Нужная глубина будет достигнута не через два года, а на шесть месяцев раньше, то есть на днях. Может ли он, начальник Геологического центра, организатор и вдохновитель акватаунской эпопеи, покинуть объект в такое напряженное время? Еще несколько сот метров — и все акватаунцы поднимутся на поверхность — триумфаторы, покорившие подземную стихию. Тот, кто опустился сюда бедняком, поднимется достаточно богатым, на зависть тем, кого отборочная придирчивая комиссия, комплектовавшая Акватаун, забраковала по каким-либо признакам. Тогда и Ив Соич вместо со всеми поднимется к солнцу и вольному воздуху. Ждать осталось недолго.
Пульт, на который облокотился Соич, жил обычной своей беспокойной жизнью, каждую минуту требуя к себе внимания.
— Температура внизу ствола продолжает повышаться, — сообщила мембрана.
Соич распорядился увеличить подачу жидкого гелия.
Шахтный ствол продолжал нагреваться.
— Невыносимо! — прохрипела мембрана. Соич узнал голос старшего оператора.
— Включите вентиляторы.
— Они гонят раскаленный воздух. Мы остановим проходку.
— Не сметь! Остался один взрыв, только один взрыв.
— Мы здесь погибнем.
— Я лишу вашу смену премии, — пригрозил Соич.
— Можете забрать ее себе, — ответила мембрана. — Мы поднимаемся.
— Трусы! Я еду к вам, — закричал Ив Соич и бросился к манипулятору, чтобы спуститься вниз. Но прежде он хлопнул ладонью по зеленой кнопке, расположенной в центре пульта, тем самым заклинив подъемный транспортер. Отныне ни одна душа не могла покинуть ствол шахты.
Манипулятор смерчем пронесся по пустынной улице Акватауна — те, кто был свободен от смены, отсыпались после адского труда. Позади вздымался ил, голубоватый в прожекторном луче.
Промелькнуло кладбище акульих зубов конусовидный холм конкреций — глыб железомарганцевой руды, проплыла сопка с оторванной вершиной — подводный вулкан, погасший миллионы лет назад.
Вдали показались конструкции, подсвеченные снизу. Не сбавляя скорости, Соич влетел в шлюзовую камеру.
По мере того как транспортер двигался вниз, температура в стволе шахты возрастала. Липкий пот заливал глаза.
Соича ждали. Большая площадка в основании шахты была полна народу, гудела, как улей. Скудное освещение к краям площадки сходило на нет. Спрыгивая с ленты транспортера, Соич вспомнил картины Дантова ада. Увидя Соича, проходчики притихли. Физики, геологи, электронщики, термоядерщики ждали, что скажет «Железный Ив».
Соич вышел на середину, подошел к агрегату, щупальца которого сквозь толстые плиты защиты тянулись вниз, в глубину. Отсюда производились направленные взрывы, после чего автоматы наращивали новый участок ствола.
— Почему не работает подъемник? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Я выключил, — спокойно ответил Соич. Горячий воздух обжигал легкие, он казался плотным, почти осязаемым. Соич поднял руку — ропот утих. В наступившей тишине слышалось лишь, как захлебывается в трубах, пронизывающих стенки шахтного ствола, жидкий гелий.
— Через три, от силы четыре дня мы достигнем проектной глубины, сказал Ив Соич, — и тогда ваша миссия закончена. Вы подниметесь богатыми людьми…
— Включите подъемник! — перебил чей-то голос.
— Я удваиваю премию! — сказал Соич. Фраза прозвучала гулко — воздух был насыщен испарениями и сильно резонировал.
— Шкура дороже, — отрезал оператор.
— По местам! — закричал Соич. — Готовить взрыв.
Он шагнул к агрегату, но на пути вырос оператор. Горячая волна захлестнула Соича. Теперь, когда до цели осталось полшага, когда осталось произвести один взрыв, один-единственный… Неужели дело всей его жизни пойдет насмарку?
Уже не отдавая отчета в своих действиях, Соич размахнулся — оператор схватил его за руку и сильно дернул, Соич выхватил из кармана лучемет и направил его в бледное, отшатнувшееся лицо. Затем перешагнул через тело оператора и подошел к масляно поблескивающей установке.
Люди послушно разошлись по местам.
Несколько умелых команд Соича — и агрегат ожил. Там, внизу, под толстыми плитами защиты, споро и привычно готовился направленный ядерный взрыв — последний взрыв.
Стенки шахты вибрировали. Кажется, физически ощущалось огромное давление, которое выдерживали кессоны.
Неожиданно пол шахты дрогнул, затрясся. Слишком рано — до взрыва еще добрый десяток минут. Ствол шахты ярко засветился, будто вобрав в себя пыл развороченных земных недр.
