Да, еще Берия подарил братьям физикам Абуше и Артюше Алиханьянам вагон имущества, вывезенного из Германии, и они приняли эти подарки. Их принципы не были такими строгими, как у Ландау. Тогда многие физики принимали щедрые подарки.
Главное — Митя был в загоне, а Алиханьян процветал. Ните импонировало видеть Алиханьяна у своих ног. Когда она бывала в Ереване вместе с экспедицией, ей отдавали должное и как жене великого композитора, и как спутнице Алиханьяна, которого Армения очень почитала и прочила ему большое будущее в науке. На каком-то торжественном ужине с шампанским у нас дома Нита бросила Артюше такую фразу: "Артюша, когда вы откроете новую частицу и станете нобелевским лауреатом, тогда я, возможно, оставлю Митю и выйду за вас замуж". Конечно, сказанное звучало шуткой, но во взгляде Артюши я прочла собачью покорность.
Через год приборы Алиханьяна на горе Алагез зарегистрировали новые частицы! В Физическом институте Армении был устроен большой бум. А московские физики отнеслись недоверчиво, стали проверять. О, я помню, было много шума! Ландау стал горой на защиту Алиханьянов: это только ошибка, наврали приборы! Ошибки в экспериментах бывают, приборы соврать тоже могут, в честность же человека-физика Ландау твердо верил. А я вспомнила Ниточкину фразу, с кокетливым вызовом брошенную Артюше. Вероятно, он просто свихнулся от своей великой любви к чужой жене. Порой я замечала, как он с восточным пламенем ревновал Ниточку к самому Мите.
Приближалось время очередной экспедиции, Митя стал серьезно возражать против поездки Ниты: в последнее время она стала сильно терять в весе, талия стала совсем девичьей. Нита согласилась лечь в больницу на обследование. Две недели длилось обследование в кремлевской больнице. Врачи уверили Митю, что его жена совершенно здорова. Перед отъездом Нита и Артюша зашли к нам. Нита помолодела и была жизнерадостна. В Москве наступала зима, а в Ереване стояла золотая осень, такая щедрая на вкуснейшие плоды. Это время года Нита привыкла проводить в Ереване. Пошел пятый год, как она стала работать у Алиханьяна.
Осеннее солнце Армении всегда привлекает на гастроли артистический мир Москвы. В ту роковую для Ниты осень там были Вертинский, Утесов и многие другие. Когда экспедиция Алиханьяна спускалась с Алагеза, интеллигенция Еревана отмечала это событие банкетами вместе с артистами. Жена знаменитого композитора и Алиханьян были всегда в числе звезд. Едва под утро закончился банкет, Нита попала на операционный стол. Непроходимость кишечника, срочная, безотлагательная операция. Оперировали лучшие хирурги Армении. Непроходимость устранили, но потревожили злокачественную опухоль сигмовидной кишки. Это место в кишечнике — белое пятно для рентгена. Ведь несколько месяцев назад Нита прошла полное обследование, и опухоль не была обнаружена.
Уложив Ниту на операционный стол, Артюша помчался телеграфировать Мите. Шостакович с сыном мгновенно прилетели в Ереван. А Нита через два часа после операции пришла в сознание, сказала: "Какое счастье, что операция уже позади", — улыбнулась, закрыла глаза и умерла. Легко, спокойно, как уснула. Артюша усадил Шостаковичей в самолет, а сам в специальном самолете один с пилотом сопровождал гроб с телом Ниточки. Гроб был свинцовый, как бы серебряный, с красиво изогнутой стеклянной крышкой, и мы увидели Ниточку как спящую красавицу в хрустальном гробу. Были белый снег и черная земля могилы, которую Артюша усыпал алыми розами. Все годы после смерти Ниты в день ее похорон могила всегда была усыпана алыми розами, пока жив был сам Артюша.
В тот трагический день на похоронах Митя крепко держался за Артюшу, чтобы устоять на непослушных ногах. И после похорон Митя ни на шаг не отпускал Артюшу. Целый месяц прожил Артюша у Мити, бережно выхаживая его. Их соединила любовь к прекрасной женщине.
Киношники Армении создали художественный фильм в честь Ниты и Артюши, только в нем Нита погибает на фронте, а Артюша опять «почти» открывает новые частицы. Однако при жизни открытия его обошли, из жизни он ушел тяжело — рак желудка.
Сейчас уже и Мити нет, есть Дмитрий Дмитриевич Шостакович великий композитор века! И имя его, и музыка его — бессмертны! Он познал радость творчества, славу, большую любовь, без которой счастье человека не бывает полным. Узнал он и горечь несправедливости, всю беспомощность, когда приходится доказывать, что ты не «верблюд». Его не обошли муки ревности, настоящее человеческое горе — потерять горячо любимую жену.
