– И что сие значит? – громко удивился Паплюх.
– Значит – чудо это, Роман. И еще значит: передана технология нам с самой Каабы, и, сколько знаю, в разработке ее самолично Кадмон Вознесенный участие принимал. А это что, в свою очередь, означает? – Отец-командир обвел солдат взглядом. Все молчали, пытаясь сообразить, о чем он. И Роман первым понял – дернулся несмело, повел плечами, будто сам своей догадке не веря. Карен ему кивнул, и Паплюх сказал:
– Всевечный вдохновлял Старца на создание этих устройств?
Шахтар кивнул вновь, коснулся пальцем сенсора на панели, утопленной в стене, – половина оной медленно поехала вбок, открывая высокую, от пола до потолка, нишу, озаренную белым светом.
Но Тим этого почти что и не видел: он стоял, от растерянности и благоговения рот приоткрыв. Технологию надличностного сознания передал командованию внесфирного воинства сам Кадмон, ну а его в работе над нею направлял Всевечный! Значит, это и не техника уже в обычном понимании, но чудо святое, благодать Господа, в механизм заключенная. И толика благодати Его в Тимуре теперь! А он, неблагодарный глупец, прямо противоположное думал. Синтетическая кровь, наноботы и этот таинственный механизм не лишали его человеческого, не оскверняли – нет, получается, достигнув орбиты Земли, он причастился, через Старца Вознесенного и трансцендентные технологии вкусил Тела и Крови Его, таинство посвящения прошел! Мысли эти мелькнули мгновенно, и в то же время он ощущал, как похожие соображения возникли в головах остальных, как близкие чувства охватили всю дружину, резонируя, усиливаясь…
– Слушайте, – громко велел Карен, когда солдаты более-менее пришли в себя. В нише на особых распорках висели темно-зеленые костюмы, поверхность которых была испещрена серебряными волосками-паутинками. Рядом с каждым на белой пластиковой полочке лежал шлем.
– Сие есть КОМ: киберкостюм особый модифицированный. Их подогнали по вашим фигурам, еще когда вы отдыхали после прокачки, и ваши наноботы могут вступать в контакт с программами КОМов. Все механизмы вам знать без надобности, но кое-что расскажу, ибо вы не миряне и должны ведать, что собой представляют устройства, коими пользуетесь, дабы не оставалось места суевериям. В костюм внедрен восстанавливающий полимер с низкой вязкостью. Оболочку пронизывают микроканалы, по ним восстановитель может спешно достичь любого поврежденного места. На внешнем покрытии КОМа катализатор – говорю вам о том потому, что оный раз в две-три недели необходимо обновлять, проводя особую обработку. На платформе есть специальные пункты техобслуживания, где упомянутую процедуру проводят. Следите за этим, не забывайте. При повреждении поверхности восстановитель по капиллярам подсасывается куда надо, вступает в реакцию с катализатором – полимеризация затягивает повреждение. Это напоминает рубец, заживляющий трещину, либо нашлепку, врастающую в более обширную рану, – Шахтар поднял руку, отвернул левый рукав, и все увидели большое темное пятно возле локтя. – Вроде такого. Сие есть искусственная кожа, но старой модификации, плохо прижившаяся и деградировавшая. Вы не знали, что у меня такое повреждение имеется?
Все стали качать головами, и отец-командир продолжал:
– КОМы оснащены процессором «Агнец-23» и терабайтной опер-памятью. Как сейчас поймете, невзирая на все это, костюмы легки и удобны. По сути, они – повседневная рясоформа внесфирных воинов на время боевых действий, их снимают, только когда отправляются спать, да и то не все. Топливные элементы работают на водороде. Сейчас вы наденете свой костюм, затем воспоследуют часовые тренировки в зале платформы, привыкните к ним, а они – к вам. После этого – в межсфирию. Вопросы? Нет? Благословляю вас на тренировочный полет.