Дохнуло нестерпимым жаром. На площадке стало светло, как днем. Люди в ужасе закричали.
— Вот она, фиалка! — покрыл вопли чей-то возглас. Этот возглас последнее, что зафиксировало сознание Ива Соича.
Гибель Акватауна и прибрежного поселка взбудоражили страну, Оппозиция докопалась, что задолго до трагических событий в редакцию самой влиятельной газеты пришло письмо, правда без подписи, в котором автор квалифицированно доказывал неустойчивость глубинной шахты, заложенной в Акватауне, на дне впадины.
Какая же сила заставила редактора спрятать письмо под сукно? Почему письму не был дан ход? Почему работы в Акватауне не только не были свернуты, но, наоборот, ускорены?
Оппозиция добилась расследования, результаты которого, однако, не были преданы гласности, что породило массу слухов и толков.
— Вы слышали о письме, в котором гибель Акватауна была предсказана за год до того, как город погиб? — спросила как-то Рина у Иманта Ардониса. Или это письмо — пустые россказни?
— Такое письмо было.
— Вы знаете точно?
— Совершенно точно.
— Как же с ним не посчитались? — возмутилась Рина.
Имант пожал плечами.
— Пора привыкнуть к таким вещам, — сказал он.
— Каким вещам? Гибели тысяч людей, которую даже не пытались предотвратить?
— Вы ошибаетесь. Я уверен, все меры были приняты. Ствол шахты укрепили, как только могли. Но любое новое дело требует риска.
— Да зачем он, риск?
— Не рискнешь — не выиграешь.
— Возможно вы и правы, Имант, — согласилась Рина. — Я чего-то не понимаю. Чего-то очень важного.
— Я и сам когда-то думал так же, как вы, — сказал Ардонис. — Переболел, как корью, верой во всеобщую справедливость.
— Знаете, что самое ужасное, Имант?
— Что?
— Ив Соич и остальные акватаунцы погибли точно в срок, указанный в письме.
Вдова Гуго Ленца давно рассталась с коттеджем — он оказался ей не по карману. Рина снимала крохотный номер во второразрядном отеле. Она подумывала о том, чтобы вернуться к прежней специальности, но найти работу медика было непросто. Можно было обратиться к Оре Дерви — Рина была уверена, что Ора ей не откажет. Однако Рина приберегала визит в клинику святого Варфоломея на самый крайний случай.
Из газет она покупала только «Шахматный вестник».
Из прежних знакомых виделась только с Имантом Ардонисом, и то изредка, раз и навсегда пресекши попытки к сближению. Их связывала, кажется, только память о Гуго. Они говорили о Ленце, как о живом, вспоминали его привычки, любимые словечки, шутки. Ардонис рассказывал Рине, как продвигается работа по расщеплению кварков.
Однажды, едва Имант ушел, а дверь Рины осторожно кто-то поскребся. «Кошка», — решила Рина и толкнула дверную ручку.
Перед ней стояла знакомая приземистая фигура.
— Робин, — прошептала Рина.
Да, это был Робин — без нагрудного знака, помятый и какой-то увядший.
— Проходи, — сказала Рина и заперла дверь. Сердце ее забилось.
Робин еле двигался, словно в замедленной съемке.
«Энергия кончается», — догадалась Рина.
— Мне осталось существовать тридцать минут, — подтвердил Роб ее догадку.
Рина знала, что с этим ничего не поделаешь.
Существуют шариковые ручки, которые выбрасывают, когда ласта кончается: ручки сконструированы так, что зарядить их снова невозможно.
Собратьев Робина выпускали по тому же принципу. Делалось это для того, чтобы робот в своем развитии не превзошел определенного уровня. Правда, тратить свой запас энергии робот мог по-разному. В среднем запас был рассчитан на 70 лет.
Стоя перед ней, Роб как бы застывал. Теперь он чем-то напоминал Рине Будду, статую которого они видели когда-то с Гуго в музее.
— Робин, кто убил доктора Ленца? — негромко спросила Рина.
— Я знал, что ты это спросишь. Потому я здесь, хотя добираться сюда было трудно, — сказал Робин. Покачнувшись, он произнес: — Доктора Ленца никто не убивал.
— Никто? — переспросила Рина.
— Никто. Он сам убил себя.
— Не понимаю…
— Вот, — сказал Робин, протягивая Рине истрепанную записную книжку. Она принадлежала доктору Ленцу. Посмотри. Потом я отвечу на твои вопросы. Только поспеши — у меня остается 20 минут.
