– Хороший мальчик. – Николас ласково погладил любимца по белоснежной гриве и вернулся к работе. Всех лошадей крепко привязали, чтобы они не поранились в случае качки, так что несколько дней им предстояло провести в неподвижности. Хотелось верить, что море останется спокойным и все животные благополучно перенесут путешествие. Жаль было бы потерять кого-нибудь, даже не добравшись до Америки. Алекс настоял, чтобы друг взял заряженный пистолет – на крайний случай, если вдруг придется избавить раненую лошадь от мучений. Нет, только не это! Больше всего Николас тревожился за липицианов – самый драгоценный груз и билет в новую жизнь.
Он провел с лошадьми немало времени, а когда вернулся на палубу, то обнаружил, что сыновья играют в шаффлоборд и увлеченно беседуют с двумя девочками. Тобиас уже выглядел не таким удрученным, как прежде, а Лукас с восторгом размахивал огромной для его роста битой и изо всех сил пытался произвести впечатление на барышень. Судя по их смеху, ему это неплохо удавалось. По возрасту девочки были ближе к нему, чем к старшему брату. Впрочем, вскоре они убежали, а Лукас тут же потерял интерес к игре и подошел к сидящему в шезлонге отцу, чтобы рассказать о своих приключениях. Он уже успел облазить весь корабль – точнее, зону первого класса, так как нижние палубы оказались закрытыми.
– А мы будем купаться в бассейне, папа? – с надеждой спросил Лукас, и Николас кивнул. Общение с детьми отвлекало от мрачных мыслей; хотелось, чтобы морское путешествие запомнилось им как счастливое время – возможно, последнее перед вступлением в неизвестность.
Мальчики пошли в кино, а Николас остался на палубе, продолжая прогуливаться и не забывая регулярно навещать лошадей. Когда же наступило время чая, он вошел в салон, где пассажирам первого класса предлагался богатый буфет. Еда на корабле заслуженно славилась разнообразием и высоким качеством, однако аппетита не было. Единственное, чего хотелось, – это горячего чая. Правда, за ним последовала изрядная порция крепкого солодового виски.
– Насколько могу судить, вы везете контейнер с арабскими лошадьми, – с интересом заметил один из пассажиров. Представился он как американец из штата Кентукки и рассказал, что сам владеет конюшней, а в Германию ездил, чтобы купить несколько гунтеров и двух скаковых лошадей: они отправятся на другом пароходе в сопровождении специально нанятых тренеров. Звали нового знакомого Богарт Томпсон.
– Куда вы их везете? – поинтересовался мистер Томпсон с протяжным южным акцентом, который фон Бинген с трудом понимал. Он привык к строгим британским интонациям, а не к американскому произволу.
– Во Флориду, – лаконично ответил Николас, и собеседник почтительно кивнул. Перевозка за океан восьми лошадей арабской породы свидетельствовала об огромном богатстве.
– Ехать вместе с ними – мудрое решение, – похвалил новый знакомый. – Можно самому наблюдать, как животные чувствуют себя во время путешествия. Был бы рад когда-нибудь взглянуть, – предложил он вежливо. Николас кивнул и с удовольствием пригубил виски. Напиток приятно согревал и дарил успокоение после трудного, наполненного бурными переживаниями дня.
– Разумеется, – любезно согласился он и небрежно добавил, не уверенный, что собеседник знает, о чем речь: – Вот только аравийцев там всего шесть, а еще двое – липицианы.
– О боже! – ошеломленно воскликнул американец. – Вот кого я хотел бы увидеть! Вы везете их, чтобы показывать?
Николас криво усмехнулся и кивнул. Он вез их, чтобы «показывать» в цирке. Известие наверняка шокировало бы Томпсона своей вульгарностью.
– С удовольствием предоставлю вам возможность взглянуть, – пообещал Николас, и, весьма довольный, американец ушел, чтобы разыскать жену, которую оставил в роскошном корабельном бутике.
После кино Тобиас и Лукас нашли отца в каюте. Все трое отправились купаться в бассейне, а потом, прежде чем переодеться к обеду, Николасу вместе со старшим сыном пришлось чистить стойла. Подобной работой он занимался только в детстве и юности, однако сейчас она вовсе не показалась ни трудной, ни отвратительной. Напротив, близкое общение с лошадьми наполнило теплым чувством сопричастности. Особенно ласково вел себя Плуто: белоснежный красавец тыкался мордой всякий раз, когда хозяин проходил мимо, словно хотел поздороваться. Нина выглядела крайне расстроенной. Аравийцы тоже нервничали, но в целом чувствовали себя неплохо. Главное, что все лошади нормально ели и пили.
