– Так ищите этих негодяев, черт возьми! – вскричал Марчук. – Это я за вас должен делать, товарищ подполковник? Не можете уничтожить батарею, так хотя бы найдите корректировщиков!
Армагеддон продолжался с короткими перерывами. Украинская артиллерия сегодня что-то разгулялась. Видимо, мстила за десять своих героев, которых Васько и Ряшин забрали на тот свет.
К двум часам дня обстрелу подверглось двухэтажное здание городской администрации, расположенное в сквере Героев Труда. Приказ об эвакуации поступил туда еще час назад. Словно тот человек, который отдал его, заранее почувствовал опасность. Немногочисленные сотрудники давно покинули рабочие места.
Точность попаданий обескураживала. Обычно украинские артиллеристы не отличались такой меткостью. Этим и объяснялись многочисленные жертвы среди гражданского населения.
Вереница разрывов накрыла сквер. Падали деревья, взлетали в воздух лавочки, урны, превращались в пыль клумбы с астрами и бархатцами. Три снаряда попали в здание, разнесли холл, зал совещаний, приемную и кабинет градоначальника. Из здания вылетели все стекла.
В указанный квадрат мгновенно выехали патрульные группы ополченцев, стали прочесывать местность. С трех сторон пылающий сквер окружали жилые здания: несколько панельных хрущевок, две кирпичные свечки в девять этажей.
Капитан Андрей Окуленко лихорадочно соображал, озирая обшарпанные здания.
«Работал наводчик, это факт. Прибыл в квадрат, занял удобную позицию и сделал свое черное дело. Мгновенно покинуть квадрат он не может, должен следить, как проводится обстрел, и при необходимости корректировать действия артиллеристов. Значит, остается слабый шанс, что этот гаденыш еще здесь. Сидеть в пятиэтажке – не дело, маловата высота. А вот в здании о девяти этажах, да еще на самом верху!..»
Он внимательно разглядывал окна верхних этажей. Многие были выбиты, закопчены, в стенах чернели вмятины.
– Данилов, оцепить оба здания! Никого не выпускать, потом разберемся! И будьте осторожны, этот гад может быть вооружен!
Все нормальные люди давно спустились в бомбоубежище под домом. Возможно, остались самые отчаянные, которым плевать на опасность, или те, кто по ряду причин не мог покинуть свои квартиры. Люди разбегались, оцепляя здание.
– Никому не выходить из бомбоубежища! Граждане, обстрел еще не закончился! – орал двухметрового роста ополченец по фамилии Голуб.
Под началом капитана Окуленко в этот день была не только его группа, но и три аналогичные, практически весь комендантский взвод. Он бегло оценивал ситуацию. Обстрел здания администрации прекратился, теперь канонада гремела где-то на западе, у завода промышленных холодильных установок. Не факт, что здесь находится корректировщик, но чем черт не шутит.
Три группы он поставил в оцепление, собрал свою и лаконично обрисовал задачу:
– В каждом здании по одному подъезду. Двигаться по лестнице, страхуя друг друга, под пули не лезть, осматривать квартиры. Постоянный контакт с каждым членом группы. Первый объект – дом номер тридцать по улице Гаранина.
– До вечера провозимся, командир, – заявил Пашка Дорофеев и почесал вихрастый висок.
– И не факт, что найдем черную кошку, – добавил Савельев.
– По логике все правильно, – рассудительно заметил Дорофеев. – Били кучно, без разбросов и в целом метко. Наводчик был. Засесть ему лучше в самом высоком месте…
– Логика есть, – подтвердил Голуб. – Но какая-то женская.
– Поговорили, да? – Андрей нахмурился. – Обсудили приказ, теперь можно его выполнять? Для тех, кто еще не понял – я сговорчивый и покладистый человек до тех пор, пока меня не начинают раздражать. А вы уже в этом преуспели. Выполнять!
Ополченцы быстро обшарили лишь первые этажи. Несколько квартир были заперты, жильцы уехали или сидели в подвале. В квартире номер семь царил форменный погром – окна вынесены, мебель перевернута и разбита, на стене в спальне давно высохли жирные потеки крови. Этому жилью «повезло» больше прочих, в него попали дважды.
Сработал сотовый телефон Андрея.
– Капитан Окуленко? – торопливо проговорил абонент. – Майор Палич беспокоит.
– Здравия желаю, товарищ майор, – отозвался Андрей. – Виноват, но в данный момент проводим зачистку…
– Знаю, – перебил его Палич. – Ваше начальство уже доложило. Вы сейчас на улице Гаранина?
– Так точно.
– Здания оцепили?
– Да, товарищ майор. – Окуленко скрипнул зубами, но предпочел не нарываться.