* * *Космоформа под названием скафандр, надеваемая поверх КОМа, ничего интересного собою не представляет. Так, защитный чехол, пронизанный жилами проводов да шлангов, и только. Шлем большой, угловатый, с тремя квадратными окошками – прямо перед глазами и двумя боковыми, так называемыми обзорными. Космоформа имеет ярко-белый цвет, она полужесткой модели: кираса из алюминиевого сплава, а конечности мягкие, с шарнирами на герметических подшипниках там, где руки-ноги сгибаются. Хорошо хоть в ней не используется повышенное давление, чтобы при выходе из кабины истребителя в открытую межсфирию компенсировать внутреннее давление человеческого организма, – эту роль берет на себя КОМ, который при облачении в скафандр соединяется с тем беспроводной связью. Спецкостюм, если на него подать соответствующий сигнал, сдавливает тело, превращаясь в эластичный и одновременно жесткий каркас, который и выполняет роль барометрического компенсатора. Хитрой электроникой оснащены шлем и перчатки – подключены напрямую к чит-карте, то есть микропроцессору скафандра. Они «общаются» и с центром управления истребителя модели «георгиевский крест».
Тимур хорошо помнил работу с наружным облачением, поэтому снарядился быстрей других. Шлем КОМа пришлось оставить – это был существенный недостаток данной модификации космоформы, под головную часть которой не помещался шлем спецкостюма. Пока системы его одеяния сверялись друг с другом и пози-чипом, Тим мысленно следил за товарищами по дружине. Смыкаясь с ним чувственно ипользуясь его сноровкой, ребята подгоняли свои скафандры. А он охотно раскрывал сознание, довольный, что может помочь, что полезен дружине. Только Паплюх отвечал странным недовольством. Этого Тим не понял – почему Роман носом крутит и кривится? Неужто из-за того, что Тимур быстрее него с космоформой управился?
Скафандр закончил тест, по двум мониторам под боковыми окошками шлема поползли цифры и символы. Тим принялся жестикулировать, чтобы совместились сигналы перчаток и шлема.
– Георги – челны относительно легкие, – говорил между тем Шахтар. – Более трех четвертей массы составляет топливо. Очень вероятно, что вам придется по большей части сопровождать генераторы плазмы, а они неповоротливы и медлительны. Потому значительная часть боев будет вестись на сверхнизких по космическим меркам скоростях. Вы отрабатывали такую тактику на тренажерах: уровень, приближенный к особенностям боя в атмосфере, четкий пилотаж, торможение и ускорение на коротких дистанциях. Теперь повторите все это здесь.
Наконец скафандр тихо пропищал в ритме колоколов Триждыстроенного храма, сигнализируя готовность. Чуть позже раздались зуммеры космоформы Шахтара, потом и остальных.
Облачившись, иеросолдаты стали похожими друг на друга: в одинаковых скафандрах, лиц почти не видать под тусклыми свинцовыми стеклами.
– Приступаем, – скомандовал отец Карен.
* * *Истребители – лежащие на боку трехгранные пирамиды, покрытые зеркальными металлическими плитами противолазерной защиты, – замерли на взлетной полосе, надежно схваченные парковочными тисками. Передние опоры длиннее, оттого носы немного задраны. В громоздких корпусах скрыты двигатели на акватопливе. Оно того же класса, что используют на сфире, но прошло особый крекинг – расщепление длинных молекулярных цепочек на более короткие. Это улучшало горение, а еще приводило к интересному побочному эффекту, который Тим вскоре и узрел: георги давали сиреневый факел, на конце украшенный искрящей малиновой каймой.
Взлетная полоса – название старое, перешедшее по наследству от атмосферных самолетов. Здесь, на платформе, конечно, никакой полосы нет, а есть разделенный переборками громадный зал да металлические петли пешеходных мебиусов. Четыре георга – звено. Справа и слева, невидимые отсюда, другие машины: истребители, десантные боты, челны огневой поддержки – ЧОПы. Платформа несет столько челнов, что способна захватить большой плацдарм на поверхности сфиры, на орбиту которой выйдет, и удерживать его длительное время. Немалая сила! В космофлоте Земли – одиннадцать платформ, двенадцатая строится. Разумеется, не все одинаково укомплектованы челнами и людьми. На «девятке» – самый многочисленный экипаж.