Закончив работу и ликвидировав навоз согласно корабельной инструкции, Николас и Тобиас вернулись в каюты, чтобы принять ванну и переодеться. Этикет требовал явиться к обеду в парадном костюме. Не касалось это только Лукаса, которому предстояло обедать в каюте под присмотром стюарда. Мальчик был еще слишком мал для торжественного выхода, да и сидеть вместе со взрослыми ему было бы скучно, тем более что стюард пообещал снова отвести его в собачий загон. По словам Лукаса, на корабле собралось множество собак. Сами они везли только лошадей.
Николаса и Тобиаса пригласили за капитанский стол. Гости заняли свои места и представились. Среди соседей оказалась гламурного вида пара из Берлина: супруг принадлежал к известной банковской семье и собирался навестить родственников в Нью-Йорке. Довольно известная немецкая актриса рассматривала Николаса с нескрываемым интересом, однако он предпочел не заметить откровенного призыва, тем более что дама была лет на двадцать старше его и слишком много пила. Дальше сидели супруги из Италии, британский писатель, чье имя Николас слышал, но книг не читал, и прелестная француженка по имени Моник: первым делом она упомянула о своем вдовстве. Муж ее был немцем и владел замком в Тироле. Дальше сидели две пары из Германии – судя по всему, очень богатые, но при этом совсем не интересные.
После обеда все поднялись на верхнюю палубу в один из баров, чтобы продолжить вечер с кофе, крепкими напитками и сигарами. Заиграл оркестр, и начались танцы. Тобиас сразу попросил разрешения уйти, и отец не стал его удерживать. Сам же он пригласил на танец Моник и продолжал танцевать даже после того, как капитан и некоторые из гостей ушли. В баре оставалось множество пассажиров, царило приподнятое, оживленное настроение. Несмотря на тяжкие переживания, Николас с удовольствием беседовал с очаровательной французской вдовой, которая не только была хороша собой, но и прекрасно танцевала. Его не оставляло странное ощущение: все происходящее казалось нереальным, а сам он словно повис между двух миров. На несколько мгновений удавалось погрузиться в царившую на корабле атмосферу роскоши и притвориться, что ничего не случилось. Однако правда давила болезненным грузом, и забыться удавалось только с помощью виски. Молодая француженка почувствовала его душевный разлад, однако прямых вопросов задавать не стала.
– Едете в Америку, чтобы навестить друзей? – деликатно осведомилась она, и Николас кивнул. Он вовсе не собирался объяснять, что вместе с сыновьями намерен поступить на работу в цирк, а родину покинул ради спасения жизни. – И я тоже, – продолжила Моник, вздохнув. – В Германии стало так скучно: только митинги, марши и речи. Муж умер полгода назад, вот я и решила навестить сестру. Она живет в Бостоне вместе с супругом, очень довольна. Поженились они в прошлом году и сейчас ожидают первого ребенка.
Еще Моник рассказала, что ее замок расположен неподалеку от Мюнхена, а детей у нее нет. Судя по количеству драгоценностей, супруг оставил после себя щедрое наследство. Во время танца она упомянула, что он был на сорок лет старше, а самой ей Николас не дал бы больше тридцати.
Моник была восхитительна. Они станцевали несколько вальсов и фокстротов, но особенно сильное впечатление она произвела в танго. Пара выглядела потрясающе, и многие даже перестали танцевать, чтобы посмотреть. Потом Николас и Моник долго смеялись. Не оставалось сомнений, что она находила его весьма привлекательным. Он был о ней того же мнения, однако не имел ни склонности, ни возможности затевать корабельный роман. Жизнь разбилась вдребезги, и делить осколки с посторонним человеком было бы непорядочно, хотя Моник и давала понять, что готова на большее. Они долго беседовали, а в два часа ночи он проводил ее до каюты и на прощание услышал, что вечер прошел чудесно.
– Мне наше общение тоже очень понравилось, – с улыбкой ответил Николас. Он не ожидал, что тяжелый день закончится настолько приятно, но Моник вернула радость жизни. К тому же он всегда любил танцевать и танцевал прекрасно.
– Я познакомилась с вашим младшим сыном. Он просто чудо!
– Большое спасибо, мальчишка действительно хорош, – искренне согласился Николас. – Полагаю, он уже успел подружиться со всеми, включая матросов. Времени зря не теряет и с удовольствием участвует в светской жизни.
