Он лучисто мне улыбнулся:
— Такая красивая женщина и такой характер, — попробовал схитрить Олег Эдуардович.
— Прекратите, — сурово отрезала я. Он убрал улыбку. Тут в коридоре появилась Ася.
— Марина Сергеевна, дядечка ваш… этот… вас зовет.
— Теперь я могу с ним поговорить? — вежливо спросил Олег Эдуардович.
— Можете, — кивнула я. — Только должна вам напомнить, что допрашивать раненых и больных, находящихся под действием наркотических средств, вы не имеете права. Все, что он вам сейчас скажет, в суде недействительно.
— Марина Сергеевна, — вздохнул он, — вашу бы энергию, да в другое русло… — Он пошел в палату, а я стала ждать, что из этого выйдет.
Появился он где-то через полчаса.
— Что он вам сказал? — вежливо поинтересовалась я.
— А ничего, — усмехнулся Олег Эдуардович с некоторым злорадством. — Темно было, никого не видел, ничего не слышал, и знать не знает, за что в него могли стрелять. Обычная история: они всегда молчат.
— Послушайте, но ведь он мне сказал… — начала я.
— Да? А мне он ничего не сказал. Всего доброго, Марина Сергеевна. — Он проникновенно улыбнулся на прощание и зашагал к выходу. Поразмышляв, я решила навестить завотделением. С утра он пребывал в благодушном настроении и меня встретил милостиво. Я начала с места в карьер:
— Павел Степанович, просто не знаю, что делать. Больной из первой палаты, Стариков, заявил, что его хотят убить. Я позвонила в милицию, пришел их сотрудник, поговорил с больным и ушел. Вроде бы их все это не касается. А если Стариков прав, и его действительно здесь у нас убьют? Нужен нам труп в отделении?
Трупы мы не жаловали в принципе, а попасть в газету в раздел «Криминальная хроника» и вовсе было делом неприятным. Непременно копать начнут, лезть во все щели и задавать вопросы, например, почему сотрудников на данное время оказалось вдвое меньше, чем положено… Эти мысли отчетливо читались на высоком челе моего шефа.
— Они совершенно не желают понять, что у нас здесь больница, и мы несем ответственность за людей… Даже теоретическая опасность… — зашлась я от негодования, а потом вожделенно поглядела на бутылку боржоми. Шеф торопливо налил мне целый стакан и уверенно заявил:
— Я сейчас же этим займусь. Не волнуйтесь, Марина Сергеевна, работайте спокойно, а этим деятелям придется несладко.
Слово шефа дорогого стоило: к концу моего дежурства возле двери первой палаты сидел милиционер в штатском, слегка расхлябанный и скучающий. Но это все же лучше, чем ничего.
Так совершенно незаметно спасение жизни незнакомого человека стало для меня личным делом. Хотя у него и имелись имя и фамилия, с легкой Наташкиной руки все в отделении называли его «твой дядька», и я сама, забываясь, говорила «мой», испытывая за него некоторую гордость: он уверенно и быстро шел на поправку. Одно было плохо: «мой дядька» никак не желал поверить, что находится в безопасности.
Я пыталась навести справки о его родных. Олег Эдуардович, к которому я обратилась вновь, несколько раздраженно заявил, что знает только одного близкого родственника моего пациента: зовут его серый волк, и обитает он в тамбовских лесах. Я не стала сердиться на человека.
Собственные мои попытки отыскать его родственников к успеху не привели.
— Не слишком ли далеко ты заходишь? — недоумевала Наташка.
— А я никогда не разделяла твоей страсти к полумерам. Берешься за дело, так делай по максимуму.
* * *В четверг Стариков окончательно пришел в сознание, и сразу же наметилось ухудшение. Больной волновался и звал меня.
— Ты съездила? — спросил он, как только я вошла в палату. — Нашла его?
— Послушайте, — начала я, — возле вашей двери дежурит милиционер, здесь вы в безопасности…
— Дурочка, — зло засмеялся он и тут же протянул ко мне руку. — Прости, дочка. Мне надо уходить отсюда.
— Вы не понимаете… вам нельзя. Еще минимум две недели… И даже после этого вы должны находиться под наблюдением врача.
— Они быстро узнают, — заметался он. — Я здесь как заяц в силке… Дочка, отыщи моего парня, только скажи ему, а он найдет выход…
— Хорошо, давайте я позвоню ему. Телефон есть?
— Какой телефон… — Он засмеялся и покачал головой. — Найди его, слышишь, Алена должна знать… — Он так разволновался, что ему пришлось сделать укол. Я пребывала в смятении. Может, действительно стоит съездить в этот Цыганский поселок? Искать там неведомую Алену и спрашивать о каком-то парне, которого «дядька» даже не удосужился назвать по имени? Нет, все это здорово отдавало дрянным детективом, к тому же ехать туда одна я просто боюсь, а желающие составить мне компанию вряд ли отыщутся.
