— Я вижу, что вы очень любите свою дочь, — заявила она. — И теперь, когда девочка, возможно, впервые в жизни столкнулась с трудностями, именно вы должны ей помочь.
— Разумеется, — кивнул Орелли. — Я уже поговорил с родителями некоторых ее одноклассниц.
— Не думаю, что это хороший метод, — покачала головой учительница.
— Почему?
— Потому что каждый из родителей сейчас находится в таком же положении, что и вы. Они точно так же переживают за своего ребенка. Ведь их собственная дочь тоже только что поступила в школу и тоже с трудом привыкает к новой жизни, новым правилам, новым отношениям.
— Ну и что? — не понял банкир.
— Как это — ну и что? Представьте себе, что отец Ра-мины, Клавдии или Фредерики приедет к вам и пожалуется, что Анжела обижает его дочь.
— Да я не поверю ни единому его слову! Моя девочка не такая!
— Вот и они рассуждают точно так же.
— Да, но… Но я-то прав!
Синьора Агнесса только улыбнулась. И промолчала, но про себя уже который раз в жизни подумала, что взрослые, в сущности, мало чем отличаются от учеников младших классов.
— И что же вы предлагаете? — спросил Анрэ после паузы.
— Вашей девочке придется научиться самой справляться с трудностями, возникающими на ее пути. А наша с вами задача — помочь ей в этом.
— Вы говорите вздор! Анжела еще слишком мала, чтобы с чем-то справляться.
— Вы так считаете? — Да.
— Но, тем не менее, вы сочли девочку достаточно большой для того, чтобы отдать ее в школу. Получается, что читать, писать и решать математические задачи Анжеле уже пора, а решать задачи, которые ставит перед ней жизнь, — нет?
Анрэ не сразу нашелся что ответить.
— Я очень хорошо понимаю вас, — продолжала тем временем учительница. — У меня двое детей. И мне тоже очень хотелось бы уберечь их от всех невзгод и переживаний. Но это, увы, невозможно. Мы не в состоянии все время быть рядом с детьми, постоянно защищать их и делать все за них. В конце концов, родители ведь не вечны. И есть только одно средство, которым они реально могут помочь своим детям.
— Какое же?
— Так я же говорю — научить их самостоятельности. Чем раньше ребенок поймет, что он делает свою жизнь той или иной, тем лучше для него.
— Да вы бредите! О какой самостоятельности может идти речь в этом возрасте? Она же только что из пеленок!
— Господин Орелли, а вы помните себя в эти годы? Как пошли в школу, как привыкали к учебе? Как строились ваши отношения со сверстниками?
— Да, кое-что помню. Но при чем здесь это?
— Неужели ваш отец или ваша мать вмешивались в вашу жизнь? Разбирали ваши конфликты с приятелями? Бегали чуть что к их родителям жаловаться, что друзья вас обижают?
— Нет, конечно! Мама уже тогда была тяжело больна. А отец… Отец, наверное, поднял бы меня на смех. Он всегда учил меня давать сдачи врагам и говорил, что быть слабаком и трусом стыдно.
— Ну, вот видите…
— Но… Это же совсем другая ситуация! Тогда была война… И потом — я был мальчишкой, а моя Анжела — девочка…
— Господин Орелли, вы действительно считаете, что современная жизнь снисходительнее к женщинам, чем к мужчинам?
— Нет, но…
Что «но», он и сам не знал.
Этот разговор произвел очень сильное впечатление на Анрэ. Несмотря на горы прочитанной литературы по воспитанию детей и вроде бы даже применение этих знаний на практике, он никогда не задумывался о том, что Анжела — не часть его самого, а самостоятельное существо, отдельная личность, которая будет жить собственной жизнью, добиваться чего-то без его участия, справляться с трудностями, не прибегая к его помощи. Умом он понимал, что это правильно, так, наверное, и должно быть… Но согласиться с этим, полностью признать и принять — не мог. Никак не мог.
Меж тем учительница поговорила и с Анжелой, тактично и деликатно, стараясь не задеть ее чувств. Почувствовав тепло и доброту со стороны взрослого, ребенок разоткровенничался.
— Донна Агнесса, а почему другие девочки не любят меня и не хотят играть со мной?
— Потому что, моя милая Анжела, любовь не всегда дается просто так, ни за что.
— Но ведь папа любит меня просто так! И мама тоже.
— Да, родители любят тебя, потому что ты их дочь. Но любовь других людей нужно заслужить.
Девочка задумалась.
— Я хочу, чтобы меня любили другие люди, — сказала она наконец. — А что для этого нужно будет сделать?
— Думаю, сделать что-то один раз будет недостаточно. Тебе придется поработать. Такие вещи быстро не случаются.
