удержала меня малость — для того, чтобы попасть в нужное место, я должен был основательно подпрыгнуть, а я терпеть не могу лишних физических усилий.
— Да там, в Горах Отчаяния, в Скалах Судьбы, на севере, скрыт старинный храм. — Эльф одарил меня кривой улыбкой. — А в нем, если верить легендам, Три Зверя скрывают старинный артефакт. Талисман, который может уничтожить наш мир!
Он еще что-то говорил, но я уже не слышал. Память неожиданно сыграла со мной шутку — я как наяву увидел полуобнаженного всадника верхом на рогатом звере. В первый раз он появился вслед за Айдором и горел таким желанием уничтожить Темного Властелина в моем лице, что я наскоро сочинил какую-то сказку как раз про Горы Отчаяния, Скалы Судьбы, Драконов Вечности и так далее. Дескать, именно там и таится оружие, которым нужно сразить Темного Властелина. Но тогда-то я был уверен, что все это выдумка. А если он доберется до цели?..
От этой мысли зеркало и весь зал как-то поплыли у меня перед глазами.
Очнулся я, сидя в кресле, оттого, что Верт и Айдор в четыре руки пытались напоить меня вином. Рядом с видом Ангела Смерти, пришедшего по душу грешника, возвышался Тильс.
— И это — Властелин Мрака! — скривился он. — Падает в обморок тогда, когда должен хищно потирать руки и строить коварные планы! Да если вы захватите этот артефакт…
— То это будет чудом. — Я слабо, но решительно отвел руку Верта с кубком. — Какой-то ненормальный уже ищет его с весны.
Ежась под пристальными взглядами, я рассказал им о том визите охотника за Темными Властелинами.
— И вы уверены, что отправили его на смерть? — Тильс стоял надо мной безжалостный, как прокурор. — Что этот «ненормальный» свернет себе шею, пытаясь найти несуществующее место? И вместо этого указали ему точный адрес! Вот и имей дело с людьми, — последняя его реплика относилась к мирно спящему Мелкому. — Всегда найдут, что испортить! Наши предки столько труда положили на то, чтобы скрыть его, куда подальше, поставили надежную охрану, даже имя его забыли — и на тебе! Нашелся какой-то сумасшедший…
— Но-но!
— А, — отмахнулся от меня Тильс, всем своим видом показывая, что я могу сколько угодно пыжиться и угрожать — все кары, которые я обрушу на голову эльфа, ничто по сравнению с тем, что ожидает мир в случае, если артефакт попадет в чьи бы то ни было руки.
— Это что, настолько серьезно?
— Да! — хором гаркнули Тильс и Айдор, предка которого, насколько я помнил, воспитали эльфы.
— Тогда, — я встал и с удивлением услышал, как изменился мой голос, — я хочу, чтобы этот артефакт был у меня! Слышите? Не в Горах Отчаяния у каких-то там драконов под охраной каких-то там зверей, а у меня! Здесь! И мне безразлично, как он ко мне попадет! Слышите?
Сказал — и испугался того, какая вдруг наступила тишина. На меня таращились четыре пары глаз — моего собственного отражения и моих… сотрапезников? Советников? Союзников? И только в гробовой тишине послышались редкие хлопки — это были аплодисменты.
Мы всей компанией обернулись на источник звука — на пороге зала стоял прадедушка.
— Ну наконец-то! — произнес он.
Глава 10
На следующее утро я проснулся с четким осознанием того, что накануне произошло нечто необычайное. Чувствовал я себя прекрасно, во всем теле была подозрительная легкость — верный признак того, что память опять готова подставить мне ножку.
Еще не открывая глаз, я услышал мерное поскрипывание кресла-качалки, в котором любил отдыхать прадедушка. Это и послужило главным доказательством того, что я что-то пропустил в жизни. Ибо прадедушка скрипел креслом как-то очень осторожно, явно боясь быть услышанным. И так же осторожно что-то кому-то нашептывал. Чтобы этот старикан ШЕПТАЛ? Прадедушка, как все старики, был слегка глуховат и предпочитал разговаривать с окружающими на повышенных тонах. И вот — он шепчет.
Мысленно приготовившись к самому худшему, я открыл глаза.
— Я не сплю, — сказал я в пространство.
