– Он будет заниматься этой своей программой «Среда обитания человека», и он сказал, что еще хочет побыть у отца в Пенсильвании, – сказала она. – Я могу обустроить для него вторую спальню, а свой письменный стол я поставлю в гостиной. Надеюсь к тому же, что Клив не останется со мной до конца дней. – Она взглянула на меня. – А как дела у Грейс? – В ее голосе звучало участие.
– Нормально, – ответила я. Я чувствовала необходимость защищать свою дочь. Я бы ни за что не дала Сюзанне знать, что моя дочь тоскует по ее сыну.
– Она красивая девушка с прекрасными манерами, – сказала Сюзанна.
– Спасибо, – улыбнулась я. Грейс действительно красива, и я была рада слышать, что ее манеры одобряют, по крайней мере вне дома.
– Сюзанна, я хотела спросить тебя, знала ли ты Джейн Роджерс, – сказала Эмерсон. – Она была акушеркой, которая работала с…
– Да, – сказала Сюзанна. – Она работала в Репродукционном центре. Она давно ушла на пенсию и переехала в Австралию.
– В Австралию! – ахнула Эмерсон.
– Вы хотели сообщить ей о Ноэль? – спросила Сюзанна.
Я взглянула на Эмерсон, соображая, сколько можно сказать Сюзанне.
– На самом деле мы говорили с одной старинной пациенткой, которая рассказала нам, что, когда у нее начались роды, Ноэль почувствовала себя плохо и вызвала Джейн заменить ее.
Сюзанна кивнула.
– Это вполне могло случиться. Они заменяли друг друга. Я к тому времени отошла от дел. Когда родился Клив, мне захотелось поиграть в мамочку. – Она сорвала веточку укропа и поднесла ее к носу. – Одного я не понимаю. Если Ноэль оставила акушерскую практику, что она делала каждый год в глубинке? Иногда она оставалась там месяцами. – Сюзанна перевела взгляд с меня на Эмерсон. Эмерсон выглядела такой же удивленной, как и я. Я знала, что она думает то же самое. Были ли данные о пациентках Ноэль за эти месяцы отражены где-то в ее журналах?
– Я не знаю, Сюзанна, – медленно сказала я. – У нас так много вопросов, и я не думаю, что мы когда-нибудь найдем на них ответы.
– Ты знаешь, куда она уезжала? – спросила Эмерсон.
– Я всегда думала, что она возвращается туда, где жила в детстве. Она говорила, что места там были бедные, в основном с индейским населением.
– Она выросла в Робсон-Кантри, – сказала я.
Туда ли она уезжала? Говорила ли она об этом нам или мы просто предполагали это? Она всегда оставалась на связи по мобильному телефону или по электронной почте. Но я не помню, чтобы у нас был ее почтовый адрес.
– Послушайте. – Сюзанна снова понюхала укроп. – Я пройдусь по дому и посмотрю, как войдет сюда моя мебель, хорошо?
– Разумеется, – сказала Эмерсон. – Крикни, если будут вопросы.
Мы посмотрели, как она вернулась в дом, а затем повернулись друг к другу.
– Мы – идиотки, – сказала я. – Месяцы, когда она отсутствовала, как-то отражены в ее журналах?
– Не думаю. Я бы заметила адреса в других штатах. Держу пари, что тогда все и произошло.
– Ты права. – Но тут я вспомнила статью об Анне Найтли и покачала головой. – А может быть, и нет. Ребенка Анны Найтли забрали из роддома в Уилмингтоне, – напомнила я ей. – Робсон-Кантри в полутора часах езды отсюда.
Эмерсон прижала руки к голове. У нее был такой вид, как будто она вот-вот закричит.
– Я в этом разберусь, если даже это будет последнее, что мне суждено сделать.
У меня зазвонил мобильник. Двор Ноэль наполнился звуками джазовой музыки. Я достала телефон из висевшей у меня на плече сумки и взглянула на экран. Йен.
