Молодая женщина внимательно вглядывалась в картину. При некотором усилии в этих разноцветных пятнах угадывались человеческие лица. И ничего больше, только двенадцать лиц. Два в середине и десять вокруг.
— Что это?
— «Тайная вечеря».
— А, понятно. В центре Иуда и Иисус… И сейчас состоится тот самый поцелуй.
Они еще некоторое время рассматривали картину, после чего Анрэ заявил:
— А у меня действительно появилась идея.
— Опять навязчивая? — усмехнулась его дочь.
— Пока нет. Но она может стать такой, если ее не исполнишь.
— Вот как? И что же это? Поделись.
— А давай выпьем на брудершафт!
— И целоваться будем?
— Всенепременно!
Это было очень неожиданное предложение. И не сказать, чтобы Анжела была от него в восторге. Но отказаться она не решилась — тогда бы вечер стопроцентно закончился ссорой.
— Ну хорошо, — согласилась она. — Только при одном условии. Точнее, при двух…
— Ну говори скорее, — развеселился Анрэ. — Пока два условия не выросли в сорок так же быстро, как одно превратилось в два.
— Первое — я буду пить не вино, а что-нибудь безалкогольное. Надеюсь, в доме найдется какой-нибудь сок?
— Лично сделаю его! — заверил Анрэ. — А какое второе условие?
— После этого я скажу тебе одну вещь… Дай мне слово, что не будешь принимать эту новость близко к сердцу.
— Постараюсь, — пообещал он. — Какой ты желаешь сок? Из яблок, апельсинов, грейпфрутов?
— Мне все равно… Пожалуй, пусть будет яблочный.
Пока отец орудовал на кухне соковыжималкой, она попыталась собраться с мыслями, подобрать нужные слова для предстоящего разговора.
Не прошло и четверти часа, как Анрэ появился в дверях с подносом, на котором стояли два бокала. В одном было красное вино, в другом — обещанный сок. Анрэ выглядел странно взволнованным, поднос подрагивал в его руках, бокалы звенели.
Они, как положено, переплели руки и выпили бокалы до дна. Анрэ обнял дочь и поцеловал ее в губы — нежно-нежно, как невесту. Но ей все равно было как-то не по себе, и она поспешила отстраниться. Отец же, наоборот, совсем не торопился выпускать ее из объятий. Глаза его были закрыты, он тяжело дышал и выглядел так, словно… Нет, даже самой себе Анжела не решилась признаться, на что это было похоже. Она вытерла губы и сказала:
— Я надеюсь, это не тот поцелуй, не поцелуй Иуды?
Он открыл глаза и некоторое время точно приходил в себя. А потом заговорил:
— Ты, наверно, как все, считаешь, что Иуда предатель? Ничуть не бывало. Он не предатель. Как раз об этом и написана эта картина, которую я только что показал тебе. Иуда знал все об Иисусе, знал о его предназначении, о предстоящем распятии. Это Бог велел ему выдать Иисуса властям. Он не хотел, но так велел Бог! Между прочим, без Иуды не было бы Иисуса, страдающего за все человечество.
— Я уже слышала что-то подобное, — дернула плечиком Анжела. — Но не согласна. Все равно Иуда останется Иудой, как его ни приукрашивай, а поцелуй его не станет менее мерзким…
— Ты не права, дочка, — возразил с какой-то странной интонацией Анрэ. — И очень скоро ты это поймешь… Ладно, так что это за важная новость, которую ты обещала?
— Только помни — ты обещал не нервничать.
— Я сказал, что постараюсь, — поправил Анрэ. — Слушаю тебя.
Анжела набрала полную грудь воздуха, точно собиралась прыгнуть в холодную воду, вздохнула и выдала:
— Папа, я беременна!
— Вот как? — было видно, что он просто ошеломлен и не знает, как реагировать.
— Я так рада, папочка! — торопливо заговорила дочь. — Порадуйся и ты вместе со мной! Мы уже давно хотим ребенка. А точнее, двух или даже трех! И хорошо бы, чтоб старшей была девочка, мы оба так считаем… Решили назвать ее в честь матери Владимира. Ее звали Натали, знаешь, как это звучит по-русски? На-та-ша. По-моему, очень красивое имя, такое нежное… Нашу дочь будут звать Наташей. Тебе нравится? Папа? Папа, что с тобой? Тебе нехорошо?
Анрэ и впрямь переменился в лице. Ему стоило огромных усилий выдавить из себя несколько фраз:
— Анжела… Девочка моя… Прости, но… Это так неожиданно… Мне необходимо побыть одному. Посиди здесь немного, ладно?
И прежде чем она успела ответить, Анрэ поднялся и, тяжело ступая, точно сгорбленный под гнетом лет старик, вышел из каминной.
