Закончив с первыми двумя полосами, Семен Сергеевич решил, что можно позволить себе немного отдохнуть, и сходил на кухню, чтобы заварить чай. На этот раз он сыпанул заварку в кружку щедрой рукой, и чай получился хотя и не ароматный, но достаточно темный для того, чтобы назвать его крепким. Выпив чаю с галетами, которые оказались настолько черствыми, что их невозможно было разжевать, не размочив предварительно в кипятке, Семен Сергеевич вновь взялся за «Хорошие новости». Впереди его ожидало самое приятное — третья и четвертая полосы газеты, на которых обычно не было ни слова о политике.
Настроение Семена Сергеевича резко испортилось, едва только он увидел заголовок «Борьба с преступностью продолжается». Само собой, в статье речь шла о выдающихся достижениях органов правопорядка в деле искоренения преступности. Но опыт подсказывал Семену Сергеевичу, что искать слова-плюсы в статьях, посвященных криминалу, было бесполезной тратой времени. И все же он добросовестно просмотрел статью, чтобы еще раз убедиться в том, что ни одного дополнительного балла выловить из нее не удастся. Зато вот колонка, посвященная краеведению, астрологический прогноз и сводка погоды позволили Семену Сергеевичу сделать вырезок сразу на триста семьдесят пять баллов.
Четвертую полосу занимали рекламные объявления и короткие заметки с информацией о театральных премьерах и вернисажах, так что на обратных сторонах вырезок, сделанных Семеном Сергеевичем с третьей полосы, набралось еще около трех десятков положительных баллов.
Скинув изрезанную газету на пол, Семен Сергеевич принялся сортировать вырезки и суммировать положительные баллы. К сожалению, на вырезках попадались и слова-минусы, но, подсчитав окончательный результат, Семен Сергеевич испытал небывалый прилив оптимизма. У него на руках имелось ровно семьсот тридцать два положительных балла! Это означало, что после уплаты двухсот сорока одного балла за жилье и вычета четырехсот тридцати баллов, которые следовало отложить на питание, у него оставался еще шестьдесят один балл! А поношенные, но все еще крепкие зимние ботинки, которые давно уж присмотрел себе в магазине для малоимущих Семен Сергеевич, стоили ровно шестьдесят баллов!
Семен Сергеевич в возбуждении провел ладонью по лбу, так, будто на нем выступила испарина. Переведя дух, он суетливо, совершая массу ненужных движений, собрал вырезки в стопку, вложил их между страницами паспорта и начал одеваться.
Погода на улице была исключительно мерзкой. Видно, действительно что-то неладное происходило с природой: в середине декабря с неба сыпал мелкий дождик, а под ногами хлюпали лужи, на дне которых таился предательский лед. Довершали неприглядную картину кучи собачьего дерьма на асфальте, между которыми можно было пройти, только проявив мастерство незаурядного танцора. Но сегодня Семен Сергеевич ничего этого не замечал. До районной управы можно было добраться на автобусе, проехав две остановки, но автобусы ходили так редко, что Семен Сергеевич решил, что быстрее дойдет пешком. Он шел, втянув голову в плечи, запахнув старенькое, поношенное пальто и не вынимая руку из кармана, где у него лежали документы и вырезки из «Хороших новостей».
У приемного окошка уже змеилась очередь человек в тридцать. Семен Сергеевич обреченно вздохнул и безропотно пристроился в хвост очереди.
Очередь двигалась мучительно медленно. Каждый пенсионер задерживался у окошка по меньшей мере минут на десять, что-то терпеливо объясняя приемщице, а порой даже пытаясь в чем-то убедить девушку в окошке. Вначале Семену Сергеевичу было почти нестерпимо тоскливо стоять в конце очереди, которая, казалось, вообще не двигалась с места, но после того как следом за ним пристроился хвост длиной не меньше той колонны людей, что стояла впереди, он несколько воспрял духом. Уж если люди, стоявшие следом за ним, надеялись на то, что сегодня им удастся сдать свои вырезки из «Хороших новостей», то у него и подавно были все шансы добраться до заветного окошка прежде, чем на нем появится табличка с убийственной в своей прямоте надписью: «Прием закончен».
Без четверти шесть, простояв на ногах без малого семь часов, Семен Сергеевич наконец-то смог заглянуть в окошко, за которым сидела приемщица — смурная девица неопределенного возраста с растрепанной прической и небрежно наложенным не в меру ярким макияжем, одетая в белую блузку и нестерпимо красную кофточку. Семен Сергеевич попытался приветливо улыбнуться приемщице, но, поскольку сил у него уже почти не оставалось, улыбка получилась несчастной и жалостливой, точно у нищего, протягивающего руку за подаянием.