– Привет, Йен, – сказала я.
– Ты где? – Голос его звучал почти резко. Я нахмурилась.
– Эмерсон и я у Ноэль. Здесь Сюзанна, она осматривает…
– Вы обе можете приехать ко мне в офис прямо сейчас?
– Сейчас? – Я взглянула на Эмерсон. – Нам нужно много чего сделать для завтрашнего вечера.
– Это важно, – сказал Йен. – Я выяснил, когда у Ноэль появился ребенок.
29
Ноэль
Райтсвиль-Бич, Северная Каролина Сентябрь 1992
«Это самый недостойный, самый безумный поступок, который ты когда-либо совершала», – говорила она себе, проходя по затихшему, слабо освещенному холлу. Было два часа утра, и Райтсвиль-Бич спал, когда она заехала на стоянку большого отеля на набережной. Ей нужно было уединение. Она хотела, чтобы все спали. Она хотела, чтобы бодрствовал один-единственный человек.
Она вошла в пустой холл. Ее приветствовал огромный плакат «Приветствуем УСАЮ!». Она понятия не имела, что означают эти буквы. «Ю», вероятно, означало «юрист» или «юридический». Это не имело значения. Конференция, симпозиум, не все ли равно?
Жизнь ее все эти дни была насыщенной, и она была благодарна за это. Она, наконец, занималась тем, о чем мечтала с двенадцати лет, – акушерством. Она жила в десяти минутах от Эмерсон и ее молодого мужа Теда, арендовавших небольшой домик, где они жили еще до свадьбы. Ноэль нравился район Сансет-Парк: разнообразный, без претензий, с активной общественной жизнью. Эмерсон была уже беременна и очень счастлива, а когда Эмерсон была счастлива, счастлива была и Ноэль.
Была некоторая ирония в том, что Тед и Эмерсон, знавшие друг друга меньше года, уже поженились, а Тара и Сэм еще нет. Хотя все это должно было скоро измениться. Их свадьба должна состояться через две недели. Тара была готова выйти замуж хоть на другой день после окончания университета, если не раньше. Но у Сэма были другие планы. Он говорил, что хочет устроить все как следует, прежде чем жениться. Прежде чем обзавестись женой и детьми, он хотел выдержать экзамен на адвоката и утвердиться в своей практике. Теперь все, наконец, определилось, насколько оно могло определиться. Тара уже преподавала, Сэм сдал экзамен и поступил в контору известного адвоката Йена Катлера. Откладывать больше Сэм не мог. Ноэль по-своему объясняла его нежелание планировать свадьбу. Он сомневался, и, хотя он ни слова об этом не говорил, Ноэль была уверена, что она этому причиной. Как он мог жениться на одной женщине, когда у него были чувства к другой? Она не могла ему это позволить. Уступить без борьбы. Как бы ни была полна ее жизнь, одного в ней не хватало – Сэма. Дата его свадьбы в календаре маячила перед Ноэль как смертный приговор.
Его комнату она нашла легко. Первый этаж, окнами на океан. Можно было открыть стеклянные двери и услышать шум океана. Номер Ноэль узнала от Тары, сказав ей, что должна поговорить с ним об одном случае в своей практике. Ноэль была отвратительна мысль, что она лжет Таре, выясняя номер его комнаты. Почему-то ложь была еще хуже, чем то, что Ноэль делала сейчас. Но доверчивая Тара приняла ее объяснение. Это был не первый случай, когда Ноэль советовалась с Сэмом о своих пациентках. Он специализировался на законодательстве в области здравоохранения, и ей нравилось его участие, поскольку она всегда толковала ему о своей озабоченности здоровьем матери и ребенка. Когда они, все пятеро, собирались вместе, Ноэль и Сэм всегда говорили о своих делах, в то время как остальные обсуждали свадебные планы или ситуацию на рынке недвижимости.
Она постучала в дверь его номера и какое-то время молча ждала. Ответа не было. Она постучала еще раз, громче.