* * *Около двенадцати меня разыскала Ася.
— Марина Сергеевна, — с видом профессионального заговорщика зашептала она, — сейчас звонили по поводу вашего…
— Хорошо, — пожала я плечами. — Должно быть, родственники нашлись.
Ася кашлянула и заметила виновато:
— Голос такой противный, спрашивал, пришел ли в себя…
Я насторожилась, Асины сомнения вдруг передались и мне.
— А ты что сказала?
— А я сказала, что по телефону справок не даем, и трубку бросила. А он опять звонит. Я ему: обратитесь к лечащему врачу.
— Правильно, — кивнули я, Ася улыбнулась.
— Боязно, Марина Сергеевна, — через минуту сказала она. — А эти, что у палаты должны дежурить, на посту сидят с медсестрами. А то курить уйдут, и на целый час…
— Указывать, где им сидеть, мы с тобой, пожалуй, не можем…
— Да уж… целый день языками чешут, а такие крутые, куда деваться…
— Ты повнимательнее будь, если что-то не так, сразу ко мне.
Беспокойство тугим клубком залегло где-то в левой стороне груди и больше не отпускало. В три часа в ординаторскую постучали. Я крикнула:
— Да.
Дверь открылась, заглянула Ася и сказала:
— Марина Сергеевна, тут родственник больного, спрашивает о состоянии…
— Проходите, — кивнула я, и он вошел.
— Здравствуйте.
Его глаза впились в мое лицо и проглотили его вместе с белой шапочкой на голове.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала я и стала перекладывать на столе бумаги. Мне требовалась как минимум минута, чтобы унять сердцебиение и прийти в себя. Тип, что сидел напротив, вызывал в моей душе смятение. Узкое лицо, узкие глаза, узкий рот. Хищный, как ястреб. Мне стало ясно: он именно тот, кого смертельно боялся мой подопечный.
Закончив с бумагами, я сложила руки, довольная тем, что они не дрожат, ободряюще улыбнулась и сказала:
— Я вас, слушаю.
— Меня интересует Стариков Юрий Петрович.
Я подняла брови.
— Стариков… ах, да, первая палата. Он поступил без документов и лежал, так сказать, безымянный. Нам пришлось обратиться в милицию. Одну минуту… — Я стала вновь перекладывать бумаги. Он пристально наблюдал за мной. Не взгляд, а луч лазера, — Вы родственник? — спросила я.
— Да.
— Близкий?
— Ближе у него нет.
— Что ж… буду с вами откровенна… — Я прочитала десятиминутную лекцию, обильно снабдив ее латинскими терминами.
Он мог понять одно слово из двадцати, если, конечно, не был врачом. Врачом он не был, он был убийцей, я это кожей чувствовала. Внимательно слушал, надеясь, что я подавлюсь очередным труднопроизносимый словом и скончаюсь от удушья. Подобные слова — мое хобби, от них я не умру, так же как от его взгляда, как бы он ни старался просверлить во мне основательную дыру. Для моей кончины требовалось кое-что посущественнее.
Я обратила внимание на карман его пиджака. Он заметно оттопыривался и наводил на невеселые мысли. Я произнесла последнюю фразу, с сочувствием вздохнула и закрыла рот.
— Как он, доктор, выкарабкается? — разлепил узкие губы этот тип.
— Делаем все возможное, — пожала я плечами. — Но вы должны понять: врачи не боги. Он до сих пор не пришел в себя, и его состояние особого оптимизма не внушает.
— Но шанс есть?
Я опять пожала плечами.
— Шанс есть всегда. Более или менее значительный… В этом случае скорее менее… В общем, ничего обещать вам, к сожалению, не могу.
— Но надеяться-то можно? — не унимался тип.
Я пожала плечами в третий раз.
— Чудеса еще случаются…
— А взглянуть на него я могу? — хищно спросил тип.
— Он в реанимации, доступ туда закрыт, но вы можете увидеть его в окно. Идемте, — сказала я и повела его к первой палате. Он торопливо заглянул в окошко. Стариков Юрий Петрович лежал неподвижно, с голубоватой бледностью в лице и плотно сомкнутыми веками. Гостю он, должно быть, понравился.
— Он неплохо выглядит, — заверила я.
— Да уж… — как-то туманно ответил он, и мы пошли к выходу.
— А почему он к вам попал? — спросил тип. — Мы через «Скорую помощь» искали.
— Его доставила не «Скорая помощь», а какой-то водитель на своей машине. Обнаружил на лесной дороге.
— Адрес оставил? — жестко осведомился тип и поспешно добавил:
— Адрес оставил? — жестко осведомился тип и поспешно добавил:
— Надо бы отблагодарить человека.
