– Отец Карен?
Тот обернулся, кивнул. Уголки губ чуть дрогнули.
– Вольно, Жилин.
– Отче, так вы здесь? С нами!
– Да, Тимур. Я здесь и по-прежнему руковожу твоей дружиной. Идем.
– Здорово! – вырвалось у Тима.
– Я тоже рад, Тимур, – отозвался Шахтар. – Я уже давно просился на боевую платформу. Ты сам понимаешь, после старта челна в Голливуде наши отношения с Луной должны были перейти в активную фазу. Игнатий повелел и впредь вас вести. Ты снова в моей дружине. Вижу, освоился с магнитным полом?
Пока отец Карен рассказывал, они неспешно двигались длинным коридором, ширина которого была такова, что разом могли пройти три человека плечом к плечу, а высота больше двух метров. За приемным отсеком Тимур увидел открытый проход слева, услыхав гул, заглянул: там была задняя часть бортового орудия, упиравшиеся в круглый лафет концы длинных токопроводящих рельсов – они исчезали в отверстии туннеля-ствола, герметично закрытого на конце створками диафрагмы. Рядом виднелась турбина, почти целиком утопленная в борт, и высился могучий генератор с ротором, который турбина раскручивала перед выстрелом. К стене был приварен высоченный стеллаж, где в широких ячейках покоились снаряды-ферромагнетики, тупоносые болванки, единственным предназначением которых было разогнаться и со скоростью около двадцати километров в секунду врезаться в цель. Под стеллажом и лафетом суетился причт обслуги рельсотронов, облаченный в красно-синие комбинезоны; рядом стоял большой электрокар с клешней на длинном манипуляторе для загрузки снарядов на рельсы.
Светильники под потолком были неяркими, в блеклых плафонах, – ничто не отвлекало, не раздражало глаз. Тимур сосредоточился на походке, старательно выдерживая шаг, и слова отца Карена про то, что он освоился с магнитным полом, прозвучали как похвала.
– Я осторожно иду, отче. Непривычно пока что.
– Ничего, скоро привыкнешь. Видел, какая походка на сфире у военных с платформ? Они и по тверди ступают, будто по магниту. Спрашивай.
– Что? – не понял Тимур.
– По лицу вижу: одолевает сомнение. Спрашивай.
– Я… – Тим замялся, развел руками. – Я рад очень, что попал сюда.
Шахтар кивнул:
– Ты мечтал о пространстве вне сфиры, знаю. Да и Каабу увидеть – счастье великое.
– Да, но…
Отец-командир повернул голову, быстро глянул на солдата.
– Что, Жилин?
– Ведь война грядет!
– Страшишься?
– Нет, что вы! Я не страшусь… не боюсь, нет. Я о другом: вот, мечтал в межсфирию попасть, но знал, что мечта не скоро сбудется. Если сбудется вообще. Потому что – ведь нам много лет в атмосфере предстояло, и потом только… А тут не успел из отпускной выйти – и уже на орбите!
– Волею Всевечного сбываются мечты, Жилин. И что ж тревожного?
– Да, но почему на орбите я, в чем причина? В войне этой. А война – несчастье всегда. Выходит, мое счастье на горе… ну, зиждется?
Карен несколько секунд шел молча, после сказал:
– Почему же война с еретиками, с безбожниками, отринувшими Всевечного, – несчастье? Для меня, к примеру, сие великая радость есть.
Тимур растерялся. И вправду – почему?
– Нет, но… – промямлил он, а отец-командир внимательно слушал. – Радость, оно конечно… Но ведь люди погибнут? И наши, и лунные… Что ж, разве не горе это?
– Для меня не будет горем погибнуть с именем Всевечного на устах, зная, что отдаю жизнь за благое и великое дело. Что касаемо врагов наших… полагаю, Апостолы желают не уничтожить их, но обратить в истинную веру. Конечно, руководство лунных на такое не пойдет, а вот простой люд – вполне. И потом, Жилин, не думаешь же ты, что война затеяна с целью твоей мечте потворствовать?
– Нет, конечно! Но я думал – война, смерть…
Карен перебил:
– Сейчас тебе не время думать, Тимур, настало время действовать. Думы и всякие душевные движения на потом оставь, когда в Триждыстроенный храм вновь вступишь.
Тимур кивнул и всю оставшуюся дорогу шел потупившись, молча. Коридор вывел к широкому помещению с множеством дверей, над каждой – пиктограммы и символы, похожие на привычные знаки, которыми маркированы двери в Академии. Шахтар выбрал ту, над которой табличка с горизонтальными линиями и квадратиком: казармы.
– Сейчас оставишь рюкзак – и в лазарет на прокачку.