Сэм открыл дверь, и она поняла, что разбудила его. Его волосы были взъерошены, джинсы не застегнуты, грудь обнажена. Глаза при виде Ноэль удивленно расширились. У него были такие длинные ресницы, что при свете из коридора они бросали тени ему на щеки.
– Что случилось? – спросил он. – С Тарой все в порядке?
– Со всеми все в порядке, – сказала она. – Я просто хотела тебя увидеть.
С минуту он поколебался. Она понимала, он старается понять, что она сказала. Что она здесь делает в два часа утра, за две недели до его свадьбы?
Взяв за руку, он втянул ее в комнату. Ноэль подошла прямо к его разостланной кровати и села на краешек. Она чувствовала, что ее освещает свет ночника. Что Сэм видит в ее лице?
Он смотрел на нее, держа руки на бедрах, и какую-то секунду они оба молчали.
– Ах, Ноэль, – сказал он, наконец. Голос его был усталый. В нем прозвучала нотка обреченности. – Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь удержать тебя от ошибки, – ответила она. – Тебя и Тару. И себя.
Она судорожно глотнула. Она нервничала впервые с тех пор, как приняла решение приехать сюда.
Он оглянулся на стеклянные двери, закрытые портьерами.
– Я не хочу разговаривать здесь. – Он кивнул в сторону постели, как будто она могла их подслушать. Выключив лампу, он раздвинул портьеры. За стеклом Ноэль увидела белую пену волн, разбивавшихся о берег. Сэм подтянул джинсы и открыл одну из дверей. – Пойдем, пройдемся, – сказал он.
Ноэль скинула сандалии и, повесив их на руку, пошла за ним. Они перелезли через ограду и по траве вышли на пляж, где воздух был темный и душистый, пропитанный солью и шумом волн. Молодой месяц полоской света рассекал океан. Сэм взял Ноэль за руку. И правильно сделал. Ей это было нужно. Нужно знать, что он не сердится за ее приход.
– Сегодня никаких младенцев? – спросил он.
– Ни одного. Вчера я приняла у пациентки ее первенца. – Роды прошли спокойно, в маленькой, освещенной светом свечи спальне, которую Сюзанна делила со своим мужем, Заком. Он был при ней каждую минуту от начала до конца. Младенец с громким именем Кливленд Изекииль Джонсон выскользнул в руки Ноэль удивительно легко для первого ребенка. – Все прошло чудесно. – Теперь Эмерсон стала заговаривать о том, чтобы рожать дома. Быть акушеркой у родственницы не одобрялось, но при мысли о том, что можно принять собственную племянницу или племянника, Ноэль улыбалась. Никто, кроме Сэма, об этом не знал.
– Ты будешь с Тарой и со мной, когда придет время, – сказал Сэм, словно желая испытать ее. – Согласна?
Ее больше всего занимало то ощущение, которое она испытывала, держа его за руку.
– Сэм, – сказала Ноэль. – Ты можешь передумать. Так бывает. Люди осознают, что делают ошибку, которая повлияет не только на них, но и на многих других, что это ошибка всей жизни. Ты можешь…
– Ш-ш-ш. – Он стиснул ей руку. – Пожалуйста, прошу тебя… не запутывай мне мозги. Последнюю пару лет я прокручивал все это в голове вдоль и поперек, Ноэль. Ты же знаешь. Я боролся с этим и сделал выбор. Пожалуйста, прошу тебя, уважай его.
– Ты любишь меня, – сказала она.
Он этого не отрицал.
– Есть нечто большее, чем любовь, что надо принимать во внимание.
– Я так не думаю.