— Но как же быть?
— Сначала перестань капризничать и требовать, чтобы все вокруг делали только то, что тебе хочется. Научись уступать другим.
Этот разговор с учительницей и многие последующие принесли свои плоды. Анжела многое поняла и постепенно стала меняться. Конечно, не сразу, не за один день, но через некоторое время одноклассницы подружились с ней. Обидное слово «ябеда» было забыто — тем более что Анжела с той поры старалась никогда не жаловаться взрослым. У нее появились подружки, девочку стали уважать, в том числе и благодаря тому, что Орелли была одной из первых учениц в классе, но при этом нисколько не задавалась, а охотно помогала другим, объясняла сложное, а в более старших классах всегда давала списать домашнее задание.
Анжела хорошо училась по всем предметам, но уже в средней школе стала заметна ее явная склонность к гуманитарным наукам. Математику, физику и в особенности химию она не жаловала, зато литература, история и языки были ее любимыми предметами. Анжела Орелли писала сочинения, которыми гордилась вся школа, а ее устные ответы с интересом слушали не только одноклассницы, но даже учителя.
— Откуда ты знаешь такие подробности о Варфоломеевской ночи? — удивлялись они. — Мы ведь этого еще не проходили.
— Я читала «Хронику времен Карла IX» Проспера Мериме, — отвечала девочка.
Она действительно продолжала много читать и почти каждый день, особенно в выходные и каникулы, проводила несколько часов в библиотеке. Зная эту ее склонность, Анрэ регулярно делал там перестановку, ставил на первый план книги, которые считал подходящими, и убирал подальше и повыше то, что, с его точки зрения, дочери было читать еще рано. Однако у Анжелы было свое мнение на этот счет. Гибкой и ловкой девочке не составляло никакого труда вскарабкаться по полкам на самый верх и вытащить тот том, который привлекал ее внимание. Она прочитывала первые десять страниц и, если книга казалась скучной, отправляла ее на старое место. В противном случае Анжела, как обычно, забиралась с ногами в большое старое кресло и углублялась в чтение. А на случай, если вдруг войдет папа, под рукой у нее всегда имелась другая книга — из «дозволенных».
Они с отцом по-прежнему были очень дружны, и, кроме этого невинного обмана, у девочки не было тайн от него. Во время совместных прогулок она делилась с ним всем, что было у нее на душе, но при этом Анжеле больше нравилось слушать, чем говорить, — еще бы, ведь ее папа знал столько интересных вещей и так прекрасно рассказывал! Чем старше она становилась, тем больше у них находилось тем для разговоров. Они беседовали о живописи и музыке, литературе и кино, но, конечно, больше всего о жизни, характерах и поведении людей — о том, что всегда так интересовало Анжелу.
Отец и дочь много путешествовали вдвоем, ездили по Швейцарии или в Италию на выходные, вместе отправлялись к морю или в экскурсионные туры на каникулы. Даже в деловые поездки, если была такая возможность, Анрэ брал Анжелу с собой. Софи не сопровождала их ни разу. Первое время девочка еще спрашивала родителей, почему так происходит, потом, осознав, что им обоим неприятны эти вопросы, перестала. Тем более что ездить вдвоем с папой было так здорово! Казалось, между ними возникала какая-то особая атмосфера, когда они садились вместе в машину, в поезд или в самолет, когда останавливались в лучших номерах отелей, когда бродили, взявшись за руки, осматривая достопримечательности. Анжела обожала эти поездки. И отца своего она тоже обожала.
Говорят, что быстро растут только чужие дети. Это неправда. Быть может, так иногда кажется, когда собственный ребенок еще совсем мал, и нетерпеливые родители торопят — ну когда же он, наконец, пойдет, заговорит, будет что-то понимать? Но чем старше становится ребенок, тем скорее летит время. Вроде бы только что ползал — а уже пора в школу. Недавно сын сидел у мамы на коленях — а вот уж выше ее ростом. А дочка, которая вроде бы совсем еще малышка, уже красит ногти и влюбляется…
Однажды утром, войдя в комнату Анжелы, Анрэ увидел, что та сидит перед зеркалом и выщипывает брови.
— Что ты делаешь? — изумился он.
— Не видишь, что ли, — корректирую форму бровей, — серьезно отвечала девочка.
— А зачем тебе это?
— Пап, ну что ты такие странные вопросы задаешь? Чтобы выглядеть нормально. Открой любой журнал — ни у одной модели нет таких густых бровей, как у меня, у всех тоненькие, ровные…
— А зачем тебе это?