Шепот прекратился, скрипение усилилось. Я поискал глазами источник звука, попутно отметив, что нахожусь в одной из своих «кочующих» спален. Я ведь уже упоминал, что невидимые слуги быстро приноровились устраивать меня на ночлег где угодно — очевидно, из-за моих провалов в памяти, когда я просто забывал, где находится моя спальня.
У окна в качалке обнаружился прадедушка, державший на коленях толстый том, обитый кожей. Возле него, скрестив руки на груди, застыл Тильс.
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Скорее добрый полдень! — ворчливо отозвался пенсионер. — Ну ты даешь, внучек! Не ожидал!
— Я… э-э… несколько ночей не спал, — начал было оправдываться я, — и теперь никак не могу войти в ритм…
— Не ожидал, — с нажимом повторил прадедушка, — что все настолько плохо.
— Что случилось? — Я сел на постели. — Я что, вчера опять?.. Но мы же не пили! — Я обратился за поддержкой к эльфу: — Или все-таки…
— Лучше бы напились, — скривился тот.
— Грустно, — прадедушка обращался тоже к эльфу, — что мой правнук настолько неадекватен…
— Но-но, дедушка! — Я вскочил и стал торопливо одеваться. — Не позорь меня перед подчиненными!
— Я вам не подчиняюсь, — холодным тоном проинформировал меня эльф. — Я пленник Тьмы и требую соответствующего обращения. А других тут нет.
— Кроме нас и этой зверушки, — прадедушка кивнул на Мелкого, который свернулся калачиком в ногах моей постели.
Я за шкирку поднял его и встряхнул. На меня обратились ясные глазки, в которых было море обожания.
— Хозяин проснулся! — радостно взвизгнул Мелкий и затрепыхался, стараясь добраться до меня и обнять. — Мы ждали, пока хозяин проснется! Но мы не дождались! Они ушли, не стали ждать! Они хотели вернуться быстро. Они обещали, что будут идти очень быстро. Но меня не взяли! А я так просил…
Я разжал руки, и Мелкий шлепнулся на пол.
— Куда ушли? Кто?
— Твои чурбаны, — снизошел до объяснений прадедушка. — Гомункулы. Строем. Выполнять твой приказ. Их не смог остановить даже Верт.
— Какой мой приказ? — прошептал я внезапно севшим голосом. Воображение уже стало рисовать картины, одну красочнее и кровожаднее другой. — Нет, я помню, что вчера что-то… Но я не отдавал никакого приказа! Клянусь!
— Ой ли? — ехидно усмехнулся прадедушка. — Не притворяйся, внучек! Ты все сделал правильно!
Я не в силах был и дальше выносить его ехидного тона и опрометью выскочил из спальни.
В общем зале, куда ноги сами принесли меня, царили разгром и остатки глобальной пьянки. Судя по некоторым признакам, напились всего двое — Айдор и Верт. Но стол был заставлен пустыми кувшинами, вокруг валялись огрызки и обглоданные кости, на полу высыхали разноцветные лужи, а зеркало было забрызгано чем-то зеленовато-бурым. Из-за грязного пятна немедленно высунулось мое отражение и сделало красноречивый жест — мол, если эту гадость не уберут, меня стошнит! Виновники сего безобразия спали, причем Айдор расположился в моем кресле и храпел так громко, как и подобает потомку великого героя. Что до Верта, то он скромно прикорнул на полу, завернувшись в портьеру и подложив под голову кувшин. Когда я попытался привести его в чувство, он только подрыгал ногой и пробормотал:
В общем зале, куда ноги сами принесли меня, царили разгром и остатки глобальной пьянки. Судя по некоторым признакам, напились всего двое — Айдор и Верт. Но стол был заставлен пустыми кувшинами, вокруг валялись огрызки и обглоданные кости, на полу высыхали разноцветные лужи, а зеркало было забрызгано чем-то зеленовато-бурым. Из-за грязного пятна немедленно высунулось мое отражение и сделало красноречивый жест — мол, если эту гадость не уберут, меня стошнит! Виновники сего безобразия спали, причем Айдор расположился в моем кресле и храпел так громко, как и подобает потомку великого героя. Что до Верта, то он скромно прикорнул на полу, завернувшись в портьеру и подложив под голову кувшин. Когда я попытался привести его в чувство, он только подрыгал ногой и пробормотал:
— Артефакт… артефакт…
Пришлось прибегнуть к магии. Небольшое заклинание трезвости — и вот уже оба гуляки смотрят на меня слезящимися глазами, поскольку я слегка переборщил и поставил таймер на минимум. А в этом случае возможен побочный эффект в виде повышенной сентиментальности.