— Ну, давайте, что ли, — недовольно глянула на Семена Сергеевича приемщица.
Семен Сергеевич торопливо сунул в окошко свое пенсионное удостоверение и паспорт, в которой были вложены вырезки.
Заглянув в пенсионное удостоверение и сверив номер паспорта, приемщица веером разложила на столе перед собой вырезки и, вооружившись трафаретом, принялась за проверку. Семен Сергеевич с волнением наблюдал за происходящим. Он даже привстал на цыпочки, но ему все равно не было видно, какие цифры проворно набивает приемщица на клавиатуре стоявшего справа от нее калькулятора.
Проверка заняла чуть больше пяти минут.
— Шестьсот пятьдесят два балла, — сообщила приемщица, возвращая Семену Сергеевичу документы.
— Как? — Семену Сергеевичу показалось, что он ослышался.
— Шестьсот пятьдесят два балла, — повторила приемщица и принялась отсчитывать торговые купоны.
— Простите, — доверительно наклонился к окошку Семен Сергеевич. — Но по моим подсчетам выходит семьсот тридцать два…
— Считайте правильно, — решительно прервала его приемщица.
— Но я все тщательно проверил…
Приемщица посмотрела на Семена Сергеевича так, словно он нахально пытался заглянуть ей под юбку.
— Вы что, думаете, я ваши баллы себе в карман положила? — с вызовом спросила она.
— Нет! — Семен Сергеевич с праведным возмущением отмел саму возможность каких либо злоупотреблений со стороны приемщицы. — Конечно же, нет! Но все же, — заискивающе улыбнулся он, — быть может, вы еще раз проверите?
— Вы видели, какая очередь стоит за вами? — с укоризной посмотрела на Семена Сергеевича приемщица.
— Совершенно верно, гражданин, — заворочался за спиной у Семена Сергеевича старичок в старой болоньевой куртке и драном заячьем треухе. — Не задерживайте очередь. Девушка знает свое дело.
Следом за стариком зароптали и другие люди из очереди.
— Я все понимаю, — снова обратился к приемщице Семен Сергеевич. — Но все же… Разница получается в восемьдесят баллов…
— А я здесь при чем? — не глядя на Семена Сергеевича, пожала плечами приемщица.
Отсчитав купонов на сумму в шестьсот пятьдесят два балла, она выложила перед Семеном Сергеевичем несколько разноцветных бумажек с портретами Пушкина, Достоевского, Чехова и Толстого.
Зажав купоны в кулак, Семен Сергеевич все же не торопился отходить от окошка.
— Ну, в чем там у вас дело, гражданин? — снова завозился за спиной Семена Сергеевича дед в заячьем треухе. — Можно подумать, вы один купоны получаете!
— Простите, — вновь обратился к приемщице Семен Сергеевич. — Но, может быть, вы объясните мне, как получилось, что мы с вами по-разному подсчитали количество баллов на моих вырезках?
Приемщица вздохнула устало и безнадежно.
— Для оценки слов вы пользовались официальным справочником, выпущенным в марте этого года?
— Конечно, — заверил приемщицу Семен Сергеевич.
Приемщица достала из стола брошюру и показала ее Семену Сергеевичу.
— Это дополнение к официальному справочнику, выпущенное две недели назад, — объяснила она. — В соответствии с которым балльная оценка пятисот тридцати трех слов изменена.
— И как же теперь? — растерянно развел руками Семен Сергеевич.
Приемщица снова вздохнула.
— Десять купонов за брошюру.
Семен Сергеевич по-прежнему пребывал в состоянии глубочайшей растерянности. Почти не понимая, что делает, он протянул приемщице красную бумажку с портретом Достоевского. Получив в обмен брошюру с дополнениями к официальному справочнику, он сунул ее в карман и, запахнув пальто, вышел на улицу.
Медленно передвигаясь по скользкому грязному асфальту, Семен Сергеевич пытался подсчитать в уме, сумеет ли он с оставшимися шестьюстами сорока двумя купонами дожить до следующего выпуска «Хороших новостей». Он понимал, что изменения в официальный справочник были внесены вовсе не потому, что правительство пыталось таким образом ущемить интересы граждан. Страна переживала сложный переходный период. И в том, что он тянулся уже не первое десятилетие, не было ничьей вины. Как говорил в своем последнем обращении к дояркам и скотницам отец нации: «Лучше трудное, связанное с лишениями и жертвами, движение вперед, чем бесконечное топтание на месте». Семен Сергеевич был согласен с отцом нации. Он был готов идти на жертвы. Но только что он мог сделать для своей страны, если купонов, которые он получил сегодня в районной управе, могло хватить ему на месяц только при том условии, если он полностью откажется от сахара, а цены на остальные продукты питания не взлетят вверх так же стремительно, как это случилось в начале осени? И кроме того, ему нужны были зимние ботинки. Пусть не новые, но такие, в которые снег не набивался бы через расползшиеся швы. Ботинки стоили шестьдесят купонов, которых у Семена Сергеевича не было.