— Пап, ну что ты такие странные вопросы задаешь? Чтобы выглядеть нормально. Открой любой журнал — ни у одной модели нет таких густых бровей, как у меня, у всех тоненькие, ровные…
— И тебе не больно?
— Сначала было больно, но я уже привыкла.
Пока отец переваривал свалившуюся на него информацию, дочь огорошила его новым вопросом:
— Скажи, пап, а ты веришь в любовь?
Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.
— Да, я верю в любовь… — глухо произнес он.
— А я вот не знаю, верить или нет, — Анжела отложила пинцет и принялась придирчиво разглядывать себя в зеркале, поворачиваясь то одним боком, то другим. — В книгах так много пишут о любви, стихи особенно… А девочки говорят, что все это неправда и никакой любви нет, а мужчинам от нас надо только одно.
Он даже поперхнулся.
— Что именно?
— Ну, будто сам не знаешь, — отмахнулась дочь.
— Нет, не знаю, — признался Анрэ и не соврал. Он вдруг осознал, что ему действительно неведомо, что творится у нее в голове. — Расскажи.
— Да ладно тебе, пап, — Анжела не поддалась на провокацию. — Можно подумать, что мне пять лет. Или что я ни одной книги не прочла. В наше время девушки моего возраста уже хорошо знают, что такое секс.
Анрэ покосился на лежащий справа от ее локтя потрепанный том «Фауста» Гете. Интересно, а он прятал эту книгу или нет? С одной стороны — совсем неподходящее чтение для тринадцатилетней девочки. С другой — все-таки классика…
— Вот скажи, пап, — прервала его размышления дочь, — как ты думаешь, если бы Ромео и Джульетта остались живы, что бы у них было дальше?
— Понятия не имею. Может быть, так и любили бы друг друга всю жизнь. Но, скорей всего, их страсть бы быстро прошла…
— Как у вас с мамой? Он даже вздрогнул:
— Милая, ну при чем здесь это?
— Очень даже при чем! — горячо откликнулась дочь. — Мама сказала, что раньше вы тоже сильно любили друг друга, как Ромео и Джульетта. А потом у тебя любовь прошла.
Анрэ даже скривился, так он был зол на Софи. Черт бы ее побрал! Разве можно рассказывать ребенку такие вещи?
— Анжела, давай не будем об этом, — попросил он.
— Почему?
— Потому что ты еще мала, чтобы понять это, — непедагогично ответил Анрэ.
— Джульетта была старше меня всего на год, — обиделась девочка.
— Это было давно. Раньше человеческая жизнь была намного короче. Люди раньше старели и, соответственно, быстрее взрослели. Сейчас никто не выходит замуж в четырнадцать лет, если только в нецивилизованном обществе, где-нибудь в Африке, или на Востоке, или…
— Знаешь, что я хочу тебя спросить? — перебила Анжела и вновь поднесла руку с пинцетом к лицу. — В книгах обычно любовь просто так не проходит. Мужчина перестает любить женщину, когда у него появляется другая.
— Ну, это совсем не так! — заверил он. — Вовсе не обязательно одна любовь должна меняться на другую.
— То есть получается, что ты просто никого не любишь — и все?
— Зачем ты так говоришь, Анжела? Что значит — я никого не люблю? Разве я не люблю тебя?
— Ну, па-а-ап! — Девочка изловчилась и выдернула еще один волосок — Я ж не об этой любви говорю. Разумеется, родители любят детей, а дети родителей. Но это же совсем другая любовь.
— Мне вполне хватает любви к тебе, — сухо проговорил Анрэ. — И вообще, брось ты, наконец, этот дурацкий пинцет! Не могу видеть, как ты себя истязаешь. Дай его сюда!
Вырвав у нее из рук маникюрную принадлежность, Анрэ выбросил пинцет в открытое окно. А потом, сопровождаемый ошалелым взглядом дочки, развернулся и вышел из комнаты.
С этого момента он стал еще строже отбирать книги для дочери и устроил настоящий скандал, когда узнал, что Анжела страстно увлечена женскими романами. Он обнаружил в ее комнате целый шкаф, набитый изданиями в мягких ярких переплетах, на обложках которых сливались в страстных объятиях знойные красавцы и красавицы.
— Откуда у нас в доме эта дрянь? — бушевал Анрэ.
— Дорогой, что ты так кипятишься? — увещевала Софи. — Ну я покупала, читаю иногда от скуки…
— Черт знает что! Это же литература для примитивов! Какой пример ты подаешь дочери! Разве можно девочкам в ее возрасте читать подобную макулатуру?!
— А что такого-то?
— Как — что такого! Ты же развращаешь мою дочь, давая ей читать эту мерзость!