— Дорогой ты мой! — подтвердил мои худшие опасения Айдор и полез целоваться. — Как же я тебя люблю… А ведь не должен! Но перед лицом кончины мира… О боги, за что вы послали нам такую кару!
Я еле отбился от потомка великого героя, который тут же перенес свои симпатии на Тильса, явившегося в зал следом за мной, и принялся распинаться перед ним в вечной любви и преданности к дивному эльфийскому народу, строителю, учителю, вдохновителю и так далее. А я набросился на Верта, тоже готового зареветь, но уже от приступа верноподданничества:
— Что тут произошло? Признавайтесь!
— Мой любимый лорд, — всхлипнул Верт, и я внутренне сжался, — вы показали себя мудрым правителем, доверили мне такую важную должность, а я, ничтожный червь, не сумел оправдать ваших чаяний! Я достоин самой жестокой кары и прошу только об одном — позвольте кровью искупить свою вину! Разрешите мне погибнуть за ваши светлые идеалы, ибо нет мне прощения! Я жалкая, ничтожная личность! Меня мало сварить в кипящем масле!
Он падал передо мной на колени и рвал на себе волосы и одежду, обильно поливая все вокруг слезами. Рядышком Айдор договорился до того, что любит не столько эльфов, сколько одного конкретного представителя этой расы, и Тильс уже отбивался от его попыток доказать сию любовь на деле.
Сентиментальность должна была пройти сама собой через некоторое время, но не мог же я стоять и ждать! Спасло меня мое отражение. Из-за пятна высунулась его зеленоватая физиономия с выпученными глазами. Оно зажимало себе рот ладонью, и я непроизвольно сделал то же самое.
— Убери это, и я тебе все покажу! — прошипело оно. — Здесь все записано!
Но при этом оно отняло ладонь от губ и… в общем, зеркало пришлось вытирать с двух сторон. После чего еще бледный, но уже довольный жизнью мой двойник сделал широкий жест:
— Устраивайся поудобнее, милорд, и приготовься созерцать…
И я созер… созре… в общем, увидел.
Себя — властным незнакомым тоном требующего достать мне артефакт, с помощью которого можно уничтожить мир. Прадедушку, прослезившегося и непрестанно причитающего по поводу того, как вырос и возмужал его любимый правнук. Ошеломленных моих «верных слуг», к которым обратился с краткой, но емкой речью. Толпу глиноземов и костоломов, которым я тут же отдал приказ отправиться по известному адресу в Горы Отчаяния. Верта, пытавшегося их остановить…
Когда «запись» подошла к концу, я поразился установившейся вокруг тишине. Пришедшие в себя Айдор и Верт — Тильс все еще держался подальше от потомка великого героя — стояли передо мной, и выражения их лиц я не берусь описать.
— Неужели это правда? — промямлил я, глядя на них. — Я действительно отдал такое приказание?
— Ты сам все видел, — указал Айдор в сторону зеркала.
— Не может быть! Что на меня нашло?
— Это все Тьма, — с безопасного расстояния подал голос эльф. — Она все дальше и дальше проникает в мир. Настанет час, когда он целиком погрузится во мрак. И виноват в этом будет…
— Мой длинный язык, — догадался я.
— Внучек, — откуда-то материализовался прадедушка и погладил меня по голове, — как я тобой горжусь! Тебе выпала особая судьба!
Да уж! Под нацеленными на меня взглядами я почувствовал, что меня начинает бить дрожь. Я не хотел этого! Совсем не хотел! Вот теперь поди докажи, что тогда, на вечеринке в честь годовщины выпуска, я вовсе не хотел уничтожить невинных людей. Теперь мне никто не поверит, что я невиновен. Я — закоренелый преступник и злодей. И Вунья… Она имела право мне не доверять. И она навсегда для меня потеряна!