Если уж начальство решило отвлечь его от такого важного дела…
– Внимание, товарищ капитан! Дом номер тридцать два по улице Гаранина. Возможно, именно его вы сейчас и зачищаете. Три минуты назад со мной связался некто Карамов Игорь Валентинович. Он проживает в указанном доме. Пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны. Он мой бывший учитель. Но это не важно. Когда начался обстрел, Карамов остался в своей квартире на девятом этаже. Живет один, жена умерла, человеку трудно каждый раз спускаться в убежище, у него больные ноги. Весь обстрел он находился дома. Кроме него, на этаже никого не осталось. Пять минут назад старик вышел в подъезд, хотел пройти на технический балкон, чтобы посмотреть, что творится в городе, и увидел там постороннего. Человек, одетый в куртку с капюшоном, что-то говорил в рацию. Уверяю тебя, капитан, бывший фронтовик знает, что это такое. Пенсионер не стал выходить на балкон, тихонечко ушел обратно в квартиру, откуда и связался со мной. Не факт, что это наводчик, но советую проверить.
– Понял, товарищ майор, сделаем.
Ополченцы летели как угорелые. До соседней кирпичной свечки было метров семьдесят.
Андрей размышлял на бегу: «Из дома этот тип не выберется. Все подходы к зданию блокированы моими людьми. Но ему ничто не мешает спуститься на несколько этажей и спрятаться в пустующей квартире. Тогда поиски могут усложниться».
Электричества в доме не было, лифт не работал. Но что такое девять этажей для тренированных бойцов? Проскакивали по одному лестничные марши, прикрывали товарищей.
– Бойтесь гранаты! – предупредил Андрей.
Стараясь не топать, как стадо слонов, они просочились в коридор последнего этажа, где находились двери нескольких квартир, какие-то древние комоды, шкафы, в которых горожане хранили то, что жалко выбросить. Костюк первым подлетел к закрытой двери, ведущей на технический балкон, прижался к стене. Андрей оттер его плечом, ругнулся про себя. Неужели опоздали?
Это был даже не балкон, а лоджия, вместительная забетонированная площадка с закрытыми боковыми стенами. Два шкафа-пенала, древний развалившийся сундук.
Окуленко первым вышел туда, сместился к перилам, глянул вниз. Высота была приличная, виднелись фигурки ополченцев, стоявших в оцеплении. Перебраться на нижний балкон по силам только альпинисту с соответствующим снаряжением. Да и не смог бы он этого сделать. Люди, оставшиеся внизу, имеют глаза.
Товарищи выходили на балкон с расстроенными лицами. Но не все было так плохо. Вдруг скрипнула дверь одного из шкафов. Бойцы все поняли, вскинули автоматы.
Андрей подал знак не стрелять. Он приблизился на цыпочках, распахнул дверь, отпрянул в сторону.
В шкафу, скорчившись, сидел человек – невысокий, худой. На нем была замызганная курточка, голову закрывал капюшон. Под ногами валялась компактная рация.
Руки незнакомца были на виду, холеные, с тонкими пальцами. Гранаты в них не оказалось, но был телефон устаревшей модели, на экране которого мерцал красный перечеркнутый прямоугольник – разряженная батарейка.
Ополченцы недоуменно переглянулись. Человек сидел на корточках, не поднимая головы. Он дрожал. Видимо, слышал, как по лестнице топают люди, убежать не успел и не придумал ничего лучшего, как забраться в шкаф.
Серега Липник многозначительно кашлянул, бросил на Андрея выразительный взгляд.
– Эй, уважаемый, а чего мы такие застенчивые? – поинтересовался Пашка Дорофеев.
– Позвонить хотел, – ни к селу ни к городу ляпнул Савельев. – Мол, прощайте, дорогие, не поминайте лихом.
– Классический закон подлости, – поддержал его Голуб. – Чем хуже ситуация, тем меньше зарядки в телефоне.
– Подъем, ублюдок! – сказал Андрей. – Выходи!
– Дай ты ему по башке, Андрюха, – посоветовал Костюк, добрейшей души человек.
Скрюченная личность вдруг распрямилась и вылетела из шкафа. Заблестели голубые глаза, свалился капюшон, спутанные белокурые волосы рассыпались по плечам. Это была молодая женщина, скуластая, бледная, со сведенным от волнения лицом. Она взмахнула ножом с коротким, но массивным лезвием, и Андрей невольно отступил.
– Не подходи, убью! Ненавижу вас! – взвизгнула дама.
В драку она не полезла, стояла на месте и махала ножом. Было видно, что ее насквозь пронизывает страх. Челюсть тряслась, конечности дрожали. Женщина сообразила, что выглядит как полная дура, прекратила орудовать ножом, выставила его перед собой и замерла. Большие голубые глаза наполнял не только страх. В них хватало и ненависти.