— Конечно, — заверил приемщицу Семен Сергеевич.
Приемщица достала из стола брошюру и показала ее Семену Сергеевичу.
— Это дополнение к официальному справочнику, выпущенное две недели назад, — объяснила она. — В соответствии с которым балльная оценка пятисот тридцати трех слов изменена.
— И как же теперь? — растерянно развел руками Семен Сергеевич.
Приемщица снова вздохнула.
— Десять купонов за брошюру.
Семен Сергеевич по-прежнему пребывал в состоянии глубочайшей растерянности. Почти не понимая, что делает, он протянул приемщице красную бумажку с портретом Достоевского. Получив в обмен брошюру с дополнениями к официальному справочнику, он сунул ее в карман и, запахнув пальто, вышел на улицу.
Медленно передвигаясь по скользкому грязному асфальту, Семен Сергеевич пытался подсчитать в уме, сумеет ли он с оставшимися шестьюстами сорока двумя купонами дожить до следующего выпуска «Хороших новостей». Он понимал, что изменения в официальный справочник были внесены вовсе не потому, что правительство пыталось таким образом ущемить интересы граждан. Страна переживала сложный переходный период. И в том, что он тянулся уже не первое десятилетие, не было ничьей вины. Как говорил в своем последнем обращении к дояркам и скотницам отец нации: «Лучше трудное, связанное с лишениями и жертвами, движение вперед, чем бесконечное топтание на месте». Семен Сергеевич был согласен с отцом нации. Он был готов идти на жертвы. Но только что он мог сделать для своей страны, если купонов, которые он получил сегодня в районной управе, могло хватить ему на месяц только при том условии, если он полностью откажется от сахара, а цены на остальные продукты питания не взлетят вверх так же стремительно, как это случилось в начале осени? И кроме того, ему нужны были зимние ботинки. Пусть не новые, но такие, в которые снег не набивался бы через расползшиеся швы. Ботинки стоили шестьдесят купонов, которых у Семена Сергеевича не было.
Семен Сергеевич тяжело и безнадежно вздохнул. Он понимал ситуацию, а потому не роптал. Нынче всем было нелегко. И не было смысла искать виноватых, поскольку вина за то, что происходило в стране, в равной мере лежала на всех — как на тех, кто бездарно руководил ею, так и на тех, кто безропотно соглашался со всем, что они делали. Что оставалось Семену Сергеевичу Вакулину, сжимавшему в кулаке тоненькую пачку разноцветных бумажек, которые, как он верил, должны были помочь ему протянуть еще один месяц? Только надеяться на то, что в следующем месяце в газете будет больше хороших новостей и он наконец-то сможет набрать столь необходимые ему баллы, чтобы купить зимние ботинки.
Евгений Лукин МГНОВЕНИЕ ОКА (Неокиберпанк)
Старший оперуполномоченный Мыльный отличался крайней любознательностью, однако тщательно скрывал от сослуживцев это свое весьма полезное для работы качество. Причина была проста: в босоногом детстве будущего опера дразнили Варварой — в честь незабвенной гражданки, якобы лишившейся на базаре носа, а ребяческие впечатления, как известно, наиболее глубоки и болезненны.
Неистребимый интерес ко всему новому Мыльный скрывал довольно хитро: скорее выпячивал, чем скрывал, мудро придавая своему любопытству черты скепсиса.
— Во дает! — цинически всхохотнул он, когда новая, только что установленная программа «Пинкертон» вывела на экран первый десяток подозреваемых. Против каждой фамилии была обозначена в процентах вероятность совершения данным гражданином данного проступка. — Так и поделим, — глумливо сообщил опер неизвестно кому. — Этому — двадцать четыре процента срока, этому — одиннадцать…
А главная прелесть заключалась в том, что преступления-то никакого не было вообще — старший оперуполномоченный его сам придумал. Никто никого не убивал и не грабил вчера в Центральном парке в ноль часов пятнадцать минут местного времени. Тем не менее в списке подозреваемых значились вполне реальные люди. Кое-кого Мыльный, помнится, даже допрашивал когда-то — по другому, естественно, делу.
Круглая тугая физиономия стала вдруг хитрой-хитрой. Тыча в клавиши тупыми толстыми пальцами, любознательный опер набрал собственную фамилию — и скомандовал ввод.