Новый коридор был шире, справа и слева двери, из-за них доносились голоса. Отец-командир указал Тимуру пустой отсек на двоих. Идеальный порядок, чистота – хотя одно место уже занято, над стенной нишей светится огонек. Красный диод перед образом святого Георгия – как надлежит в воинском помещении. Шахтар кивнул ободряюще, и Тимур вошел, отвесив поклон красному углу, пристроил рюкзак в свободной нише.
– Следуй за мной, – велел офицер.
Они зашагали по широкой галерее, Карен неспешно инструктировал:
– Сейчас в лазарете проведут полную обработку, в том числе переливание крови. Не волнуйся, сохраняй спокойствие, это поможет лучше перенести операцию. Получишь ПЭГ-кровь.
– Что, отче?
– Ты поймешь. Обычно санобработка занимает два дня. Возможно, тебе сократят срок до суток, потому что времени в обрез, а твоей дружине нужно тренироваться. На период обработки ты освобождаешься от пятикратного моления с поклонами. Будешь обращаться к Всевечному мысленно.
У двери с красным крестом Шахтар встал, краем губ ободряюще улыбнувшись Тимуру, прикоснулся к зеленому квадрату справа от входа. Дверь с легким шипением отъехала, скрывшись в толстой переборке.
– После прокачки станешь настоящим внесфирником, – молвил отец-командир. – Давай, Жилин.
Тимур вступил в лазарет, дверь закрылась.
– Привет, Тимон! – На койке, охваченный эластичным пологом, вытянулся Роман Паплюх. – Прибыл?
– Рома! А тебе уже это… переливание сделали?
– Ага, уже. Ох и ощущеньице! И чешется, и болит… Это оттого, что стенки сосудов должны приспособиться.
– Но что это за ПЭГ?
– Пластиковая кровь, в ней нет гемоглобина, а кислород связывают атомы железа, и…
– Пластиковая?! – изумился Тимур.
– Ну, полимерная. Там этот… поли-эти-лен-гликоль какой-то. И еще в ней биологические наноботы.
– Биологические?
– Ну это вроде искусственных бактерий, что ли? Они сосуды очищают, холестерином питаются, и еще другое всякое. Теперь процентов десять твоих кровяных телец будут роботизированные. Ты, может, не слышал: у орбитальных средняя продолжительность жизни на двадцать лет больше, чем у сфирников. Это все из-за наноботов, ну еще геронтологических технологий здешних, медобслуживания, качества пищи, другого всякого. «Прокачка» – это ж не только кровь, тебя всего обновили, считай.
Роман вещал уверенно, как батюшка с амвона… и, пожалуй, слегка покровительственно.
– Но почему нам ничего не говорили?
– Ну… не принято про это до прибытия на орбиту говорить. Я так разумею: местным вроде как неудобно перед сфирянами, что они здоровее и долголетнее, потому такая как бы традиция образовалась: молчать про прокачку, когда на сфиру попадаешь. Хотя ПЭГ – не тайна какая-нибудь.
– А ты знал про переливание раньше?
Руслан кивнул:
– Я-то знал.
Тут распахнулась дверь, вошла женщина-врач. Привычно небрежно кивнула красному углу, мазнула взглядом по приборной доске над койкой Паплюха и обратилась к Тиму.
– Универ-солдат Жилин? Полная орбитальная прокачка? – Женщина провела браслетом вдоль его груди. Жесты у докторши были уверенные, точные, говорила она быстро. Еще бы, небось сотни раз то же проделывала. – Раздеваемся, занимаем койку. Сейчас небольшое обследование, потом укол. Несколько часов поспим, а проснемся другим человеком.
II
Температура внутри платформы – двадцать два градуса, воздух полностью обновлялся каждые десять минут; кислород и водород из топливных батарей смешивались, вырабатывая электричество и воду – часть ее уходила на внутренние нужды, остальное выбрасывалось в межсфирию. Атмосфера была даже лучше, чем в среднем на Земле, хотя и там она очистилась после образования Уклада, после того как значительную часть вредного производства закрыли или перенесли на орбиту.
Тимур очнулся с ясной головой и сразу попытался шевельнуться, привстать. Где там – полог держал крепко, не хуже «пеленалки», плотно окутал, прилепил к койке. Оно и понятно: как иначе бесчувственного больного в невесомости удержать?
– Очухался? Ты даже быстрей, чем я, в память пришел, – в голосе соседа по палате почудилась зависть. Паплюх был парнем очень старательным, ответственным, всегда стремился справиться лучше товарищей. – Ну, как себя чувствуешь?
Тим прислушался к ощущениям. Непривычно он себя чувствовал, что-то не так внутри, будто что-то шевелится, а еще холодит тело.
– Вроде нормально. Ну то есть странно как-то, но не очень чтобы уж…
– Скоро все почувствуешь, – обнадежил приятель. – Едва встанешь на ноги, сразу ощутишь.
– А ты разве вставал?
