Они оторвались друг от друга не скоро, убеждая себя, что пора в путь, надо и честь знать, дело не ждет... Но через час дороги основали новый привал на опушке леса, куда не задувал ветер, и не сдвинулись с места уже до следующего утра.
Ночевали там же. Жгли костер. Болтали о пустяках, жарили хлеб, пили джин из фляжки и целовались. Весь мир остался где-то далеко. Они чувствовали себя свободными и ничем не связанными. Если и случаются в жизни хорошие дни - то этот явно был из их числа. Потом заснули, плотно прижавшись друг к другу, и не видели дурных снов.
Глава 8
Чем выше путники взбирались в горы, тем холоднее становилось вокруг. Свинцовое небо надвинулось, временами начинал идти снег, таявший на лету. Сейчас невозможно было поверить, что всего сутки назад они могли купаться в затоне или спать на траве, бросив на нее плащ. Земля подернулась белыми перьями инея. При дыхании изо рта вырывались белые облачка пара. Пришлось одеться теплее и отказаться от ночных стоянок.
-- Уже скоро. - говорила Хельви, удовлетворенно оглядываясь по сторонам.
Но на многие мили кругом не было даже признаков жилья. Это пугало Харвея. Будь его спутница горной феей, а не женщиной из плоти и крови, лорд решил бы, что она специально завлекла его в пустынные места, чтоб погубить на радость своему странному народу.
На последнем привале, когда Деми уже затушил костер, чтобы двигаться дальше, а Хельви отошла к лошадям, из-за кустов боярышника, покрытых тяжелыми шапками снега, к нему вышел огромный ярко-синий лев с янтарно-желтыми глазами и без всякого страха, подойдя к человеку, потерся пушистой гривой с искристо-голубыми переливами об его щеку. Потом мурлыкнул и исчез в других кустах.
Герцог был потрясен. Он не успел даже схватиться за оружие. Руки так и застыли, не дотянувшись до арбалета. У сальвов была старая поговорка: "допиться до синих львов". Харвей подумал, что разряженный горный воздух играет с ним злые шутки. Но видение было настолько отчетливым, настолько теплым и тяжелым, как настоящий зверь, что лорд не мог убедить себя в ошибке.
Он сидел, склонившись и разглядывая глубокие отпечатки лап на снегу, когда к нему подошла Хельви, ведя двух лошадей в поводу.
-- Что с тобой? - спросила она. - У тебя такое выражение лица, как будто ты видел горного духа.
-- Может быть. - протянул Деми. - Знаешь, только что, буквально минуту назад здесь был синий лев, и вот его следы. - герцог указал на землю.
-- И что? - не удивилась Хельви. - Синий лев, как синий лев. Даже не особенно крупный, судя по отпечаткам.
-- Он об меня потерся! - не выдержал Харвей. - Это дикость!
-- Он ласкался. - улыбнулась королева. - Синие львы очень дружелюбны.
-- Да черт возьми! - сорвался ее спутник, но не успел закончить фразу, потому что увидел в небе над головой Хельви целую стаю больших птиц, которые при ближайшем рассмотрении оказались грифонами с ярким золотым отливом шерсти и перьев на крыльях. --Смотри! Смотри!
-- Они перелетают на южный склон. - ответила королева. - Там гораздо теплее из-за отсутствия ветра. А то вон как их бедных сдувает!
Действительно, сильные порывы ураганного ветра со снегом буквально швыряли грифонов в сторону от взятого ими маршрута.
-- Едем, наконец. - Хельви вскочила в седло. - Надеюсь, ты не устроишь еще пары немых сцен при встрече с единорогами? - она хлыстиком указала вниз.
Харвей проследил за направлением руки королевы и остолбенел. Совсем близко в ущелье между горами, которое они недавно покинули, на узком, свободном от снега плато паслись белые существа, издали напоминавшие лошадей. Только их тонкие витые рога, ослепительно поблескивавшие на солнце, отличали этих изящных созданий от Пенки.
