Он разучивал со мной историю – в преданиях, хрониках и собственных видениях – нашего рода. Он объяснил мне, что такое самоконтроль – это было сложно, я совершенно незнакома была с дисциплиной. В замке Валентина мне разрешалось всё – Алэр был единственным, кто мог сказать мне «нет», но предпочитал сделать так, чтобы я сама захотела от чего-то отказаться. В конце концов, он знал, чем мог закончиться любой запрет – как знал и Валентин, и прислуга. Заккерий же сам мог спокойно свернуть меня в бараний рог, развернуть и в процессе долго, нудно читать нотацию на тему «почему, Лизетта, того, что ты сделала, делать не стоило». Честно говоря, если бы не Зак, я бы так и осталась сумасшедшим монстром и убийцей, потому что действительно ничего, кроме этого делать не умела. Алэр помог мне почувствовать себя человеком, Зак выпестовал его из меня – моими истериками и долгими, бессонными ночами тренировок – пока он курил кальян у какой-нибудь яблони, а я висела над утыканным кольями обрывом. «Сосредоточься, - отвечал Зак на все мои мольбы. – Ты же чародейка. Упадёшь – собирать я тебя не буду», - и преспокойно прикладывался к кальяну. Будь я помладше и не знай Валентина, я бы возненавидела Зака. А так – я понимала, зачем он это делает, и почему именно так. И терпела.
«Кроме тебя нет никого сильнее меня?» – спросила я его как-то после особенно жестокой тренировки. Зак оторвался от кальяна, приподнялся на подушках и внимательно посмотрел на меня. «Мир жутко нелогичная штука, Элиза, но не настолько, чтобы силе не противостояла сила. Помнишь, я рассказывал тебе о Великом Потопе? Когда чародеи воевали друг против друга? Великая Матерь оплакала наши жертвы и дала людям целителей. Они не сильнее нас, они просто другие. Если мы мечи, то они – щиты. И они могут исцелить всё». «Даже смерть?» - удивилась я. Зак улыбнулся. «Нет, смерть не могут. Но и убить они тоже не могут. Они и смерть не совместимы, Элиза. Но это ен значит, что они не опасны. Бойся целителя, Элиза, в его присутствии ты будешь беспомощней ребёнка. Любой сможет тебя убить. Именно поэтому мы тренируем с тобой стрельбу из лука и владением кинжалом. Твой Алэр был умным малым и заботливым, раз предложил тебе учиться такому».
Зак воспитывал меня для себя – такой, какой он хотел видеть свою спутницу. Тогда я этого не понимала, а стоило бы задуматься: все вокруг рассыпались в похвалах великой и прекрасной мне. Все, кроме него. Он мог на меня кричать, он мог устраивать фокус с кольями, он мог заставлять меня бегать с мечом или луком, когда у меня были сбиты в кровь ноги, но сам он никогда не поднимал на меня руку. Хотя я прекрасно знала, как он обращался с другими женщинами. И да – он смеялся над моей девственностью – «ты же чародейка, Элиз, чародеи и невинность суть разные понятия!», – но, в то время как сделать меня женщиной хотело пол Ярати, начиная с короля и заканчивая встречавшими меня на ежеутренних пробежках пастухов, Зак никогда даже не предлагал и тем более не пробовал сделать это со мной сам. Он отлично знал, во что это в итоге выльется. И не мог не понимать, что я не выдержу его объятий. И даже когда бывал истощён – а бывал довольно часто после наших с ним тренировок – он терпеливо добирался до дома, отправлял меня на женскую половину и брал рабыню, не забыв поставить заглушающий звуки заслон.
Но я была слишком юна, чтобы понимать, что он меня бережёт. И для чего он это делает. А Заккерию нравилась моя наивность – он тщательно ограждал меня не только от себя, но и от того, что могло меня испугать. Он своими руками создавал для меня сказку – как Валентин. Но работал над ней куда как тщательней.
Спустя год после моего приезда наши тренировки закончились, Зак впервые представил меня своему хозяину – королю Овидию. Тогда, кстати, и начался этот пикантный период всеобщей любви ко мне.
В Овидстане чародеев любят в принципе. Начиная с Зака. Чтобы этот мерзавец ни творил с женщинами – а в этом он мерзавец, уж поверьте – не одна свободная яратка видела его во сне, полном похоти и желания. И это несмотря на то, что выходцев с востока в Овидстане традиционно не считают красивыми. А вот северян считают. Плюс в мою пользу – я наслушалась и про синь моих глаз и про чёрный шёлк волос. Моим ножкам обычно уделяли особенное внимание – проникнувшись местными традициями, я ходила босиком. Ровно до того момента, пока Зак, мерзко ухмыляясь, не приволок в дом стопку гравюр моей щиколотки с подписями сутр. И ещё хохотал: «Лизетта, милая, даже если ты облачишься в бесформенное платье до пят, они найдут прелесть и в этом». Они да, они бы нашли! Все же прекрасно понимали, какая выгода – расположение чародея. Зак, например, исполнял маленькие желания своих любовниц – молодость до ста лет, удача в каком-либо деле, лишние десять лет жизни и прочие глупости. Это если забыть о том, что после короля Зак был первым человеком в стране.