– Ты пока дрыхнул, тут гравитация появилась – мы с ускорением летели, к Луне приближаемся. Но теперь – опять невесомость. И я вставал, да. Тихо, пока никто не видел. Там слева кнопка есть – нужно только руку высвободить, дотянуться, и полог отпустит.
– Здорово… Я даже не заметил.
– Я сперва тоже не заметил, только когда тебя укладывали. Однако нужно очень осторожным быть, невесомость все же. И еще, – Роман заговорил шепотом, – за нами наблюдают. Мы – эксперимент. Какая-то новая технология. Думаешь, почему отец Карен с нами?
– Он мне сказал, что просился на боевую платформу…
– Вот именно. Отец Карен – офицер высокого ранга, а поставлен нашей дружиной командовать. С чего бы?
– Ну и с чего?
– А ты подумай, – с превосходством в голосе молвил Роман, – почему к желторотой дружине – да такой человек приставлен. Стало быть, имеется причина. И вот еще что: высвободи руку да пощупай у себя за ухом. Нет, медленно тяни, от резких движений полог крепче схватывается. Чувствуешь?
Тимур потрогал. Господи Всевечный, что они туда вставили?! За ушной раковиной в коже был разрез примерно двухсантиметровой длины, края его – гладкие, скользкие… Должно быть, залиты каким-то пластиком особым. А между ними холодная твердая поверхность – металл или нет, не разобрать. Шероховатости какие-то, вроде выемки… А вот… Он вздрогнул, нащупав тонкий короткий штырек.
– Что это?! – выдохнул Тимур. – Так нам не только кровь переливали?
– Пока не понял. Да не суть важно, что там за штуковина торчит. Плохого нам не сделают, тут о другом речь. Если мы эксперимент, значит, сможем отличиться. Нужно только держаться вместе. Слышишь, Жилин, нас в один истребитель назначают, я уже знаю. Так ты и дальше ко мне поближе старайся держаться. Ты хороший солдат и человек надежный, я тебе доверяю.
Тимур не очень-то понял, о чем говорит Паплюх, но похвала была приятна, Роман – толковый. Поэтому просто ответил:
– Хорошо.
– Ты со мной не пропадешь, – доверительно сообщил приятель. – Как на тренировках, помнишь? Ты снизу плечо подставил, я сверху руку протянул… О, кажется, идут. Прячься снова под полог!
Дверь с шипением отъехала, появилась знакомая доктор. Сперва быстро проверила датчики приборов над изголовьем Жилина, потом кивнула Роману: «Вставай!» – и отключила полог на его койке. Паплюх осторожно поднялся, вынул из ниши комплект внесфирного обмундирования, стал облачаться. Ромка всегда был неторопливым и обстоятельным, таким и остался. Женщина время от времени поглядывала на него, но не подгоняла. Потом велела выпрямиться, провела браслетом перед грудью Паплюха, с минуту глядела на монитор и наконец удовлетворенно кивнула.
– Готов, солдат. Все показания в норме. Найдешь отца Карена, доложишь.
Прежде чем выйти, Роман сказал Тиму:
– Ну, бывай, Жилин. Я постараюсь зайти к тебе еще.
– Твоему другу здесь шесть часов, – бросила доктор через плечо. – Обработка прошла успешно, больше не требуется. По инструкции положено сутки, но приказ получен – по ускоренной программе выписываем.
Паплюх ушел, но у Тимура осталось ощущение, что друг здесь, рядом. Больше того, он чувствовал близость и других членов дружины, а отца Карена – явственнее прочих. Как в САВКСе, на боевых учениях, когда в шлемах с мнемоусилителем дружинное единство отрабатывали. Чудно.
Доктор сделала укол, он уснул. Пробудился, когда женщина вернулась со стопкой обмундирования. Поглядела на приборы у изголовья, провела браслетом по укутанной пологом груди и велела:
– Встаем, одеваемся, – щелкнула кнопкой, полог сразу ослаб. – Показания в норме. Сам-то как себя чувствуешь?
– Вроде хорошо, – ответил Тим. – А Роман Паплюх не пришел за мной? Он сказал, что…
Тим был уверен, что приятель должен быть совсем рядом. Почему – сам не понимал, но чувствовал. И еще много чего ощущал – вроде как внутри него все изменилось. Когда встал… будто и не он, не Тимур! Словно раньше его мутноватая грязная вода наполняла, а теперь ее откачали и заполнили плоть чистейшей хрустальной жидкостью, ледяной, но не замерзшей, да к тому же с повышенной текучестью, в сравнении с которой обычная вода густой, как машинное масло, кажется.
Докторша велела:
– Пройдись, поприседай, руками помаши. Закрой глаза, попробуй так от стены к стене… Потом возьми с тумбочки вон что-нибудь, назад положи. Освойся, в общем.