Рина принялась лихорадочно листать страницы, исписанные знакомым почерком Гуго. Формулы… Идеи опытов… Отрывочные фразы…
Рина принялась лихорадочно листать страницы, исписанные знакомым почерком Гуго. Формулы… Идеи опытов… Отрывочные фразы…
«…Удивительный способ обуздания кварков. Проверю сегодня же. Если моя догадка правильна, на расщепление кварков потребуется энергии вдесятеро меньше, чем до сих пор думали все, в том числе и мой дорогой Имант.
Попробую ночью, не хочу откладывать. Стоит, право, не поспать ночь, чтобы увидеть, какую рожу скорчит утром Ардонис, моя правая рука, когда узнает результат».
Дальше следовало несколько строчек формул.
«Опыт крайне прост, никого не хочу пока посвящать в него. Тем более, что годится прежняя аппаратура. Рина спит… Решено, лечу…» Рина припомнила далекую апрельскую ночь, когда, проснувшись, она не застала Гуго и ждала его, волнуясь, до рассвета, обуреваемая тревожными мыслями. А потом, угадав приближение его орнитоптера, возвратилась в спальню, легла и притворилась спящей…
Так вот куда летал он! Неисправимый честолюбец, нетерпеливый, импульсивный Гуго.
В этом весь Гуго — опыты, научная истина были для него выше всего. Как эти записи не вяжутся с рассказами Иманта Ардониса о последних месяцах его совместной работы с Ленцем! Вообще-то Имант не очень любил распространяться на эту тему, но во время последней встречи с Риной обронил такую фразу:
— Гуго, до того как ушел из жизни, сумел кое-чего добиться.
— Да, Гуго очень много работал в последние дни, — подтвердила Рина.
— Я имею в виду другое, — сказал Имант. Помолчал и добавил: — Не знаю, чем Ленц прогневил автора письма, угрожавшего ему смертью в случае, если Гуго не выполнит его требования.
— Вы хотите сказать, что Гуго выполнил требования автора письма? — спросила Рина.
— Увы, даже перевыполнил, — вздохнул Имант. — Он столько напутал в последних экспериментах, или, говоря языком письма, так ловко зашвырнул ключи, что мы до сих пор и следа от них никак не отыщем.
Рина медленно опустила записную книжку.
Робин не шевелился.
— Ты все письма разослал? — спросила Рина.
— Нет.
— Почему?
— Энергия кончилась.
— Где остальные письма?
Вместо ответа Робин распахнул на груди дверцу, на пол упала толстая пачка писем. Рина наугад подняла одно. «Рине Ленц», — тихо повторила она адрес, четко отпечатанный на конверте.
Прочесть письмо, адресованное ей Гуго, Рина не успела — Робин с грохотом упал на пол. Это был конец.
Рина опустилась на стул, закрыла глаза.
Что пишет ей Гуго? Что требует от нее? Грозит ли смертью, как всем остальным «фиалочникам»? Но разве она в силах переделать этот несчастный мир?
Наконец, решившись, Рина вскрыла письмо. Ей показалось, что письму чего-то не достает. Фиалки в конверте не было! Она машинально потрясла пакет, но оттуда ничего не выпало. Письмо было большим. Рина долго читала его, еще дольше перечитывала. Все, с чем она успела свыкнуться, рушилось. Трудно было осознать это, но нужно было действовать, действовать! Письмо, адресованное ей, Рина должна была получить еще не скоро — счастье, что у Робина так быстро иссякла энергия, и он вернулся к ней перед гибелью.
Спрятав письмо в сумочку, Рина решительно поднялась, перешагнула через распростертого Робина. Теперь она знала, что нужно делать. Прежде всего как можно быстрее разыскать Иманта Ардониса. Когда они виделись? Да, третьего дня… И Имант еще не успел… Не успел…
Последние мысли Рина додумывала уже на ходу. С того момента, как она приняла решение действовать, время необычно уплотнилось. Ей казалось, что и лента эскалатора еле ползет, и пассажиры движутся, как сонные мухи, и вагон подземки приклеился к перрону и никогда от него не оторвется… Наконец салон дрогнул, качнулся, и поезд принялся быстро набирать скорость. За стеклами замелькали убегающие назад сигнальные огни — вскоре они слились в несколько сплошных линий.
Рина поймала на себе внимательный взгляд. Она медленно повернула голову. У самого выхода сидел молодой человек. Перехватив ее взгляд, он поспешно уткнулся в газету. Да, это он вскочил вслед за ней на самую быструю ленту тротуара, бегущую мимо гостиницы, в которой жила Рина. Похоже, что это он, старательно отворачивая лицо, спешил за ней, когда Рина протискивалась в вагон. Молодчик из ведомства Арно Кампа. Ну и шут с ним — и с молодчиком, и с ведомством. Какое все это может иметь сейчас значение?