Король Овидий – восхитившись моей красотой и стыдливостью – представил мне своих сыновей. Да, всех троих. И ничто сумнящеся объявил, что тот, кто покорит неприступную Элизу – иными словами, кому из них я принесу клятву – тот и станет следующим королём.
Я думаю, эту затею придумал Зак. Если б знала наверняка, я бы лично его «поблагодарила»…
Троица принцев сильно испортила мне жизнь. Ко всеобщему вниманию я ещё могла привыкнуть – положа руку на сердце, оно мне нравилось. Кому не нравится, когда ему посвящают стихи, поют песни, за кого молятся Великой Матери? Но эти трое донимали меня не на шутку, особенно Аджахад, младший сын. На момент нашего знакомства он отнёсся ко мне, как к товарищу по играм – наивный был, как и я. Забавный угловатый мальчишка-принц показывал, как надо разить придуманных врагов саблей и рассказывал, что будет делать, когда станет великим наместником. Потом таскал меня в чайхану, напивался, пел песни и снова размахивал саблей, потому что «вон тот господин на тебя не так посмотрел». И он же рассуждал о красоте стихов Ажшхаля, пел трогательные серенады и в свободное от пьянства и прогулок по борделям время делал прекрасные заготовки для украшений. Потом спустя три года отец назначил его наместником провинции Рабах, и Аджахад уехал. А вернулся уже вот таким. Вроде тот же весельчак и балагур… Но на меня смотрел уже не как на товарища по забавам или, быть может, друга. И научился лгать – качество, которое я в людях с некоторых пор не терпела.
Надим, второй сын, лгал мне постоянно. Впрочем, он лгал всем. Он дышал как лгал – и ложь у него выходила виртуозно, даже я не всегда понимала, он солгал или сказал правду. Надим искренне верил всему, что выдумывал – пока ему это было удобно.
А в довершении Зак в шутку сказал ему, что я обожаю розы. И принц с тех пор всегда умудрялся сделать так, чтобы розы оказывались утром у моей постели. Думаю, подкупал слуг – у меня были свободные слуги, не рабы. Рабов я видеть не могла. Как и розы.
Старший, Амир был единственным из принцев, кого общение со мной откровенно тяготило. Любимчик отца, и Овидий чуть не силой отправлял его по утрам пообщаться со мной – пока я не сбегала за город, как часто это делала. Или пока сам Амир не сбегал по «срочным государственным делам», как это часто делал он.
Обычно мы молча сидели рядом на скамейке в беседке – я решительно не находила для него слов, и он для меня тоже. Единственный яратец, кого не восхищала моя щиколотка, синь моих глаз и чернота волос. Заккерий его не любил, и, по-моему, у них это было взаимно. А я Амира уважала больше его братьев – он мной тяготился, однако, он мне и не лгал. Но утренние посиделки в тягостном молчании утомляли!
Зак считал, что я дурочка и привереда – просто обязана выбрать кого-нибудь из трёх братьев и осчастливить Овидстан. Я знала, что куда больше Овидстана его волнует моё душевное равновесие. Зак понимал, насколько близкий физический контакт необходим чародею и боялся оставлять меня одну, а приходилось – на границе с Мальтией велась война, на которую Заккерий отказывался меня брать. А я отказывалась обзаводиться любовником – у меня были высокие запросы. Кроме ответной любви мне хотелось, чтобы человек мне не лгал, а это было практически невозможно.
Тогда Заккерий заставил меня приручить фамильяра – как он это называл. Дело в том, что животные, в отличие от людей, обычно не дают нам так просто забраться в свою голову – они нас чувствуют. Другое дело прирученное животное, наполовину ставшее тобой. У Заккерия был ворон – громадный чёрный ворон, отъевшийся мясом. Зак уверял, что человеческим. Ворон действительно был наполовину Заком – я могла общаться с ним, а слышал меня чародей. Удобно, когда Зак находился в отъезде – он предпочитал не спускать с меня глаз, пусть и вороньих.
Я же выбрала себе животное покрупнее – волка. На самом деле, так вышло случайно: на одной из охот принц Надим подстрелил громадную волчицу, его грум нашёл волчонка, и Надим приказал ему подпалить малютке хвост да гнать камнями – чтобы бежал быстрее и стрелять в него было интересней.
Я же выбрала себе животное покрупнее – волка. На самом деле, так вышло случайно: на одной из охот принц Надим подстрелил громадную волчицу, его грум нашёл волчонка, и Надим приказал ему подпалить малютке хвост да гнать камнями – чтобы бежал быстрее и стрелять в него было интересней.