– Я познакомилась с вашим младшим сыном. Он просто чудо!
– Большое спасибо, мальчишка действительно хорош, – искренне согласился Николас. – Полагаю, он уже успел подружиться со всеми, включая матросов. Времени зря не теряет и с удовольствием участвует в светской жизни.
– Как и я, – с чувством добавила Моник и взглянула с особенным выражением. – Мне очень понравилось с вами танцевать, тем более что вот уже несколько месяцев не танцевала совсем.
– У вас превосходно получается, – искренне похвалил Николас. Ей бы хотелось, чтобы галантный кавалер потребовал большего, однако в глазах его застыла глубокая печаль; было ясно, что путешествие радости не доставляет. Господин держался в высшей степени благородно, однако спрятать боль ему все равно не удавалось. Казалось, он потерял очень дорогого человека. На самом же деле в тот день Николас фон Бинген лишился родины и навсегда попрощался с отцом и лучшим другом. Моник предполагала, что он расстался с женщиной, но утрата была намного значительнее: на далеком берегу Европы осталась вся его жизнь.
– Спасибо за комплимент, – кокетливо ответила француженка. – Может быть, удастся продолжить успешное партнерство? Кажется, завтра нам обещают казино, а послезавтра предстоит маскарад. – На каждый вечер было запланировано особое развлечение, и она приготовила множество туалетов. Николас уже успел оценить изысканность и наряда, и фигуры. Для кого-то Моник оказалась бы желанной добычей, но только не для него, особенно в эту минуту. Ему хватало и здравого смысла, и хороших манер, чтобы трезво оценить обстановку и сохранить нейтралитет. Отныне эта сторона жизни закрыта: ему нечего предложить женщине, ни о стабильности, ни о приятной жизни говорить не приходится. Все это в прошлом. Николас пытался противостоять приступу меланхолии, хотя все еще остро переживал события ушедшего дня. Больше того, он до сих пор пребывал в состоянии шока, и Моник это видела.
– Буду счастлив проводить вас в казино, – любезно произнес фон Бинген, хотя и не собирался пускаться в азартные игры с теми мизерными деньгами, которыми располагал. Отец оплатил поездку в первом классе, а наличные следовало строго экономить, чтобы впоследствии потратить на обустройство детей. Беззаботное, полное удовольствий существование внезапно кануло в прошлое. Николас мгновенно повзрослел и начал понимать, что случайная игра даже на несколько сотен марок отныне не для него, в то время как для молодой вдовы подобный проигрыш определенно ничего не значил. Разница в жизненных обстоятельствах категорически исключала даже легкий флирт. Став чужим в собственной стране, потеряв привычный с детства мир, он больше не принадлежал к кругу богатых и беззаботных. Моник не могла проникнуть в суть трагедии, однако сам он ясно понимал пропасть между собой прежним и нынешним странным существом, больше похожим на привидение. А еще через неделю он превратится в циркового наездника. Сюрреалистический поворот судьбы приводил в ужас, сознание отказывалось принимать новое состояние.
– Спокойной ночи. Увидимся завтра, – произнесла Моник, обольстительно улыбнулась и скрылась за дверью. В глубокой задумчивости Николас направился к себе. Истинного вожделения он не испытывал, однако если бы что-то подобное случилось, прикоснуться к ней он бы не смог. Их разделяла непреодолимая пропасть.
Прежде чем вернуться в свою каюту, Николас зашел к мальчикам. Оба крепко спали, а Лукас по обыкновению прижимал к груди любимого плюшевого медвежонка, с которым никогда не расставался. И на нем была любимая голубая пижама. Лицо Тобиаса во сне выглядело спокойным, даже умиротворенным – лицо чистого мальчика. Николас вернулся к себе, сел в глубокое кресло и зажег сигару. Предстояло обдумать все, что произошло. Налил рюмку коньяка и долго сидел в темноте, при свете луны, глядя на яркий огонек сигары и пытаясь предугадать будущее.
Глава 5
Вечер в казино в обществе Моник прошел так же приятно, как и предыдущий. Когда игра закончилась, они много и с удовольствием танцевали. Николас всегда любил риск в разумных пределах, но сегодня только дважды сыграл в рулетку, да и то на небольшие суммы. И проиграл. Моник выиграла пятьсот марок, а он проявил осторожность и больше рисковать не стал.