Когда дружина вступила в отсек с георгами, загудели, зачмокали турбонасосы, откачивая воздух. Отец Карен дал команду: «Занять места!» – и солдаты устремились к челнам, грохоча тяжелыми ботинками.
Тимур был в паре пилотом, Паплюх – стрелком. Пилоту нагрузка больше, стрелку полегче, но он – командир истребителя. Быстро заняли места, задраили люки. Включились бортовые чит-карты, совмещаясь с процессорами скафандров, по мониторам побежали столбики символов. Тимур следил за ними – конечно, прочесть и осознать невозможно, но этого не требуется, достаточно видеть, что все зеленого цвета. Случись сбой – значки в строке станут красными.
Поток зеленых закорючек иссяк: все в порядке. Тимур доложил командиру, тот передал Шахтару: «Первый готов!» Затем в шлемофоне прозвучали голоса командиров остальных челнов. Тим положил растопыренные пальцы на консоль управления. Щелкнули фиксаторы браслетов космоформы, надежно закрепив их на приборной доске. Пилот пошевелил локтями, устраиваясь поудобней, глядя на датчик наружного давления. Когда оно упадет до нуля, отъедут бронещиты под потолком, открывая звездное небо. Иеросолдат Жилин чувствовал себя и пилотом истребителя, и членом экипажа командира Паплюха, и частью звена, ментальной конструкции из шести сознаний, группирующихся вокруг центра – разума отца Карена, мощного сгустка воли и веры. Тимур знал, что сейчас Константин, пристегиваясь запястьями к клавиатуре, вспоминает глупые басни о пилотах с оторванными руками, выбитых вместе с креслом-гнездом с места. Знал: Акмаль думает о Хайфе-Марии из десантной дружины бывших семинаристок, а Паплюх ворочается в своем гнезде, ему кажется, будто ремни недостаточно плотно охватывают грудь. Ну а отец-командир напитывает всех дружинников теплым участием, уверенностью и силой, помогает отрешиться от частного, слить сознания. Кольцо разумов образует венец, ободок снежинки, в центре, в перекрестье осей, – офицер Шахтар. Священник безмолвствует, но, пошевелив пальцами, может привести в действие шесть пар рук, пристегнутых к приборным доскам. Может. Однако сейчас делать все надлежит им самим.
Поток зеленых закорючек иссяк: все в порядке. Тимур доложил командиру, тот передал Шахтару: «Первый готов!» Затем в шлемофоне прозвучали голоса командиров остальных челнов. Тим положил растопыренные пальцы на консоль управления. Щелкнули фиксаторы браслетов космоформы, надежно закрепив их на приборной доске. Пилот пошевелил локтями, устраиваясь поудобней, глядя на датчик наружного давления. Когда оно упадет до нуля, отъедут бронещиты под потолком, открывая звездное небо. Иеросолдат Жилин чувствовал себя и пилотом истребителя, и членом экипажа командира Паплюха, и частью звена, ментальной конструкции из шести сознаний, группирующихся вокруг центра – разума отца Карена, мощного сгустка воли и веры. Тимур знал, что сейчас Константин, пристегиваясь запястьями к клавиатуре, вспоминает глупые басни о пилотах с оторванными руками, выбитых вместе с креслом-гнездом с места. Знал: Акмаль думает о Хайфе-Марии из десантной дружины бывших семинаристок, а Паплюх ворочается в своем гнезде, ему кажется, будто ремни недостаточно плотно охватывают грудь. Ну а отец-командир напитывает всех дружинников теплым участием, уверенностью и силой, помогает отрешиться от частного, слить сознания. Кольцо разумов образует венец, ободок снежинки, в центре, в перекрестье осей, – офицер Шахтар. Священник безмолвствует, но, пошевелив пальцами, может привести в действие шесть пар рук, пристегнутых к приборным доскам. Может. Однако сейчас делать все надлежит им самим.