– Я люблю Тару, и мы с ней больше подходим друг другу, чем мы с тобой. Ты это знаешь. Я хочу дом за городом. Я хочу…
– Белый забор. Собаку. Детей. Я знаю, ты так говоришь, но…
– Ты – одна из лучших людей, каких я знаю, – перебил ее он. – Среди самых замечательных женщин ты рядом с Тарой. В каком-то смысле ты ее превосходишь. Но она хочет такой же жизни, как и я. Согласись, признай это, Ноэль. Ты же не хочешь принимать и развлекать общество юристов? Ты же не хочешь участвовать в общественной жизни Уилмингтона? А это то, что нужно мне, что придется делать моей жене ради моей карьеры.
Она не отвечала. Все это правда. Она не хотела ничего этого, но в глубине души она верила, что и Сэм этого не хочет.
Он остановился и взглянул ей в лицо. Она увидела луну – два крошечных серебряных полумесяца в его глазах.
– Ты – фантазия, а Тара – моя реальность, – сказал он. – С тобой… я всегда чувствую, что, если я к тебе притронусь, моя рука пройдет через тебя насквозь. Как будто ты – привидение.
Ноэль взяла его руку и положила ее под рубашку, на свою обнаженную грудь.
– Разве это привидение? – спросила она.
Она отпустила его руку, но он не убрал ее. Ноэль почувствовала, как он большим пальцем коснулся ее соска, и поняла, что он принимает решение. В глубине души она сознавала, что это решение не отменит свадьбу через две недели. Он принимал решение на сегодняшний день. На сейчас.
Наклонившись, он прижался губами к ее губам. Сквозь его джинсы, сквозь свою юбку она ощущала его восставшую плоть. Она пришла сюда сегодня не ради «сейчас». Она хотела навсегда. Но когда ее сосок затвердел под прикосновением его пальцев, когда сердце забилось где-то между ног, она забыла про «навсегда». Она возьмет все, что он даст ей сегодня. Этого должно будет хватить им на всю жизнь, на жизнь в его мире белых заборов, дорогих парикмахерских и чистых отглаженных костюмов и на жизнь в ее мире сборной мебели и ночных вызовов со страданиями и кровью. Если сегодня это все, что она может от него получить, она сделает это достойным воспоминаний.
Потом они лежали на песке, глядя на звезды. Они свернули ее юбку в подобие подушки ей под голову, а Сэм улегся на свои джинсы. Повернувшись на бок, лицом к нему, и проводя рукой по его груди, Ноэль ощущала брызги волн на своей обнаженной коже.
– Тебе хорошо? – спросила она.
Он долго не отвечал, нежно запустив пальцы в ее волосы.
– Мне бы следовало чувствовать себя хуже, чем я чувствую, – сказал он, наконец.
– Ты чувствуешь себя виноватым, потому что не чувствуешь себя виноватым? – улыбнулась она.
– До меня все это еще не дошло. Знаешь, я никогда не обманывал Тару. За все семь лет, что мы вместе. Ни разу.
– Не говори это слово – «обманывал». Прошу тебя.
– Это… ты понимаешь, что это ничего не изменило. – Он потерся подбородком о ее висок.
– Для меня это кое-что изменило, – сказала она. – Это дало мне воспоминание, с которым предстоит жить.
Он накрутил на палец локон ее волос.
– Ты могла бы иметь любого из сотни мужчин, которые хотят тебя. Йена, например.
Она проигнорировала эти слова. Она знала, что новый компаньон Сэма был к ней неравнодушен, но эта привязанность была односторонней. Йен был симпатичен, недурен собой и умен как бес. Она подумывала о том, чтобы переспать с ним, но сочла, что это было бы ошибкой. Мужчине его типа потребовалось бы больше, но для длительных отношений он должен быть клоном Сэма, а Йен таким не был.
– Я не хочу, чтобы ты беспокоился об этом, – сказала она. – О том, что случилось сегодня. Я никогда больше не попрошу от тебя этого. Если ты уверен, что поступаешь правильно, женясь на Таре, я поддерживаю тебя на все сто, потому что я люблю вас обоих. – Голос ее внезапно сорвался. Сэм потер ей плечо. – Я встречусь с Йеном раз-другой и дам ему шанс. Идет?
