– На! – Он сунул мне в нос кусочек черного хлеба. – Сама же просила…
– Я думала, вода! – прохрипела я, едва отдышавшись. – Ну ты, Антон, даешь!
– Мне это как снотворное… Иначе не заснуть. Вертится в голове все время… – Он взял у меня стакан и отошел к своей кровати. – Ты ляг по-нормальному. В этой постели еще никто не спал. Все чистое.
– А почему ты кольцо на левой руке носишь? – Я не выдержала и спросила о том, что уже давно меня сильно интересовало.
– Я разведен, – скупо разъяснил он.
– А зачем тогда ты его вообще носишь? Разведенные не носят. Только вдовцы…
– Просто я люблю свою жену, – сказал он так, что дальше воспитанный человек спрашивать бы не стал.
– А почему вы тогда разошлись? – спросила я как можно мягче, чтобы не оскорбить его лучшие чувства.
– По глупости… Все. Спать пора. – И он погасил свет.
– А хочешь, я тебе погадаю? Я умею… – почему-то попросила я его. – У меня тетка цыганка…
– Я в это не верю, – отозвался он в темноте.
– А в Деда Мороза веришь? – улыбнулась я.
– И в Деда Мороза не верю.
– А в президента Ельцина?
– Верю.
– А разве ты его когда-нибудь живьем видел?
– Нет. По телеку…
– Так и Деда Мороза ты по телеку видел… А почему ж не веришь?
– Над этим надо будет подумать, – хмыкнул он.
– Антон?
– Ну что тебе еще?
– Что такое любовь? В двух словах.
– Ты что, сама не знаешь? – проворчал он сонным голосом.
– Просто я коллекционирую чужие мнения по этому поводу, – сказала я, глядя в темный потолок. Он помолчал. Я думала, не ответит.
– Любовь, – сказал он наконец медленно, – это жертва, которую ты способен принести ради другого и получить от этого удовольствие.
– Спасибо.
– Не за что. Спим.
Утром я проснулась от звонка, как мне и было обещано. Хотелось завернуться в одеяло с головой. И проспать так еще часов двенадцать. Но бодрый голос Антона врезался в мое уплывающее сознание. И вместо того чтобы под него заснуть, я стала его слушать.
Потом он пошел в душ, и под звуки текущей воды я опять задремала.
Проснулась я оттого, что телефон разрывался, а он не подходил. Я немного подождала, а потом вылезла из-под одеяла и прямо в трусиках и майке стала перебираться через его постель, чтобы снять трубку. А вдруг что-нибудь важное, а я тут, как дура, лежу и ответить не могу. Но в этот момент из ванной вылетел Антон с намыленным лицом и бритвой в руке. Он ринулся к телефону, как хоккеист за шайбой.
– Я взял! – крикнул он, добираясь до трубки. Я испуганно отдернула руки. И кожей почувствовала его взгляд, скользнувший по моим ногам. Когда он сказал: «Слушаю!» – я быстро полезла под спасительное прикрытие одеяла.
Было только полседьмого утра. Автобус отходит в девять. Я могла встать еще через два часа. Но сон почему-то как рукой сняло. Он поговорил по телефону и сказал:
– Ты не обижайся. Просто я не хочу, чтобы кто-то подумал, что здесь у меня ночуют всякие там девицы.
И ушел в ванную.
А я все думала о том, что он любит свою жену. И как, наверное, сильно страдает от одиночества. Я вспомнила ее, Дину. Я видела ее в университете. Темненькую девочку с горячими восточными глазами. Если кого и видела я из женщин, похожих на газель, то это была Дина.
Антон вышел из ванной чисто выбритый. Таким я видела его за время нашей работы впервые. До сегодняшнего дня он зарастал щетиной совершенно безбожно. И обычно бывает, мужчина, которого ты долгое время видишь заросшим, очень преображается, когда открывает миру свое лицо.