Тимур аж раскраснелся от удивления и удовольствия, когда все это проделал. Движения стали четче и быстрее, мир – более ярким, зрение улучшилось, он видел мельчайшие сгусточки краски на стене, трещинки, такие мелкие подробности, каких раньше ни за что бы не разглядел. Ощущал себя великолепно – и непривычно. А еще червячок сомнений возник вдруг в сознании: угодно ли сие Всевечному? Не потерял ли он, Тимур, что-то от себя прежнего, от своей телесной человеческой сущности, когда кровь его заменили на синтетическую? Хотя она ведь меняется постоянно, организм новую вырабатывает. Но все равно – ПЭГ-кровь организм его обновила, да еще наноботы эти, они-то останутся…
– За дверью твой друг дожидается, – сказала докторша.
Тиму почудилось, что женщина глядит на него с намеком, чего-то ждет. Но смолчала, вслух ничего не сказала. Он облачился во внесфирную форму, и ткань задвигалась на нем, примеряясь к фигуре, справа на груди чуть нагрелась чит-карта, считывающая данные с чипа. К прежним мурашкам по всему телу, вызванным работой насыщающих ПЭГ-кровь наноботов, добавилось чуть заметное покалывание агрегатов, встроенных в комбинезон, – это они в САВКСе проходили, знакомые ощущения. Тим еще несколько раз присел, потом принял поочередно все пять тестовых положений, следя за тем, чтоб магнитные подошвы не отрывались от пола. Женщина наблюдала за ним спокойно, но очень внимательно… и все время косилась на браслетный монитор.
* * *Роман в самом деле ждал за дверью. Завидев Тимура, ухмыльнулся.
– Ступай вперед, солдат Жилин.
– А куда?
– Давай, сам поймешь. Главное, не теряйся. Чувствуешь?
Да, Тимур чувствовал: сейчас нужно идти не в казарму, а в другой отсек, там собирается дружина, там Карен Шахтар… Тим замер оторопело, уставившись перед собой. Новая картина накладывалась на окружающее! Нет, видел-то он все то же самое, что и раньше, но…
– Чувствуешь? – повторил Паплюх.
Дружинное единство – без шлема, без получасовой концентрации! Вот это, должно быть, и есть эксперимент. Он покосился на приятеля, Паплюх подмигнул. Обдумывая новое состояние и прислушиваясь к незнакомым ощущениям, солдат Жилин отправился в нужный отсек, безошибочно сворачивая. Ноги сами несли тело, ставшее теперь ловким, приспособленным к магнитному полу и невесомости. Это значит, товарищи по дружине, которые уже освоились с пластиковой кровью, с расположением помещений на боевой платформе номер девять, с межсфирным пространством, помогают ему, делятся опытом. Воистину – дружинное единство!
Отыскав нужную дверь, нажал зеленую кнопку и вошел. Внутри стояли Акмаль, Толик, Костя, Сергей, Карен Шахтар. Вроде Тимур их только что углядел – но в то же время уже несколько минут как наблюдал содружинников, только внутренним ментальным взором, и знал наверняка, что они именно здесь, в этом помещении находятся, знал даже, что они стоят, а не сидят. Серега Чекалов с ноги на ногу переминается – и это тоже было известно заранее.
– Дружина, – молвил отец-командир. – Много объяснять не стану, сами все поймете. Сейчас начнем отрабатывать действия звеном георгиевских крестов. Работать спокойно, прислушиваться к товарищам.
Шахтар посмотрел внимательно на каждого из солдат. Когда дошла очередь до него, Тимур ощутил, как его сознания коснулось присутствие командира, будто Карен в душу заглянул. Офицер продолжал:
– Далее. Все вы прошли орбитальную прокачку, у вас ПЭГ-кровь, сейчас еще получите новые костюмы. Полетите на лучших боевых машинах сфиры, в ваших руках окажется мощь, равная архангельской. Не дайте себя обмануть, помните – могущество это от Всевечного, мы лишь неразумные дети и верные слуги его. Упоение полетом, скоростью, силой оружия, собственной телесной ловкостью и тому подобные чувства – суть гордыня, смертный грех. Бойтесь соблазна, слушайте меня и исполняйте инструкции в точности! Могущество доверено вам не для наслаждения своею силою, но лишь для исполнения воли Всевечного. Вопросы? Да, Жилин?
– Отче… – Тимур замялся ненадолго, соображая, как спросить, коснулся пальцами штырька за ухом. – Вот это, что после прокачки началось… Как оно происходит?
Шахтар кивнул:
– Механизм формирования надличностного сознания зиждется не то на суперпозиции нейронов, не то на квантовой телепортации нейронных состояний… не то сие одно и то же. Не могу вам сказать точно, ибо, во-первых, ни к чему это, во-вторых, сам мало что разумею. Поведаю еще только: это есть технология трансценденции.