Ждать пришлось довольно долго, не меньше получаса. Анжела успела допить свой сок, привести в порядок макияж и пролистать лежавший у нее в сумочке журнал. Ни уйти, ни даже перейти в другую комнату она почему-то не решалась, хоть и находилась в собственном доме.
Наконец дверь отворилась, и на пороге появился отец. В руках у него были какие-то бумаги, глаза блестели странным блеском.
— Девочка моя! — торжественно проговорил отец. — В связи с тем потрясающим событием, о котором ты только что сообщила, я хочу сделать тебе и твоему мужу подарок.
— Что это? — вскинула брови Анжела.
— Это договор о вашем долевом участии в моем нефтяном бизнесе. Хочу передать тебе и Владимиру часть акций. От тебя потребуется только одна формальность — подпись вот тут, на последней странице. Вот, возьми ручку.
— Погоди минутку, папа. Можно я посмотрю этот документ?
— Ты что же, не доверяешь мне? — в голосе Анрэ прозвучала обида. — Уверяю, все составлено как нужно. Ведь договор составлял сам Макс Цолингер!
— Я очень уважаю дядю Макса, — кивнула молодая женщина. — И помню, что он учил меня никогда не подписывать никаких бумаг, предварительно не посоветовавшись с ним. И уж тем более — если я сама даже не читала документа.
— Анжела, Анжела, если бы ты знала, как обижаешь меня своим недоверием… Вот, конечно, возьми, почитай, — Анрэ еще раз проглядел все листы и протянул контракт дочери. Та аккуратно сложила документ и убрала в сумочку.
— Спасибо, папочка. Не сомневаюсь, что это очень щедрый подарок… Я очень тронута. Думаю, и Владимир будет тронут не меньше, тем более что для него это так неожиданно. Глядя на твое отношение к нему, трудно поверить, что ты когда-либо захочешь ему что-то подарить…
— Зачем же ты забрала документ? — поинтересовался Анрэ.
— Как это — зачем? Покажу его Владимиру, мы все обсудим… А сейчас, прости, но мне уже пора. Наш дом не так уж близко от Лугано, и мне не хочется возвращаться поздно. Всего тебе самого хорошего. Созвонимся.
* * *
Через несколько дней Анрэ назначил встречу Владимиру в своем банковском кабинете. Он тщательно подготовился к этому разговору. Увы, ни проверка, ни перепроверка в отделе кредитования не дали ему ожидаемых результатов. Ни одного «грязного» или хотя бы подозрительного контракта найти не удалось. Банкир сумел лишь отобрать несколько документов, имевших слабые места, которые при желании могли быть истолкованы не в пользу Владимира. Хотя Анрэ прекрасно понимал, что все эти придирки шиты белыми нитками, что нелегко будет добиться того результата, к которому он стремился, но нисколько не сомневался, что он на правильном пути — постепенно, шаг за шагом, он будет следовать к своей цели, и эти документы сыграют роковую роль.
Владимир был точен. Он пришел ровно в полдень, минута в минуту. Выглядел безупречно, одет был, как всегда на службе, строго и элегантно. Под мышкой — пухлая папка с бумагами. Похоже, он так же тщательно подготовился к встрече и знал, что его ждет.
— Что предпочитаешь — виски, вермут, мартель, коньяк? — как добрый хозяин спросил Анрэ.
— Водку.
— Ты отвечаешь как настоящий русский. Молодец. — Глаза Анрэ горели нехорошим огнем.
— Насколько я знаю, вы не очень-то любите русских, — парировал Владимир. — Так что ваше «молодец», возможно, имеет не один оттенок.
— Ну что ты, русских есть за что уважать.
— Уважать и любить — это разные вещи, — улыбнулся молодой человек.
— Пожалуй, ты прав, — согласился банкир, — заставить любить нельзя, а уважать — можно.
Анрэ разлил водку по хрустальным стаканчикам и приказал секретарше подать что-нибудь на закуску. Выпили молча. Каждый из мужчин думал о своем.
Пожилой — о том, что дом его опустел, любимая дочь потеряна, и вот перед ним сидит причина его страданий…
Владимир косился на своего босса и удивлялся выражению ненависти, застывшему на лице Анрэ.
«Старик явно не в себе. Ситуация со стороны, наверное, кажется смешной, но мне становится не до смеха. Дело принимает, по-моему, серьезный оборот. Ну, хорошо. Он меня почему-то невзлюбил. Но почему не поговорит со мной прямо? Делает гадости за моей спиной… Его буквально съедает ненависть. Не исключено, что любой бы на моем месте оказался в точно таком же положении. Ему не важно, какой у дочери муж, ему важно, чтобы никто никогда не вмешивался в устоявшийся, размеренный ход его жизни. Ему, похоже, надо от меня избавиться любой ценой: засадить в тюрьму, отправить в сумасшедший дом, утопить в озере. С него станется!..»