Он сильно помолодел. И даже усталость куда-то подевалась. Я сделала вид, что еще сплю, и разглядывала его в свете маленькой лампы. Лицо его показалось мне чертовски привлекательным. Не красивым, как у Жана-Шарля, а породистым и волевым. С таким лицом он действительно мог себе позволить абсолютно нулевую прическу.
Лучше бы мне было в тот момент крепко спать!
Работа закончилась. А значит, всем нам предстояло расстаться. А я привыкла за две недели и к бешеному ритму, и к постоянному присутствию Антона. Он чем-то все время распоряжался, что-то решал и был красив. В работе он чувствовал себя, как рыба в воде. Он был на своем месте.
Я боялась себе признаться в том, что постоянно ищу его глазами, что мне нравится за ним наблюдать. И что, судя по всему, я глупо, по-девчоночьи влюбилась.
Закончилась работа, а с ней и все остальное. Моя маленькая тайна обречена была на верную смерть. Я еще дважды пыталась схитрить, и звонила ему по каким-то несуществующим делам. Но он намеков моих не понимал.
Антон был всегда рад моим звонкам, рассказывал мне свежие анекдоты, был со мной приветлив и, видимо, записал меня в почетный разряд боевых подруг. Ни на какую взаимность рассчитывать не приходилось.
Месяц прошел в страданиях. Я стала его идеализировать.
Но в один прекрасный день я узнала, что он уезжает в длительную командировку на Дальний Восток по заказу Би-би-си. Мне оставалось всего два дня для того, чтобы предпринять решительные шаги. Или отказаться от этого предприятия навсегда.
Кровь стучала в висках. Я сидела на подоконнике и лихорадочно думала, что же мне делать. И додумалась. Бабушка этого, правда, не велела.
Каждый из нас когда-нибудь делал то, что взрослые не велят. Иногда действительно происходит что-то плохое. А иногда ничего. Кажется, что просто они перестраховываются. Ну подумаешь, красный. Ну не ждать же зеленого света, когда нет ни одной машины.
Я сходила и купила чекушку водки. Пошептала над ней заветные слова. Больно кольнула иголкой безымянный палец и смотрела, как капельки крови медленно стекают в бутылку. Хватит и малого. Только одно условие этого рискованного предприятия ставило меня в тупик. Этой же ночью мне нужно было спать с ним в одной постели. Насколько трудной была поставленная передо мной задача, я старалась не думать. Решила идти напролом. А там будь что будет!
Это только в романах пишут: «Она его соблазнила». Я никого еще никогда не соблазняла. Более того, никто никогда не соблазнял меня. Поэтому целый день я ходила, как больная из нервного отделения, с подрагивающими руками и ногами.
Я приехала к нему вечером в гости под нелепым предлогом, что желаю с ним попрощаться.
Как мне показалось, бутылочку водки он принял немного радушнее, чем меня. Я, не переставая, говорила ему, что мы расчудесно поработали вместе. И что я многому научилась, что университет за столько лет дал мне меньше. Лесть пополам со стопочкой водки несколько смягчили его непростой характер.
Я с замиранием сердца смотрела, как Антон опрокидывает в себя вместе с водкой мою кровь. И уверенности во мне прибавлялось. Кровь моя в нем прорастет. И мысли обо мне не будут давать ему покоя.
Я его не соблазняла. Я его попросту уговорила. Он сидел за столом, а я встала, медленно, чтобы не спугнуть, подошла к нему сзади, положила руки ему на плечи и тихо зашелестела возле его уха.
Он упирался. А я нажимала.
«Это не ко мне! – говорил он. Ты – хорошая. Ты – красивая. А я лысый и грубый. Я тебе совсем не подхожу! И потом, я люблю свою жену!»
Я же уверяла, что конечно любит. И подходить мне он вовсе не обязан. Это просто. Ничего не значит. Моя благодарность. Мое прощание. Мне не нужно ничего взамен.