Я бросилась спасать волчонка, когда он завизжал – в итоге парочка стрел прошила мне шальвары в опасной близости от сухожилий. Надиму повезло, что Зак был в отъезде и по физиономии ему съездил Амир на правах старшего. Впрочем, судя по количеству роз после этого, Зак тоже добавил. А спасённый волчонок, ещё совсем малютка, совершенно спокойно перенёс мою магию и через год вырос в матёрого Волка, бегающего за мной, как нянька. Через него действительно очень удобно было направлять заклинания – даже если я была далеко. И Зак успокоился – впрочем, он всё ещё настаивал на том, что мне нужен любовник. Я же боялась доверять кому-нибудь кроме него и Волка, и физического контакта тоже боялась – я теряла над собой контроль, как раньше, что всегда заставляло меня вспоминать не очень приятные вещи из прошлого.
Но время шло, я росла, и моё существо давало о себе знать. «Мы не люди, Элиза, - говорил Зак, потягивая молодое вино. – Признай это, и веди себя соотвествующе. Без секса мы умираем, как без воды». Наверное, в конец концов, он нашёл бы мне идеального любовника… Впрочем, какие сомнения: он уже находил – рабов. Зак не понимал моей щепетильности по поводу невольников – для него они даже людьми не были. И он делал с ними всё, что хотел – хорошо, не на моих глазах.
Получилось же иначе – я уехала. Меня тянуло путешествовать – я никогда не была особенной домоседкой, ни тогда, ни сейчас. Больше двух лет на одном месте я не выдерживаю – мне начинает чудиться клетка замка Валентина, я становлюсь нервной и, в конце концов, сбегаю – не от себя ли?
Тогда случилось то же самое. Ярати со всем её очарованием стала мне надоедать. Я заскучала – а тут и Зак, подслушав мои мысли, принялся меня подначивать. Он, конечно, всё понимал лучше – в то время больше любви к путешествиям меня тянуло проклятие. Но Зак предпочёл это от меня скрыть. Он подзадорил меня очередным рабом-любовником. И да, явившиеся не вовремя западники с предложением их королевы тоже внесли свою лепту.
***Солнце садилось под тонкие звуки флейты.
Чародейка Элиза Северянка поглаживала холку насторожившегося волка, и, устроившись на пушистом ковре у мраморной ограды, смотрела на закат. Кроваво-красное солнце уверяло, что где-то в этом мире боги забрали чью-то жизнь до срока. И наверняка не одну.
Это, и флейта навевали задумчивую меланхолию, которой приятнее всего предаваться под суры мудрого Аджаля-фие, чьи слова ласкают слух, а смысл отрезвляет ум.
Элиз серьёзно подумывала наколдовать его увесистый пыльный томик из библиотеки Заккерия, когда занавеска, скрывающая вход за ширму, откинулась и хозяин чайханы, услужливо кланяясь, пропустил к столику девушки троих западников. И встал статуей рядом, пока Элиза, смерив гостей удивлённым взглядом, не кивнула ему, разрешая уйти.
Волк угрожающе зарычал, когда старший из «гостей» беззастенчиво уселся напротив девушки, а двое других встали у него за спиной.
Элиза успокаивающе положила ладонь на лоб Волку и, отвернувшись к покачивающимся на ветру веткам магнолии, вздохнула.
Меланхоличный вечер под флейту и томик сур портился вместе с настроением.
- Госпожа, - после продолжительного и весьма удивлённого молчания, начал старший западник с выправкой воина, чуть смягчённой годами государственной службы. – Имею ли я честь…
- Имеете, - скучающе отозвалась девушка, не оборачиваясь. – Это действительно я, и я действительно чародейка. И если вы привезли мне щедрое предложение вашей королевы Хелении, то можете убираться в бездну.
Двое за спиной бывшего воина удивлённо переглянулись и дружно положили руки на пояса, к спрятанным за плащам клинкам.
Волк угрожающе зарычал из-под руки девушки.
- Прекрасная госпожа ещё не выслушала щедрое предложение моей королевы, - улыбнулся сидящий напротив Элизы западник. – Поверьте, оно намного выгоднее яратского. Вот, извольте…
Элиза сделала последний глоток и поставила пустую фарфоровую чашечку на стол.
Закат под аккомпанемент очередной попытки заставить служить… Вечер был безнадёжно испорчен.
- Убирайтесь, - перебила девушка. – Убирайтесь или я вышвырну вас отсюда.
- Госпожа, - глядя на Элизу как на неразумную маленькую девочку, терпеливо повторил западник. – Вы не понимаете…
И, похоже, только теперь обнаружил, что его слова звучат в полной тишине. Замолкли звуки флейты. Замолкли разговоры, замолк звон бокалов и чашечек.