Скрюченная личность вдруг распрямилась и вылетела из шкафа. Заблестели голубые глаза, свалился капюшон, спутанные белокурые волосы рассыпались по плечам. Это была молодая женщина, скуластая, бледная, со сведенным от волнения лицом. Она взмахнула ножом с коротким, но массивным лезвием, и Андрей невольно отступил.
– Не подходи, убью! Ненавижу вас! – взвизгнула дама.
В драку она не полезла, стояла на месте и махала ножом. Было видно, что ее насквозь пронизывает страх. Челюсть тряслась, конечности дрожали. Женщина сообразила, что выглядит как полная дура, прекратила орудовать ножом, выставила его перед собой и замерла. Большие голубые глаза наполнял не только страх. В них хватало и ненависти.
– Сюрприз, – проговорил Дорофеев. – Белокурая бестия, скелет в шкафу!
– Да вовсе и не скелет, – рассудительно заметил Ленька Голуб, большой специалист по прекрасному полу. – Вполне себе в теле, самый сок. Идейная, похоже. Может, пристрелим ее, Андрей? Посмотри, каких дел натворила! Ведь ей плевать, что от ее наводок гибнут дети и старики…
– Ненавижу вас, твари! – Женщина скалилась, шипела как гадюка. – Убивать вас буду, пока дышу. Все ваше гнусное племя, всех до одного.
– Да, это диагноз. – Андрей удрученно почесал переносицу. – Нож выброси, дура. А то ведь реально пристрелим.
– Стреляйте, козлы! – взвизгнула дама. – Всех не перестреляете!
– И все же мы попробуем, – сказал Костюк, вскинул «АК», но стрелять не стал, команды не было.
Женщина побледнела до предела. Миловидное лицо превратилось в высушенную маску, ее трясло от переизбытка эмоций. О подобных фанатичках Андрей был наслышан, хотя лично сталкиваться с ними ему пока не приходилось. Истерички с промытыми мозгами, идейные, обработанные пропагандой, свято верящие в исключительность собственной нации, прародительницы всех прочих, глубоко презирающие все, что связано с Юго-Востоком, с Россией, виновницей всех бед украинского народа. На Востоке проживает исключительно быдло, которое следует истребить.
– Точно дура. – Дорофеев вздохнул. – Но боится. Ну что, дорогая, пригласишь на белый танец? В расслабляющей, так сказать, джазовой манере?
– Не пойдет она с тобой, – заявил Голуб и оскалился. – Ты для нее не человек.
Ярость снова выплеснулась из глаз блондинки. Она поняла, что терять ей нечего. Андрей метнулся к ней, чтобы выбить нож. Вроде бы несложно, это ведь просто баба! Но блондинка оказалась шустрой, ушла из-под руки и едва не вонзила лезвие ему в бок. Благо Дорофеев вовремя подпрыгнул и нежненько прошелся прикладом по черепу очаровательной дамы. Она отлетела к перилам и выронила нож, которым сразу же завладел Липник. Белокурая бестия сползла по бетонной стенке, закатила глаза, и все решили, что она потеряла сознание.
– Спасибо, Пашка, – поблагодарил Андрей.
– Противно воевать с бабой, – сказал Костюк и поморщился. – Может, сунем ее обратно в шкаф?
– Ну да, должно помочь, – согласился Дорофеев.
– Бедненькая! – Савельев поцокал языком. – Слабую женщину каждый может обидеть.
– Но не каждый сможет от нее убежать, – сказал Голуб.
– Ладно, кончайте оттачивать свое остроумие, – проворчал Андрей. – Вяжите эту бестию. В штаб ее. Не в нашей компетенции решать судьбу такой красавицы.
Ополченцы снова чуть не проворонили что-то важное! Женщина распахнула глаза, с ужасом уставилась на них. Что за отрава разлилась в ее голове? Демонов узрела?
Она завопила так, словно ей уже отрывали голову, подлетела как баскетбольный мяч и перемахнула через перила! В принципе, черт бы с ней, но обидно! Андрей оттолкнул замешкавшегося Костюка и успел схватить самоубийцу за руку. Она едва не утащила его с собой. Он перегнулся через перила, сжимал ее обеими руками за предплечье, а блондинка извивалась, болтала ногами, орала как оглашенная.
Окуленко извернулся, разжал левую руку, схватил ее за шиворот. Кто-то из товарищей держал его за ноги. Иначе он точно навернулся бы.
– Отпусти, сука! – кричала она, извиваясь как червяк, вытянула шею и впилась зубами ему в запястье!
Андрей взревел от боли – прокусила до кости! Такое ощущение, что она перепиливала ему руку! Но он держал ее мертвой хваткой, потащил вверх.
На помощь ему пришел длиннорукий Липник. Совместными усилиями они вытащили дьяволицу из пропасти, бросили на пол, стали выворачивать руки. Дорофеев услужливо поднес ремень. Шестеро здоровых мужиков едва справились с осатаневшей бабой.