* * *Глядеть на звезды из пилотского отсека георга – вовсе не то, что в иллюминатор транспортника. Все-таки монитор, пусть и большой, – не живая картинка, она воссоздана электроникой по данным, которые сходятся от двадцати четырех камер наблюдения, вынесенных поверх брони боевого челна. Ощущаешь себя почти как в кресле тренажера.
Звено Паплюха приступило к отработке совместных действий, но для начала облетело тренировочный участок, приноравливаясь к машинам и, в который раз, друг к другу. У георгов тяга в вакууме почти двести тонн – скорость можно развить немалую. После разгона Тимур на десяток секунд включил дросселирование, проверяя работу вентилей трубопровода, после перевел силовую установку, закрепленную на мощном хвостовом пилоне, в основной режим, затем – в холостой, перейдя на инерционный полет. Четвертая машина, в которой находился офицер Шахтар, держалась поодаль. По его команде звено атаковало буй-мишень. Они отступали, перестраивались, брали в клещи… В противоперегрузочном гнезде тело располагалось спиной по вектору тяги маршевого двигателя, ведь в направлении грудь-спина самые мощные перегрузки можно выдержать, до двенадцати g, – но не дольше нескольких секунд. Впрочем, таких нагрузок истребитель не давал, хотя если ускоряться без остановки, то к концу, когда топливо уже заканчиваться будет, перегрузки к десяти g подберутся.
Сперва цель оставалась неподвижной, потом отец Карен начал управлять ею, имитируя действия вражеского пилота. Менял манеру, то атаковал, то уходил… Дело казалось Тимуру привычным, точь-в-точь занятия в тренажерном зале. Паплюху трудней, он руководил звеном и одновременно ловил «вражеский челн» в прицел. Но ловил классно. То и дело в наушниках пищало: «Фиксация цели! Фиксация цели!»
Тим, управляя георгом, ощущал себя частью единого организма дружины, не то рукой, не то ногой. Когда Сергей или Костя выдвигались вперед – он был с ними, хотя его челн оставался позади; когда прикрывал их обходный маневр ложной атакой – знал, что братья рядом, плечом к плечу. Снежинка, венец сознаний, маневрирует, наносит удары, бьет одним из своих разящих лучей. И мозг ее – не отец Карен, мозг – это сама цепочка взаимосвязей между семью разумами, «распределенные вычисления», вложенные прямо в ментальную среду, образованную ими.
Неожиданно середина снежинки провалилась, канула в черноту – челн отца Карена сорвался с места, стремительно ворвался в карусель, закрученную звеном истребителей вокруг мишени. Тимур едва успел заметить, как на мониторе опознавателя сигнал командирского георга сменился на красный, а Рома уже отдавал дружине команды, разворачивал строй против нового противника. Молодец Паплюх! Звено сработало четко – еще бы, ведь мысленное слияние создавало особую отчетливость боевых действий, зримость, будто это в твоей голове носятся межсфирники, а ты за ними за всеми наблюдаешь, причем разом со всех сторон, видишь сложную динамическую геометрию их перемещений одновременно с многочисленных точек обзора. И еще кое-что Тимур ощущал иногда – словно командир его пальцы подталкивает к нужному сенсору или клавише на консоли. Остальные дружинники наверняка то же самое чувствовали.
Тут и отец Карен духовно открылся: из центра тепло пошло. Затем голос в шлеме прозвучал:
– Отлично сражались, – одобрение, гордость. – Отбой учениям. Возвращаемся на платформу.
Теперь отец-командир принял управление и повел звено к «девятке». Боевая платформа – огромная, темная – казалась свинцовой отливкой, тяжелым брусом, глубоко продавившим межсфирную гладь, так что пространство вокруг морщилось, шло незримыми складками. Карен взял в обход, и перед Тимуром открылась новая картина: сфира, голубая, окутанная сиянием атмосферы с узором облаков.