— Ну что ж, — прервал затянувшуюся паузу Анрэ, — еще по глоточку?
— Мне достаточно. — Владимир отставил свой стаканчик. — Все-таки рабочий день только начался.
— Ну, как хочешь. А я еще выпью.
Анрэ опрокинул стопку, заел бутербродом и проговорил:
— А давай начистоту!
— Давайте. — Владимир насторожился, но не подал виду.
— Я хочу, чтобы вы с Анжелой развелись!
— Вы серьезно?
— И даже очень. — Анрэ оглядел пустой стаканчик, точно раздумывая, не наполнить ли его вновь. — Во-первых, она тебя не любит…
— А любит вас… — нервно улыбнулся Владимир.
— Во-вторых, я не допущу, чтобы ты искалечил ее жизнь…
— Давайте по порядку, — остановил его зять. — Вы сказали, что Анжела меня не любит.
— Да, она тебя не любит.
— Это она вам сама сказала?
— А мне не надо говорить, я все вижу сам.
— Ну что ж. С этим вопросом все понятно. Теперь перейдем к искалеченной жизни. Я внимательно слушаю ваши аргументы.
— Ты не знаешь, во что превратил нашу жизнь! — разом завелся Анрэ. — Анжела совершенно изменилась, стала раздражительной, дерзкой, не бывает в собственном доме, можно сказать, избегает встреч со мной…
— И вы уверены, что во всем этом виноват я?
— А кто же еще?
— Ну, мало ли… Например, вы. Вам это никогда не приходило в голову? Что ваша дочь не встречается с вами не потому, что я ей это запрещаю, а потому, что ей самой не хочется выслушивать от вас вечные упреки в том, что она живет не так, как вы считаете нужным?
Анрэ даже задохнулся от возмущения, но Владимир продолжал, не давая ему вставить слова:
— Может, Анжела и раздражительна, но никак не при мне. Со мной она счастлива, весела и заботлива.
— Скажи, а твоя мать никогда не рассказывала тебе о своей молодости? — спросил вдруг Орелли.
Неожиданный вопрос на время выбил Владимира из колеи.
— При чем тут моя мама? — не понял он.
— Когда-то я знал ее…
— Я догадался о чем-то подобном. Нет, она ничего не говорила о вас.
— Что ж, не удивительно… Твоя мать, Владимир, испортила мне всю жизнь. Она как паровоз проехала по ней, а потом бросила меня. Она слишком любила свою Россию и не желала слушать правду о русских. У нас была дочка — она не пожалела даже ее. Переступила через смерть собственного ребенка, только чтобы уехать туда.
— Постойте, я что-то ничего не могу понять… Вы хотите сказать, что у вас с моей мамой был ребенок?
— Да, у нас была дочь. Татьяна, Таньюшка, как мы ее называли. И она умерла в два месяца. Умерла, потому что ее мать, вместо того чтобы заниматься ребенком и как следует ухаживать за ним, тратила все свое время на подготовку к отъезду в Россию.
— Ничего этого я не знал…
— Зато благодаря ей ты узнал другое — голод, лишения, нищету. Я был у вас в России, видел, как вы живете в тесноте, ходите в обносках, отстаиваете за самым необходимым очереди, питаетесь неизвестно чем… Уверен — ты не можешь ей простить того, что она уехала из Швейцарии, тем самым лишив тебя нормальной жизни. И не возражай! Если б было иначе, ты бы не приполз сюда на брюхе умолять, чтобы тебя пригрели и дали работу…
— Да, я сделал свой выбор! — вспылил Владимир. — Но осуждать маму не имею права и никому не позволю этого делать! Не сомневаюсь — если б она была здесь счастлива, то ни за что бы не уехала из Швейцарии. Не знаю всех тонкостей ваших с ней отношений, но логика подсказывает мне, что если мама смогла оставить вас и уехать так далеко, значит, ничто ее здесь не держало. Ничто и никто. Есть такая русская пословица — сердцу не прикажешь. Получается, ее сердце было на родине, а не с вами. И, думаю, несмотря на все трудности, с которыми она столкнулась в России, моя мама все равно прожила счастливую жизнь.
— Мальчишка! Что ты знаешь о счастье, что ты можешь о нем знать! — нехорошо рассмеялся Анрэ. — Вот я знаю, что такое счастье. Вернее, знал. Только твоя мать отняла у меня его, уехав в Россию. Наверное, поэтому она и прожила счастливую, как ты сказал, жизнь. Она украла у меня счастье и увезла его в свою холодную страну. Потом у меня появилась моя дорогая дочь, моя Анжела. И я вновь обрел счастье… А потом пришел ты. Из далекой холодной страны. Если твоя мать прожила там без меня счастливую жизнь, зачем же ты уехал оттуда? Жил бы тоже счастливой жизнью! Но вы, русские, видимо, должны обязательно красть счастье у других. Похоже, вам там его на всех не хватает, и вы крадете, крадете, крадете! Приезжаете — и крадете…
На банкира было страшно смотреть, он побледнел, губы его нервно дергались, в глазах, казалось, навечно поселилась звериная тоска:
— Я понял! Это мать тебя подговорила приехать сюда, я знаю! Она не могла успокоиться!.. Ну ничего! Мы еще посмотрим, кто из нас будет счастливей!..