«Уж как-нибудь без вашей благодарности», — подумала я, а вслух сказала:
— К сожалению, нет. Он не представился, а нам и вовсе не до расспросов было, требовалась срочная операция. Попробуйте дать объявление в газету, может, откликнется.
Идея ему не особенно понравилась, и правильно, откликаться на его объявление я точно не стану.
Заботливый родственник сказал «до свидания» и удалился, так и не поинтересовавшись, что же случилось с близким человеком: авария или внезапный приступ аппендицита. Да и зачем, он не хуже меня знал, что аппендицитом здесь не пахнет. Может, те пули, что я извлекала с таким старанием, именно он и послал в цель?
Я вернулась к первой палате. Охрана в образе мордастого парня лет тридцати тосковала на стуле.
— Вы уже сообщили своему начальству? — ласково спросила я.
— О чем? — удивился он.
— О том, что Стариковым интересовался очень подозрительный тип. Ася ведь вас предупредила?
— Ну… предупредила, — отозвался он. — А почему сразу «подозрительный»? Пришел человек о здоровье справиться… Детективы надо меньше смотреть.
Мне очень хотелось свернуть ему шею, думаю, у меня неплохо бы получилось. Я и помыслить не могла, что всего через несколько часов я приложу немало усилий, чтобы вернуть к жизни этого сукиного сына, сидящего передо мной в ленивой позе.
* * *Посовещавшись с Наташкой, я решила, что интерес к моему «крестнику» на некоторое время должен поутихнуть. Как выяснилось, мы жестоко заблуждались.
Около восьми в отделении появился посетитель. Я спешила по делам. А он шел по коридору мне навстречу. Поначалу я не обратила на него внимания, идет себе человек в белом халате, как видно, навестить родственника… И вдруг натолкнулась на его взгляд. Тот «дневной» тип рядом с ним выглядел невинным младенцем. Сердце подскочило и забилось где-то в горле.
Я быстро огляделась: слишком много людей вокруг, чтобы он мог вести себя особенно нагло. Даже типы с такими сумасшедшими глазами не открывают без причины стрельбу.
Я проводила его взглядом, он уверенно шел к первой палате. Мне хорошо был виден коридор и пустой стул, на котором должен был восседать охранник.
— Молодой человек, вы куда? — окрикнула я. — Там реанимация, посторонним вход запрещен.
В этот момент из третьей палаты появился медбрат с капельницей, преграждая ему путь. Тип притормозил, мазнул глазами вокруг и, не отвечая, пошел к выходу. Я предусмотрительно шарахнулась в сторону, съежившись под его взглядом до размеров булавочной головки. Мне расхотелось спрашивать, что он здесь делает. Впрочем, мудрость не свойственна одиноким женщинам, рожденным в год Свиньи, теперь мне это доподлинно известно.
Я бросилась искать охранника. Он шел из туалета, я подскочила к нему и машинально схватила за локоть.
— Только что в отделении был убийца…
— Серьезно? А вы откуда знаете?
— Вы бы видели его глаза…
— Вы бы видели глаза моей жены, когда я ей зарплату приношу…
— По крайней мере, не отходите от палаты.
— Что ж теперь, и в туалет нельзя?
Я покачала головой и пошла в ординаторскую. Наташки там не было. Я постояла немного, разглядывая линолеум, порванный в двух местах, и вернулась в коридор. Этот визит навел меня на мысль, что «крестник» мой до утра не доживет. Если я, конечно, не вмешаюсь.
* * *Лестничная клетка отделяла хирургию от терапевтического отделения. Я направилась туда. Дверь терапии запиралась на крючок, я слегка ее подергала, и она открылась: фокус, известный всем в обоих отделениях. Лампы в этом крыле выключены, значит, палаты пустуют. Ближайшая ко мне «платная» с телевизором и душем была заперта, но ключ торчал в замке.
Я открыла дверь и вошла. На пару часов лучшего убежища не найти. Я торопливо вернулась в свое отделение. Наташка сидела в ординаторской.
— Ты чего дерганая какая-то? — спросила она.
— К нему приходили. Убийца.
— Что, так и представился?
— Без надобности. По глазам видела. Сначала один днем, а сейчас еще один со звериным взглядом. Если мы дядьку не вывезем, он труп.
— Спятила, — растерялась Наташка. — Что значит вывезем? Его место в больнице. И куда мы его перевезем, к тебе на квартиру? Можно, конечно, ко мне, да соседи на стенку полезут, скажут, опять мужика притащила.
— Он мне адрес дал… Подменишь меня, я мигом…
— Маринка, это не наше дело… В конце концов, ты можешь ошибаться.
— Точно, только проверять, так ли это, охоты нет никакой. Если мы его вывезем, у него появится шанс.