- Вам действительно лучше уйти, - проследив его взгляд, добавила Элиза. – Если эти «неблагодарные» яратцы решат, что вы мне докучаете, вас тихонько убьют в тёмном переулке. Или, если подумают, что пытаетесь причинить мне вред, убьют прямо здесь.
- Я передам королеве ваш отказ, - мгновения спустя произнёс западник, вставая и не спуская с девушки тяжелого взгляда. – Но её предложение остаётся в силе.
Элиза равнодушно пожала плечами.
- Госпожа, я никогда не позволил бы себе нарушить ваш покой, - сунулся в её закуток взволнованный хозяин чайханы, когда западники ушли. – Но они уверяли, что хотят…
«Они просто тебе заплатили», - подумала Элиза. А вслух с улыбкой произнесла:
- Всё в порядке. И пожалуйста, вот мой счёт.
Хозяин не слишком долго отказывался от горсти золотых монет – слишком много для травяного тоника, но, по мнению Элизы, слишком мало для красивого вечера под звуки флейты.
Жаль, так грубо испорченного.
Засыпающий, тонущий в алых лучах город звенел гонгом в храме Девятки, упряжью верблюдов, монистами на поясе танцовщиц, струями воды у фонтана со столпившимися рядом верблюдами, взвизгивал колоколом на рынке рабов.
Элиза всегда обходила рынок стороной. Стоя у ворот рынка и кусая губы, она каждый раз видела себя на цепи, идущей вслед за господином. На золотой цепи, но разве есть разница?
Разве о такой жизни она когда-то мечтала?
Элиза вздохнула и случайно встретилась взглядом с проходящим мимо юношей. Медная, цепочка, узорчатые звенья, ошейник в виде ожерелья. И конец поводка – в руке девушки, милующейся со смазливым мужчиной – воином или стражником. И девушка, и мужчина были яратцами и свободными. Юноша-раб выглядел, как и Элиза – северянином. И наверняка вышел его хозяевам в копеечку – северяне с некоторых пор резко поднялись на яратском рынке в цене. Как и выходцы с востока – лет десять назад.
- Госпожа-чародейка, - склонив голову, поприветствовал Элизу мужчина-яратец, обнимая свою даму.
Элиза машинально растянула губы в улыбке.
Синие, почти как у чародейки, глаза раба изумлённо распахнулись. И сразу уткнулись в землю. В нём была ненависть. Глубоко спрятанная, почти выбитая – наверное, не раз продавался. Но ещё была.
Элиза поймала её. Как тонкую струю аромата роз. И следом – желание, как и раньше. Скривилась от омерзения. Отвернулась.
Да, она чародейка. Чародеи никогда не бывают рабами. Так утверждал Зак, но сама Элиза считала, что у чародеев всего лишь невидимая цепь.
Сворачивая в нужный проулок, девушка щёлкнула пальцами – это всегда помогало сосредоточиться. Семенящий рядом волк обернулся, навострив уши.
Над площадью у рынка взлетела, удивлённо крича, чайка. В алом закатном свете её силуэт колебался, как мираж – или у Элизы снова перед глазами стоял туман?
Медное ожерелье-ошейник, сверкнув, упало неподалёку от девушки.
- Волк, нельзя, - пробормотала чародейка, ускоряя шаг.
Дёрнувшийся было понюхать волк побежал за ней.
Элиза отлично знала, что ей не придётся разбираться с недовольными господами-яратцами, оставшимися без раба, что с неё даже денег не потребуют. Но от этого её собственная невидимая цепь как будто сделалась тяжелее.
Заплатит яратцам их король. Как всегда он делал для Зака, как – не задавая вопросов – делал и для неё.
А цепь всё тяжелела.
***- Милая Лиззетта вернулась, - отрываясь от кальяна, улыбнулся чародей Ярати Заккерий. – Ну как – снова размышляла о смысле жизни в самой дорогой чайхане столицы? Под звуки флейты и суры у тебя это неплохо получается. Или торчала на Лысой горе, разглядывая город с высоты птичьего полёта, раздумывая о том, как юную птичку снова посадили в золотую клетку? Ну, тогда день прожит не зря! – и, рассмеявшись, приложился к трубке, вдыхая ароматный дым.
Элиза поморщилась, кивком отпустила морщащего нос волка и прошла к груде раскиданных рядом с кальяном подушек.
- Я думала, ты будешь в отъезде ещё месяц.
- С какой стати? - махнул рукой чародей, подтягивая под себя ещё одну подушку. – Скучно, и нет общества прелестной страдающей девицы, имеющей дурную склонность читать чужие мысли. Милая Лиззетта, рядом с тобой отлично получается думать о жизни. И даже о подступающей старости. Глядя на тебя, я верю, что молодость ужасна.