Сейчас, анализируя прошлое, я пришла к убеждению, что серьезного романа у Ниты с Артюшей не было и быть не могло: гениальная личность Мити бессознательно устанавливала расстояние между ними. Артюша был примитивен. Преклоняясь перед могучим талантом Шостаковича, он не мог себе позволить украсить голову Мити рогами, он стремился отвоевать Ниту у Мити. Его тщеславию очень бы импонировало, если бы Нита, оставив гениального мужа, предпочла его. Ниточку это только забавляло, а Артюшу бесконечно воспламеняло.
Была игра, как у нас с Колечкой. Ведь никто не сомневался в наших интимных отношениях. Разница только в том, что Артюша был действительно влюблен в Ниту, а Колечке позарез нужно было только имя моего мужа в корыстных, карьерных целях. Продираясь только локтями, он стал академиком. Сейчас с легкостью подписывается под работами своих талантливых сотрудников, достойно "водит руками". Так Дау говорил о руководителях такого класса, околонаучных работниках. И еще у Мити была обаятельная внешность, озаренная его гениальностью, чего никак нельзя было сказать о бедняге Алиханьяне: невысок, линия ног стремилась скорее к окружности, нежели к прямой линии, рано стал лысеть наружность весьма заурядная.
— Даунька, сегодня за обедом ты, кажется, проповедовал иностранным гостям о свободной любви? Я уловила несколько слов, но ничего не поняла.
— Нет, Коруша, когда они все из института ввалились к нам, то устремились в ванную мыть руки. Потом стали хвастаться, что в их квартирах по нескольку ванн. Я им сказал, что у меня семья из трех человек, одной ванны нам вполне достаточно. И хотя у вас много ванных комнат в квартире, вы лишены элементарной человеческой свободы. Вот, к примеру, вы влюбились в жену вашего сотрудника по университету. Вы можете за ней поволочиться? "Ну что вы! У нас это строжайше запрещено. Я сразу попаду в "черный список". Наши попечители меня выгонят вон, никакие научные заслуги не помогут и конец научной карьере". А в нашей свободной стране интимная жизнь человека никого не волнует. Я могу влюбиться в чужую жену, и никакие попечители мне не страшны. И ты знаешь, Коруша, они с трудом в это поверили.
— Дау, мне Женька сказал, что завтра в Москву прилетает твой издатель из Лондона Максвелл. Вероятно, я должна приготовиться к его приему?
— Нет, нет, что ты. Он только однофамилец великого физика, я с ним встречаться не собираюсь, он просто делец, миллионер. Говорить мне с ним не о чем. Вся техническая работа лежит на Женьке, а я "не такая, я иная, я вся из блесток и минут".
В один из дней Дау сказал мне:
— Коруша, сейчас был телефонный звонок из Министерства культуры. В Москву приехал американский писатель Митчелл Уилсон. Ты была в таком восторге от его последней книги "Брат мой — враг мой". Так вот, он в министерстве сказал, что хочет познакомиться с физиком Дау. Ему дали наш адрес, и сейчас он на пути к нам.
— Даунька, я не успею съездить в центр купить что-нибудь особенное к ужину? Все-таки такой гость!
— Нет, не успеешь, да и это лишнее. Американский писатель, вероятно, хочет узнать, как живут советские ученые, а живем мы неплохо. Пусть будет все как обычно, по-домашнему.
Ужинали на кухне. На ужин была жареная утка, яблочный пирог, зернистая икра и коньяк. Я была счастлива, когда наш гость сказал по-русски: "Какой чудесный домашний ужин! Я так давно не был дома, мне так надоела отельная еда".
Я была покорена его русской речью. Он рассказывал: "Когда моя книга "Брат мой — враг мой" вышла в Англии, я плыл из Англии в Америку. Вдруг в три часа ночи ко мне в каюту вломился здоровенный молодой мичман. Стоя на вахте, этот мичман узнал о пребывании на пароходе автора романа, который он только что прочел. Сменившись с вахты, он легко вынул меня из постели, стал сильно трясти, приговаривая: "Зачем ты убил Мэри?".
Все это было очень интересно услышать от самого автора столь знаменитого романа.
— Даунька, опять этот звонок ровно в девять утра, возьми трубку сам.
Я была покорена его русской речью. Он рассказывал: "Когда моя книга "Брат мой — враг мой" вышла в Англии, я плыл из Англии в Америку. Вдруг в три часа ночи ко мне в каюту вломился здоровенный молодой мичман. Стоя на вахте, этот мичман узнал о пребывании на пароходе автора романа, который он только что прочел. Сменившись с вахты, он легко вынул меня из постели, стал сильно трясти, приговаривая: "Зачем ты убил Мэри?".
