– Может быть, перед смертью она уничтожила некоторые свои записи? – предположила я, листая страницы журнала. – Может быть, она не хотела, чтобы мы что-то узнали? – Мне попалась страница, полностью вымаранная черным маркером. – Может быть, здесь есть что-нибудь, как ты думаешь?
– Мне тоже так кажется, – сказала Эмерсон. – Вот посмотри. – Она взяла у меня журнал и разложила его на столе, распрямив и разгладив страницы. Наклонившись, я увидела, что одна страница была вырвана.
– Это непосредственно рядом с вымаранной страницей? – спросила я.
– Ну да, – сказала Эмерсон.
– Вот это оно и есть. Ты не пыталась разобрать что-то под замазкой?
– Там невозможно ничего прочесть.
– За какой это год? – спросила я.
– До этой записи и после нее она регистрировала детей, родившихся в 1997 году.
– Почему она не вырвала и эту страницу?
– Я думаю потому, что на обратной стороне были заметки о каком-то другом случае.
– Может быть, этот мальчик не был последним ребенком, которого она принимала? – сказала я. – Может быть, она вырвала еще и другие страницы?
– Нет, – сказала Эмерсон. – После рождения этого ребенка больше не было вырванных страниц.
– А можно я вырву эту? – Я указала на страницу, вымаранную черным маркером.
– Вырывай.
– Постой, я возьму нож. – Я вскочила на ноги. На кухне я достала с полки кривой нож и вернулась с ним в гостиную. Эмерсон взяла его у меня и осторожно провела лезвием с внутреннего края страницы. А потом аккуратно вынула листок из книги. Она проделала это так, словно каждый день занималась подобными делами.
Я взяла у нее листок, поднесла его к окну и прижала к стеклу. Было очень трудно что-то разглядеть из-за черного маркера, и буквы сливались с тем, что было написано на обратной стороне.
– Мне кажется это Р-е-б-е-а… это, должно быть, Ребекка?
Эмерсон стояла так близко ко мне, что я чувствовала ее дыхание у себя на шее.
– А фамилию ты можешь разглядеть? – спросила она.
От усилий у меня слезились глаза.
– Первая буква Б? – Я отступила и дала Эмерсон занять мое место у окна.
– Бейкер? – сказала она. – Ребекка Бейкер.
– Молодец! – похвалила я. – Конечно, теперь нам нужно решить, что делать с этой фамилией.
– Адрес я не могу рассмотреть. – Эмерсон все еще изучала листок, прижав его к оконному стеклу.
– Мы можем найти ее в Интернете. – Я еще раз взглянула на журнал. – Я по-прежнему думаю, что Ноэль прекратила практиковать после того случая. А ты что скажешь, Эм? А после Ребекки родилось еще много детей. Ты читала о последней родившейся девочке?
– Да, – сказала Эмерсон. – Последний ребенок был мальчик, а перед ним была еще девочка. Записи там читаются нормально, но почерк какой-то… нечеткий.
Я прочла фамилию предпоследней пациентки Ноэль.
– Дениз Абернети. Это мать девочки. Я думаю, мы и ее проверим вместе с Ребеккой.
Эмерсон снова села на диван, все еще держа в руках листок. Она слегка постучала по губам кончиками пальцев.
– И что именно мы будем делать? – спросила она. – Постараемся встретиться с этими женщинами и посмотреть, похожи ли на них их дочери, или что?
Я пожевала губу. Что нам делать?
– Я полагаю, нам нужно придумать повод для встречи с ними. Я понимаю, что это как-то… жутковато, а что еще остается?
Эм кивнула.
– Я постараюсь найти эту Дениз, а ты поищи Ребекку. – Голос ее звучал неуверенно, но, несмотря на стоявшую перед нами безрадостную задачу, я опять загорелась, наметив этот проект. Но тут я вспомнила слова Грейс. «Ты постоянно занята, чтобы ни о чем не думать, – сказала она. – Чтобы забыть о том, во что превратилась твоя жизнь».