Разворот – показалась Луна, и накатили другие чувства. Серый сфироид, маленький по сравнению с Землей, далекий, холодный и злой, испещренный оспинами кратеров и реголитовых рудников, по которым ползали гигантские комбайны-скребки. Тиму показалось даже, что он видит крошечные огоньки факельных лабораторий – автоматизированных станций, где реголит разогревали, выпаривая гелий, от которого уже отделяли необходимый изотоп, сжижали и в таком виде транспортировали на орбиту. Луна – суровый враг. Она скалилась недобро, грозно. Если подлететь ближе, станет видна цепочка желтых огней, свечение вокруг постоянных поселений, вгрызшихся в грунт, вцепившихся в сфиру. Незаконные оккупанты – и весь сказ! Доброе чувство ушло, Тим осознал, что то же самое ощущают и братья.
Мелькнула мысль: «Всевечный, но как просто! Сейчас я вел боевой челн вдали от Земли, летел сквозь межсфирию! Впервые! И в душе ничего не шевельнулось. Почему же так буднично все?»
Он не мог сообразить, порожден ли вопрос его разумом – или это подумал Паплюх? Или даже сперва был Акмаль, а потом мысль передалась дружине? Нет, не так: это и быламысль всей дружины.
Возвращение на «девятку» прошло без проблем, хотя в какой-то момент Карену пришлось скомандовать:
– Жилин, десятипроцентную тягу на тормозные двигатели! И следи за тангажем, у вас превышение допустимого угла.
Тимур сразу справился, выровнял челн и скорость вовремя уменьшил. Георги опустились аккуратно, сработали магнитные захваты, затем на консоли вспыхнули красные диоды, запищал звуковой сигнал: схватились парковочные тиски – механические, надежные. Индикатор боковой нагрузки на шасси показал норму; сомкнулись бронещиты, пилотская программа коротко продзинькала мелодию одного из церковных гимнов, и после изображение на мониторах съежилось, перешло в экономный режим. Тимур покосился на датчик давления. Зеленый столбик скользил вверх, достиг отметки «мин.», потом подполз к «норм.». Тут же на консоли замигали датчики, стали пульсировать разноцветные огоньки. Тимур отстучал нужную комбинацию сигналов; тренькнул, отключаясь, главный компьютер, пошла разгерметизация корпуса. Когда люк приоткрылся, раздалось легкое шипение: все же давление в кабине георга было немного выше.
Гнезда с тихим вздохом стравливаемого через клапаны газа выпустили тела из своих мягких объятий. Осторожно перебирая руками, пилоты соскользнули на пол, прилипли подошвами к магниту. Отец Карен помогал, разбрызгивая по снежинке капли сноровки, – он-то покинул кабину быстро и ловко.
Распахнулись двери, по мебиусам и полу к истребителям устремилась со всех сторон обслуга в легкой красной космоформе. Тимур подумал: на «девятке» все не так, как на поверхности сфиры, только звуки прежние. Ботинки техников, грохочущие по металлическому полу, рождали гулкое эхо. Что за банальная мысль, ну конечно, все не так. А, так, может, это подумал не он, а Серега? Или нет, скорее Акмаль. Надо же, уже не разобрать – теперь мысль о звуках принадлежала всей дружине.
Солдаты выстроились шеренгой, отец Карен прошелся перед ними, встал, опершись на посох.
– Итак, состоялся ваш первый вылет. Действовали дружно. Горжусь. Хотя сие недостойное чувство – но я сумел вас выучить. Знаний вам довольно, а вот хватит ли присутствия духа, когда окажетесь не пред мишенью, но живого безбожника узрите? Вы все ощутили, каково быть дружиной, братством. Помните, тот, кто проявит слабость, согрешит перед Всевечным – и себя погубит, и братьев. Не жалейте врага, проникнитесь пониманием того, что вы теперь есть десница Всевечного, частичка дружины, флота, верославной общины, коя составляет единый дух. Не за себя, но за общность верославную, устремленную к престолу небесному, пойдете в бой. Думайте о том, молите Всевечного о ниспослании твердости, это самое сложное – первый раз врага уничтожить. Трудно, по себе знаю. Но помните: убиваете лишь тело неприятельское, дух же, напротив, спасаете, освобождаете от оков греховной плоти. Таков долг воинский – души спасать… – отец Карен надолго замолчал, а после молвил: – Свершим послеполуденное моление.