– - Совсем неправильно. Работа всякая хороша, а кто поучится, тот лучше ее сделает. У вас земля плохо родит. Потому у вас земля плохо родит, -- не умеют ее обработать. Земля -- как корова. Корми ее хорошо, чисти ее -- и она больше молока даст. Вот Андрей видел землю у нас. Разве у нас в таком она виде?
– - Где же, совсем отменно, -- подтвердил слова латышки Андрей. -- Я уже говорил своим…
– - Стало быть, по-вашему, и нам нужно учиться? -- спросил Мартын.
– - Очень много учиться. И всем учиться -- и старым и молодым.
– - Старых-то прежде в котле выварить нужно, чем их учить, -- вздохнув, сказал Мартын.
– - Старых учить, что мертвых лечить, -- поддержала мужа Татьяна.
– - Тогда старым не надо мешать молодым, -- вмешалась в разговор Луиза. -- Пусть они больше в школу ходят, в экскурсии ездят… Чем больше молодой увидит, больше будет знать.
– - Несподручно все это. Училище у нас в другой деревне, иной раз погода, -- отвезти, лошадь занята. Да и к чему нашей сестре учиться, говорят, теленка-то и без записи не растеряешь.
Луиза стала оспаривать такое понятие. Она не понимала того, как это у русских деревенских детей такое равнодушие к тому, что делает человека выше и благороднее. Пусть на это нужны будут деньги, пусть люди потратятся на детей, да обученным детям легче придется в жизни. Они будут стоять на высшей ступени.
То, что говорила Луиза, было новостью для всей семьи, и каждое ее слово принималось к сердцу. Задумались Татьяна и Мартын, озаботился Андрей, даже Ларька с Наташкой сидели притихшие, и у них по-новому светились глаза.
– - Знамо, правда это, -- наконец согласилась Татьяна. -- Говорят: ученье свет. Вот вы поученее, и у вас уж все другое. А что я хочу тебя спросить, -- вдруг переменила тон Татьяна. -- Если бы наша Наташка вздумала бы учиться кой-чему у ней, приняла бы ты ее?
– - Чему же поучиться?
– - Да вот так: вышивать, вязать…
– - Очень хорошо будет.
– - А если с ней, для охоты, подруги две-три придут?
– - Это еще лучше. Тогда настоящая мастерская выйдет, -- засмеялась Луиза.
– - А ты, Наташка, пойдешь? -- спросила мать у дочери.
– - Пойду, -- решительно проговорила девочка.
Луиза любовно взглянула на Наташку.
– - Вот и хорошо. Тогда набирай себе подруг и приходи.
– - Ничего, если побольше ее которые…
– - Все равно. Хоть совсем взрослые.
Когда Стуловы пришли домой от беженок, то все они были в каком-то приподнятом состоянии. Татьяна покачивала головой и приговаривала:
– - Ну, народ, вот так народ!
– - Этот народ заведет огород, -- соглашался с нею Mapтын, -- и сам сыт будет и других накормит.
V
Весь вечер Стуловы толковали, кого можно позвать вместе с Наташкой учиться рукоделью, гадали, как пойдет это дело и что из этого выйдет, а утром Наташка пошла по намеченным дворам подбирать себе товарок. К вечеру к Стуловым пришли три ровесницы Наташки и две девицы взрослые. Наташка своими рассказами о беженке закружила им головы, и они хоть сейчас готовы были садиться и делать все, чему их будут учить. Но, несмотря на такую готовность, они боялись идти прямо к Луизе, а сидели и пережимались у хозяев.
Когда зажгли огонь, пришла Луиза. Увидав собравшихся девиц, она почему-то повеселела, свободно и приветливо поздоровалась с каждой и спросила:
– - Это что, подруги Наташи?
– - Подруги. Вот им всем желательно на твое мастерство поглядеть да позаняться, -- объяснила Татьяна.
– - Очень рада. С такой компанией и заниматься будет весело. Тогда пойдемте ко мне, там лучше познакомимся.