— Мы его не вывезем, — серьезно возразила она. — Некуда, это во-первых, во-вторых, если ты права, то они наверняка следят за больницей. Нас засекут и убьют вместе с ним.
— Точно. Поэтому мы спрячем его здесь, в больнице, в терапии, в платной палате. Ночью туда никто не сунется, свет можно не включать, а ключ возьмем с собой.
— А если ему станет хуже?
— Рискнем.
— Ты понимаешь, что это подсудное дело?
— Жизнь человеку спасти?
— Маринка, менты говорят, он бандит.
— Ага. Мы будем сидеть и ждать, когда его убьют.
— Позвони в милицию.
— Да им плевать… Ладно, не суйся. Помоги мне переложить его на каталку, а дальше я сама.
— Дура, мать твою… — рявкнула Наташка и шагнула к двери.
* * *Вся процедура заняла минут двадцать. Работы слаженнее мне в жизни наблюдать не приходилось. Наташка работала, как швейцарские часы: уверенно и с максимальной точностью, а про меня и говорить нечего.
Нам повезло, к этому времени пациенты уже заняли свои места ближе к телевизору, и мы беспрепятственно перевезли «крестника» в соседнее отделение, ни в коридоре, ни на лестничной клетке не встретив ни души.
— Оставим его на каталке? — заговорщицки прошептала Наташка уже в палате.
— Конечно. Одна здесь справишься?
— Справлюсь. А ты?
— Меня этот тип беспокоит, как бы он не вернулся.
— И что ты сделаешь? — ехидно спросила она.
— Откуда мне знать? Встану грудью. Между прочим, у нас больные…
— Да знаю я, знаю… А душа тоскует… Не делом мы занялись.
Дослушивать я не стала, выскользнула из палаты и вернулась в отделение. Стул возле первой палаты по-прежнему пустовал. Я прошла по коридору. Дверь на лестничную клетку была открыта. Спустилась на первый этаж. Возле подъезда на скамейке сидели две молодые женщины и курили. Пришлось напомнить им о режиме. Очень неохотно они отправились в палату. Я заперла дверь на засов, впервые согласившись с начальством, что дисциплина в больнице заметно упала.
Поднялась в отделение, заперла дверь на ключ и даже несколько раз толкнула ее плечом. Не будут же они брать отделение штурмом? Иди будут?
Мордастый парень сидел на третьем посту и хихикал с медсестрой.
— Прошу прощения, — сухо сказала я. — Но ваше место возле первой палаты.
— Да ладно… — начал он, но под моим ледяным взглядом поднялся и неторопливо зашагал к своему посту. Медсестра притихла и стала что-то искать в столе. Ну вот, сегодня я у всех вызываю отрицательные эмоции.
Я прошла по отделению, заглядывая в палаты. Беспокойство меня не отпускало, я чувствовала себя как в осажденной крепости. Вернулась встревоженная Наташка.
— Дверь заперла?
— Конечно. Как ты велела. И вышла через первый пост. Ох, и получим мы по ушам…
— Не канючь. Ты здесь вообще ни при чем.
— Как бы не так, — разозлилась она.
— Ладно, я поехала. Надеюсь за час обернуться. Только бы без сюрпризов… Справишься?
— Куда ты едешь?
— Цыганский поселок…
— Куда? — вытаращила она глаза.
— Долго объяснять… Если что, звони в милицию. На этого типа, что у палаты тоскует, надежды никакой.
— У него пистолет есть, сама видела.
— Идем. Выпустишь меня и дверь запрешь.
Я сбросила халат, прихватила сумку и покинула больницу через приемный покой.
Было еще светло, но в кустах у стоянки сгустились сумерки, и идти туда не хотелось. Я зябко поежилась. А если за мной следят? Ладно валять дурака, одернула я себя. С какой стати им за тобой следить?
Тут я подумала о машине и глухо застонала. А что, если она не заведется, на буксире таскать? Объясняй потом, по какой надобности и куда меня в рабочее время нелегкая носила. Я устроилась на сиденье, сделав несколько весьма дельных замечаний своей машине. Она неожиданно прониклась, потому что завелась сразу. Мысленно перекрестившись, я рванула с места.
Дорога была каждая минута, но ехать через лес я все-таки не рискнула. И изводила себя дурными мыслями. По существу, пытаясь спасти одного человека, я рисковала жизнями других. Ладно, там Наташка, кое-что она умеет не хуже меня, хоть и любит иногда прикидываться.
То и дело поглядывая в зеркало заднего обзора, я вылетела на шоссе. Про пост ГАИ, конечно, забыла. Страж дороги выпорхнул из тени будки, но, опознав мое транспортное средство, демонстративно отвернулся. Я попыталась выжать из машины все, на что она теоретически была способна.