Все это было очень интересно услышать от самого автора столь знаменитого романа.
— Даунька, опять этот звонок ровно в девять утра, возьми трубку сам.
— Я слушаю, — нежно проворковал в трубку Дау и, весело рассмеявшись, положил трубку на рычаг. — Опять этот изобретатель вечного двигателя. Он сего дня мрачнейшим голосом обозвал меня палачом, а вчера — иезуитом. Он каждый раз произносит одно слово и кладет трубку. К счастью, этот сумасшедший изобретатель неразговорчив.
— Даунька, почему Петр Леонидович все племя су масшедших изобретателей поручил тебе? По-моему, с ними небезопасно иметь дело. Сегодня по телефону тебя обозвали палачом, а завтра стукнут тяжелым предметом. Мне страшно за тебя. Сумасшедший есть сумасшедший.
— Коруша, сумасшедшие изобретатели в большинстве случаев в жизни нормальные люди. У них мания гениальности, но не надо забывать, что среди этого племени, как ты сказала, могут встретиться и стоящие люди. На наших семинарах мы слушаем доклады не только по физике, но и обо всем новом и интересном, будь то медицина, биология или химия. Все, что я рекомендую для наших «сред», все, одобренное Петром Леонидовичем Капицей, после семинара может получить путевку в жизнь. Вот авторы всех «великих» открытий и стремятся сделать доклад в Институте физпроблем на наших «средах».
Эти сумасшедшие изобретатели осаждают и мешают работать многим. Иногда это кончается трагедией. Так, в 1972 году один такой «гений», придя на прием к сотруднику президиума АН СССР, занимавшемуся перепиской с подобными лицами, убил его. Войдя в кабинет, он запер за собой дверь, по-видимому, стукнул свою жертву, сидевшую за столом, по голове, и у живого человека, потерявшего сознание, по всем правилам хирургии отделил голову от тела специально принесенными медицинскими инструментами. Сотрудники, услышав подозрительную возню в соседнем кабинете, после безуспешных попыток войти, вызвали милицию. Милиция не успела взломать дверь, «гений», закончив свое злодеяние, водрузил голову на стол, открыл дверь и спокойно сказал, что осуществил справедливое возмездие.
Глава 28
Как-то вечером я включила телевизор. На экране — академик Н.Н., (…) Колин шеф. Он говорил, что они, химики, вступили в борьбу с раком, что крупнейшие медицинские открытия принадлежат не медикам. Привел в пример великие открытия Пастера. Пример с Пастером удачен, но Пастера на великий подвиг толкнула его гениальность, его безграничная любовь к человеку, стремление помочь страдающим, спасти умирающих. А тут авантюрист от науки, стремящийся использовать договоренность двух государств, с наглой мечтой стать академиком, вдруг «наткнется» на открытие и принесет еще пользу человечеству.
— Даунька, жаль, что тебя вчера вечером не было дома: по телевидению выступал Н.Н.
— Коруша, я знаю об их затее, но в Институте химфизики нет квалифицированных физиологов и биологов, а кадры решают все.
— Даунька, мне в Сочи Коля рассказывал, что когда приближался двадцатипятилетний юбилей Института химической физики, они собирались торжественно отметить эту дату. Он поехал в Ленинград поднять архив и привезти соответствующий материал. Коля в архиве нашел работу студента Харитонова. По его словам, эта работа была о цепных реакциях. Н.Н. эту работу Харитонова присвоил себе, а студента перевели в другую лабораторию, повысив в должности.
— Коруша, Коля не тот человек, которому можно верить, он из зависти может оговорить своего шефа. В Ленинграде было много сплетен, что работу "Цепные реакции" Н.Н. украл, пользуясь своим административным положением. Лично я этому не верю, есть такие ученые, которые за всю свою жизнь делают только одну хорошую работу. Н.Н. принадлежит к их числу.
— Дау, а за что ты исключил из своих учеников Вовку Левича? Ты с ним рассорился навсегда?
— Да, я его "предал анафеме". Понимаешь, я его устроил к Фрумкину, которого считал честным ученым, в прошлом у него были хорошие работы. Вовка сделал приличную работу самостоятельно, я-то это знаю. А в печати эта работа появилась на подписями Фрумкина и Левича, а Левича Фрумкин провел в членкоры. Совершился некий торг. С Фрумкиным я тоже перестал здороваться. Вовка Левич перестал быть человеком, когда оставил свою очень симпатичную жену Наташу и женился на этой ужасной Татьяне.
— Какие разные вкусы у людей! Вовка Татьяну счи тает красавицей, а я нахожу ужасной Ирину Рыбникову!