— Знаешь, Анрэ, с возрастом ты превращаешься в настоящего ханжу, — вздыхала Софи. — Ты что, в монастырь ее готовишь? Нельзя же до такой степени все запрещать!
К пятнадцати годам из пухленькой белобрысой малышки Анжела превратилась в красотку с длинными ногами, пышными, как у матери, формами, роскошными белокурыми волосами и задорными карими глазами. Она знала, что привлекательна, и наслаждалась этим. Наряжаться, краситься — ярко, по моде, делать прически и маникюр было ее любимым занятием. Точнее, одним из любимых, после чтения книг и посещения кинотеатров. Беда была в том, что заниматься собой приходилось втайне от отца. Нет, он ничего не имел против того, чтобы она была хорошо одета, сам дарил ей дорогие вещи и украшения. Но при этом строго следил, чтобы дочь выглядела скромно. Ничего вызывающего, никакой косметики, никаких глубоких вырезов. А о коротких юбках вообще забудь раз и навсегда.
— Ну, папа! — ныла Анжела. — Сейчас мини опять вошло в моду! Посмотри — весь мир ходит в коротких клетчатых юбках в складку. Вчера по телевизору показывали леди Диану — даже она, невестка английской королевы, надела мини!
Но Анрэ и слышать этого не хотел. Нельзя — и все. Леди Ди его мало интересовала, его беспокоила только собственная дочь. Анжела становится взрослой, начинает нравиться мужчинам… Одна мысль об этом выводила его из себя. Анрэ строго-настрого запретил дочке дружить с мальчишками. Однажды, когда Анжеле позвонил какой-то приятель, он поднял такой крик, что, казалось, соседям было слышно.
— Анрэ, я тебя не узнаю, — недоумевала Софи. — Когда наша девочка была маленькой, ты ей все на свете позволял, она только что по голове у тебя не ходила. А теперь, когда она подросла, ты запрещаешь самые невинные вещи. Ну что, скажи, плохого в том, что Гаральд пригласил ее на свой день рождения? Он отличный парень, я хорошо знаю его семью, да и ты знаешь, его отец, Август Эйхгольц, — клиент твоего банка…
— Я сказал «нет», значит, нет! — рявкал Анрэ.
— Но ты хоть объясни, почему?
— Не буду я ничего объяснять!
Анжела в этих разговорах участия не принимала, понимая, что это все равно бесполезно. Она уже второй год жила двойной жизнью — дома одевалась скромно, как монашка, не пользовалась никакой косметикой и следила за своей речью, особенно при отце. Зато вырвавшись на свободу — в гости к подруге, смуглой темноволосой Фредерике, позволяла себе расслабиться. Там девушки почти все время были предоставлены сами себе. Родители Фредерики находились в состоянии развода — отец завел молоденькую любовницу и ушел к ней, мать с горя пустилась во все тяжкие, но не забыла при этом нанять хороших адвокатов, чтобы отсудить у неверного супруга большую часть его капитала. Словом, в тот момент им обоим было не до дочери, и Фредерика с подругой Анжелой пользовались этим, как умели. Они наряжались и красились, врубали на полную громкость современную музыку, выучились курить, листали всевозможные журналы и с любопытством смотрели откровенные видеокассеты, которые обнаружились в тайнике дома у Фредерики. Впрочем, дальше этого дело не шло. Фредерика все время подбивала подругу отправиться куда-нибудь развлечься, познакомиться с парнями или пригласить кого-нибудь в гости, но Анжела пока на это не решалась. Лугано — город маленький, все друг друга знают. Еще увидит кто-нибудь, скажет отцу — страшно подумать, что тогда будет.
Однажды Фредерика пришла в школу, буквально сияя, весь ее вид говорил о том, что в ее жизни произошло что-то совершенно невероятное и очень радостное. Анжела едва дождалась перемены и накинулась на подругу с расспросами:
— Давай скорее рассказывай, что случилось? Ты влюбилась, да?
— Ха! — презрительно отвечала девушка. — Бери выше! Я стала моделью! Получила приглашение сниматься для обложки журнала!
— Неужели? Потрясающе! Ну, говори же скорей, как тебе это удалось? Что за журнал?
Разумеется, чуть позже выяснилось, что, говоря о модельном бизнесе и обложке журнала, Фредерика несколько преувеличивала. Ничего этого еще не было, вернее, пока не было. А было лишь знакомство с начинающим фотографом Карлом, который работал в местной газетенке и грезил о карьере в каком-нибудь известном издании. Этот самый Карл сказал девушке, что она очень фотогенична, и предложил устроить фотосессию в его мастерской. Но даже в таком виде эта история была для восторженных старшеклассниц захватывающе-интересным событием.