Мальчикам на корабле очень нравилось, погода стояла прекрасная, лошади чувствовали себя хорошо. Но на третий вечер, в середине пути, во время маскарада, разыгрался самый настоящий ноябрьский шторм. Корабль метался по волнам, словно щепка. Извинившись перед Моник, совершенно не подверженной морской болезни, Николас отправился проверить сыновей и лошадей. Мальчики, к счастью, от качки не пострадали и отлично проводили время в своей каюте, а вот несчастные животные обезумели от страха, и несколько часов подряд Николас напрасно пытался их успокоить. Да и что он мог сделать? Только оставаться рядом, гладить, похлопывать и ласково уговаривать. Ощутимой пользы уговоры не приносили, но уйти и оставить лошадей на произвол судьбы Николас не мог: так много они значили в его судьбе и судьбе его детей. Глубокой ночью, когда шторм разбушевался с невиданной жестокостью, случилось самое страшное: Плуто печально взглянул на хозяина и лег – зловещий знак. Николас отлично понимал, что произойдет, если прекрасный жеребец перестанет держаться на ногах, однако остановить любимца не мог. Знал он и то, что если конь не поднимется через несколько часов – самое большее, в течение дня, – то умрет. Появиться во Флориде с одной лошадью липицианской породы, а тем более без обещанного жеребца, было невозможно. Нина, конечно, очаровывала неподражаемой грацией, но главным в паре оставался, несомненно, Плуто: он привлекал всеобщее внимание безупречной чистотой породы, красотой, силой и статью.
Николас оставался рядом всю ночь, но к утру положение не улучшилось. Шторм усиливался. Чтобы справиться с нарастающей паникой, он вернулся в каюту, переоделся и пошел в столовую на завтрак. Мальчики почувствовали себя неважно и остались у себя. О болезни Плуто отец не сказал им ни слова; если конь откажется встать, еще настанет время для ужасной новости. И все же он продолжал надеяться, что, когда шторм окончится, красавец все-таки найдет силы подняться.
В столовой Николас встретил Богарта Томпсона. К завтраку собралось всего несколько пассажиров. Большинство страдали от морской болезни и не смогли выйти из кают. Американец сказал, что его жена чувствует себя очень плохо. Сам он, однако, оказался крепким орешком, а Николас никогда не боялся никакой, даже самой жестокой качки. Он признался, что один конь занемог, и попросил совета.
– К сожалению, сделать ничего нельзя, – озабоченно ответил Томпсон. – Остается только ждать, не поднимется ли бедняга сам. Как правило, если жеребец лег, то это смертный приговор. Сколько часов он уже лежит? – Николас ответил, и Томпсон понимающе кивнул. – В прошлом году то же самое случилось с моей кобылой. Я надеялся, что она все-таки встанет на ноги и выживет, но напрасно. Через два дня пришлось застрелить. Да она и сама бы через пару часов скончалась. Если этот чертов шторм скоро стихнет, шанс на спасение есть, но если и дальше будет так же швырять, боюсь, все кончится плохо. Скорее всего, у него морская болезнь. – От подобного комментария настроение испортилось окончательно. – Если хотите, после завтрака на него взгляну, – предложил американец.
Они вышли из столовой, и Николас повел нового знакомого на нижнюю палубу. Аравийцы выглядели испуганными, однако крепко держались на ногах. Нина, безусловно, отчаянно страдала, но тоже пока стояла. Плуто оставался в той же позе, что и раньше – лежа на полу на прежнем месте. Он горестно взглянул на хозяина и безнадежно опустил великолепную голову.
– Господи, что за красота! – изумленно воскликнул Богарт. – Какого он роста?
– Чуть больше шестнадцати ладоней. Для липициана немало.
– В жизни не видел ничего прекраснее, – восхищенно выдохнул американец. – Просто невероятно. – Даже в столь плачевном состоянии Плуто производил неизгладимое впечатление. – Вы просто обязаны его спасти.
– Да, но каким образом? – испуганно спросил Николас. Казалось, жеребец тает на глазах. Неужели придется сообщить Алексу, что лучший, самый любимый из его питомцев даже не доехал до Нью-Йорка?
– Увы, сделать ничего нельзя. Остается только надеяться и молиться, что конь все-таки найдет силы пережить испытание. Он молод. Если захочет, выдержит.
Богарт Томпсон постоял еще немного, а потом ушел к себе, чтобы проведать страдавшую от качки жену. Николас провел с лошадьми весь день. Стюарды обещали присмотреть за мальчиками; к тому же Тобиас и сам мог прекрасно развлечь Лукаса. Через некоторое время шторм немного утих, однако Плуто слабел на глазах, не шевелился и почти не реагировал на разговоры и поглаживания.