— Захотела оштрафоваться?
— Нет! Прости, не буду.
— Коруша, если правду сказать, Ирина у меня сейчас как ширма. Герин муж очень ревнив. Чтобы усыпить его бдительность, я показываюсь, по совету Геры, с Ириной там, где могу их встретить.
Перед приходом Ирины к нам в дом, я убегала на липовую аллею, где меня довольно часто ожидал Коля. Мы выясняли свои отношения. Конечно, я петляла и путала, но в конце концов мне показалось, что я поставила его на колени и даже немного испугалась, что этот знаменитый бабник еще по-настоящему влюбится в меня. Но ларчик просто открывался.
— Кора, ты слушала выступление Н.Н. по телевидению? Мне сейчас очень нужна твоя помощь. Понимаешь, у меня есть интуиция ученого. Я знаю, что дело с раком у меня выгорит. Сейчас я взялся за белокровие и пичкал обреченных белых мышек, пораженных белокровием, химическими препаратами. У меня одна мышка полностью выздоровела.
— Колечка, я знаю, кто работает у тебя с мышками, она вполне могла дохлую заменить здоровой. Или ты это сделал сам?
— Ты мыслишь, как Жеребченко, а я доверяю своим сотрудникам. Все правильно оформлено, зарегистрировано полное выздоровление белой мыши от белокровия. Н.Н. берется устроить сообщение в эфир. Кора, будет сообщение ТАСС. Понимаешь, Кора, мне очень нужно для солидности работы вывести формулу. У нас привыкли верить только математическому расчету. Я-то ни одного интеграла не возьму, а мой теоретик Димка Кнорре в тупике! У него ничего не получается. Вся надежда на тебя. Твоему Дау раз плюнуть вывести мне нужную формулу с правильным математическим расчетом. Кора, это мне нужно очень срочно. Завтра в 10 часов утра я своего Димку Кнорре пришлю к твоему Дау домой, а ты подготовишь Дау к приходу Кнорре. Для Дау это пять минут всего дела, а я буду спасен.
Мое молчание было принято за согласие. Конечно, я от Дау просьбу Колечки скрыла. А в 10 часов утра звонок: явился Дмитрий Кнорре. "Дау, к тебе пришли". А еще через несколько минут бедный Кнорре как ошпаренный скатился вниз по лестнице и долго тыкался в стены, пока нашел выход.
— Даунька, а что Кнорре от тебя хотел?
— Коруша, самое удивительно то, что он сам не знал, что ему нужно.
Дау так и не узнал, зачем к нему в то утро приходил Кнорре. Я спасала честь не столько Колечкину, сколько свою собственную! Вечером телефонный звонок. Колечка просил, чтобы я вышла в липовую аллею.
— Нет, не выйду. Вы будете опять драться, а я не виновата. Дау вечером явился поздно, утром чуть свет прибежал к нему Женька, только Женька ушел, я хотела подняться к Дау, а в это время уже пришел к нему твой Корре, — складно врала я.
— Ну, хорошо. Я уже формулу достал. Еще очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, выйди, Кора, разговор будет очень деловой и серьезный. Я ведь тебе поклялся, что никогда больше не посмею поднять на тебя руку. Это удовольствие мне самому дорого обошлось. Я тогда решил, что убил тебя!
В липовой аллее он мне сообщил: "Скоро выйдет реферат моего доклада. Я его пошлю твоему Л.Д. Он решает, кто достоин докладывать на знаменитых «средах» вашего института" (…)
Когда был получен отпечатанный реферат Л. о борьбе с белокровием, теоретики прибежали гурьбой к Дау, давясь от смеха, сияя от избытка чувств, предвкушая, как они расправятся с автором анекдотической формулы в конце доклада.
Вдруг слышу голос Дау: "Я вам всем категорически запрещаю устраивать цирк!".
Теоретики подняли гвалт и вой, я уже не прислушивалась, а когда они все ушли, я быстро поднялась к Дау и с возмущением спросила:
— Ты им запретил раздраконить Л. только потому, что он мой любовник?
— Ну нет! Что ты, Коруша. Рак, белокровие — громаднейшее бедствие. Эти болезни висят над человечеством, как Дамоклов меч, и нет никаких гарантий. Любой может стать их жертвой. Л. дельного по этому поводу ничего не может сделать, но они подняли шум, организовали лабораторию, добыли средства, на этот шум в их лабораторию со временем придет талантли вая молодежь, которой суждено преуспеть. Так что твой Коля спокойно может приходить, я обеспечил ему в Институте физических проблем зеленую улицу, передай ему: он может спокойно приходить, докладывать. Я приветствую его начинание и ручаюсь: ни один теоретик его не укусит. Коруша, можешь ему все это передать.