– - Они давно хотели идти, да не смеют.
– - Чего же? Совсем напрасно. Никогда не бойтесь людей… Люди не звери. Пойдемте.
Девицы приободрились и пошли за Луизой. У беженок все было так же, как и вчера, хозяева были изумлены чистотой и опрятностью, которые завели латышки. С любопытством начали разглядывать бывшие у них вещи, а Луиза все им показывала и объясняла.
Потом Луиза отдельно спросила каждую, кто что знает, кто чему хотел бы выучиться и к чему у кого лежит больше сердце. Все признали, что и простое шитье, и вышивки, и вязанье у ней очень хороши, и всем захотелось все так же уметь делать. Луиза засмеялась.
– - Нельзя сразу всему… Нужно по порядку. У нас в Митаве…
И она начала объяснять, как у них в Митаве обучают рукоделью.
Повозившись насчет порядка, Луиза записала каждую, кто с чего будет начинать, рассказала, какой кому нужен материал, и когда деловая часть была закончена, началась общая беседа.
– - Ну, теперь давайте ближе знакомиться, расскажите, из какой кто семьи. Ну, хоть ты? -- обратилась Луиза к первой взрослой девице с большими глазами, весноватым, но приятным лицом.
Девушка эта была Ольга Михайлова, одна дочь у матери, мать ее вдова. У нее есть старший брат, живет в Москве в приказчиках. Он там женился, и у него есть дети, которые ходят в городское училище.
Вторая девица Матреша из осиротелой семьи. У ней умерла мать. Она была старшая. На ее руках два братишки и еще сестренка, которых она обшивает и обмывает. Ей в первую голову хотелось обучиться получше шить и хотя как-нибудь кроить. Она сказала, что и ее сестренка будет сюда ходить, только на смену. Когда сестра, когда она.
Подростки были из больших семей. Когда Луиза узнала эти подробности, то стала еще веселей.
– - Очень хорошо. Всем это будет на пользу. Вот скорей добывайте материалу, да и за работу.
Материалу можно добыть только в городе, куда больше ездили в базарный день, раз в неделю. Этот день подходил скоро.
– - Может быть, я с вами бы поехала. Мне самой кое-что нужно купить, да и вам помогу что лучше выбрать
– - Вот хорошо-то, -- хором одобрили все девицы.
Разговор разгорался, девицы делались смелее. Давешняя робость их прошла, и они уже бойко отвечали на вопросы, сами задавали их. Незаметно пришло время, когда запели петухи.
– - Батюшки, как поздно-то! -- всполошилась Матреша. -- Мне еще ужинать собирать было надо.
– - Ну, чай, без тебя поужинали.
– - Все-таки надоть итить, хозяевам покой давать.
– - Ничего, ничего, -- ободряла их Луиза.
Девушки поднялись и стали прощаться. Луиза радушно простилась с ними, просила не забывать ее и проводила всех на улицу.
Девушки разошлись счастливые. Они впервые так хорошо и как-то совсем по-новому почувствовали себя каждая.
На другой день перед обедом к Стуловым пришла девочка из семьи базарных торговцев Смолиных. Звали ее Марфуша. Она была на год постарше Наташи. Как из богатой семьи, Марфуша льнула больше к девицам постарше. Стуловых удивило то, что она к ним пришла. И пришедшая чувствовала себя не совсем ловко. Она сейчас же подошла к Наташке и шепнула подруге, что ей нужно сказать два слова. Наташка отошла с ней в чулан.
– - Наташа, миленькая, -- сейчас же просительно заговорила Марфуша, -- говорят, ваша жиличка девок учить собирается?
– - Собирается.
– - А меня она не примет?
– - Не знаю. Чай, примет.
– - Нельзя ль узнать как?
– - Поди сходи к ней.
– - Да я одна-то боюсь.
– - Чего ж бояться, нешь она кусается?
– - Все ж таки не свой человек. Пойдем ты со мной.