Я сидел в библиотеке, запершись изнутри на ключ, и не реагировал на попытки добраться до меня. В прямом смысле слова, забился в угол и, обхватив голову руками, предавался самоедству. Впервые в жизни я желал все забыть, но память, как назло, оставалась такой же ясной и четкой. «Темный Властелин! Повелитель Мрака… Мировое Зло… Они все были правы, пытаясь меня прикончить. Меня надо остановить. Но как? А что, если уже поздно? Что мне делать? Смириться и заняться делом или помочь им избавить мир от своего присутствия? Что теперь будет? Как я вообще покажусь на глаза им всем? Тильс был прав в отношении меня».
Мое самобичевание было прервано неожиданным образом — один из стеллажей со скрипом отъехал в сторону, послышалось чихание и шорох, и в облаке ныли, закутанный в паутину, как еще в одну мантию, передо мной предстал прадедушка. Едва выйдя из потайного хода, он принялся отряхиваться. Пыль поднялась столбом, так что спустя несколько секунд мы чихали наперегонки.
Стряхнув с себя всю паутину, пенсионер огляделся по сторонам с таким видом, словно плохо представлял себе, куда попал. Ну еще бы! Все вокруг было покрыто благодаря ему толстым слоем пыли пополам с паутиной.
— Ну кажется, я не ошибся, — вынес он вердикт. — Ты здесь!
— Дедушка, а как ты меня нашел? Здесь разве есть тайный ход?
— Что я, по-твоему, в замке первый день? — парировал прадедушка. — И что ты думаешь — я способен заблудиться? Здесь?
Памятуя, что в свое время старикан посетил больше миров, чем я прочел книг за свою жизнь, я не решился возражать.
— Вот то-то. — Меня непочтительно щелкнули по носу. — Ты что думал? Оставил старого человека одного, сам исчез! Заставляешь меня бросать все и кидаться на твои поиски! А мне, между прочим, вредно волноваться! У меня давление и печень пошаливает, не говоря уже о селезенке! Ну скажи ты милость, что такого случилось, из-за чего ты готов сунуть голову в петлю?
— Дедушка, ты ничего не понимаешь!
— Я не понимаю? — взвился пенсионер. — К твоему сведению, я прошел сорок семь войн, устроил четырнадцать покушений и тридцать два государственных переворота! На моем счету сто семьдесят девять военных стычек, я одиннадцать раз был влюблен и трижды женат — и это не считая всякой мелочи вроде стихийных бедствий, эпидемий и катастроф! Меня в двадцати двух мирах объявили вне закона и еще в тридцати считают национальным героем, а теперь приходит сопляк и заявляет — ты, мол, ничего не понимаешь в жизни! И молчи! — сорвался он на визг. — Я старше! Я умнее! Я знаю, что говорю, и у меня с памятью все в порядке!
Дедушка вопил еще минут сорок, стуча посохом об пол и перечисляя все, что он думал о современной молодежи вообще и об одном ее представителе в частности. А дабы я не увильнул от прослушивания лекции, меня цепко держали ногтями за ухо, поминутно встряхивая его в целях лучшего усвоения информации.
Наконец пенсионер выдохся, и я смог получить обратно изрядно потрепанную и наполовину утратившую свои функции часть тела.
— Я устал с тобой, — заявил этот садист, переводя дух. — И проголодался. Мне вредно такое волнение! Я надеялся провести несколько дней в покое, размышляя о вечном, а вместо этого лазаю по каким-то заплесневелым катакомбам в поисках рефлектирующих юнцов! Вместо того чтобы сидеть и распускать нюни, взял бы да и подмел там… Или лучше сбегай на кухню и принеси мне манной каши с клубникой и сливками!
Мне ужасно не хотелось никуда идти, но, когда вас деликатно направляют к цели посохом под зад, да еще и грозят наложить заклинание послушания, спорить неохота. Стиснув зубы, я сбегал за кашей — то есть невидимые слуги опять поспели первыми и «встретили» меня сразу за поворотом.
И тут я получил возможность отыграться. Дедушка начал было капризничать — мол, в каше комочки, а клубника мелкая и не того сорта, но я уперся. И, когда он послал меня менять четвертую подряд порцию, прихватил из зала скатерть.
Удобно устроившись в кресле, прадедушка насторожился, заметив ее:
— Что это, внучек?
— Это для твоего же блага, дедушка, — ответил я, раскручивая скатерть на манер рыболовной сети.