Поезд плавно покачивало на поворотах. Рина откинулась на спинку и закрыла глаза. По крайней мере пятнадцать минут можно спокойно подремать. Нет, какая уж тут дрема! В голове теснились фразы из последнего письма Гуго. И потом нужно обдумать предстоящий разговор с Имантом.
Покинув Ядерный центр, Имант Ардонис ожидал встретить кого угодно, только не Рину. Да, это она. Имант поспешно вынырнул из потока сотрудников и подошел к афишной тумбе, которую изучала Рина.
— Здравствуйте, Имант, — сказала Рина и взяла Ардониса под руку. Молодой человек с газетой, сложенной трубочкой, медленно двинулся за ними следом.
— Ради бога, придумайте что-нибудь, чтобы отвязаться от этого типа, прошептала Рина, прижавшись к Иманту. — Хотя бы на несколько минут.
— Какого типа?
— Только не оборачивайтесь сразу. Он за нами идет, с газетой.
Болтая о пустяках, они вышли в городской сад и двинулись к площадке аттракционов. У панорамного колеса стояла очередь, Детишки толкались, весело кричали, перекликались. Пожилая билетерша — единственное живое существо в этом механическом царстве развлекательной техники, — пропустила их к освободившейся двухместной кабине.
Только пристегнувшись ремнем к сиденью, Рина вполне оценила идею Иманта: здесь по крайней мере они могли поговорить свободно.
Человек с газетой остался внизу — впрочем, он не спускал с них глаз.
Кабина поплыла кверху, из динамика полилась разухабистая музыка. Рина посмотрела вниз. Соглядатай, видимо, размышлял, что же делать дальше. Приняв решение, он спустился на садовую скамейку и развернул газету. В конце концов он не нарушил инструкцию: ему поручено не спускать глаз с вдовы Ленца, что он и выполняет неукоснительно. А то, что она решила немного пофлиртовать с этим сумрачным красавцем, бывшим заместителем Ленца… Наверно, все женщины таковы.
Они успели подняться довольно высоко, когда молодой человек с газетой решил пойти в бар погреться. Перед ними раскинулась бесконечная панорама города-спрута, города-левиафана, всепоглощающего мегаполиса, громоздящего в небо бесчисленные этажи зданий.
— Я получила письмо от Гуго, — произнесла Рина, коротко рассказала о Робине и протянула Иманту пакет.
Пока Имант читал, Рина следила за выражением его лица. Имант читал жадно, залпом глотая страницы. Медленно вращающееся колесо успело сделать почти полный оборот. В воздухе висел ребячий гомон. Из соседней кабины, нависшей над ними, кто-то, шаля, бросил цветок. На колени Рины кружась упала огненная настурция — хрупкий гонец осени.
Имант опустил руку с письмом.
— Спасибо, Рина, — произнес он, — за то, что верите мне.
— Я не опоздала?
— Не знаю, Рина. Еще не знаю. Лучше, если бы Робин пришел вчера.
— Неужели поздно?
— Сегодня утром были получены первые обнадеживающие результаты. Мы на подступах к тому, чего сумел достичь Гуго…
Они помолчали.
— Я давно подозревал, что Гуго удалось расщепить кварки, — сказал Имант, — но у меня не было доказательств. И потом, все поведение гугенота… Простите! — смешался Имант.
— Гуго любил эту кличку. И мне она нравилась, — сказала Рина, вертя в пальцах настурцию.
Итак, в ту памятную ночь, когда произошел взрыв, Гуго Ленцу удалось расщепить кварки. Впервые в истории человечества был сделан шаг в глубины микромира, доселе неведомые. Установка взорвалась, и Гуго, как это видно из письма, подвергся облучению. Но на него обрушились не обычные жесткие рентгеновские гамма-кванты, вызывающие лучевую болезнь. Медики научились бороться с нею. Это было, как догадался Ленц, нейтринное излучение. Как известно, современные физические приборы не улавливают нейтрино, мельчайшие частички, лишенные электрического заряда. Эти легчайшие частицы, названные нейтрино с легкой руки Энрико Ферми, пронизывают толщу земного шара так же легко, как луч света — тончайшую прозрачную пленку.
Чуткая Люсинда, с которой доктор Ленц общался много лет, неплохо изучила Гуго — от его умственного потенциала и до структуры нервных клеток. Потому Люсинда сумела решить необычную задачу, поставленную перед нею Ленцем. Используя вариационно-прогностические методы, она вычислила время жизни Ленца, определила отрезок времени, который остался Гуго после взрыва установки и нейтринного облучения. При этом, конечно, предполагалось, что Ленц не будет предпринимать никаких попыток к лечению и вообще будет вести себя, как лодка, отдавшаяся на волю волн.