Наташка немного подумала и согласилась:
– - Ну, что ж, пойдем…
Они сейчас же отправились в ту избу. Луиза сидела за столом и писала какое-то письмо, а по другой конец стола сидела Анна. Девушка отложила писанье в сторону и пытливо взглянула на вновь пришедшую.
– - А я тебе еще одну ученицу привела.
– - Очень хорошо, -- окинув с головы до ног Марфушу, одобрила Луиза. -- Тоже рукоделью?
– - Да.
– - А грамоте знаешь?
– - Немного знаю.
– - Отчего немного? Нужно было больше знать. Твои родители тоже крестьяне?
– - Они богаче, -- пояснила Наташа.
– - А богатым скорей надо учиться, им доступно. Твои родители хорошего тебе не желали. А что ты по рукоделью можешь?
– - Что же я могу, я ничего не знаю.
– - Ну, как же, если связать что или сшить?
– - Мы привыкли во всем купленном, -- смущенно заявила Марфуша.
– - Купленное -- это когда новое, а если починить что? Да опять, всего не накупишься.
– - Ты прими уж ее, -- заступилась за Марфушу Наташка, -- она и научится.
– - Конечно, приму, пожалуйста, приходи. Запаси только материала.
Она рассказала, чего сколько Марфуше нужно, и эта девочка ушла от Луизы с закружившейся от радости головой. Когда они пришли в избу Стуловых, Ларька заметил:
– - Лафа вам, девкам, будете вы в кучку собираться пойдут у вас каждый день посиделки.
– - А тебе завидно?
– - Завидовать нечему, а немножко жаль, нешто мне в платье нарядиться да платком повязаться.
– - Только попробуй, мы тебя так турнем…
V I
Подошел базарный день. Луиза съездила с своими ученицами в город. Запаслись материалом. Будущие рукодельницы на другое утро пришли к беженкам и стали подготовляться к работе. С первого же дня работа началась, и кто начал вязать, кто вышивать, кто просто приучаться шить. Дело у всех спорилось, наука давалась каждой. Прошло каких-нибудь две недели, как Татьяна зазвала к себе одну соседку, вынесла из чулана отрезок холстины с цветисто расшитыми концами и проговорила:
– - Погляди-ка, как моя Наташка научилась расписывать.
Соседка взяла в руки богато расшитое полотенце, долго любовалась им, потом охнула и вздохнула:
– - Жалко, у меня никого нет, а то и я бы отдала в эту науку.
– - А вон Андрею какую шарфу связала, -- еще похвасталась Татьяна.
– - Вот они, золотые ручки-то! А мы что?!
– - Мы зато черную работу ломаем, -- в утешенье соседке сказала Татьяна.
– - Ломать-то можно, да что из этого толка? И медведь ломает, да из его ломанья выходит одна валежь.
Все ученицы ходили к Луизе очень охотно, просиживали все положенное время, нередко забегали и в неположенное или в сумерки или вечерком. Квартира беженок стала для них самым притягательным местом. За работой они разговаривали, шутили, пели песни. Луиза более всего подбивалаих на песни, внимательно вслушивалась в каждый стих, что они пели. Иногда она пела и сама, но она пела по-латышски и все более одну песню с заунывным мотивом. Эту песню Луиза пела с большим увлечением. Однажды девицы пристали к ней и стали просить рассказать, о чем поется в песне. Луиза рассказала, что в песне поется про народ, у которого в песнях нет веселья, а только одно грустное. Эти песни щемят сердце и навевают тоску. И вот спрашивается докуда же будут люди петь так грустно, когда же грянет у них веселая и могучая песня о вольной воле? И никто не знает, когда наступит такое время.
Однажды перед Михайловым днем, когда вся компания, по обыкновению, сидела за рукодельем, в избу вошел Андрей. Он был немного смущен и нетвердым голосом проговорил:
– - А я пришел к вам с газетой, хочу новенькое вам прочитать. Вот тут описывается, как трое наших из немецкого плена ушли.