Конь королевы явно почувствовал сородичей, громко заржал, и снизу ему ответили призывным ржанием. Подавшись вперед, Пенка едва не сорвался с дороги, и Хельви пришлось резко натянуть поводья.
-- Куда! - прикрикнула она. - Нет, милый, тебе нельзя! Окажись ты среди единорогов, и они тебя затопчут. - женщина с жалостью потрепала жеребца по шее. - Извини, но я ничем не могу помочь. Единороги пугливы и не любят чужаков.
-- Хельви, -- окликнул ее лорд, -- Хельви.
Королева обернулась не сразу.
-- Хельви, но грифоны, единороги, синие львы... это ведь выдумки.
-- Ты думаешь, у людей хватило бы воображения? - рассмеялась она. Хотя, впрочем, ты прав. - Хельви пустила Пенку рядом с жеребцом Харвея. Все на свете выдумка: и я, и ты, и горы, и единороги - выдумка Всевышнего. Так почему цветение дерева по весне тебя удивляет меньше, чем синий лев? Разве появление листьев после того, как ствол на целых полгода умер, не большее чудо, чем окрас шерсти?
-- Не знаю. - пожал плечами Деми. - Но согласись: деревья цветут везде, а синие львы встречаются только тут. И это странно.
-- Скорее грустно. - кивнула женщина. - Бог оставляет нам все меньше чудес. Я рада, что ты еще можешь их видеть. Это вселяет надежду, что ты увидишь и Монтаньяр. Он открывается не для многих.
-- Я тебя плохо понимаю. - покачал головой Харвей. - Разве не все, попав сюда, видят то же, что и мы?
-- Нет, конечно. - покачала головой королева. - А то бы тут было полно охотников. Но, -- она снова потянула Пенку прочь от края пропасти, -для большинства здесь просто холодная каменистая дорога в гору и больше ничего.
-- А почему мы?..
-- Почему мы видим? - Хельви пожала плечами. - Не знаю. Видим и все. Нам дано - другим нет. Все сальвы такие.
-- Это связано с нашей кровью? - допытывался герцог.
-- А ты не замечал, какие мы странные? - вопросом на вопрос ответила королева. - Как нам тяжело в окружающем мире?
Деми должен был согласиться. Его народ, как и все сальвские племена, был зыбок и неустойчив, легко переходил от радости к горю, от труда к унынию. Видел и слышал то, чего не видели другие и тяготился повседневными заботами. Окружающие народы считали сальвов ленивыми и склонными к фантазиям. Завидовали разве что их интуиции.
- Знаешь, как беотийцы во время войны распознавали настоящих сальвов среди пленных? - спросила Хельви.
Деми покачал головой.
-- Заставляли пройти по доске над воткнутыми внизу пиками. Не сорвался - значит сальв. На ветку его, высоко и коротко.
Лорд с трудом сглотнул.
-- За что они нас так ненавидят? - спросил он. - Ведь даже если не убивают, то все равно не дают жить рядом.
-- Просто это не наш мир. - спокойно отозвалась королева. - Наш ушел безвозвратно, вместе с синими львами и белыми единорогами, а мы, -- она печально улыбнулась, -- чуть припозднились на пороге, наверное, потому что слишком любили жизнь и даже не заметили, как грубо она меняет свои очертания.
Лорд долго молчал.
-- Значит мы уйдем? - наконец спросил он.
Хельви покачала головой.
-- Мы нет. Мы уже нет. Те, кто был до нас, ушли -- древние сальвы с чистой кровью, знавшие мир в дни его детства. А мы, -- женщина помедлила, -- другие. Сколько войн прошло? Норлунги, беотийцы, фаррадские всадники - все они по сравнению с нашими предками варвары. Они принесли на кончиках своих копей новый мир и щедро поделились с нами своей дикой кровью. Без нее мы бы уже погибли.
-- По-твоему это хорошо или плохо? - не понял Харвей.