Руки, которые чинно лежали на его плечах, теперь соединились у него на груди. Это уже было похоже на объятие. Я касалась щекой его щеки и мягко убеждала. Мне нельзя было отступиться. Ведь я так решила. И пока что ни в чем не сомневалась. Близость его приятно волновала. Все было так же, как раньше. Он мне нравился.
Антон сдавал свои позиции одну за другой. И теперь уже оправдывался, что у него этого просто давно не было. Он забыл, как это бывает. Он забыл, что это возможно с кем-то, кроме Дины. А поэтому он никогда не думал обо мне в этом ключе.
Ну что ты все о себе да о себе? Не драматизируй! Представь себе на секунду, что это нужно мне. И вопрос не в том, разрешишь ли ты это себе, а в том, можешь ли ты дать мне то, о чем я тебя прошу. Что тебе, в конце концов, жалко кусочка твоего тепла? Знаешь, я до дрожи не люблю жадных мужчин!
И он сдался. Нет, ему не жалко. На, бери.
Но полутона ему были незнакомы. Темперамент… Наши недостатки – продолжение наших достоинств.
И тут я ужасно испугалась. Теперь, когда все так чудесно сложилось, я поняла, что могу попросту не доиграть свою роль до конца. Проболтаюсь в последний момент от страха. Или возьму и позорно убегу, оставив его в глубоком недоумении. Поэтому я сжала зубы, чтобы они не стучали. Закрыла глаза, чтобы они меня не выдали. И попыталась уговорить себя, что именно этого я и хотела.
Верилось с трудом…
– Ты дура совсем? – спросил он меня внезапно и застыл.
– А что такое? – бессильным шепотом поинтересовалась я, убирая дрожащей рукой прядь со лба.
Он сидел передо мной на простыне, как атлет на низком старте. Казалось, что он застыл, потому что ждет выстрела из стартового пистолета. Поза его выражала такое же напряженное ожидание – он неудобно опирался на кончики пальцев и едва касался одним коленом постели.
Видимо, до него дошло. И это был шок!
Я настороженно за ним наблюдала. Время растянулось.
Он шумно выдохнул и тряхнул головой. Он старательно не смотрел мне в глаза. Он смотрел вниз. Но и там он уже ничего не видел. Он очень сосредоточенно думал. Не меняя своей напряженной позы, он опять сокрушенно покачал головой. Потом все-таки сел на оба колена. Прихватил одной рукой кисть другой и слегка ее размял. Пауза затянулась. И положение мое теперь казалось мне ужасающе неловким.
Он наконец на меня взглянул. Ну что я могу сказать? Так, наверное, смотрят в глаза на Лубянке. В постели с таким выражением на женщину не смотрят. Это точно. Ну разве что в девятнадцатом веке, если ситуация складывалась с точностью до наоборот: подсунули невесту, а она не девица.
– Так… – глаза его странно позеленели. -Да ты знаешь, как это называется? – Он чуть не задохнулся, начав с довольно громкой ноты и сорвавшись на шепот в конце. – Значит, ты меня использовала!
Я медленно стала тянуть на себя завалившееся в щель одеяло. Хотелось закрыться с головой.
– Ты же меня подставила…
– Каким, интересно, образом? – тихо спросила я, глядя на зажатый в руках пододеяльник.
Пододеяльник вытягивался, а одеяло оставалось в щели между диваном и стеной. Я этого ужасно не люблю, как ножом по тарелке, как задетый заусенец, как… Как я не знаю что… Как такая вот беседа…
– Как можно мужику не говорить о таких вещах? А? – Он взял меня за подбородок. – Можешь мне объяснить?!
Такой реакции я никак не ожидала. Я думала, когда он узнает, то будет со мной по крайней мере нежен.
– Если бы я тебе сказала, у нас ничего бы не было, – ответила я подавленно. – Ты бы струсил. На пушечный выстрел ко мне бы не подошел. Что? Разве не так?