Ну и что в этом плохого, подумала я.25
Анна
Александрия, Виргиния
В воскресенье утром Хейли делала за кухонным столом домашнее задание, а Брайан и я убирались после позднего завтрака. На голове у нее была ее любимая бандана в голубой и желтый горошек. Весь уик-энд Хейли провела дома, каталась с Брайаном на велосипеде, помогала мне в офисе и смотрела с подругой кино в нашем домашнем кинотеатре. Сегодня приезжают кузины Колльер, они всегда приезжают на осенний фестиваль в Александрии, и Хейли пребывала в радостном возбуждении. Улицы старого города станут пешеходными, будут установлены ларьки с едой и разными художественными изделиями. Мой городской дом всего в каких-нибудь двух кварталах от центра, и девочки могут легко добраться туда пешком, а Мэрилин, Брайан и я останемся дома. В прошлом году мы были с Мэрилин одни, и я не знала, как будет чувствовать себя с нами Брайан. Мэрилин тоже была разведена, и мы с ней прекрасно ладили, разговаривая преимущественно о детях. Первое время мы вспоминали о Брайане и как гнусно он поступил, покинув Хейли и меня, но через какое-то время он уже не возникал ни в наших разговорах, ни в нашей жизни. Мэрилин была так же поражена, как и я, когда два месяца назад он внезапно появился. Она все еще таила недоброжелательность по отношению к нему, но я сказала ей, что я с этим покончила. Жизнь слишком коротка, написала я ей на прошлой неделе. Он вернулся, и он прекрасно относится к Хейли. А это единственное, что имеет значение.
Первые поиски донора оказались безрезультатными, но доктор Дэвис сказал нам, что это в порядке вещей и паниковать не следует. Я только один раз в жизни впала в панику – в настоящую панику – и это было, когда я поняла, что Лили исчезла, как будто ее никогда и не было на свете. Я не паниковала, когда у Хейли первый раз нашли лейкоз и когда ей второй раз поставили тот же диагноз. Казалось, с исчезновением Лили я истощила свою способность переживать. Теперь я боялась, это правда, но мы жили каждым днем, и то обстоятельство, что Хейли чувствовала себя хорошо, облегчало нам жизнь.
Анализ крови был у нее хороший. Она хорошо выглядела. Иногда я думала, что диагноз ошибочный. Я понимала, что эта надежда напрасна, но, когда Хейли выглядела и вела себя как здоровая, трудно было поверить, что она была больна.
– Посмотри на кардиналов, – сказал Брайан, стоявший у раковины. Хейли и я взглянули сквозь стеклянные двери на парочку этих птиц у кормушки.
– Круто, – сказала Хейли. Она встала из-за стола и подошла к дверям. – Кардиналы никогда сюда раньше не прилетали, – добавила она. – Их, вероятно, привлек новый корм.
– Возможно, – согласилась я, но я не смотрела на птиц. Я смотрела на Брайана, поглощенного этим зрелищем. Со времени его возвращения я почти не замечала, как он выглядит, разве только обратила внимание на появившиеся у него морщины и седеющие волосы. Но сейчас его глаза были полны солнцем, и впервые после рождения Лили и крушения моего мира я испытала прилив желания, желания мужчины. Я желала его. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала нечто подобное, что я с трудом могла узнать это чувство.
После его ухода от нас моя жизнь была тесно связана с детьми – заботой о Хейли и поисками пропавших детей, как способом справиться с собственной потерей. Мужчинам в этой жизни не было места. Моими друзьями были женщины, замужние и незамужние, и они постоянно говорили о мужчинах. Они качали головами, видя у меня полное отсутствие интереса. Все, чего я хотела, это благополучно вырастить Хейли и сделать деятельность Бюро розыска пропавших детей более эффективной.
Однако женщина во мне умерла не совсем. При виде некоторых знаменитостей я ощущала дрожь в коленях. Просто я не хотела никаких встреч с реальными мужчинами, слишком часто не заслуживающими доверия.
Но вдруг вернулся Брайан. За последние несколько недель, по мере того, как мое сердце смягчалось к нему, я поняла, что он мне нравится. Он уже не был тот молодой красивый мужчина, в которого я влюбилась в двадцать один год, но он уже не был и тем человеком, который покинул меня, когда заболела Хейли. Это был какой-то совершенно другой человек. Старше, мудрее, мужественнее. Он очень заботился о Хейли, и с ним она все больше чувствовала себя в безопасности. Теперь мне пришло в голову, не было ли между нами чего-то еще. Не то, что было раньше, а нечто иное. Лучшее.
Он действительно не собирался никуда уезжать. Несколько дней назад у него было собеседование по поводу работы в округе Колумбия, и теперь заинтересованная компания предложила ему слетать в Сан-Франциско на собеседование в главном офисе. Он согласился, при условии что местом работы будет округ Колумбия. Нет, уезжать он не собирался.
– Который час? – спросила Хейли, снова усевшись за стол.
– Почти одиннадцать, – сказала я. – Они должны быть здесь с минуты на минуту.
– Поскорее бы! – Она закрыла учебник истории и встала. Она была сегодня беспокойна. Завтра ей предстояло вернуться в больницу для продолжения поддерживающей химиотерапии, и я знала, что она все время об этом думала.
– Трудно думать о завтрашнем возвращении в больницу, – сказала я, наливая воду в кофейник.
– Трудно думать о завтрашнем возвращении в больницу, – сказала я, наливая воду в кофейник.
Она скорчила гримасу.