-- Не знаю, -- вздохнула его спутница. - Сальвы живут среди сказок. Им нравятся битвы, древние напевы, истории про фей и гномов. В каждой деревне верят, что под каждой горой лежит дракон на груде золота. королева усмехнулась. - Если б мы не стали наполовину варварами, не отупели душой, и не перестали в каждом ночном шорохе слышать голоса духов, мы бы не удержались за этот мир. Наши люди не любят ни торговать, ни строить корабли, ни открывать новые земли - любят сидеть у костров и слушать старые песни, а жизнь проходит. Не даром горцы - единственные чистые сальвы в сегодняшнем Гранаре - так и не могут привыкнуть к новым порядкам.
-- Значит мы сами стали варварами. - с грустью сказал Харвей. Гоняемся за золотом, убиваем друг друга, ради куска земли? Как все?
-- Да, пожалуй. - кивнула королева. - Мир повзрослел. Остался в нем живи по его законам, даже если они не нравятся. Но, -- на ее губах зажглась горделивая улыбка, -- кровь никуда не спрячешь. И мы, и дети наших детей, и внуки внуков будут время от времени видеть синих львов. Ты во всяком случае еще видишь.
С серого горизонта набежала огромная туча. Она зацепилась брюхом за край ущелья, и рокот холодного горного потока на дне стал совсем глухим. Харвей, не отрываясь смотрел на эту свинцово-синюю глыбу, и Хельви, проследив за его взглядом, кивнула.
-- Да, это Морриган. - сказала она. - Поедем скорее.
Лорд вцепился руками в луку седла, медленно осознавая, о чем говорит спутница.
Над ущельем во весь рост склонялась тень гигантской женщины. Ее лохматые седые волосы были туманом, сорванным с горных пастбищ. Согнутая спина - кручей ближайшего перевала. Ноги упирались в дно ущелья.
-- Поедем. - Хельви стегнула Пенку, да так, что бедный конь со страху шарахнулся в сторону. - Надо ее миновать до того, как пойдет град.
-- Поедем. - Хельви стегнула Пенку, да так, что бедный конь со страху шарахнулся в сторону. - Надо ее миновать до того, как пойдет град.
-- Разве град опасен? - пожал плечами Деми.
-- Да. Потому что после града будет камнепад. - королева явно не имела ни времени, ни желания излагать ему сущность характера старой Морриган. Пришпорив коней, они тронулись в путь.
Град начался сразу, как только путники миновали перевал. Туча едва не накрыла их, но Хельви погнала лошадь, заставляя мужа следовать за ней во весь опор. Посмотрев сверху на беснующуюся внизу природу, Харвей благословил Бога за то, что они уже далеко от злобной круговерти льда и снега, обрушившейся на тропу.
Дальше лошади пошли шагом и, миновав замерзший ручей, оказались у края небольшого водопада, чахлой струйкой сочившегося по ледяным глыбам замерзшей воды. Деми почувствовал, что разгорячился после скачки и хочет пить. Пусть даже у него перехватит горло от холода. Он протянул руку, но не успел донести пальцев до струи, как падавшая сверху вода на глазах приняла неприятный красноватый оттенок.
-- Не пей! - закричала королева. Но в ее предупреждении не было особого смысла. Харвей и сам уже отдернул руку, не столько повинуясь чувству брезгливости, сколько смутному требованию не прикасаться к воде, возникшему внутри него самого.
Хельви снова поторопила коня, и всадники поднялись еще выше. Отсюда хорошо был виден верхний участок ручья. Оборванная нищенка в черных лохмотьях стояла над водой и, согнувшись в три погибели, полоскала чье-то окровавленное белье. Харвей не сразу понял, что, когда она поднимает свои тряпки над водой и отжимает их, с белого полотна продолжает течь кровь. Не увидел он и как изменилось лицо королевы.