Он резко отпустил мой подбородок и теперь прицельно смотрел в окно, как снайпер. Но вовсе не из-за того, что слова мои показались ему справедливыми. Просто он наливался диким бешенством.
Да… Не так я себе представляла свой первый опыт с мужчиной. После того что я пережила, мне нужно было хотя бы немного покоя. Я совершенно не готовилась к следующему раунду сражения. Глаза стали наполняться слезами.
– Я тебе не какой-нибудь там мальчонка, -прошипел он, – с которым вот так вот можно… Я тебе не штопор – бутылки открывать! – Он остановился и отчетливо произнес: – Я должен был знать, что я делаю!
– Зачем? Так даже лучше… А то бы разнервничался… – пробормотала я, пожав плечами и изо всех сил сдерживая слезы. – И потом какая тебе, в конце концов, разница!
– Вот дура-то, прости Господи! – темпераментно поделился он своей бедой с небесами, воздев глаза к потолку. – Тебе непонятно, зачем? – Он навис надо мной, посмотрел с полным безнадеги упреком и тихо проговорил: -Я бы не сделал тебе больно!
И тут я, наконец, разревелась, закрыв лицо руками. Похоже, он был прав.
– Ну поплачь, поплачь, – равнодушно сказал он, выбираясь из постели. Встал и направился в сторону ванной. По дороге добавил зло, так что от равнодушия не осталось и тени: -Плакать есть о чем! Спору нет!
… И в который уже раз за этот вечер он сокрушенно качал головой, как будто бы его только что в пух и в прах обыграли ушлые наперсточники. Притом на крупную сумму. А деньги-то были казенные. Именно это и было написано у него на лице.
– Что же ты мужу своему будущему рассказывать будешь? – недобро усмехнулся он, сидя на краю ванной, в которую только что меня загнал.
– Я уж и сама боюсь, Антоха, – прокудахтала я по-старушечьи, желая все-таки разрядить эту средневековую обстановку. – Хто-ш меня теперячи, окромя тебя, возьметь?
– Бояться-то раньше надо было. Камикадзе… – он сильно потер переносицу и опять покачал головой. Ну сколько можно! Это я тут сегодня кое-что потеряла, а не он. – Чаю тебе принести?
– С коньячком, – скромно добавила я.
– С медом, – отрезал он. И вышел.
В теплой воде наконец отпустили нервы. Очень хотелось спать. Перебесившись, Антон оказался на редкость заботливым. Слишком долго лить слезы мне не пришлось. Кажется, я, сама того не желая, повесила на него мощный комплекс вины.
Мои собственные душевные метаморфозы были для меня неожиданны. Положа руку на сердце, я готова была поклясться, что могла бы легко уйти в монастырь. И о плотских радостях не пожалела бы ни разу в жизни. Все происшедшее со мной больше всего напоминало ураган, который однажды мне довелось пережить в деревне.
Он налетел внезапно, и сила ветра вызвала во мне священный трепет. Против стихии ты никто. Дом еле выдержал. Я слышала, как стонут стены и рвется крыша. Никогда еще капитальное понятие «дом» не подвергалось такому сомнению. После урагана осталось ужасное чувство незащищенности в этом мире.
Это же чувство пришло ко мне опять. Знакомство с сермяжной правдой жизни открыло мне глаза. Я и не подозревала, что мужчина таит в себе столько угрозы. Я ходила по улицам, поздно возвращалась, легкомысленно заходила в лифт с незнакомыми людьми, кокетничала с мужчинами и не подозревала, насколько они опасны. Какие они эгоистичные самцы, сильные и жестокие. И как все это чудовищно не похоже на мои романтические представления об этом. По сравнению с действительностью мои девичьи эротические мечты оказались совершенно бесполыми, как у ангела в раю.
И дело было не в Антоне. Я прекрасно осознавала, что мужское начало не может быть недостатком в мужчине. Дело было в самой ситуации, которая хромала на обе ноги. Антону выпало быть моим проводником. Но он-то об этом не знал!