Секунды через четыре компьютер сообщил, что вероятность участия гражданина Мыльного А. М. во вчерашнем (им же самим вымышленном) злодеянии равняется примерно одному проценту.
Угодивший в подозреваемые хмыкнул и, с треском почесав коротко стриженный затылок, проверил за компанию нелюбимого им полковника Непадло. К великому разочарованию старшего оперуполномоченного, против означенной фамилии выскочили жалкие 0,2 процента.
Хотя — понятно. Убийство и грабеж еще ведь не каждому по плечу. Это тебе не генералу задницу лизать…
Тут Мыльного осенило. С сатанинским выражением лица он вновь склонился над клавиатурой. Фамилию начальника, место, время и дату оставил неизменными, а вот деяние сменил. Теперь формулировка была такова: получение взятки от криминальных структур в особо крупных размерах… Нет! В особо крупных — много чести! Сотрем. Просто: получение взятки от криминальных структур…
Ответ последовал почти незамедлительно. Цифра на экране возникла столь внушительная, что Мыльный даже присвистнул. Затем насторожился и вышел из программы, не сохраняя данных. А еще через пару секунд дверь открылась — и в кабинет ступил полковник Непадло собственной персоной.
Высокий, сухощавый, седовласый — ему бы в кино играть кого-нибудь сильно положительного. Полковника МВД, например. Вот только портили портрет Герману Григорьевичу судорожно подвижный поршень кадыка да беспокойно блуждающий взгляд.
В целом же — вопиющее несоответствие характера и унаследованной от запорожских предков фамилии.
— Осваиваешь? — отрывисто осведомился вошедший.
Был он не на шутку чем-то озабочен.
— Да освоил уже… — хмуро отозвался Мыльный.
— И-и… как? Надежная штука?
Оперуполномоченный скорчил пренебрежительную гримасу и неопределенно повел округлым плечом. Так, дескать, баловство.
Полковник Непадло помялся, подвигал кадыком, поблуждал глазами. Кашлянул.
— Дзугаева проверить надо, — сказал он наконец.
— Его не проверять, его брать надо, — проворчал Мыльный, набирая в нужных окошечках: Дзугаев Ваха Данилеултанович. — Что шьем?
Не получив ответа, обернулся. Полковник Непадло пребывал в легком замешательстве.
— Да депутат один на генерала нажал, — не совсем понятно и как бы оправдываясь, проговорил он. — Люди-то — пропадают. Один за другим… Дескать, вот и компьютерами нас оснастили, а все равно пропадают…
— Так, — понимающе поддакнул Мыльный, выжидательно глядя на полковника.
— Н-ну… Слыхал, наверно, какая про него поговорка ходит? Про Дзугаева…
— Слыхал. Моргнет левым глазом — и нет человека.
— Вот проверить надо.
Ошеломленное выражение исчезло с округлой физиономии Мыльного столь быстро, словно бы вообще не возникало.
— Сделаем, — невозмутимо молвил он, снова поворачиваясь к монитору. — Какого-то конкретного человека или?..
— Или, — желчно отозвался полковник.
— Понял… Значит, место преступления — не установлено. Время — не установлено. Потерпевший — не установлен… — Голос Мыльного звучал — комар носа не подточит! — серьезно, буднично, деловито, но, сказать по чести, давно так не веселился старший оперуполномоченный. — Орудие преступления: левый глаз… Действие… Хм… Действие…
— Мигнул, моргнул… — сердито подсказал Непадло.
— Нет… Мигнул, моргнул — она не поймет. Тут это надо… существительное… Миг?.. Морг?..
— Какой морг? — вспылил полковник. — Морг ему! Пиши — моргание.
— Моргание… — с наслаждением повторил Мыльный. — Причиненный ущерб — исчезновение человека… Есть, Герман Григорьевич! Готово. Вероятность — ноль целых ноль десятых процента… Могу распечатать.
— Распечатай! — бросил тот. — Отнесу генералу, а он уж пусть разбирается с этим… с депутатом… —
Полковник посопел, похмурился. — Погоди-ка! У тебя ж там, в компьютере, весь наш район, так?
— А как же! База данных, — подтвердил Мыльный, не без удовольствия выговаривая недавно заученные слова.
— Много времени займет всех проверить?
— Вообще всех? Или только с судимостями?
— То есть как? — Полковник оторопел. — У тебя там что? И несудимые тоже?.. А что у тебя на них?
— Адреса, анкетные данные…
— Откуда?
— Пашу попросил — а он в паспортном столе скопировал. Там ведь сейчас тоже всю документацию дублируют, в электронку переводят…
— М-м… — Полковник поколебался. — Нет, ну их к черту! Давай одних судимых.