-- Убирайся! - крикнула молодая женщина, выхватив хлыст, но не решаясь пустить коня вброд, чтоб согнать старуху с ее места. - Убирайся! Там, в долине, и так достаточно крови! Люди хотят жить!
Старуха на мгновение оторвалась от своей странной работы и долгим тяжелым взглядом посмотрела через плечо. На ее безобразном землисто-сером лице была написана злая усмешка. Она ничего не сказала, лишь продолжала молча опускать белье в ручей, от чего струившаяся вниз вода стала уже совсем алой.
Харвей вспомнил слова старой песни: "Протекали реки, реки кровавые", -- и ему стало не по себе. Он тронул поводья лошади и выехал из-за спины Хельви. Серый жеребец заартачился, захрапел, но, подчиняясь руке седока, все же пошел к берегу ручья. Молодой лорд не произнес ни слова. Просто подъехал к воде и молча уставился на старуху. Но она медленно подняла глаза. Этого момента Харвей потом не мог забыть всю жизнь. Пустота - черная, полная, абсолютная - глянула на него с лица странной женщины. Он наблюдал, как с ее белых старческих рук струится влага, как под раздуваемыми черными лохмотьями нет ничего, и виден противоположный берег, как ее костлявые ноги, упиравшиеся в ручей, превращаются в птичьи лапы...
При виде него на лице страхи отразилось безграничное удивление. Она опустила белье в воду. Грай воронья оглушил путников. Черная стая поднялась в небо и растаяла в воздухе.
-- Вот и все.
Харвей почувствовал себя необыкновенно усталым, его клонило в сон и вело из стороны в сторону. Хельви поддержала мужа в седле.
-- Что это было? - Деми едва шевельнул губами.
-- Морриган узнала в тебе короля этой земли. - молодая женщина вцепилась ему в пояс, чтоб он не упал. - Ты ее напугал.
-- Возможно. - голова лорда была тяжелой, как свинцовая болванка. Долго нам еще? Я сейчас свалюсь.
-- Не знаю. - покачала головой Хельви. - Может статься, мы уже не увидим Монтаньяра.
Деми поднял на нее удивленный взгляд.
-- Морриган отняла у тебя слишком много сил. - королева вздохнула. А Монтаньяр видят не все.
Ей стало до глубины души обидно. Сделать привал на таком холоде они не могли. Развести костер было не из чего. Вокруг не торчало ни единого прутика. Возвращение вниз заняло бы много времени. Харвей не выдержит обратного пути. Идти в Монтаньяр без Деми - королева ясно ощущала сейчас, что не оставит его одного. Отчаяние, похожее на то, которое охватило ее перед первой встречей с Монтаньяром, поднялось в сердце молодой женщины. На много миль окрест не было жилья. Они уже полутора суток не спали и не делали долгих привалов, потому что в этих снегах можно было заснуть от холода и не проснуться. Как случилось с ее спутниками тогда...
...Маленький отряд, оставшийся от внушительного вооруженного эскорта королевы после стычек с горцами, пробивался через перевал, все выше и выше, надеясь спуститься в долину по северному склону. Преследователи давно отстали. Синие львы к ним не выходили. Может, была слишком снежная погода? Все кругом заволокло вьюжной пеленой.
-- Ваше Величество, мы не знаем, куда идти. - срывающимся от ветра голосом крикнул Дерлок. - Ничего не видно! Надо сделать привал и переждать бурю!
Она обозвала его "следопытом", с трудом сползла с коня, заставила животное подогнуть ноги, опуститься на снег и прижалась к теплому, тяжело дышавшему лошадиному боку. Остальные последовали ее примеру.
-- Не спать! Только не спать! - крикнул Босуорт и, сев рядом с Хельви, накрыл королеву своим телом.
Через три часа из маленького отряда в пять человек, подняться смогли только она и Дерлок, потому что все время грели друг друга. Остальные, вопреки требованию своего командира, не смогли совладать со сном и замерзли. Лошадей пришлось бросить, несчастные животные не могли не только идти по такому снегу, но даже подняться на ноги. Дерлок застрелил их из арбалета, хотя этот последний акт милосердия нелегко дался его заледеневшим рукам.