– Хорошо, – кивнул он. – Ты его осчастливишь.
Она со вздохом села и потянулась за одеждой.
– Мне пора, – сказала Ноэль, натягивая через голову блузку. Потом встала и отряхнула с бедер песок. Сэм начал одеваться. «Хорошо, что я это сделала», – подумала Ноэль. Да, она предала одну из своих ближайших подруг и знала, что эта мысль будет ее преследовать. Но она должна была это сделать, чтобы отпустить Сэма. Иначе она мечтала бы о нем годами. Десятилетиями. И в конечном счете это только повредило бы ее отношениям с Тарой. Теперь все кончено, сказала она себе, надевая юбку. Эта глава ее жизни, полной желания, была закрыта.
Ноэль указала на парковку рядом с отелем.
– Моя машина с той стороны.
Сэм положил руку ей на плечо, когда они шли по песку. Его молчание тревожило ее, но, когда они подошли к ее машине, он обнял Ноэль и долгое время держал в объятиях, а она плотно прижала ладони к его обнаженной спине.
– Никаких сожалений, – сказала она. – Прошу тебя.
Он медленно отпустил ее, проводя ладонями по ее рукам от плеча до кисти.
– Всего тебе хорошего, – улыбнулся он.
– И тебе. – Ноэль села за руль и, не оборачиваясь, отъехала.
Ее удивило, как быстро брызнули слезы. Все ее тело сводили конвульсии, она плохо различала дорогу впереди. Ночь была темная, и, когда она остановилась на красный свет, на дороге не было видно никаких других машин. Она прижала руки к лицу, желая освободиться от своего тела.
Внезапно ее оглушил визг тормозов. Она открыла глаза, увидев сверкнувшие ей навстречу фары. Вскрикнув, она резко свернула влево и нажала на газ. Встречная машина зацепила ее правый бампер, закрутила машину и швырнула Ноэль (а пристегнуться она забыла) на приборную доску. Она нажала на тормоз, чувствуя, как будто каждый мускул в ее спине порвался надвое, и машина рывком остановилась.
Из другой машины выскочил мужчина и побежал к ней, крича и неистово размахивая руками. Она заперла дверцу своей машины. Он, что, сумасшедший? Бешеный? Она не сразу поняла, что он ей говорил.
– У тебя фары не включены, идиотка! – кричал он. – Где твои дерьмовые фары?
Фары? Боже! Что с ней такое? Дрожащими руками она нащупала передний свет. Она увидела, как мужчина достал из кармана телефон. Он будет звонить в полицию. Спутанные мысли роились у нее в голове, но главная – она не хотела никому объяснять, что делала ночью в Райтсвиль-Бич.
Она нажала на газ и рванула вперед, на предельной скорости удаляясь от кричавшего ей что-то вслед человека и надеясь, что она исчезает во мраке слишком быстро, чтобы он успел заметить номер ее машины. Отъехав за несколько кварталов, она свернула на пустую парковку, выключила мотор и посидела неподвижно, ожидая, пока успокоится сердце. Но когда его ритм наладился, мышцы спины связались узлом, тесным, острым и мучительным, и она поняла, что не только предательство Тары будет преследовать ее как воспоминание об этой ночи.30
Тара
Уилмингтон, Северная Каролина 2010
С тех пор как умер Сэм, я не бывала в его офисе. Через несколько недель после его смерти Йен привез мне две коробки с его личными вещами. Лучше бы он не трудился! Пара темных очков, фотографии, моя и Грейс, в рамках и еще всякие мелочи. Лучше бы я их не видела. Сейчас мы с Эмерсон сидели у окна в его офисе, ожидая Йена. На столе Сэма все еще оставались монитор и клавиатура, но больше ничего не было. Кроме стола и стульев, в комнате стояли еще книжные шкафы во всю стену, заполненные юридической литературой, и еще три стеллажа, где хранились дела. Йен долго разбирался в них, стараясь определить, какие из дел, которые вел Сэм, требовали его внимания.