Глядя на тестя, Владимир даже встревожился:
— Господин Орелли, с вами все в порядке? Может, вызвать врача?
— Какого врача? Зачем мне врач? — не понял Анрэ.
— Вы уже начали заговариваться. Угрожаете маме, забыв, что ее уже нет в живых
Банкир тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу. Налил себе еще водки и выпил залпом, не закусывая
— Ты прав, я, пожалуй, излишне погорячился, — проговорил он наконец. — Давай забудем об этом. Тем более что у меня к тебе есть дело…
— Вы об этом договоре? — Владимир вынул из папки тот самый документ, который несколько дней назад получила от отца его жена.
— Ну да, — кивнул Орелли. — Только это экземпляр Анжелы. А я сейчас найду тот, который надо подписать тебе. — Он сделал попытку подняться из-за стола.
— Не трудитесь, — жестом остановил его Владимир. — Мы с женой очень признательны вам за столь любезное предложение. Но вынуждены от него отказаться.
— Как так? Почему? — Банкир снова переменился в лице.
— Пожалуйста, поймите нас правильно… Это очень щедрый подарок, но я не готов принять его. Еще в юности я дал себе слово, что буду всего добиваться в жизни сам. И семью свою буду обеспечивать сам. Очень не хотелось бы, чтоб люди видели во мне только зятя влиятельного и уважаемого человека, который живет лишь за счет богатого тестя.
— Однако ж ты работаешь у меня в банке…
— Да, и последнее время чувствую, что это неправильно. Но скоро все изменится. Сейчас я уже могу сообщить вам, что получил интересное предложение от «Инвестиционного банка Лугано» и готов принять его.
— Вот, значит, как, — ехидно проговорил Анрэ. — Получается, я тебя подобрал, выучил всему, а ты теперь хочешь переметнуться к конкурентам со всеми знаниями и секретами? Или я мало плачу тебе?
— Зарплата там действительно больше, — кивнул Владимир. — Но дело не только в этом. Очень надеюсь, что там я не буду, как говорится, «под колпаком». Мне будут там доверять и дадут спокойно работать, не станут постоянно наблюдать за мной, контролировать каждый шаг…
— Давай еще выпьем, — неожиданно предложил Анрэ.
— Я же сказал, мне нельзя, рабочий день, — отказался Владимир, но его тесть, не слушая, снова разлил водку.
— Ничего, я дам тебе сегодня выходной. Поедешь домой, к любимой жене. Не думай, это подарок не тебе, а моей дочке. Когда женщина ждет ребенка, ей хочется, чтобы муж постоянно был рядом… Так что пей. Будем считать это первым шагом к нашему примирению.
Молодой человек был очень удивлен. Что на этот раз задумал хитрец Орелли? А банкир, опрокинув рюмку, продолжал:
— Думаю, для тебя не новость, что я тебя не люблю? Можешь не отвечать, и так всем все понятно. Но тебя любит моя дочь — в этом ты прав. И я не хочу мешать ее счастью.
Владимир опасливо вслушивался в слова тестя, а тот продолжал:
— Я долго думал и нашел наконец выход, который, как мне кажется, устроит всех. Эту идею подкинул мне старая Лиса Цолингер… Дело в том, что я давно собираюсь открыть в Италии, в Милане, филиал своего банка. И ты — я вынужден это признать — вполне достойная кандидатура на пост его главы. Проверка в отделе кредитования подтвердила, как хорошо ты работаешь на благо моего банка. Вот и продолжай в том же духе — только подальше от меня. Не сомневайся, это предложенье будет для тебя намного выгоднее, чем то жалованье, что посулили тебе в «Инвестиционном банке Лугано». Получается, я, убрав тебя с глаз долой, убью сразу нескольких зайцев. Владимир был несколько ошарашен.
— Мне нужно подумать. Признаюсь, ваше предложение несколько неожиданно…
— Конечно, думай, — снисходительно заявил Орелли. — Поезжай домой, посоветуйся с женой. И не забудь сказать ей, что я воспринимаю наш с тобой сегодняшний разговор как попытку если не примирения, то хотя бы установления дружеского нейтралитета.
* * *
В ближайшую субботу дома у четы Яковлевских собрался настоящий совет — кроме Владимира и Анжелы, тут были еще Софи и Макс Цолингер. Говорили, естественно, об Анрэ.