– - Это очень отлично, -- ободрила Луиза. -- Я сама хотела тебя просить. Ходил бы и читал нам. А мы будем слушать да спасибо тебе говорить.
Ободренный такой встречей, Андрей отложил костыль в сторону, сел на лавку и вынул из кармана газету. Началось чтение. Девицы, не отрываясь от своих занятий, внимательно слушали, что им читали, и когда история кончалась, одна за другой стали высказывать свое удовольствие.
– - Это хорошо. Ты, правда, приходи почаще да принеси чего-нибудь.
– - А я не помешаю вам?
– - Совсем нет, -- уверила его Луиза, -- даже очень хорошо выйдет.
– - Нy, так ладно. Съезжу в училище за книгами.
– - А ты сам-то любишь читать? -- спросила Луиза.
– - Прежде не любил, -- признался Андрей. -- Не то чтоб не любил, а не понимал, правильнее сказать. Когда учиться ходил, читал еще, а как перестал -- и читать бросил. То некогда, то погулять хочется. Товарищи тоже никто не читал. А вот как полежал в лазарете, понял и в редьке скус. Сперва другие читали, а дальше сам стал. Да как, бывало, зачитаешься-то, до полуночи не спишь. Огонь погасят, а все лежишь да думаешь. Ведь с книжкой-то что ни что перечувствуешь, где ни где не побываешь.
– - Да, да, -- горячо подтвердила Луиза, -- все это правда.
Она ласково взглянула на Андрея и добавила:
– - Так когда ж ты нам добудешь книжек?
– - Да хоть завтра, запрягу лошадь да съезжу…
V II
Между книгами, которые привозил из школы Андрей и читал в избе девицам, попалась одна, где выводилась старая барская семья с различными характерами. Одни были смешные, другие благородные. Луиза после чтения спросила: не знают ли девушки кого из живых людей, похожих на описанных? Девицы задумались; наконец Ольга засмеялась и сказала:
– - Я знаю одного.
– - Кого?
– - А вот Петра, Марфушина брата, очень он на Митрофанушку похож.
Все рассмеялись; смеялась и Марфуша. Она подтвердила, что у ее брата есть сходство с Митрофанушкой. Он был уже взрослым, но жил дома, ничего не делал, собирался жениться и искал богатую невесту. С тех пор как у Луизы начались занятия с девушками и когда девушки собирались к ней по вечерам, ему некуда бывало деваться. Ребят в деревне ни кого не оказалось, и он ходил один, раздраженный и скучающий.
Вскоре после того как про него говорили в избе Луизы девушки, один раз перед обедом, когда шла самая живая работа, в избу вошел Петр. Это был статный, сытый парень, одетый в хорошую поддевку. Мать с дочерью, не зная, кто это, смутились, когда увидели его. Петр тоже чувствовал себя не совсем свободно. Он неловко снял шапку и нетвердо проговорил:
– - Бог помочь.
– - Спасибо, Пахомыч! -- смеясь, ответила Ольга.
– - Что, Петра, пришел сказать, когда будет вёдро? -- спросила вошедшего другая взрослая девица, Катерина Ганькина, поступившая на обучение после.
– - Он разе Петр, его, кажись, окрестили Митрофанушкой? -- напомнила одна из подростков.
– - В самом деле Митрофанушка!
Поднялся смех и шутки. Вспомнилось, что говорил Митрофанушка, что делал. Луиза оговорила девушек и спросила Петра, что ему нужно.
– - Я за сестренкой пришел, -- ответил Петр, немного оправившись. -- Наши обедать собираются, велели ее звать.
Петр говорил, а сам оглядывал избу, сидящих девушек, хозяек. Первоначальная робость его проходила. Он становился смелей. Приметив кое-что из обстановки неизвестного ему, он спрашивал, что это и на что. Ему объяснили. Он подошел отдельно к каждой, посмотрел, кто что делает, девушки опять стали было над ним шутить:
– - А ты небось думаешь, зачем это они глаза портят, сидели бы по домам на лавочке да болтали ногами?