– Поэтому я об этом и не думаю, мама, – ответила она. – И почему тебе нужно мне об этом напоминать?
– Прости, – сказала я. Брайан сочувственно улыбнулся мне. Разыгралась ее раздражительность, вызванная стероидами, но я не осуждала ее за то, что она на меня огрызалась. Она лучше меня справлялась с ситуацией. Сегодня ей не вливали в вены отвратительный яд, и я должна была предоставить ей наслаждаться каждой минутой этой свободы.
Я только включила кофейник, как мы услышали, что во дворе хлопнула дверца машины.
– Это они! – взвизгнула Хейли и побежала в гостиную. Я пошла за ней и увидела, как она открыла дверь и застыла на месте.
– Черт! – крикнула она так громко, что ее могли услышать на другом конце города. – Мама, посмотри!
Я подошла к ней и увидела вылезавшую из машины Мэрилин и четырех совершенно лысых девчонок, бежавших по дорожке.
– Боже мой! – Я засмеялась, пораженная и глубоко тронутая. Хейли выскочила из парадной двери и побежала им навстречу. Четыре лысых головки и одна в бандане в голубой и желтый горошек заколыхались, когда девочки обнялись.
– Брайан! – крикнула я в кухню. – Принеси фотоаппарат.
Он подошел к двери.
– Ты посмотри на них, – сказал он с улыбкой, щелкая фотоаппаратом. Он обнял меня, и я почувствовала, как это естественно и правильно. Он стиснул мне плечо, прежде чем снова опустить руку.
Мэрилин обошла столпившихся на дорожке девочек и, улыбаясь, поднялась по ступенькам.
– Это была их собственная идея, – сказала она. Мэрилин крепко обняла меня, а потом, несколько слабее, своего брата.
– Чудесная идея, – сказала я. Я увидела, как одна из близнецов – не знаю какая – раздала сестрам и Хейли бирюзовые бейсболки. На прошлой неделе у них у всех взяли соскоб. Ни одна из них не оказалась подходящим для Хейли донором.
Хейли сдернула повязку, и все они натянули бейсболки, хихикая и показывая друг на друга пальцами.
– Девочки, – сказала я племянницам, – вы меня просто ошеломили.
– Вы совершили прекрасный поступок, – сказал им Брайан.
Моих четырех племянниц было трудно отличить одну от другой, даже когда у них были волосы. Теперь это стало невозможно. Я с уверенностью могла узнать только двенадцатилетнюю Мелани. Она была более худенькая, хрупкая и с менее обозначившейся грудью, чем у ее сестер, но у всех у них были круглые карие глаза, маленькие подбородки и россыпь веснушек на носу.
– Нам пришлось проехать лишние десять кварталов, чтобы попасть сюда, потому что улицы закрыты из-за фестиваля, – сказала одна из девочек.
– Ты дашь нам денег, мама? – спросила Мелани. – Я собираюсь много чего накупить.
Мэрилин выделила по двадцать долларов каждой из своих дочерей. Я потянулась за сумкой, висевшей на перилах, но Брайан опередил меня, сунув банкноту в руку Хейли.
– Спасибо, папа, – ухмыльнулась она, и они исчезли так же быстро, как и появились, на этот раз с Хейли в центре.
– Господи, как она хорошо выглядит! – сказала Мэрилин, когда мы пошли вслед за Брайаном в кухню. – Если бы не чересчур пухлое лицо и волосы – отсутствие волос, – я бы и не подумала, что с ней что-то не так.
– Да, – кивнула я. – Она стойкая, как оловянный солдатик.
– А как ты? Как ты держишься? – Мэрилин остановилась и, взяв меня за плечи, повернула лицом к себе. Наклонившись ко мне, она прошептала: – Брайан для тебя помощь или помеха?
– Огромная помощь, – сказала я. – На следующий день начнется общенациональный поиск донора, и все заботы он взял на себя.
– Я так рада, – сказала Мэрилин.
– О чем вы там говорите? – спросил Брайан, когда мы вошли в кухню.
– О тебе. – Мэрилин обняла его за плечи. – Расскажи мне все о поисках донора. Могу я как-нибудь помочь?
– Как насчет кофе? – спросила я.
Она кивнула и села.
Брайан взял другой стул и сел напротив нее.
– Ну… мы намерены привлечь к этому прессу. Завтра «Пост» пришлет кого-нибудь в больницу взять интервью у Хейли и Анны. А потом один из телевизионных каналов покажет о них программу.
– Правда? – Мэрилин выглядела слегка встревоженной. – А как Хейли к этому относится? – спросила она меня.