Дальше шли, как во сне, просто переставляя ноги. И, наконец, на совершенно открытом перевале сильный порыв ветра сбил их с ног. Босуорт упал лицом вниз и больше не двигался. Хельви лежала рядом с ним, рассуждая, что такой королеве, как она, не за что рассчитывать на благодарность потомства. Ничего не успела сделать и сгинула не весть где, невесть с кем.
Когда до ее ушей долетел легкий колокольный звон, девушка восприняла это без удивления. Хельви не понимала только, почему, поднимаясь на небо, она все еще испытывает холод? Мягкая неземная музыка наплывала на нее волной, топя в пенистом прибое. Флейты? Разве это флейты? Могут ли скрипки издавать такой нежный звук, полный нездешнего покоя и радости? Хельви подняла голову. Прямо перед ней на выветренном горном плато из пелены облаков вставал замок. И не один.
Громада величественных стен и башен, целый город, если город может быть столь невыразимо прекрасен. Ворота были распахнуты, за ними звучали колокола, двигалась пестрая веселая толпа, цвели сады. И все это белое видение заливал теплый золотистый свет, исходивший, казалось, от самих строений, людей и звуков.
Хельви встала и пошла. Мираж не рассеялся ни когда она ступила на мост, ни когда проходила под аркой ворот. Так юная королева Гранара впервые попала в Монтаньяр. Так узнала, что он для нее открыт. Три дня и ночи, забыв обо всех печалях, она пировала за его стенами с прекраснейшими рыцарями и дамами, танцевала и участвовала в охотах. Веселью не было конца. Сердце пело, и никто вокруг не напомнил ей, что надо уходить.
Еще немного, и Хельви осталась бы там навсегда. Но однажды она бросила взгляд в окно. Там, далеко внизу, на занесенном снегом перевале лежал, окоченев, человек, который не мог видеть Монтаньяра, тем более вступить в него, и должен был умереть. В один миг золотая пелена безграничного счастья слетела с глаз молодой гостьи горной обители. Хельви спросила, сколько времени прошло с тех пор, как она попала сюда, и ей ответили, что в Монтаньяре времени нет. По земным же меркам - о, ее величество здесь уже трое суток, и человек внизу давно умер... Королева закричала. Ее крик был полон такой боли и раскаяния, что веселые жители Монтаньяра не могли снести страданий гостьи...
Она очнулась. Дерлок лежал рядом, хрипло дыша. Две тяжелогруженых лошади стояли невдалеке, ожидая их. Откуда взялась у королевы сила, чтобы поднять спутника и перекинуть через седло? Как она сама смогла взобраться верхом? Как миновала смертельно опасный перевал и спустилась в долину, где ее встретили войска д' Орсини? Этого Хельви не знала, и всю дорогу в ней, словно весенний ключ, била необыкновенная жизнерадостная энергия. Точно в ее крови всплывали и лопались разноцветные пузырики смеха, любви, беззаботности и уверенности в победе.
Теперь королева стояла у невидимых ворот Монтаньяра второй раз, но в отличие от первого, твердо знала, что она не войдет в них одна.
-- Вон, смотри. - тихо произнес Харвей, поднимая руку и указывая куда-то в снежную пелену. - Город.
Они проехали по опущенному мосту и трижды постучали в ворота. Сверху к путникам склонились воины в золоченых шлемах и, окликнув гостей, распахнули перед ними двери.
Такой красоты Харвей не видел еще ни разу в жизни. Чувство тепла и покоя мгновенно охватило его, как только они проехали кольцо стен и окунулись в веселый поток празднично одетых, поющих и разговаривающих жителей города. Им все улыбались, кивали, как старым знакомым, предлагали фрукты и вино в высоких золотых кувшинах. Лошадей взяли под уздцы и увели куда-то.