Вот пойдет со мной человек по болоту и не скажет, что ни разу здесь не ходил. Я вперед пойду, песенку буду петь и оглядываться не стану. А то, что он позади меня по пояс проваливается и с жизнью на каждом шагу прощается, я разве об этом знаю?
Но если бы мне сказали, что я – проводник, я бы сто раз обернулась, опасные места указала, руку бы дала и вообще рядом бы шагала. Так чего мне теперь требовать от Антона?
Он не знал. Он обрушился на меня, как тяжелая авиация на пехотинца. Мне бы в бомбоубежище. А я… За что боролись, на то и напоролись.
Чая в тот вечер я так и не дождалась.
Когда в дверь позвонили, я резко очнулась от расслабленной полудремы. Сидеть голой в чужой ванне, когда к хозяину пришли гости, -как-то не очень.
Еще больше я смутилась, когда услышала нежный женский голос.
– Я просто хотела с тобой попрощаться. -Все сегодня были неоригинальны. – Я завтра улетаю во Франкфурт.
– До свидания, Дина, – это был совсем другой Антон. Такого я еще не знала.
– Я могу пройти? – уверенная в том, что ей не откажут, спросила Дина. – Чаю-то мы можем попить по-нормальному?
– Ты ведь хотела попрощаться, – глухим голосом сказал незнакомый мне Антон. – Какого черта тебе нужен чай?
– Что с тобой, Антош? – участливо спросила она.
– Улетаешь во Франкфурт – лети. И оставь меня в покое. Можешь даже не начинать. Мне там делать нечего. Я буду жить здесь. Здесь я горы могу свернуть.
– Я не хотела без тебя. Я же любила тебя, Антон. Ты знаешь…
– Если б ты любила, ты бы осталась. А ты себя любишь больше. Свой комфорт ты любишь больше. Тряпки красивые ты любишь больше!
– Ну не заводись, пожалуйста… – она сказала это таким нежным голосом, что я готова была кусать себе локти. Они замолчали. Думаю, она его обнимала. Потом чьи-то шаги приблизились к двери, за которой лежала я.
– У меня ванна занята, – ответил он спокойно.
– Что, белье полощешь? – легкомысленно спросила она.
– Нет. Женщину.
– Неправда…
– Можешь посмотреть, если очень хочется.
– Я что, не вовремя? – безнадежно спросила она.
– Да. Ты не вовремя, Динара. – И тут он сорвался. – Я бы сказал, с некоторым опозданием! Года на полтора!
Дверь широко распахнулась, и на пороге показалась красавица Динара с безумными глазами раненой газели. Я думала, она меня сейчас утопит. Но она тут же выбежала. Захлопнула дверь, обдав меня волной холодного воздуха и горьким запахом духов.
– Я думала, что ты… – она задыхалась от возмущения. – Я даже не думала, что ты…
И дверь за ней закрылась. Антон щелкнул замком.
Когда он зашел ко мне, вода уже совсем остыла. Но я терпела. Я думала, что, если я пущу горячую воду, он вспомнит обо мне. А хорошо это или плохо, я еще не знала.
– Ну как ты? – спросил он скорее всего из чувства долга, потому что ответ его не интересовал. – Вот полотенце, – сказал он мрачно. -Вытирайся. Одевайся. Я отвезу тебя домой.
Антон небрежно заткнул полотенце за батарею. Оно упало на пол. Но он этого не увидел. Он свирепо смотрел в стену.
– Запомни, Лина! Это было в первый и в последний раз… Больше этой ошибки мы не повторим.
– Это невозможно повторить при всем желании, – прошептала я, вылезая из холодной воды и становясь под душ согреться.
Он одарил меня долгим взглядом.
В тот момент он еще не понимал, что желания наши удивительным образом совпадают. Пока я лежала в ванне, я сделала для себя тот же вывод – это было в первый и в последний раз. Мне этого просто не нужно.