Ополченцы доставили ее в контрразведку, получили вполне заслуженную благодарность, а после смотрели, как сопящий от злобы Окуленко нянчит забинтованную руку. Голуб в шутку посоветовал командиру ампутировать ее по самую голову, чтобы не скончаться от смертельного змеиного яда.
В контрразведке наводчицу украинских артиллеристов встретили с распростертыми объятиями. Взбешенные офицеры не церемонились. Они не стали опускаться до банального избиения, но допрос был жесткий.
Обессилевшая женщина раскололась как гнилой орех. Галина Войчик, 29 лет, уроженка Тернопольской области. Муж, офицер ВСУ, пропал без вести в августе, во время боев под Мариуполем. С сентября числится волонтером в зоне АТО. Прошла ускоренные курсы радиодела, работала в Донецке, в Макеевке. Благодаря ее стараниям были разрушены котельная и газораспределительная станция в Куйбышевском районе Донецка, городское трамвайное депо.
С начала сентября по приказу командования батальона «Днепр‑4» Галина орудовала в Ломове. Сегодня была ее четвертая командировка в город. Эта особа была членом «Правого сектора».
Разумеется, работала она не одна. Вместе с ней трудились еще несколько корректировщиков, но Галина их не знала. Ополченцам, ведущим допрос, пришлось ей поверить. Во всяком случае, это было правдоподобно. Не такие же дурни ее украинские боссы.
К четырем часам вечера обстрел прекратился. Героиню дня вывели на площадь под охраной ополченцев. Усиленный конвой оказался не лишним. Попыток к бегству Галина не предпринимала, но мирные жители едва не смяли автоматчиков, окруживших ее. Люди готовы были разорвать наводчицу на части! В Галину летели камни, ругань. Плачущие женщины, лишившиеся близких и крова, колотили ополченцев, старались прорваться сквозь кольцо.
Все происходящее снимали журналисты. Среди них были иностранцы, в том числе корреспондент Ассошиэйтед Пресс. Репортер российского канала пытался взять у нее интервью, но Галина не ответила ни на один вопрос. Она стояла неподвижная, бледная, как призрак, на синих губах поигрывала презрительная усмешка.
В сопровождении журналистов ее повезли в городской морг, куда были доставлены тела людей, погибших в ходе обстрела. Во дворе лежали в ряд 18 человек, укрытых простынями, среди которых печально выделялись несколько детей. Из-за забора неслись ругань и проклятья.
Галина и здесь не изменила себе. На жалость и раскаяние, вопреки ожиданиям, ее не пробило. При виде трупов она оскалилась, показала зубы и вдруг стала злорадно смеяться.
– Мало вас, москалей, поубивало! – выкрикивала блондинка. – Ничего, мои товарищи это устроят, ждите, готовьтесь! За родную страну, за моего мученика мужа! И не суйте мне под нос этих покойников! К черту ваших малолетних ублюдков!
Она смеялась, кричала какие-то гадости, выглядела полной сумасшедшей. Степенные ополченцы угрюмо смотрели на нее, но не решались подойти и дать по голове.
У дамочки началась буйная истерика. Она шипела, давилась пеной изо рта, изрыгала оскорбления и площадную ругань. Что, мол, здоровые мужики, справились с хрупкой женщиной?!
Кончилось это тем, что из машины выбралась худая невыразительная дама в форме бойца непризнанной республики, прошла сквозь охрану, которая охотно расступилась, и отвесила наводчице суровую, самую настоящую мужскую затрещину. Галина повалилась как куль и несколько минут блаженствовала без сознания. Доктор в санчасти, куда доставили задержанную, констатировал сотрясение мозга и уверил, что пациентка жить будет.
В штабе ополчения разгорелся спор – что с ней делать.
– Расстрелять ее к чертовой матери, товарищ полковник, – гневно требовал начштаба Сергеев. – Лучше всего прилюдно, дабы другим неповадно было. Какая с нее реальная выгода? Использовать для нанесения ударов по ложным объектам? Это вряд ли получится. Думаю, она успела сообщить о своем провале. Даже если и нет, все равно весь белый свет видел, как ее водили по городу. Привязать к позорному столбу, чтобы люди кидали в нее камни? Западло! Потом демократические СМИ раструбят на весь цивилизованный мир, что ополченцы воюют с женщинами.
– Да, незачем делать из нее мученицу, – согласился начальник разведки Палич. – В подвале райотдела СБУ есть отличное свободное местечко. Там тесно, темно, сыро и холодно. Самое то. Пусть посидит недельку-другую на казенном пайке. Потом обменяем на кого-нибудь из наших. От нее к тому времени все равно ничего путного не останется.