– - Мне ваших глаз не жалко.
– - Верно. Это он про себя только думает: не хочу учиться, а хочу жениться, а об других-то ему горя мало.
Послышался новый взрыв смеха. Этот смех заразил даже Петра; он, улыбаясь, проговорил:
– - Что это вы про меня столько складываете?
– - Это не мы складываем, а так в книжке написано.
– - В какой же это книжке?
– - А вот ты узнай попробуй.
Петр присел на лавку, достал папиросы и хотел закуривать.
Луиза заметила это и поспешно проговорила:
– - Здесь курить нельзя.
– - Чего же? -- покраснев, изумился Петр. -- У меня хорошие папиросы, не махорка.
– - Все равно. Нас здесь много сидит, и нам нужен чистый дух.
– - Что ты лезешь в чужой монастырь с своим уставом? -- посмеялась ему одна девушка.
– - У вас, правда, тут монастырь, -- обиженно проговорил Петр, пряча в карман папиросы. -- Ну что ж, спасайтесь тут, а мы обедать пойдем. Пойдем, Марфуша.
– - Подожди, поспеем.
– - Чего годить, когда начал поп кадить.
Марфуша поглядела на Луизу. Луиза пожала плечами, Марфуша накинула на себя одежину и вышла за братом. Когда они ушли, Луиза, удивленная, проговорила:
– - Почему он такой самолюбивый? Ему сказали правду, а он ее невзлюбил.
– - Богатые они, к почету привыкли, и вдруг ему осадка.
– - Богатый больше должен понимать, что нужно.
– - Он много понимает, только об себе.
– - И у вас много таких парней?
– - Были такие, были и другие, -- только теперь все они на службе.
V III
Наташка за обедом рассказала, как к ним приходил Петр Смолин и что из этого вышло. Отец с матерью посмеялись, но Андрей сделался серьезным. В его глазах появилось смутное беспокойство, это беспокойство зашевелилось в его душе. Он вдруг забоялся: а ну, как латышкам выйдет из этого какая неприятность?
За последнее время Луиза стала одной заботой Андрея. Все, что его занимало последнее время, -- это была Луиза; он только о ней и думал и этими думами и жил. Он видел в девушке то, что ему представлялось самое хорошее и самое нужное в жизни. Все, что она говорила, что делала, как объясняла, что нужно делать и что делали другие, ему казалось безусловной правдой. Когда про Луизу что-нибудь рассказывала Наташка, у него всегда усиленно билось сердце. Бывать у них в избе, читать девушкам книжки было для него самой большой радостью. Еще более было радостно парню, когда Луиза приходила к ним в избу, заводила разговор с отцом или матерью и как отец с матерью, слушая ее, забывали свои дела. Разговор же с ним, советы о чтении поднимали Андрея до небес. У него появились такие чувства и надежды, в которых он пока боялся признаться себе. Он не знал еще хорошо, что это такое.
Не знал хорошо Андрей, что его обеспокоило и сейчас, когда он узнал от сестренки, что у них был Петр Смолин, но тревога, поднявшаяся в его сердце, не проходила. Оно смутно ныло.
Пообедали. Отец с Ларькой поехали в лес доваживать оставшиеся там сучья, а Андрею нужно было сходить к сапожнику. Он уже теперь ходил не на костыле. Ему купили новые валенки, и один валенок немного давил больную ногу, нужно было его расколотить на колодке. У сапожника сидело два мужика, зашедшие к нему покурить. И Петр пришел тоже с докукой, вырезать ремешок на напальник у гармоники. Увидев вошедшего Андрея, Петр насмешливо сказал:
– - Отцу игумену. Как в твоем монастыре дела идут?
Андрей понял, на что парень намекает, и ответил:
– - Да идут себе, а ты что, хотел бы поступить туда?
– - Нет, спаси Христос. Там настоятельница очень строга. Один раз зашел, и то курить не позволила. Этаких порядков я еще нигде не видал…