– Она понимает, для чего мы это делаем. Быть может, мы и не найдем для нее донора, но, если еще несколько сотен людей зарегистрируются в банке данных, это поможет кому-то еще. – У меня были опасения, связанные с такой публичностью. Меня всегда беспокоила собственная история – о том, как исчезновение Лили привело меня к поискам пропавших детей. Но я была серьезно озабочена тем, как предать широкой гласности историю Хейли. И все же я сознавала, что Брайан прав. Сообщить всему свету подробности о необходимости найти донора – это наилучший способ привлечь внимание людей.
Мы выпили кофе и еще немного поговорили. Мэрилин выглянула в окно.
– Чудесный день, – сказала она. – А что, если и нам пойти на фестиваль? Мы тоже развлечемся.
Так мы и сделали. Мы прогуливались по Кинг-стрит в толпе гостей и продавцов. Там собралось почти все население Северной Виргинии. Иногда мы замечали в толпе бирюзовые бейсболки и тут же сворачивали в противоположном направлении, чтобы дать им насладиться полной независимостью. Каждый раз, когда случалось их увидеть, у меня сжималось горло. Я знала, что для Хейли это последний день, который она проводила в хорошем самочувствии. Последний день, когда она могла вести себя как любой другой ребенок. Сегодня она была одной из пяти лысых девчонок в бирюзовых бейсболках.
Я старалась усвоить решимость своей дочери жить сегодняшним днем. Я старалась не думать о завтрашнем возвращении в детское отделение больницы. Вместо этого я вдыхала запах хот-догов, попкорна и реки. Я наслаждалась дружбой моей золовки и неожиданной дружеской близостью с бывшим мужем, и в этот момент мир казался благополучным и полным надежды.
26
Тара
Уилмингтон, Северная Каролина
Сидя в машине перед домом Ребекки Бейкер, я снова задумалась о нашем плане. Эмерсон и я обменялись десятком писем, пытаясь придумать, что сказать двум женщинам, которых мы решили посетить.
Я считала, что нам следует подойти как можно ближе к истине, не открывая ничего из уже известного нам. Мы представимся этим женщинам как близкие друзья Ноэль, потрясенные ее самоубийством. Нам стало известно, что у нее были какие-то личные проблемы как раз в то время, когда родились их дети, и, поскольку они находились с ней в контакте, они, может быть, помогут нам выяснить, в чем с ней было дело. Мы скажем, что хотим лучше ее понять. И это правда. Если нам повезет, мы увидим фотографии их дочерей и, как по волшебству, их тут же выдаст полное отсутствие сходства.
В случае Дениз Абернети так не случилось.
Эмерсон рассказывала мне, что ей потребовалась вся смелость, чтобы подойти к парадной двери дома Абернети. Но когда она рассказала Дениз, зачем пришла, хозяйка пригласила ее войти и долго без умолку говорила, всячески превознося Ноэль.
«Я не думаю, что это она», – писала мне Эмерсон после этого посещения. В семье четверо детей, и все они – блондины с зелеными глазами, все похожие на мать. Дениз сказала, что Ноэль – просто чудо и общение с ней было незабываемо. Ноэль принимала и ее старшую дочь, и Дениз сказала, что она очень расстроилась, узнав, что Ноэль больше не практикует, с двумя младшими детьми ей пришлось обращаться к другой акушерке. «Держу пари, это твоя Ребекка», – писала Эмерсон.
Моя Ребекка.
Раньше я могла бы обратиться за помощью к Сэму как к юристу. Действовали ли мы в рамках закона? Действия наши были, несомненно, неэтичны. Но у нас не оставалось другого выхода. Будь даже Сэм жив, я бы не смогла поговорить с ним об этом, и уж, конечно, я не могла спросить Йена. Эмерсон и я должны нести эту тяготу одни.
Итак, я сидела в машине перед домом Ребекки Бейкер, напоминая себе, что я – актриса. Я смогу это проделать.
Я тянула время. Я как можно дольше задержалась в школе. Через три дня день рождения Сюзанны, и я встретилась с поставщиком продуктов, улаживая последние детали, заехала в магазин заказать еще цветных шариков. Больше у меня не оставалось предлогов откладывать встречу с Ребеккой Бейкер. Я вышла из машины и направилась по длинной дорожке, надеясь, что никого не окажется дома.
Мне было труднее отыскать Ребекку Бейкер, чем Эмерсон отыскать Дениз, жившую все по тому же адресу, который был указан в журнале Ноэль. Адрес Ребекки был вымаран вместе с ее именем и фамилией. В конце концов, ее разыскала для меня в Интернете Эмерсон. Ребекка была бухгалтером. О муже или детях там ничего не говорилось, но ее возраст и место жительства подходили разыскиваемой женщине.
На ступенях веранды я нажала кнопку звонка, и по всему дому раздался звон. Кто-то был дома. Я услышала собачий лай. Через минуту дверь открыла девушка несколькими годами моложе Грейс.